Интервью под прицелом

Фридрих Незнанский

Сочи… От самого этого слова веет беззаботностью и весельем. Но жестокая реальность зачастую не совпадает с мечтами и фантазиями. Во время служебной командировки в сочинском отеле гибнет глава российского Олимпийского комитета. Расследование трагедии поручено оперативно-следственной группе Александра Борисовича Турецкого. В ходе проводимых мероприятий выясняется, что это не единственная смерть, связанная со злоупотреблениями в руководстве российского спорта. Преступники изобретательны, осторожны, жестоки и стараются не оставлять свидетелей…

1

Бык попался неудачный, скучный какой-то. Лениво мотал башкой, будто от мух отмахивался, не реагировал ни на красную тряпку, ни на безграмотное подобие «вероники», ни на довольно болезненные тычки ножом или удары хлыста.

Это был самый обычный бычок-двухлетка, к бойцовым породам не имеющий никакого отношения, деревенский обыватель, вытащенный сегодня утром из родного стойла, погруженный в фургон и доставленный на белоснежный пляж Коста-Бланки. Новый хозяин быка, выкупивший его у прежних хозяев, разочарованный безучастностью животного, достал из ножен старинный андалузский стилет и зло ткнул быка в левый бок.

Бык обиженно замычал и уныло замотал головой. Драки не получалось. Его мучитель — новоявленный тореро — раздраженно сплюнул и выматерился. Светло-золотистый песок обагрился первой бычьей кровью, но это было больше похоже на бойню, чем на рискованное приключение под палящим южным солнцем.

Коста-Бланка — «Белый берег», который ласкают волны Средиземного моря. Местечко, похожее на рай. Городок Коста-дель-Соль — самый юг испанского побережья. Край цветущего миндаля и розовых фламинго, пальмы соседствуют с сосновыми лесами, песчаные дюны декорируются отвесными скалами. Такова и бухта, где происходит нелепая по своей жестокости коррида.

Залив идеально правильной полуокружности со скалистыми выступами, обрамляющими его по краям. Легкий морской бриз. Солнечные отблески на небе, море, белый песок-ракушечник. У причала замерли яхты и гидроциклы. За пляжем виднеется рощица апельсиновых и лимонных деревьев в цвету, за ней — небольшой городок. Всего лишь полтора десятка белоснежных двухэтажных вилл в мавританском стиле — чугунная ажурность балконов и оград. Верхние этажи вилл — открытые площадки-солярии, вокруг домов — просторные цветущие сады.

На веранде прибрежного ресторана расположилась компания молодых людей, жителей этого городка. Они лениво наблюдают за малоартистичной корридой. Девушки в простых белых платьях и мужчины — в светлых майках и шортах. Кроме них в ресторане нет других посетителей, впрочем, пустует и частный пляж.

Компания наблюдает за развитием событий на берегу. Мучитель быка — их приятель. Его темные длинные волосы убраны в аккуратный хвост, на подбородке безупречная трехдневная щетина, глаза прикрывают узкие солнцезащитные очки. Он дразнит животное красной тряпкой, которая еще пять минут назад числилась скатертью на одном из ресторанных столиков.

Мужчины улюлюкают, подзадоривая быка, и вяло аплодируют удачным, на их взгляд, выпадам тореро. Девушки повизгивают, а временами брезгливо морщатся.

Неожиданно одна из них встает и отправляется к «арене действий»:

— Гера, а давай его искупаем!..

«Герой» корриды, которому уже наскучило истязать безответное животное на берегу, с радостью хватается за новый вариант мучений, он кричит девушке:

— Веревку с яхты притащи!

Девушка танцующей походкой поднимается на белоснежную яхту под названием «Adventure» и, словно лассо, кидает Герману веревку. В следующую минуту петля оказывается на шее раненого быка, и вот уже его с хохотом затаскивают в воду:

— Даешь водное поло! Даешь морское родео!

Герман, забравшийся в море, прямо в костюме пытается привязать быка к красному водному скутеру, а девушке приходит очень интересная идея — оседлать несчастное животное и покататься на нем по бухте.

Но ей никак не удается забраться на его спину, бык отчаянно брыкается.

