Повествование неудачника

Чингиз Абдуллаев, 2012

Сотрудник инвестиционной компании Илья Некрасов и не подозревал, что он – всего лишь подставная фигура в крупной сделке между руководством компании и марокканскими наркодельцами. Мало того – кто-то «сливает» информацию о сделке сотрудникам ФСБ. В любую минуту Некрасов может быть арестован. Тогда начальство использует Некрасова «вслепую» и в качестве подсадной утки отправляет его к наркоторговцам. Об этом знают всего несколько человек, и тот, кто сдаст Некрасова, – и есть «крот». Судьба и раньше не скупилась на неприятности, но теперь Илья буквально балансирует на грани жизни и смерти…

Глава 4

На этот раз Леонид Дмитриевич Кудлин приехал к Рашковскому на дачу. Они сидели на веранде в удобных креслах-качалках. Рядом работал магнитофон с записями песен в исполнении Валерия Меладзе, которые так нравились хозяину дачи. На кухне повар готовил еду, вокруг дома дежурило сразу четверо охранников. Рашковский был в джинсах и темной спортивной майке навыпуск. Он вообще умудрялся сохранять достаточно подтянутую фигуру, несмотря на свой возраст. Кудлин приехал в светлом костюме. Темно-голубой галстук и голубой платок в нагрудном кармане дополняли облик. Несмотря на раннюю весну, было достаточно тепло, и он позволил себе расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, немного ослабив узел галстука. У ног Рашковского лежала породистая кавказская овчарка, смотревшая на гостя умными блестящими глазами.

— Есть новости? — поинтересовался Рашковский.

— Да. Из Испании, Леонас передал через жену. Она полетела к нему и добилась, чтобы им разрешили свидание. Он считает, что его уже ждали, поэтому и взяли во время встречи с представителем марокканцев. Но тот все отрицает, и Леонас тоже ничего не собирается говорить. Адвокат у него испанец; он заверил супругу Леонаса, что против ее мужа нет никаких фактов.

— Хорошо. И все же, выходит, мы были правы. Его там ждали.

— Да. Как и нашего Реваза. Его арестовали прямо в аэропорту. Пока он проходит как обвиняемый по другим делам и ему никто не говорит о предстоящей встрече в Испании. Но взяли его, когда он садился в самолет, вылетавший в Барселону.

— Здесь все понятно. В обоих случаях они знали о наших посланцах. Ты проанализировал ситуацию. Кто еще, кроме нас двоих, мог знать о них? Только не говори, что мой повар или мой водитель. Я при людях вообще о делах не говорю, а твоя бдительность иногда выглядит просто смешной.

— Я стараюсь для нас обоих, — сказал Кудлин, — но мы действительно проверили всю цепочку. О наших переговорах могли знать еще двое, один из которых тесно связан с Ревазом.

— Кто?

— Гиви Челанишвили. Хорек, как его обычно называют. Он много лет работал вместе с Ревазом, мог знать о том, куда и зачем тот едет. И самое главное, что до этого у них произошла ссора, о которой многие в Москве уже знали.

— Предположим, — согласился Рашковский, — предположим, что он знал Реваза и выдал его. Но он не мог знать про Леонаса. Тогда кто выдал Леонаса?

— Есть еще один человек, — торжествующе сообщил Кудлин, — это хромой Джамал.

— Джамал, — задумчиво повторил Рашковский, — мы о нем даже не вспоминали.

— Он вывел нас на марокканцев, он предложил эту сделку, — напомнил Кудлин, — и был очень недоволен своими процентами, о чем говорил и тебе, и мне, считая, что мы обошлись с ним не совсем по-товарищески. Когда отправляли Реваза, он лично его инструктировал, а когда поехал Леонас, он не знал, кто именно будет, но знал, что поехал второй посланец. Ведь инструкции Леонасу давал я. Поэтому того взяли не на границе, как могло быть, если бы предатель знал имя и фамилию нашего гостя, а прямо во время встречи с марокканцем. Между прочим, это мое алиби, я ведь знал точно весь маршрут Леонаса. — С видом победителя он посмотрел на Рашковского.

— И ты не мог об этом раньше вспомнить? — нахмурился Валентин Давидович.

— Мне казалось это просто невероятным — ведь Джамал должен был получить в ходе сделки большие деньги. Но, видимо, чувство обиды и уязвленная гордость оказались сильнее. У этих кавказцев гипертрофированное чувство самолюбия.

— Не забывай, у меня бабушка грузинка, — заметил Рашковский.

— А у меня бабушка осетинка, — усмехнулся Кудлин, — и я помню, что мы оба из Тифлиса. Только наши гордые родословные тут ни при чем. Ты сам прекрасно знаешь, что для кавказского мужчины оскорбленное самолюбие дороже любых денег. Если это был Джамал, тогда все сходится.

— Удавлю его, как котенка, — сжал руку в кулаке Рашковский.

Собака, уловив его движение, подняла голову.

