Тайна Эдвина Друда. В переводе Свена Карстена, с окончанием и комментариями

Чарльз Диккенс

«Тайна Эдвина Друда» – в чём она? Только ли в судьбе юноши, таинственно пропавшего незадолго до получения богатого наследства и брака с прекрасной Розой Буттон? Или её знает скрытный и мстительный дядюшка Джаспер – наркоман, таящий страсть к невесте племянника? А может, что-то известно его врагу и сопернику Невилу, «злобному индийскому дикарю»? Смогут ли разобраться в загадке инспектор Портерс и отставной агент Дэчери, взявшиеся за это дело? Узнайте полную разгадку Тайны – впервые за 150 лет!

Глава X.

Спрямление пути

— Мне кажется, мамочка, что ты слегка несправедлива к мистеру Невилу, — сказал как-то за завтраком младший каноник своей матушке.

— Нет, я так не думаю, — возразила старая леди.

— Может быть, нам обсудить это, дорогая моя?

— Ты напрасно полагаешь, мальчик мой, что я не хочу это обсуждать, — тут голос миссис Криспаркл слегка задрожал, так же как и её чайная чашка. — Я всегда готова к любой дискуссии. Но не думай, пожалуйста, что твои доводы способны меня переубедить.

— Вот и славно, мамочка, — примирительно сказал её сын. — Ничего не может быть лучше готовности к дискуссии. Просто я хочу тебе сказать, что во время того прискорбного случая мистер Невил потому так вышел из себя, что был на это спровоцирован.

— А ещё и не трезв! — добавила старая леди.

— Да, и это тоже. Хотя, думаю, там оба молодых человека были примерно в одинаковом состоянии.

— А я так не думаю, Септимус!

— Почему же, мамочка?

— Потому что не думаю, и всё! — заявила старая леди. — Но я по-прежнему, как ты видишь, готова к дискуссии.

— Но, мамочка, мы не сможем дискутировать, если ты будешь всё время придерживаться только обвинительной линии…

— Не надо меня за это стыдить! Лучше пусть твой мистер Невил этого стыдится! — сказала старая леди с поистине королевским достоинством.

— Дорогая моя! Он-то тут при чём?!

— При том! Он здесь при том, что он пришёл напившись, чем сильнейшим образом дискредитировал мой дом! И ещё унизил нас при этом!

— Не буду отрицать, мамочка. Но это было тогда, а сегодня он весьма об этом сожалеет.

— А я сожалею, что ты попытался от меня всё скрыть, Септимус! Если бы мистер Джаспер не подошёл ко мне на другой день в церкви и не рассказал, какие ужасы тут творились, я бы так ничего и не узнала.

— Просто я полагал, мамочка, что тебя такими вещами лучше не беспокоить. Собственно, я и Джаспера хотел попросить о том же, но опоздал — он тебе уже проговорился.

— Именно что опоздал! Мистер Джаспер стоял весь бледный, когда рассказывал, чему был свидетелем в собственном доме!⁶⁵

— Мамочка, я только одно хочу сказать: если я что-то и хотел утаить от тебя, то только в твоих же интересах и для твоего же спокойствия. А так же в интересах обоих молодых людей и в интересах дела — то есть исполнения моего долга так, как я его понимаю.

Миссис Криспаркл тотчас отложила салфетку, встала со своего места, обошла стол и крепко поцеловала своего дорогого и любимого сына.

— Никогда, дорогой мой, никогда я в этом и не сомневалась!

— Однако, мамочка, в городе начались разговоры, — сказал младший каноник, когда старая леди снова вернулась к завтраку. — Можно сказать, ситуация вышла из-под контроля.

— А я тогда ещё сказала, что я плохого мнения о мистере Невиле, — тряхнула буклями старая леди. — Я и сейчас своего мнения не переменила. И я ещё тогда сказала, да и сейчас повторю, что я не думаю, что мистер Невил изменится к лучшему.

— Мне грустно это слышать, мамочка…

— Ещё более грустно мне это говорить, Септимус! — вставила старая леди, подливая сыну ещё чая. — Но тут уж ничего не поделать.

— Мне грустно слышать это потому, что Невил с той поры исключительно прилежен и внимателен в учёбе и уже далеко продвинулся в предметах. И к тому же — полагаю, я имею право это сказать — он очень расположен ко мне.