В это время Герман уже завел мотор гидроцикла, и, вторя его звуку, жалобно замычал бык, задыхающийся от душившей его веревки.

Все кончилось довольно быстро — бык просто захлебнулся в морской воде раньше, чем любитель острых развлечений, хозяин пляжа, а также прибрежного городка и яхты с романтическим названием «Приключение», успел сделать хотя бы один круг.

— Вот мерзость-то! — сказала одна из девушек, наблюдающих за этой сценой с веранды ресторана.

— Ты чего? Бычка пожалела? Так у него все равно судьба одна — шашлык или стейки.

— Да какого черта мне его жалеть! — огрызнулась девица. — Вот пляж весь загадили кровищей и дерьмом, и воду тоже. Какая радость рядом с этой дохлятиной купаться?

— А ладно… Не боись, сейчас Григорию скажем — он все со своими людьми уберет и бычка нам в лучшем виде — на вертеле запечет. — Это ей ответил уже вышедший из воды Герман, настроение которого заметно улучшилось в связи с гибелью животного. В руке он держит отрезанное бычье ухо, которое галантно предлагает девице в качестве утешительного приза.

Словно услышав его слова, из ресторана на веранду вышел его хозяин — югослав Григорий, согласно закивал:

— Конечно, уберем и зажарим. В лучшем виде, не сомневайтесь! — и захохотал оглушительно.

Одна из девушек лениво тыкает вилкой в тарелку с овощным салатом, другая томно обсасывает гигантскую клешню омара. Молодые люди пьют виски со льдом и изредка бросают взгляды в сторону кухни, где бычок на вертеле приобретает все более соблазнительный аромат — жара углей, молодого мяса и специй.

Темнеет стремительно, теплая южная ночь начинается практически внезапно. Сотрудница ресторана выносит на веранду масляные светильники-фонарики, кувшины вина и лед — для следующих порций виски.

Разговор не клеится.

— Уж полночь близится, а Германа все нет, — торжественно декламирует один из мужчин.

Девушки оживляются:

— Да, кстати, а где же Гера. Ушел переодеться и пропал на весь вечер.

— Да Гера опять в казино закатился…

Раздается дружный смех, видимо, посещения Германом местных казино стали уже притчей во языцех.

— Нет, в казино его не пустили, потому что решил он отправиться в самый центр города и опять забыл купить галстук. Он его пытался купить у швейцара, но тот сказал, что родиной не торгует.

— Ладно, наврал с три короба, а теперь помолчи. Когда это я без галстука выезжал?!

Рассказчик вздрогнул от неожиданности, поперхнулся виски, начал откашливаться, а вся компания развернулась и уставилась на незаметно подошедшего Германа.

Он подкрался тихо и незаметно — с кошачьей грацией. Кожаные сандалии на босых ногах, короткие шорты, но поверх них шикарный светлый пиджак и строгий песочного цвета галстук:

— Ну что! Готов наш бычара?

— О, Гера! Где пропадал? А бычок уже цветет и пахнет, ожидая нашей компании и пару кувшинов риохи.

— Тьфу-ты, кислятину такую пить! — сморщилась черноволосая девица, принимавшая участие в сегодняшнем «морском родео». И капризно протянула. — Хочу-у — амонтильядо.

— Да хоть бочку! — довольно кивнул Герман. — Надо новую сделку обмыть.

— Что за сделка? На «городок в табакерке» покупателя нашел?

«Городком в табакерке» компания называла небольшое поселение — десяток шале и дюплексов — неподалеку от Коста-дель-Соль в горах, владельцами которых они являлись по доверенности и все искали выгодных арендаторов или покупателей.

— С этой ерундой сами возитесь, у меня другие интересы! — ухмыльнулся Герман и четким жестом указал в сторону моря.

Словно повинуясь этому жесту, на посадку в бухту заходил небольшой спортивный самолет, эффектно освещаемый лучами заходящего солнца.

— Ого-го! — закричала компания. — Ну ты даешь!

Девушки выскочили из-за стола и, восторженно вереща, бросились разглядывать-ощупывать новенькое приобретение Германа, а заодно кокетничать и зубоскалить с летчиком из рода местных мачо.