— Ничего, ничего, — погладил животное Валентин Давидович, — успокойся, все нормально.

— Пока мы ничего не знаем, — продолжил Кудлин, — но обязаны все узнать и проверить.

— Ага. Послать третьего, четвертого, пятого, пока наконец они все не начнут давать против нас показания? — зло спросил Валентин Давидович.

— Нет. Не нужно доводить до крайностей. Надо подготовить и послать человека, который будет в курсе наших дел. Новичок, из которого вообще ничего нельзя выжать. Такой «попка-дурак», «обманка», к которой будет приковано внимание возможных соперников, друзей и правоохранительных органов. Если пройдет благополучно, значит, все в порядке. Ели возьмут, значит, это кто-то из наших. Джамалу и Гиви мы ничего говорить не будем. Может быть, «крот» завелся у наших марокканских друзей.

— Интересно, — немного подумав, согласился Рашковский, — и где ты собираешься искать этого «попку-дурака»? Чтобы он, с одной стороны, был достаточно умным, чтобы все проверить на месте, а с другой — достаточно глупым, чтобы ничего не узнавать и не расспрашивать. Где ты возьмешь такого?

— Найду, — уверенно заявил Кудлин. — Самое важное — определиться со стратегией. Он не знает, от кого туда едет, и о его визите не должен знать никто, кроме нас двоих. Благополучно выйдет на связь с марокканцами, значит, все в порядке. Потом, когда вернется, можно уже решать, что именно с ним делать — окажется достаточно сообразительным, оставим у нас, не понравится, уберем. Окажется болтуном — себе дороже, а если дураком — значит, повезло.

— Нам или ему? — уточнил Рашковский.

— Всем, — быстро ответил Кудлин.

— И это должен быть человек со стороны, — напомнил Валентин Давидович, — чтобы не имел никакого отношения к нашей компании, никакой связи с нами.

— Конечно. Я об этом тоже подумал. Но этого мало… Нужно подготовить еще двоих таких дурачков, наших посланцев к марокканцам — одного для Гиви, другого для Джамала — и найти способ сообщить обоим об этих гостях. Кого возьмут на границе или во время встречи, тот и поможет нам вычислить возможного иуду.

— Хорошо, — кивнул Рашковский, — мне твой план понравился. А может, еще кто-то мог узнать?

— Я все проверил, — заверил его Кудлин, — больше просто некому. Это не такие поставки, чтобы писать о них в газетах или снимать репортажи для телевидения. Марокканцы тоже не дураки, они рискуют не меньше нашего. Ведь пока товар у них, они не получают никаких денег. Что им делать с такой массой товара? У них начнутся проблемы, если мы откажемся от поставок. Не так просто найти в сегодняшней Европе людей, готовых заплатить наличными больше двадцати миллионов долларов.

— Не нужно о деньгах, — оглянулся по сторонам Рашковский.

— А еще говоришь, что моя подозрительность выглядит смешной, — улыбнулся Кудлин. — В общем, не беспокойся, я все продумал. Первый посланец будет направлен к марокканцам, и о нем будем знать только мы двое и человек, который с ним будет разговаривать. Этого человека мы тоже должны выбрать и проинструктировать. Затем — два других посланца. Ими может стать кто угодно, даже обычные туристы. Находим двоих подходящих людей, которым оплачиваем недельный отдых в Барселоне, и отправляем разными самолетами в Испанию, а заодно устанавливаем за ними наблюдение. Таким образом, все и выясним.

— Ты только не учел, что в Интерполе тоже сидят не дураки. А если они вычислят нашу игру? Им ведь не нужны наши посланцы, им нужен марокканский товар. Тем более что ни один из прежних «гостей» никаких показаний давать не намерен. Значит, нужно задержать с поличным. Я бы устроил им «театральный сезон»…

— В каком смысле?

— Нужно купить несколько мешков сахара и попросить привезти нашего возможного связного к условленному месту, чтобы он проверил качество этого сахара. Представляю лица сотрудников Интерпола, когда они поймут, как именно их обманули. Еще ни одного человека не арестовывали за покупку нескольких мешков сахара.

— Хочешь разозлить Интерпол?

— Хочу, — кивнул Кудлин. — Не люблю проигрывать. Попытаюсь взять реванш хотя бы таким необычным способом.

— Действуй, — согласился Рашковский, — и учти, что я через два дня улетаю к Оксане в Лондон. — Оксана Савчук была его второй женой.

— Она давно там?

— Уже неделю, как раз в среду улетела. А до этого приезжала к нам месяца два назад.

— Два месяца назад, — повторил Кудлин, несколько растерянно глядя на своего собеседника.

— Да, два месяца… — Вдруг Рашковский увидел выражение лица своего советника и осекся: — О чем ты подумал?

— Да, — кивнул Кудлин, — и ты тоже об этом подумал.

— С ума сошел, — неуверенно пробормотал Рашковский, — совсем чокнулся от своей шизофренической подозрительности.

