Записки почтальона

Филипп Горбунов, 2014

Петербургский почтамт – место, полное тайн. Под куполом его стеклянного атриума причудливым образом сплетаются самые удивительные судьбы и часто происходят ситуации, в которое сложно поверить… Автор рассказывает о семи годах работы на Главпочтамте и примечательных людях, с которыми он успел познакомиться. Комментарий Редакции: Галерея портретов маленьких людей кисти почтальона.

© Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

* * *

«…Взять, к примеру, почтовую контору: ведь это прямо заколдованное место какое-то! Всякие тут тебе надписи: „курить воспрещается”, и „собак вводить воспрещается”, и пропасть разных грозных предупреждений… Говорю вам: ни у одного волшебника или злодея в конторе столько угроз и запретов не найдешь. По одному этому уже видно, что почта — место таинственное и опасное.»

Карел Чапек, «Почтарская сказка»

Предисловие

Нет, по образованию я вообще-то юрист. Но по специальности не работал. Хотя и пробовал… Летом 2003-го я, ребятушки, торжественно укатил на дачу праздновать окончание юрфака техникума. Разомкнув тяжёлые свои вежды в начале промозглого сентября и отметив тот факт, что под лежачий камень мартини, к сожалению, не течёт, а деньги имеют обыкновение заканчиваться, я вдруг понял: пора искать работу. Решил пойти в милицию, где проходил практику. Но проблемы со здоровьем и отсутствие высшего образования сделали своё чёрное дело. Меня забраковали. Двери Адмиралтейского РУВД сочувственно проскрипели вслед, выгоняя меня под мелкий дождик тоски и одиночества. И вот озадаченный, как маркиз Де-Кюстин под Тверью и растерянный, как Веничка Ерофеев на Курском вокзале, я вышел в жизнь. И мои похождения начались…

Будучи профессиональным разгильдяем, я и подумать не мог, что найти в наши дни работу сложнее, чем работать, скажем, на сталелитейном! Причём не только людям старшего возраста, но и «молодым, длинноногим и политически грамотным». Но я не терял надежды… Каждый божий день соскребая себя со стен, срывался я в дождь и зной на покорение цитадели очередных «трёх нолей», дабы обрести наконец твёрдую почву под ногами и покончить с безденежьем! Но всякий раз натыкался на прилизанного менеджера в белоснежной сорочке, и беседа с ним заканчивалась классическим «Мы свяжемся с вами», что в переводе на русский означало: «Отвали!»

Тараня лбом бастионы различных фирм, я поражался одинаковостью вопросов их анкет и глупостью сотрудников. Все менеджеры были на одно лицо, как близнецы из пробирки; вопросы были предсказуемы, как зной на экваторе, а смысла во всём этом не было ни на йоту. Помню, как в одной конторе тётка из кадров попросила нарисовать домик, дерево и солнышко (Это был своего рода хитрый тест на профпригодность)… На миг показалось, что я ошибся дверью и попал не на кондитерскую фабрику, куда устраивался по объявлению, а в дурдом на Пряжке! «Ладно, — думаю, — будет вам домик!» И нарисовал. Ещё и дым из трубы пустил. И окошечко влындел, и занавесочку пришпандорил! Не дом, а сказка! «Хиллтон» рыдает, Версаль нервно курит в сторонке. Живи, сволочь, и радуйся! А не хочешь жить — на стенку повесь, гостям будешь показывать: вот, дескать, какие на нашей убогой фабрике таланты работают! Домики рисуют… Но тётка мои художества не оценила. Я вот думаю: может, надо было антенну впендюрить? Может, она телевизор любит смотреть — сериалы там про любовь или программы о животных?.. Чёрт её знает! В общем, поиски продолжались…

Подобно норвежцу Гамсуну, скитавшемуся по Христиании в надежде найти пропитание, шлялся я по городу в тщетных поисках работы.

Если вы подойдёте к карте Петербурга и не глядя ткнёте куда-нибудь пальцем, уверяю вас, вы наверняка попадёте туда, где я или работал, или оставил информацию о себе. Анкеты мои щедро рассыпаны по многим фирмам города — частным и государственным, «липовым» и «дубовым». Думаю, если собрать их в кучу, то можно запросто топить этой макулатурой печку целый месяц или, например, оклеить в два слоя трёхкомнатную квартиру вместе с потолком!.. За два года бесполезной беготни много кем пришлось потрудиться: и оператором конвейера, где я разливал сок, которым можно было смело травить клопов и соседей, и сторожем на одном смешном косметическом производстве, где постоянно текла крыша, и главный инженер — плюгавенький мужичок с потными ладошками — бегал со шлангом и учил меня, как сделать так, чтобы ржавая влага с дырявого потолка уходила аккурат в сортир, куда мы эту кишку и тянули.