— Это его совсем не извиняет, — тут же возразила старая леди. — А если он считает иначе, то он просто хвастун!

— Но, мамочка, это говорю я, а не он!

— Может быть и так, — упорствовала старая леди, — но это ничего не меняет. Значит, он ещё и скрытный.

Во взгляде, которым младший каноник наградил свою матушку не было и тени раздражения, а только слегка юмористическое понимание того факта, что его любимая Фарфоровая Пастушка всё-таки не совсем предназначена для того, чтобы вести аргументированные дискуссии.

— И кроме того, Септимус, — продолжала миссис Криспаркл, — кем бы этот мальчишка был без своей сестры? Вспомни, какое влияние она на него имеет, вспомни о её способностях и талантах. Ты же знаешь, что всё, что ты преподаёшь Невилу, она растолковывает ему ещё раз. Учитывай ещё и это, когда хвалишь Невила — и много ли тогда останется на его долю?

Эти простые слова заставили младшего каноника задуматься. Он вспомнил вдруг, как часто он встречал брата и сестру прогуливающимися вместе — иногда в утренние часы, иногда на закате — и всегда разговор вела Елена, а брат лишь слушал её и кивал. Он подумал, что уже неоднократно его посещало такое чувство, будто обучая одного, он на самом деле учит двоих; и что он сам того не сознавая, строит свои занятия так, чтобы материал был понятен им обоим. На память ему пришёл и тот разговор, в котором он участвовал при посещении «Приюта Монахинь» — тогда речь шла об Елене, о том, как смело и безоглядно доверилась она Розовому Бутончику и как училась у неё всему, чему могла. Он осознал, что совершенно ошибочно считал Елену чересчур гордой и властной, что она много лучше его представления о ней. И он удивился, поняв, что всего за пару недель Елена и Невил стали неотъемлемой — и значительной! — частью его жизни.

Вечером того же дня преподобный Септимус, отслужив вечерню в холодном и гулком соборе, решил порадовать себя последними лучами заходящего солнца на холме над рекой — там у него был любимый уголок среди монастырских развалин, с которого открывался восхитительный вид, при этом местечко было хорошо защищено от ветра фрагментом древней стены. Взбежав на холм в хорошем темпе (и нисколько при том не запыхавшись), он остановился в нескольких шагах перед обрывом и оглядел реку. Клойстергэм располагался неподалёку от моря, и часто приливом в реку заносило немало морских водорослей, которые кучами гнили потом вдоль берегов. Этим вечером их было тоже достаточно — их бурая и тёмно-зеленая бахрома висела на иззубренных камнях и плотной пеленой укутывала притопленные стволы и ветки свалившихся в реку деревьев. По водорослям и прибрежному песку разгуливали крикливые чайки, что обещало ветреную ночь. Рыбацкие баркасы возвращались с моря, сворачивая коричневые просоленные паруса и укрываясь от приближающегося шторма в бухточках на обоих берегах реки. Внизу под обрывом, на котором стоял мистер Криспаркл, жителями городка была протоптана тропинка для прогулок, и на ней младший каноник вдруг заметил две фигуры, в которых он не без удовольствия узнал Невила и Елену Ландлесс. Какое совпадение! Весь день он думал о них — и вот теперь встретил, и снова вместе! Без промедления мистер Криспаркл начал спуск по едва приметной тропе вдоль обрыва, по которой иному альпинисту пройти было бы опасно и при свете дня. Но мистер Криспаркл был отменным спортсменом, да и знал на этой тропе каждый камушек и древесный корень, поэтому не прошло и минуты, как он уже стоял внизу.

— Холодный вечерок, мисс Ландлесс, не правда ли? Не слишком ли ветрено здесь для Вашей обычной прогулки с братом? Особенно на закате, когда ветер гонит волну с моря?

Нет, Елена так не думала. Она любила тут гулять — ведь тут было так уединённо!

— Пожалуй, даже слишком уединённо, — рассмеялся младший каноник, подходя ближе. — Хотя эта тропа должна быть прекрасным местечком для тех, кто ищет именно уединения. Простите, что помешал вам. Мистер Невил, что я хотел спросить… Вы ведь рассказываете Вашей сестре без утайки всё, о чем мы говорим с Вами вдвоём?