Анастасия поднялась сегодня рано. Снились ей вещи неприятные. Отряхиваясь от липкой паутины сна, прошла в ванную комнату, где долго плескала холодной водой себе в лицо, бормотала, рассказывая утекающей воде о своих кошмарах. Это ее бабушка так приучила — рассказать бегущей воде плохой сон, чтобы он ушел, утек с водой, не сбылся бы и забылся навсегда…

Правда, бабушка рассказывала свои сны стремительной ледяной речке Теберда, на берегах которой прожила почти всю жизнь — с тридцать восьмого, когда ее, потомка боковой ветви древнего княжеского рода, коммунисты сослали из «города Ленина» на Кавказ сразу после окончания университета — без права возвращения в Ленинград или Москву.

Баба Дуся была всю жизнь им благодарна. За то, что дали выучиться, несмотря на происхождение, по какому-то недосмотру, видимо. За то, что не арестовали, как почти всех родственников. За то, что выслали на юг, а не в Архангельскую область, к примеру.

Биолог по образованию, она прижилась в этом краю, сдружилась с карачаевцами, стала одним из организаторов заповедника задолго до того времени, когда были построены многочисленные корпуса первого туберкулезного санатория.

А потом, когда появились гостиницы, турбазы, туристы понаехали, бабуля, сторонясь шумной толпы, поселилась в небольшом домике прямо на территории заповедника, став его хранителем и смотрителем.

И уже никуда не захотела уезжать. Ее мужа, командира одной из частей, с которым она познакомилась еще в войну, перевели в Москву в середине пятидесятых. Он обещал, что добьется пересмотра ее дела. Но она просила его не рисковать карьерой, а обеспечить в столице достойное будущее их дочери, которая потом стала Настиной мамой. Так и прожили они с мужем остаток дней порознь.

Бабушка всегда мечтала посмотреть на город своей юности, но так в Ленинград и не выбралась. Не сложилось.

Зато Настя приезжала к ней на каникулы каждое лето вплоть до бабушкиной смерти. Они вместе поднимались альпийскими лугами заповедной тропой к метеорологической станции почти на двухкилометровую высоту. И бабушка по пути показывала ей травки и цветы, рассказывая, как они применяются при лечении разных болезней.

Наверное, еще тогда, в детстве, Настя выбрала свою жизненную стезю. И, окончив школу, отправилась учиться в Ленинградскую химико-фармацевтическую академию. Хотелось заодно и посмотреть на «бабушкин город». Но после выпуска девушка сразу же вернулась в родную Москву. Северная столица ей не понравилась. Слишком холодной, чопорной, медлительной показалась. В Москве радостней жить. Да и возможностей больше…

И пусть теперь, спустя много лет, перед ней был не горный ручеек, а обыкновенный водопроводный кран в современной квартире, Анастасия верила, что вода унесет все дурное.

Но ощущение липкой паутины не исчезало, Анастасия заткнула сливное отверстие ванны пробкой, насыпала на дно ароматической соли и на полную мощность вывернула оба крана. Пока вода набиралась, женщина прошла на кухню: тонкий свист кофемолки, щелчок чайника, аромат свежемолотого кофе — успокаивающие привычные мелочи, подтверждающие реальность весеннего утра.

Тостер выплюнул из своих недр подсушенные теплые и румяные хлебцы. Кофе поднялся в джезве пышной шапкой. Розового мрамора ванна уже наполнилось ароматной горячей водой.

Собрав завтрак на небольшой поднос, Анастасия отправилась в ванную. Джакузи она включать не стала, хотелось побыть в тишине.

Но кофе не взбодрил ее, а горячая ванна с природной морской солью из Нанта (ей привозили настоящую соль с французского побережья, московскими расфасовками она брезговала — по объяснимым причинам), наоборот, Анастасию разморила, и она задремала. Ей приснился прежний кошмар.

Снилось ей, что она снова работает в институте микробиологии и испытывает новые лекарственные препараты на подопытных крысах. И белые крысы, участницы эксперимента, вырастают прямо на глазах — до размеров кроликов и даже больше, при этом становятся крайне агрессивными, прокусывают ей халат и перчатки. В этом сне у Анастасии нет помощников, она вынуждена делать все сама: эксперимент засекреченный, довериться некому, и расчеты, и смешивание химикатов, и уход за лабораторными животными — все на ней. И вот она должна сделать очередной укол гигантской крысе, которая уже доросла до крупной собаки, а та вырывается, не дается, опасно скалит острые зубы и, наконец, вцепляется в ее руку со шприцем.