— Два месяца назад, — упрямо повторил Кудлин, — мы как раз планировали отъезд Реваза. А две недели назад говорили об отправке Леонаса.

Рашковский замер. Он протянул руку, взял рюмку с коньяком, залпом выпил и неожиданно закашлялся. Кудлин поднялся и несколько раз хлопнул своего патрона по спине. Собака тут же вскочила и зарычала на гостя, осмелившегося ударить ее хозяина. Рашковский сделал ей знак рукой, чтобы она успокоилась.

— Ненавижу тебя, — наконец выдавил он, обращаясь к гостю. — Скоро начнем подозревать наших детей и даже наших собак. Ты считаешь, что на нее надели «жучок», чтобы слушать наши разговоры?

— Очень может быть, — меланхолично заметил Кудлин, усаживаясь на свое место.

— Хватит! — резко проговорил Рашковский. — Давай на этом закончим. Я доверяю своей жене, к тому же никогда не посвящаю в свои дела. И ты об этом прекрасно знаешь.

— Но она могла слышать…

— И побежала с заявлением в ФСБ? Зачем мне тогда такая сука в собственном доме? Не-ужели ты действительно думаешь, что Оксана могла это сделать! Она ведь неглупая женщина и знает, что я не ангел; но сдавать своего мужа, отца своего сына, на котором держится ее благосостояние и обеспеченная жизнь, по меньшей мере глупо. Тебе так не кажется?

— Предают только свои, — протянул Кудлин, — ты ведь тоже об этом всегда напоминаешь.

— Но не в этом случае, — отрезал Рашковский. — Давай заканчивать эту глупую дискуссию. Если все сделаем правильно, то уже через несколько дней будем точно знать, кто нас сдает и кому мы должны быть благодарны за эти «подарки».

— Узнаем, — пообещал Кудлин. — Остается только уточнить, кто будет беседовать с нашим «попкой».

— Ты сначала найди его, а потом мы найдем и нашего человека, — добродушно произнес Рашковский, поглаживая собаку. Она действовала на него благотворно. Было заметно, что и ей нравится его ласка.

— Это важный вопрос, — возразил Кудлин. — Должен быть человек, которому мы верим на все сто процентов. Чтобы, в случае ареста нашего «попки», он наверняка нас не выдал.

— Где я тебе найду человека, которому могу верить на сто процентов, — поинтересовался Рашковский, — если мы друг другу не верим на сто процентов? А еще ты готов подозревать даже мою супругу.

Кудлин оглянулся, словно опасаясь, что его услышат, и тихо проговорил:

— У меня есть одна кандидатура.

— Интересно, — неприятно поразился Рашковский. — Значит, ты знаешь человека, которому я могу доверять на сто процентов? И этот человек не ты, не моя жена и наверняка не мой сын. Может, тогда поделишься секретом, кто это такой? Кому я могу так верить? И кто в случае ареста будет молчать на допросах и не выдаст меня ни при каких обстоятельствах? Не-ужели у тебя действительно есть такая кандидатура?

— Есть, — сказал Кудлин. — Твой начальник охраны. Акпер Иманов.

Рашковский молча налил себе еще одну рюмку коньяка и медленно выпил.

— Красиво, — наконец изрек он, — очень красиво. Я об этом даже не думал. Конечно, Иманов — подходящая кандидатура. Меня он не выдаст, и я ему почти абсолютно доверяю. Доверяю не только свою жизнь, но и жизни моих близких. Очень неплохо. Только учти, что, если твоего «попку-дурака» арестуют, потом возьмут Иманова, все подозрения все равно падут на меня. Он ведь мой начальник охраны.

— Это необязательно. Он занимался своими делишками, не ставя нас в известность, — возразил Кудлин, — просто подвел тебя, воспользовавшись твоим доверием и хорошим к нему отношением.

— Ты что, ревнуешь его ко мне?

— Надеюсь, что нет, не мой уровень. Просто излагаю возможное развитие ситуации. Если его арестуют, ты всегда можешь от него отречься.

— Послушай, Леонид, у тебя есть совесть? — ошеломленно спросил Рашковский.

— Я предлагаю свой план, чтобы спасти твою задницу, — разозлился Кудлин, — а ты читаешь мне моральные сентенции.

Собака подняла голову и громко залаяла.

— Успокойся, успокойся, — снова погладил ее Рашковский. — Ладно, — уже примирительно сказал он, — делай, что хочешь. Сам и будешь отвечать за свой дикий план.

— Договорились. — Кудлин поднялся, поправляя галстук и застегивая верхнюю пуговицу. — Я тебе позвоню, как только отыщу нужного «попку». Сразу позвоню, чтобы тебя обрадовать.

Он ушел, а Рашковский еще долго сидел в одиночестве, размышляя над этой беседой. Его беспокойство постепенно передавалось собаке, которая вскочила и начала бегать кругами вокруг его кресла.