— Абсолютно всё, сэр.

— То есть Ваша сестра в курсе того, что я Вам неоднократно предлагал? А именно найти какой-нибудь способ извиниться за тот прискорбный случай, произошедший в ночь Вашего прибытия в Клойстергэм?

— Да, — ответила за брата Елена.

— Я называю этот случай прискорбным, мисс Елена, — объяснил младший каноник, — прежде всего потому, что он вызвал в горожанах предубеждение против Невила. Теперь в глазах всего города он — юноша с неконтролируемым и бешеным темпераментом, опасный и вспыльчивый. Дикарь, которого следует избегать.

— Да, так его и называют, бедняжку, — ответила Елена, бросив на брата взгляд, в котором смешались и сострадание, и гордость за него. — Вот и Вы это тоже подтверждаете. Но мы не только слышим это, мы ещё и ощущаем на себе всю тяжесть этого предубеждения, ощущаем каждый день и час.

— Именно поэтому, — продолжал младший каноник мягко, но настойчиво, — мне представляется необходимым это положение как-нибудь исправить. Конечно, со временем горожане сами бы разобрались, что ошиблись в Невиле. Но насколько лучше было бы не ждать долго, а что-нибудь сделать для этого прямо сейчас! Особенно потому, что Невил ведь и в самом деле был не прав.

— Его спровоцировали, — жёстко ответила Елена.

— Но он охотно поддался на эту провокацию, — возразил младший каноник.

Несколько шагов они прошли в молчании, затем Елена посмотрела на младшего каноника с упрёком и сказала:

— Ах, мистер Криспаркл, неужели Вы желаете, чтобы мой Невил с извинениями бросился в ноги этому молодому Друду, или хуже того — этому Джасперу, который позорит Невила на каждом углу и распускает про него слухи? Я не верю, чтобы такое могло быть Вашим желанием! Вы и сами бы так не поступили, окажись Вы на его месте.

— Я уже говорил мистеру Криспарклу, Елена, — вступился за учителя Невил, — что извинился бы, но только от чистого сердца. Но пока что я такого чистосердечия в себе не чувствую, потому и не могу просить прощения. Я мог бы, конечно, притвориться, но мне противна даже сама мысль о таком! И ещё — мистер Криспаркл никогда не оказался бы на моём месте, поскольку он никогда не поступил бы так, как поступил я!

— Ну хорошо, простите меня тогда за такое сравнение, — сказала Елена.

— Вот видите, вы оба в душе согласны, что Невил был не прав, — попытался мягко направить разговор в нужное русло мистер Криспаркл. — Почему бы не сделать следующий шаг и не признать это перед другими людьми открыто?

— Но ведь есть же разница, перед кем это признавать, — с лёгкой запинкой сказала Елена, — перед честным человеком, или перед низким и порочным?

Прежде чем преподобный Септимус нашёлся что ответить, вмешался Невил:

— Прошу тебя, сестра, помоги мне объяснить мистеру Криспарклу, что я не могу сделать первый шаг, пока не изменюсь сам, и не могу просить прощения, пока сам не прощу. Всё иное будет ложью и притворством. А правда состоит в том, что я и сегодня всякий раз задыхаюсь от гнева, стоит мне только вспомнить события той ночи.

— Невил, — строго упрекнул его младший каноник, — Вы опять сжимаете кулаки. Я же просил Вас больше так не делать.

— Извините, сэр, это было непроизвольно. И это только доказывает, как сильна до сих пор моя обида.

— А я-то надеялся на лучшее, — заметил на это мистер Криспаркл.

— По крайней мере, сэр, я Вам не лгу. Вероятно, придёт время, когда Ваше благотворное влияние на меня — наверное, самого трудного из Ваших учеников — достигнет своей цели. Но пока это время не наступило. Ведь так же, Елена? Ты же можешь подтвердить, что я стараюсь, что я борюсь со своим характером, но ничего у меня не выходит?

— Да, это так, — подтвердила Елена, не сводя с мистера Криспаркла своих чёрных цыганских глаз.