Анастасия кричит во сне, выдирает окровавленную руку из пасти мутанта, свободной рукой хватает швабру — и бьет, бьет животное, зло и отчаянно. Но главный кошмар еще впереди.

Забив ирреальную крысу до смерти, женщина обнаруживает, что это и не животное вовсе, а ее собственный сын. Она снова кричит — и просыпается, так же как и ночью, от собственного хриплого крика.

Проснувшись и сообразив, что ей снова приснился кошмар, Анастасия сначала не может понять — почему она уснула не в спальне, с трудом узнает собственную ванную, вздыхает облегченно и включает холодную воду. Что за глупость, будто ей поможет горячая ванна, ледяной душ — вот что ей сейчас необходимо.

Через четверть часа, завернувшись в махровую гигантскую простыню, Анастасия пьет свой остывший кофе уже на кухне. Кошмар утонул в ванне, теперь она собирается с духом, чтобы позвонить сыну. Закурив, она берется за телефон, слушает длинные гудки, напрягается — что-то случилось, — но в конце концов слышит на той стороне провода заспанный родной голос:

— Аллоу…

— Але, сыночка, ты как?!

— Мать, ну ты даешь, на часы посмотри, с ума сошла — в такую рань звонить. У тебя стряслось что-то?

— Да нет, ничего…

— Ну и нечего тогда звонить, — заявляет невежливый сынок и дает отбой.

— Вот паршивец! Как с матерью разговаривает, — уже сама себе говорит Анастасия, но «паршивец» в ее устах звучит ласково и даже влюбленно. Главное, что сын жив-здоров, теперь можно забыть ужасный сон и заняться делами, а дел накопилось немало, причем довольно срочных.

Анастасия снова берется за телефон:

— Доброго утречка, Афанасий Леонидович!

Ее собеседник узнает голос и недоуменно переспрашивает:

— Что так официально, Настенька? Случилось чего?

— Да назрели некоторые проблемки, и встретиться бы нам не помешало. Поговаривают тут, что ко мне ревизия какая-то хочет наведаться, добрый дружочек сообщил — обсудить с тобой надобно.

— Неужели опять ревизия? Зачастили что-то.

— Вот ты и побеспокоился бы, Фонечка.

— Ладно, не переживай — побеспокоюсь. Приезжай. На секундочку. Все обсудим…

Елисея Тимофеевича Голобродского тоже мучили кошмары сегодняшней ночью. Довольно часто в последнее время ему снилась война. Прибавив себе пару лет в военкомате, он пошел воевать добровольцем в пятнадцать и прошел войну до самых стен Берлина. Счастливой случайностью оставшийся в живых, фронтовик постоянно возвращался в своих сновидениях к тому критическому моменту, когда жизнь его висела на волоске.

Сегодня сценарий его сна несколько изменился. То же солнце пекло нещадно над безбрежными полями Украины, так же он остался в живых — один из всего взвода, отправленного на задание, но только он — желторотый новобранец — уже получил свое ранение, и больше, чем сохранность собственной жизни, его беспокоит невозможность доставить ценную информацию в штаб.

С глухим рокотом над его головой проносятся самолеты, нарезая круги все ниже и ниже, он точно знает, что обратного пути нет — поле, на которое он ступил с другими солдатами, оказалось заминировано. Можно затаиться в густой пшенице, переждать налет, отползать потихоньку, но тогда в штабе не получат его донесение, что может привести к гибели многих и многих других.

Надо ценою собственной жизни заставить себя встать, позабыв о ранении, совершить рывок назад — к дальнему перелеску, тогда у него будет шанс не только остаться в живых, но и послужить Отчизне.

Елисей встает в полный рост и тут же видит — как в замедленной киносъемке — тот смертоносный снаряд, сброшенный бомбардировщиком. И фронтовик просыпается с сознанием, что погиб. Первые несколько секунд после пробуждения Елисей Тимофеевич собирается с мыслями, пытается отделить сон от реальности, убедиться, что попал не на тот свет, а просто проснулся в собственной постели, что это и есть его реальность, а выжженное поле и фашистский бомбардировщик — призрачное ночное видение.