Ещё работал мойщиком машин на «непыльной», как шутили мастера, работе. Правда, всего один день — этого вполне хватило, чтобы навсегда отбить у меня желание приходить домой, капитально провоняв тосолом и прочей дрянью. Так я крутился два года, постепенно опускаясь на самое дно жизни, где царят отчаяние и самоубийство — в компанию спивающихся раздатчиков листовок (Я, например, рекламировал маленький ювелирный магазинчик на Невском)!.. О, это была дивная братия! Нежно выражаясь, специфическая компания, грубо говоря, отбросы общества, человеческий шлак. Как, например, один угрюмый «интеллектуал», чьим любимым аргументом был мордобой, а физия от бесконечных пьянок и драк давно уже слилась с ярко синей вывеской сэкондхэнда, где он подрабатывал. Имя его давно уже утрачено, но за глаза я так и называл этого парня — Синим.

Синий был взрывным, социально-опасным типом, дебоширом, закалённым в боях у ларька. Лексикон его не дотягивал и до словарного запаса Эллочки-людоедки. Но в словах он и не нуждался: его гранитные кулаки с ободранными костяшками ярче любых метафор давали собеседнику понять, что к чему, суля оному членовредительство и реанимацию. И если некий туповатый гражданин всё же пытался гнуть свою линию, Синий грозно нависал над ним, испепелял перегаром и глухо тянул: «Слы-ы-ышь», что было равносильно приговору… Мне рассказывали, как однажды Синий и его дружки загуляли и опоздали на метро. То есть, как у Высоцкого: метро закрыто, в такси не содят… Как быть? Предводитель не растерялся — собрал местных алкашей и повёл всю эту отчаянную шоблу на… метро! Как какой-нибудь Вальтер Готье, отправившийся вместе с крестоносцами покорять Иерусалим, Синий повёл армаду алкоголиков и шпаны на штурм станции метро Площадь Восстания, что, кстати, было очень символично!.. Но «воины полбанки» ломились туда не долго — мимо проезжал наряд милиции (тот, что ещё пару часов назад снимал мзду с проституток у Московского вокзала). Заметив ментов, «полководец» дал «бунтовщикам» приказ отступать, и его маленькая армия «героически» ретировалась дворами.

В те дни на площади мелькал ещё один персонаж — сорокалетний дядька довольно интеллигентного, на первый взгляд, вида. Гопником он, в отличие от Синего, не был. Он ходил в нелепом «петушке», был не глуп, опрятен и вежлив. Со всеми здоровался. Ценил бардов. Носил густую бороду, за что и был прозван Геологом.

Он был классическим питерским неудачником, чья жизнь пролетела, как фанера над сортиром. Геолог вкалывал в каком-то убогом НИИ, но в 98-ом всё накрылось весёлым местом. С тех пор он сменил массу профессий и вот прибился к нам… Денег у Геолога не было хронически, и все его жалели: дескать, мужик-то нормальный, учёный даже, не хрен с горы, просто не повезло человеку, с кем не бывает… Геолог шатался по площади потерянный. Как лунатик, шлёпал он по лужам в дырявых ботинках и ничего не видел. Наши решили дать ему в долг, скинулись и хором (кроме меня, сволочи) вывернули карманы в знак братской помощи и любви: это, мол, тебе на боты новые. Геолог онемел, затрясся. Рыдая, сгрёб деньги в грязный пакет и моментально удалился. Больше мы его не видели… А Синий перед лицом своих товарищей торжественно поклялся найти афериста. Он где-то узнал, что его жена работает в гастрономе на Лиговском. Выяснив это, Синий немедля отправился туда с единственным намерением — выбить долг из ничего не подозревающей женщины. Но наводка оказалась ложной — никаких жён геологов в лабазе не было и в помине. Синий психанул, кокнул в порыве отчаяния витрину и сбежал…

Ещё на Площади Отбросов мелькал кадр лет сорока с причёской «ёжиком» и усами аʼля Максим Горький. Звали его Пётр. Он приехал из Мурманска, где, по слухам, не то кого-то ограбил, не то помял по пьяни в кабаке, получил несколько лет колонии, освободился, но ни бывшей жене, ни дочке об этом радостном событии не сообщил, а удрал в Питер, твёрдо решив начать новую жизнь. И все кивали на Петра и говорили: «Видишь, это Пётр. Пётр приехал хрен знает откуда, чтобы стать человеком. Пётр завязал бухать, устроился на работу и купил себе чёрную шляпу. Пётр копит деньги. А ты что сделал для родины?» И становилось совестно, потому что я ни черта для родины не сделал — в армии не служил, в тюрьме не сидел. А Пётр был окрылён петровскими замыслами. Наш лимитчик отправился на заработки, позабыв в порыве энтузиазма про анкету… Информацию о судимости Пётр застенчиво опускал, но кадровики не зря ели свой хлеб и как-то раскапывали все самые тёмные закоулки биографии незадачливого соискателя, всюду указывая ему на дверь. Так было три раза. А на четвёртый Пётр оказался в шарашке, бодро клепавшей регистрацию для азиатов и прочей рабсилы из стран ближнего зарубежья. Фирмачи сидели в заплёванной подворотне на 3-ей Советской, не имели вывески и, естественно, бодро клали на всякого рода анкеты. Пётру это подходило. Скиталец воспрянул духом. Он радостно восклицал: «В Мурманске я за двести „рэ” полдня рыл траншею по пояс в дерьме, а здесь за те же бабки просто листовки у метро раздаю! Да тут деньги под ногами валяются! Это ж просто клондайк какой-то!»