— Я хотел бы Вам кое в чём признаться, сэр, — неуверенно продолжил Невил, и Елена подбодрила его лёгким кивком. — Я давно хотел Вам это сказать, да только боялся показаться смешным. А теперь присутствие моей сестры поддерживает меня, и вот что я хочу сказать… Я настолько преклоняюсь перед мисс Буттон, сэр, настолько боготворю её, что мне глубоко оскорбительно видеть то высокомерие и безразличие, которое проявляет к ней молодой Друд. И даже если бы он не оскорбил меня, сэр, то я точно так оскорбился бы и сам — за мисс Буттон!

Мистер Криспаркл перевёл изумлённый взгляд с брата на сестру и прочитал в её взоре полное подтверждение сказанному и немую мольбу о совете.

— Мистер Невил, — резко ответил младший каноник, — эта юная леди — есть чужая невеста. И скоро она станет Эдвину Друду законною женою. Поэтому всё Ваше перед нею преклонение — особенно если оно такого свойства, в каком Вы хотите меня уверить — оно направлено совершенно не по адресу! Тем более не по адресу направлены и Ваши претензии к её жениху и защитнику, мистеру Друду. Я нахожу чудовищным, что Вы имеете дерзость противопоставлять себя её наречённому и избранному мужу! Я так же до глубины души удивлён, мистер Невил, что Ваша сестра, будучи при том ещё и близкой подругой мисс Буттон, не заставила Вас свернуть с этого безрассудного и даже преступного пути!

— Она пыталась, сэр, да только ничего у неё не вышло. Жених он для мисс Буттон или не жених, но у него нет и сотой доли того чувства, которое я ощущаю к этой прекрасной юной леди. Он относится к ней как к кукле, как к игрушке! Он не способен её любить, он не достоин её! Не женой она станет ему, как Вы говорите, а жертвой! А я люблю её… А его ненавижу! Да, ненавижу и презираю!

Встревоженная его страстным монологом, Елена шагнула к раскрасневшемуся и яростно жестикулирующему брату, мягко приобняла его за плечи и успокаивающе проговорила: «Невил, Невил!» Внезапно осознав, что он опять не справился со своим бешеным темпераментом, Невил спрятал лицо в ладонях и отвернулся с видом несчастным и полным раскаяния.

Младший каноник прошёл несколько шагов в молчании, раздумывая — как бы попонятнее сформулировать и донести до Невила те мысли, те слова, которые он обязан был высказать.

— Мистер Невил, мистер Невил… После того, что я здесь только что узнал… и учитывая ещё то, что Вы живёте под моей крышей… я не могу допустить, чтобы примирение между Вами и мистером Друдом откладывалось дальше. Пусть Вы всё время и говорите, что у Вас взрывной и злобный характер, но я могу Вас уверить, что это не так — характер у Вас добрый и открытый, поверьте мне. Я точно знаю, что я могу положиться и на Вас, и на Ваш характер. Поэтому обдумав всё и выслушав ещё и Вашу сестру, я должен согласиться с Вами — часть вины за произошедшее лежит и на молодом Друде. Более того — я согласен и с тем, чтобы мистер Эдвин сделал к примирению первый шаг. Но и Вас я прошу пообещать мне честным словом христианина и джентльмена, что с Вашей стороны эта ссора будет закончена раз и навсегда. Что будет у Вас на сердце, когда Вы протянете вашему противнику руку дружбы, то будет, конечно же, известно только Господу и Вам… Но я предупреждаю Вас, что любой обман и притворство будут здесь губительны. И последнее: всё то, что Вы сейчас доверили мне, всё это должно остаться известным только нам троим! Больше никому ни слова, понимаете меня?

— Только нам троим и никому более! — понизив голос, подтвердила Елена.

— Вы же ещё не рассказали это Вашей подруге, молодой леди?

— О Боже! Нет-нет…

— Тогда и Вы пообещайте мне, мистер Невил, никогда никому не открывать этих Ваших чувств. А ещё лучше — попытайтесь излечиться от них. Я мог бы сказать Вам, что всё это преходяще, что Ваша любовь есть только минутное увлечение, что в Вашем возрасте чувства приходят и уходят, но я не стану этого делать. Вряд ли Вы меня поймёте сейчас и вряд ли Вы в таком состоянии мне поверите.

Во время этих его слов Невил два-три раза открывал уже было рот, чтобы возразить, но всякий раз сдерживался.