Проснувшись без будильника, он знал, что сейчас ровно 6 утра — обычное время его пробуждения, рывком встал с кровати и чуть не упал — в глазах у Елисея Тимофеевича потемнело. Присел осторожно обратно, встал уже аккуратнее, усмехнулся: семьдесят семь лет — это вам не шутки. Прошел на кухню, достал из холодильника два стеклянных пузырька. Нет, никакой аптечной дури, в нее отставной полковник не верил. Уже в течение пятидесяти лет ежедневно, точнее, каждое утро натощак Елисей Тимофеевич принимал лекарство — по рецепту своего фронтового друга, полевого врача, спасшего его от ранения в живот. После войны его спаситель стал известным хирургом-онкологом — сейчас его, правда, нет в живых, но вовсе не по причине небрежного отношения к собственному здоровью, а по вине несчастного случая — автомобильной катастрофы. Жители крупных городов платят свою цену за комфорт и достижения цивилизации: никто из нас — аборигенов асфальта — не застрахован от техногенных аварий.

А рецепт полевого врача был таков: каждое утро натощак необходимо выпивать пятьдесят граммов крепкого алкоголя — чем крепче и чище, тем лучше — и сразу запивать это хорошим растительным неочищенным и нерафинированным маслом, например оливковым. «Таким образом ты бережешь сосуды, — говаривал знаменитый хирург, — а вместе с ними и весь остальной организм». Действительно, уже столько лет Елисей Тимофеевич, неуклонно следовавший данному совету, не страдал ни сердечными, ни сосудистыми заболеваниями, все в порядке было и с желудком, и с печенью. Спирт он очищал молоком и березовыми почками, но выпивал его только пятьдесят граммов утром натощак — в оставшееся же время алкоголем не злоупотреблял.

Каждый день обязательна сорокаминутная зарядка, вот только жаль, сейчас нету таких радиопередач, чтобы приседания и отжимания можно было бы делать под бодрую музыку и задорные голоса. Одна муть сейчас по радио в шесть утра — полковник даже подумывал отключить радиоточку на кухне. Но любил по вечерам слушать новости, быть в курсе российских и зарубежных событий, поэтому терпел и бестолковую болтовню ведущего, который в шесть утра обращался не к тем, кто проснулся, а к тем, кто задержался в пути или просто загулял и только собирается ложиться спать.

Сорок приседаний, сорок отжиманий, упражнения с гирей, а потом уже холодные обтирания — и плотный простой завтрак: геркулес, заваренный крутым кипятком, пожаренное яйцо на ломте ржаного хлеба и крепкий несладкий чай. Еще пару лет назад Елисей Тимофеевич ежедневно бегал по утрам, но времена стали тревожные и малопонятные. Нет, полковник никого не боялся — ни шпаны с бессвязной речью и плывущим взглядом, ни угрюмых собак бойцовых пород без ошейников и намордников, которых выгуливали в соседнем парке наглые хозяева, совершенно не реагирующие на замечания возмущенного ветерана, ни пьяных мотоциклистов, с визгом рассекающих по аллеям парка в шесть утра. Не боялся он никого, только в какой-то момент бывший фронтовой разведчик перестал получать удовольствие от утренних пробежек — одно раздражение да отрицательные эмоции.

Иногда он задумывался о том, что прошел войну и победил, чтобы отстоять свободу и границы той страны, которая уже не существует полтора десятка лет. А жизнь, которую он наблюдает сейчас, по-прежнему слишком уж далека от совершенства. Зато те, которых тогда били, объединились и неплохо живут: богато, спокойно и тихо. Размышлять об этом было неприятно, будто он прожил жизнь зря.

— Ну нет, мы еще повоюем, — проворчал отставной полковник и принялся собираться на улицу.

На этот раз старший помощник Генерального прокурора Российской Федерации, Государственный советник юстиции третьего класса Александр Борисович Турецкий выглядел озабоченным, но отнюдь не усталым или больным. Его супруга наверняка знала, что организм мужа обладает свойством мобилизоваться и перебороть недомогание, если Шурик впрягается в очередное важное расследование. Потом, правда, могла наступить расплата: в редкие периоды затишья на службе муж мог позволить себе и прихворнуть. Но очередной звонок начальства действовал лучше всяких антибиотиков…

Позавчерашний исключением не был. Вернувшись вчера вечером домой, Турецкий сетовал:

— Насколько же ты права оказалась, а! В нашей стране ни дня без громкого преступления. Ни выходных, ни проходных. А люди праздник уже отмечают вовсю… Костя позавчера позвонил, помнишь? С утра я у него уже был. И что ты думаешь? Именно дело гибели ветерана на меня и собираются навесить.

— Но ты же вроде бы еще предыдущее дело не закрыл?

— Вот и я так же Меркулову сказал.

— И?

— Костя ответил, что я, собственно, там могу уже и не участвовать. Материалы подготовят к процессу Поремский с Перовой. А мне — бездельнику — только проконтролировать останется. Все фигуранты установлены. А ветеран, мол, это очень важно. Убийство видела вся Москва, журналюги мгновенно растиражировали на всю страну. До самых верхов информация дошла за считаные минуты. Ну и ценные указания тут же скатились…

А сегодня Ирина Генриховна встретила на пороге мужа, уже похожего на обычного, вечно занятого и немного отрешенного Шурика.

— Нинка дома? — поинтересовался супруг, не дав ей раскрыть рта.

— Ушла к Тамаре уроки учить.

— Это такая беленькая и румяная? — рассеянно поинтересовался известный следователь.

— Это такая черненькая и худенькая из соседнего дома. А беленькая — Оленька. Она далеко живет, в Строгине.

Турецкий кивнул и, занятый своими мыслями, молча исчез в ванной комнате. Жена так же молча отправилась на кухню — подавать на стол. За годы совместной жизни они обо всем не раз переговорили. Теперь все больше молчали, хотя по-прежнему с нежностью относились друг к другу. Просто переливать из пустого в порожнее, по десять раз обсуждая одни и те же темы, уже не хотелось. Общение сводилось обычно к насущным бытовым проблемам или форс-мажору.

— Зачем тебе дочь-то? — обратилась Ирина к мужу, когда тот сел за стол.

— Попросить хотел. Чтобы отобрала мне в Интернете информацию по нарушениям в аптечной сфере. Ветеран-то наш, похоже, активным борцом с лекарственной мафией был. Судить рано, но как один из мотивов преступления может сгодиться. Хочу быть в курсе.

— Я тут тебе уже пару статеек отложила, — улыбнулась Ирина Генриховна, открывая створку серванта, куда днем спрятала газеты. — Я молодец?

— Ты молодец, Фроловская. Просто умница. Что бы я без тебя делал? — улыбнулся в ответ Турецкий. Не прекращая жевать, развернул на коленях «Московский комсомолец».

«В последнее время участились случаи преступлений в фармакологической сфере, причем на самых различных этапах — от производства и закупки лекарственных препаратов до их распространения.

Закон «О порядке формирования цен на лекарственные средства и изделия медицинского назначения и обеспечении мер по социальной защите населения» не выполняется. С тех пор как был принят закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов РФ», льготники поделены на региональных и федеральных. Этим же законом запрещено региональным властям оказывать какую-либо финансовую поддержку федеральным льготникам. Если региональные власти вдруг захотят поддерживать федеральных льготников, то мгновенно возникнет вопрос о нецелевом расходовании бюджетных средств. Это уголовная статья. А к ответственности могут привлечь как сейчас, так и через несколько лет. Такие примеры хорошо известны. Теперь список «обязательных лекарств» стал утверждаться не на федеральном уровне, а был отдан на откуп местных властей, социально незащищенные слои не могут рассчитывать на необходимый минимум жизненно необходимых средств, отпускаемых бесплатно или по льготным ценам, эти препараты становятся дефицитом на следующий же день, после того как попадают в аптеки.

Однако данный Закон о формировании цен на лекарственные препараты гласит:

В целях улучшения обеспечения населения лекарственными средствами и изделиями медицинского назначения и осуществления мер по социальной защите населения Правительство РФ постановляет:

1. Установить, что продажа населению жизненно необходимых и важнейших лекарственных средств по перечню, утверждаемому ежегодно Министерством здравоохранения по согласованию с Министерством экономики и Министерством финансов, производится с 50-процентной скидкой со свободных цен по рецептам врачей лечебно-профилактических учреждений предприятиями, учреждениями и организациями аптечной сети независимо от форм собственности.