— Теперь я оставлю Вас наедине с Вашей сестрой, — сказал мистер Криспаркл в заключение. — Обдумайте мои слова. А когда она приведёт Вас домой… я буду ждать Вас в своей комнате.

— Нет, прошу Вас, не уходите пока, — взмолилась Елена. — Ещё минуту!

— Мне не нужно и минуты, чтобы пообещать Вам это, сэр, — воскликнул Невил, прижимая ладонь к пылающему лбу. — Потому что Вы так добры ко мне, так терпеливы и так готовы меня понять и простить! Ну почему у меня ещё в детстве не было такого учителя!

— Так учись же у него хотя бы теперь, Невил, — прошептала Елена, и было что-то такое в её голосе, что заставило преподобного Септимуса смолчать и потупиться. — И следуй за своим учителем, Невил, следуй за ним — и Небесами!

— Я обещаю Вам, мистер Криспаркл, обещаю от всего сердца и без малейшего притворства! — продолжал Невил со слезами в голосе. — И я прошу у Вас прощения за мою достойную одного только сожаления вспышку гнева!

— Не у меня, Невил, не у меня надо просить прощения. А у того, кто много выше меня. У того, кто всех нас одаряет прощением — этим высшим из сокровищ. Мисс Елена, Вы же с вашим братом близнецы. Вы родились и выросли в тех же самых условиях. Почему же то, что Вы смогли победить в себе, Вы не можете победить и в нём тоже? Вы же видите, какой камень лежит на его пути! Кто же, кроме Вас, может помочь Вашему брату не споткнуться?!

— Кто же, кроме Вас, сэр? — возразила ему Елена. — Что мои силы по сравнению с Вашей мудростью?

— У Вас есть мудрость Любви, — ответил младший каноник, протягивая ей на прощанье руку, — а выше этой силы нет в мире ничего. Что же до меня… впрочем, чем меньше человек говорит о себе, тем только лучше. Доброй вам ночи!

Елена взяла его руку и почтительно, едва ли даже не благоговейно, поднесла её к губам.

— Нет-нет, — мягко сказал мистер Криспаркл, — вот это уже лишнее.⁶⁶

На обратном пути через церковное подворье младший каноник раздумывал, должен ли он сам написать молодому Друду письмо или лучше попросить об этом Джаспера. Тут его внимание привлёк свет в окнах домика над воротами — вероятно, хормейстер ещё не ложился. Решившись ковать железо, пока оно горячо, мистер Криспаркл свернул к жилищу Джаспера и поднялся по каменной лестнице.

Дверь была не заперта, но на стук никто не отозвался. Мистер Криспаркл осторожно нажал на ручку двери, заглянул внутрь и осмотрелся. Джаспер спал на кушетке возле догорающего камина, и мистер Криспаркл деликатно кашлянул, чтобы привлечь его внимание.

Ещё долгие годы после окончания всей этой истории мистер Криспаркл вспоминал, как Джаспер в ответ на этот тихий звук резко привстал и тревожно выкрикнул в полусне: «Что случилось?! Кто это сделал?!»⁶⁷

— Не волнуйтесь, Джаспер, это только я. Извините, что разбудил Вас.

Джаспер, протирая глаза, сполз с кушетки и отодвинул её к стене, освобождая место перед камином. Затем без сил опустился в кресло, указав младшему канонику на другое.

— Мне снились бог знает какие ужасы… Спасибо, что разбудили меня. Мне не стоило спать после плотного обеда.

— Не знаю, будете ли Вы так же благодарны мне, — сказал младший каноник, садясь, — когда узнаете, зачем я пришел. Сейчас я выступаю в роли, так сказать, посланника мира — а именно: я хотел бы, Джаспер, чтобы мы с Вами как-то помирили обоих наших молодых подопечных.

Сказав это, мистер Криспаркл с удивлением заметил, что Джаспер как будто бы не очень-то и обрадован таким его предложением.

— Каким же это образом? — глухо спросил Джаспер после долгой паузы.