Министерству здравоохранения утвердить в 2-недельный срок перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных средств, реализуемых населению по рецептам врачей лечебно-профилактических учреждений с 50-процентной скидкой.

2. Утвердить перечни групп населения и категорий заболеваний, при амбулаторном лечении которых лекарственные средства и изделия медицинского назначения отпускаются по рецептам врачей бесплатно и с 50-процентной скидкой со свободных цен.

3. В целях недопущения необоснованного роста свободных цен на лекарственные средства и изделия медицинского назначения установить предельный уровень рентабельности для предприятий (включая предприятия аптечной сети) независимо от форм собственности, производящих эти виды продукции, в размере 30 процентов к себестоимости.

С этим законом никак не стыкуется настоящее положение дел. Сотни наименований льготных лекарств на деле оборачиваются двумя десятками, рекомендованными местными комитетами по здравоохранению, к тому же их закупается минимальное количество, неспособное удовлетворить спрос социально не защищенных граждан. Казалось бы, при существующем на сегодняшний день широком выборе препаратов дефицита существовать не может, но суть в том, что лекарства-аналоги, не попавшие в данные списки, реализуются по полной стоимости.

Помимо этого участились случаи появления в продаже фальсифицированных лекарственных препаратов. Чаще всего речь идет о китайском или индийском сырье, которое бракуется контролерами Минздрава, но может быть использовано недобросовестными частными производителями.

С начала этого года в Москве уже изъято порядка 20 лицензий фармацевтических фирм.

Удручает и статистика отравлений некачественными препаратами. Если в сфере продовольственных товаров население все чаще обращает внимание именно на отечественного производителя, то согласно последним опросам в сфере фармакологии люди высказывают большее доверие импортным лекарствам, хоть и отдают себе отчет в том, что их фальсификация также возможна.

Отечественные препараты пользуются популярностью только за счет низких цен, однако к их действенности большинство людей относятся крайне скептически».

Турецкий осилил статью с трудом, поскольку терпеть не мог жестяной язык официальных материалов. Этого добра ему и в юриспруденции доставало. Отметил для себя только, что очередное разделение полномочий между федеральными и местными властями в который уж раз отразилось на самых беззащитных слоях населения. И открыло чиновникам от фармацей новый путь для финансовых махинаций и злоупотреблений. Немудрено, что люди, устав добиваться правды, сами принимались за поиски виновных.

Мельком просмотрел он и другую газету, невесть откуда занесенную в их дом «Петербургскую перспективу».

«…Один из последних городских скандалов связан с закрытием старейшей аптеки Петербурга. В начале года было отдано распоряжение о ликвидации сети аптек „Александр Фармацевтика“. Первой жертвой этого распоряжения стала знаменитая „Аптека Профессора доктора Пеля и сыновей“, расположенная на 7-й линии Васильевского острова. Ликвидационная комиссия, попросив предъявить директора аптеки лицензию, позволяющую хранить медикаменты и торговать ими, обнаружила, что срок данной лицензии истек еще в прошлом году. Но решение о ликвидации вызвано не только отсутствием лицензии и миллионными задолженностями перед городским хозяйством. Аптека находится в таком состоянии, что речь не идет даже о положительном заключении СЭС. Антисанитарные условия в подсобных помещениях, нарушение всех разумных правил хранения лекарственных препаратов, сырость, крысы, насекомые — вот что увидела ликвидационная комиссия, когда ей удалось преодолеть сопротивление бывших (теперь уж бывших) сотрудников и попасть в служебные помещения аптеки.

Стоит отметить, что подобный скандал не единственный. С начала года в Петербурге закрыто порядка тридцати аптек, некоторые дела переданы в суд…»

«Похоже, по всей стране началось», — вспомнил Турецкий расхожую фразу из анекдота. Что же. По крайней мере, есть повод для размышлений и определения направления работы. Завтра, собрав группу, можно будет и кое-какие поручения уже раздать.