— Это мы и должны придумать вместе, Джаспер. За этим-то я к Вам и зашёл. Мне думается, что если бы Вы в письме Вашему племяннику объяснили всю невозможность и нежелательность отсрочки примирения (как я уже сделал то же с мистером Невилом) и побудили бы его написать Вам ответное письмо с согласием протянуть Невилу руку дружбы — это было бы замечательно. Ведь я знаю, что Эдвин на самом деле добрый юноша. И вы имеете на него огромное влияние. К тому же, нисколько не защищая Невила, нельзя ведь не признать, что он был сильнейшим образом оскорблён…

Выражение недовольства и раздражения на лице Джаспера стало только сильнее. Теперь хормейстер пристально и напряжённо смотрел прямо в пламя, и мистеру Криспарклу показалось на секунду, что Джаспер что-то лихорадочно обдумывает и планирует.

— Я знаю, что Вы не слишком расположены к мистеру Невилу… — начал было младший каноник, но Джаспер тут же резко перебил его.

— Вы правы, я совсем не расположен к нему. И в этом я не одинок.

— Бесспорно, мой друг, бесспорно. Всему виною его взрывной темперамент. Но мне уже удалось получить от мистера Невила обещание смирять свои порывы, особенно в присутствии Вашего племянника. И я уверен, что мистер Невил сдержит своё слово. Дело теперь только за Эдвином Друдом.

— Вы уверены в том, что Ваш подопечный не обманет Вас?

— Абсолютно, Джаспер.

После этих слов младшего каноника лицо хормейстера разгладилось, и он энергически кивнул, словно бы придя к какому-то трудному решению.

— Тогда Вы убедили меня. Спасибо, этим Вы избавили меня от большой тревоги и сняли огромный груз с моего сердца, — сказал Джаспер. — Я сделаю это.

Обрадованный тем, что так легко и быстро добился желаемого, мистер Криспаркл тепло поблагодарил его.⁶⁸

— Я сделаю это, — повторил Джаспер. — Я сделаю это ещё и потому, что с Вашей помощью я понял всю беспочвенность моих страхов. Наверное, Вы найдёте это смешным, но… Скажите, Вы ведёте дневник?

— Да, но записываю туда не более пары слов за день.

— Мне бы хватило и пары слов в неделю, при моей-то скучной жизни, — сказал Джаспер, беря со стола тетрадку в коленкоровом переплёте, — но в моём дневнике я описываю ещё и жизнь моего племянника. Вот, прочитайте это… Только не смейтесь, прошу Вас.

Мистер Криспаркл взял тетрадку, уже открытую на нужном месте, и прочитал:

«Час пополуночи. После того, чему я только что был свидетелем, меня терзает болезненный страх за моего дорогого Эдвина — страх, который я не могу ни побороть, ни как-то заглушить. Все мои попытки тщетны. Демоническая страсть этого Невила Ландлесса, сила его ярости, дикая ненависть, явившаяся в стремлении уничтожить моего племянника, внушают мне необоримый ужас. Поистине, есть что-то от тигра в его тёмной крови. Моё впечатление от увиденного так глубоко, что уже дважды заходил я в его спальню — просто чтобы удостовериться, что мой дорогой мальчик спокойно спит, а не валяется мёртвым в луже собственной крови.

Дописываю утром. Нэд уехал — в добром настроении, как то обычно для него. Снова и снова предупреждал я его, но его без толку предупреждать — такой уж он человек. Сказал, что справился бы с Ландлессом и один, как и подобает мужчине. Но мужчине не подобает справляться с бешеной собакой иначе, чем палкой! — возражал я ему. Но моего Нэда предупредить невозможно. Сколько мог, проехал с ним и слез уже за городом, полный мрачных подозрений и предчувствий — если можно назвать предчувствиями мою уверенность в надвигающейся на моего дорогого мальчика катастрофе.»

— Вот видите, какие мрачные настроения время от времени овладевают мною? — улыбаясь, сказал Джаспер, снова забирая тетрадку. — Но теперь у меня есть Ваши уверения и гарантии. Я тоже запишу их сюда, и буду читать их всякий раз, когда снова впаду в эту чёрную меланхолию и тоску.

— Бросить эту тетрадку в огонь было бы лучшим лекарством от этой Вашей меланхолии, Джаспер, — ответил младший каноник. — Мне кажется, что Ваша привязанность и любовь к племяннику слишком уж довлеет над Вами. Она-то и заставляет Вас так всё преувеличивать.

— Ну Вы же сами видели, в каком я был состоянии той ночью, — сказал Джаспер, пожимая плечами. — Разве я мог написать иначе? Вы сами помните, каким словом я тогда охарактеризовал случившееся. Вы ещё упрекнули меня за него…

— Хорошо-хорошо, не будем больше об этом. Возможно, со временем Вы увидите всё в другом свете… Что ж, Джаспер, у меня есть за что поблагодарить Вас — и я с удовольствием это делаю.

— А я, со своей стороны, могу уверить Вас, что я не брошу это дело на полдороге, — ответил Джаспер, провожая младшего каноника к дверям. — Если уж Нэд должен пройти со мной этот путь до конца, то он уж его пройдёт, будьте уверены.⁶⁹

Три дня спустя, когда Криспаркл и Джаспер переодевались в ризнице перед началом службы, хормейстер отозвал младшего каноника в сторону и показал ему письмо от племянника:

«Дорогой Джек! Я очень уважаю и ценю мистера Криспаркла, поэтому не могу оставить его просьбу без положительного ответа. Передай ему, пожалуйста, что я признаю, что тоже был не прав тем вечером, что я глубоко об этом сожалею и от всей души хочу примирения с мистером Ландлессом.

И вот что я придумал, старина: пригласи его к нам на ужин в Рождественский вечер! Когда ведь и мириться, если не в такой день? Мы соберёмся втроём, пожмём друг другу руки — и всё снова будет в полном порядке.

Как всегда, сердечно твой,

Эдвин Друд

P.S. Большой привет Киске на следующем вашем занятии!»

— То есть я могу передать Невилу Ваше приглашение, Джаспер? — с улыбкой спросил младший каноник.

— Очень на это рассчитываю, — серьёзно ответил хормейстер.

Примечания

65

Бледность Джаспера при разговоре с миссис Криспаркл в церкви объясняется не его взволнованностью, а последствием приёма опиума. Похоже, вернувшись от Криспаркла в ночь ссоры Эдвина и Невила, Джаспер опять курил опиум. Это означает, что дневниковые записи о событиях той ночи сделаны Джаспером позднее — то есть они ложные, и написаны специально для отвода глаз.

66

Этот поцелуй руки обычно трактуется исследователями как доказательство влюблённости Елены в каноника Криспаркла. Однако целование рук в Индии выражает лишь уважение к старшему по возрасту человеку или к учителю. Кстати, на иллюстрации Филдса к сцене целования руки Невил изображён опирающимся на трость. Однако в тексте Невил купит её только в 14-й главе.

67

Крик Джаспера спросонья «Что случилось?! Кто это сделал?!» перекликается с таким же точно возгласом Макбета в тот момент, когда он увидел призрак Банко: Макбет: Кто это сделал?! Лорды: Что, наш повелитель? Макбет: Меня не можешь в смерти ты винить! Зачем киваешь головой кровавой?

68

В планы Джаспера не входило мирить Невила и Эдвина. Наоборот, сначала он надеялся, что Невил когда-нибудь в припадке ярости забьёт Эдвина до смерти, и тем освободит Джаспера от необходимости убивать племянника самому. Но во время разговора с каноником Джаспер меняет своё решение: во-первых, он приходит к выводу, что самому убить Эдвина будет надёжнее, а во-вторых, находит для Невила новую роль в своём плане убийства — теперь Невил поможет выманить Эдвина ночью на улицу. Для Джаспера такое решение есть «спрямление пути» к преступлению — отсюда и название главы.

69

Когда Диккенс писал свой роман, детективный жанр в литературе ещё не родился. До триумфа Шерлока Холмса оставалось ещё двадцать лет. Диккенс писал роман-загадку, роман-тайну. Поэтому в тексте романа ещё отсутствуют такие непременные составляющие детективного жанра, как ложные следы, множество подозреваемых, лжесвидетельство и прочее. Убийца известен с самого начала, непонятны только его мотивы, детали его преступления, и то, как именно преступник будет пойман. Более того, убийца поначалу даже не лжёт окружающим — он говорит двусмысленностями: «Я сделаю это (т.е. убью Эдвина). Если уж Нэд должен пройти со мной этот путь до конца, то он уж его пройдёт, будьте уверены.»