По ночам Пётр подрабатывал сторожем на автостоянке в районе Гражданки. Жил там же, в кособокой сторожке с буржуйкой времён ВОВ и маленьким переносным чёрно-белым телевизором марки «Юность-306Д». Питался бомж-пакетами. Не пил. Курил самосад. На всём экономил. Наши ставили его друг дружке в пример. Утром Пётр ехал в центр сшибать деньгу, соря листовками и калымя там и тут. В процессе заигрывал с барышнями. «Ходок», — думал я, когда Пётр в очередной раз пытался подкатывать к пробегающей мимо крашеной блондинке на тонких каблучках. Будучи по природе своей авантюристом, наш Дон Хуан давно смекнул, что раз в Питере столько хорошеньких дам, то почему бы, хотя бы отчасти, ни устранить сие досадное упущение, женившись на одной из них, например, на богатенькой вдовушке, которая, естественно, почтёт за великое счастье выйти замуж не хрен знает за кого, а за целого Петра, приехавшего не из опостылевшего всем Монте-Карло, а из стольного града Мурманска!.. Гонору у Петра было на десятерых. Он почему-то считал, что весь мир у него в долгу, и самые красивые девушки планеты должны, визжа от восторга, срывать с себя одежды и биться в экстазе при одном упоминании его имени. Славный малый!.. Шли недели. Пётр вкалывал, копил потихоньку деньгу и накопил бы, наверное, даже на цветной телевизор «Электрон», если бы не подвела лимитчика нездоровая тяга к слабому полу!.. А дело было так. В ночь, когда Пётр должен был выходить на дежурство, он попросил сменщика подменить его, а сам зачем-то попёрся в местный ДК на вечер посиделок для тех, кому за тридцать. Видимо, решил, так сказать, развеяться. Подкрутил усы, отскоблил клей со старого пиджака, протёр паклей штиблеты и пошёл разбивать сердца. В ДК он познакомился с двумя приятными на вид женщинами бальзаковского возраста. Разговорились. Пётр включил джентльмена, начал ухаживать. Дамы предложили выпить за встречу. Дальше — тишина… Общественный туалет… Какие-то кусты… Лужи… Блевота… Помойка… Мрак… Очухался горе-ловелас с выпотрошенными карманами на пустыре. Рвало. Голова гудела, как старый трансформатор. К Петру постепенно возвращалось сознание. «Клофелинщицы!» — мрачно резюмировал он. А тошнота говорила о том, что, видимо, ещё и по кумполу крепко дали. Пётр с трудом вспомнил дорогу и доковылял до своих гаражей. И тут — бац — новый сюрприз. Оказалось, что, пока наш герой развлекался, его сменщик мирно… отсутствовал, а на стоянку тем временем наведались воры и вынесли у одного мужика полгаража. Интересное совпадение, не правда ли? Тем более, если принять во внимание, что мужик оказался коммерсантом и держал там не какой-нибудь ржавый четыреста двенадцатый «Москвич», а контрабандный виски. Несколько ящиков чистейшего ирландского пойла! Хозяин гаража не стал тянуть волынку, тем более обращаться в органы, а просто подкорректировал лимитчику и его коллеге внешность, отобрал у Петра паспорт и включил «счётчик». Жалкие доводы несчастного ловеласа не сработали. В графике ты стоял? Ты. На объекте был? Нет. Тогда извини! Сам влип — сам и отвечай. Штраф — тысяча северо-американских президентов! У тебя неделя, потом — проценты. Отсчёт пошёл…

Пётр приковылял на работу к полудню, озаряя тусклый Питер радужными красками побоев. Мы охнули. Горе-альфонс, вздыхая, поведал нам о своих ночных приключениях. Мы посочувствовали. После этого инцидента Пётр отчего-то решил не возвращаться больше к идее женитьбы, сочтя её несколько рискованной. Успев захватить со стоянки кое-какие вещички, лимитчик ушёл в подполье. Но что дальше? «Контрабандист», естественно, уже искал нашего злоключенца по всей Гражданке, но куда ему было бежать — документов у Петра не было? Пришлось пару ночей перекантоваться на Московском вокзале. Потом, говорят, он куда-то уехал. Может, так и не завоевав Питер, лимитчик вернулся в родной Мурманск, а может, снова «сел» — кто его знает…

Милая у нас была компания, тёплая… Даже чересчур. И меня ведь, как на грех, занесло именно туда — в эту мрачную юдоль гопников, алкашей и маргиналов! Это было дно, ребятушки, определённо, дно! А что может быть хуже дна? Сбор пустой тары? Петь под гитару в пригородных электричках «Как здорово, что все мы здесь…»? О, коварство судьбы! О, насмешка богов! Что ж, боги, глядите, как дипломированный юрист мёрзнет у метро, как пёс, предлагая прохожим прикупить золотишка в ювелирном напротив! Видите, как он исхудал, как он измотан, как унижен он? Видите?! Смотрите же! Это ваши гнусные проделки! Вы так хотели!.. Но богам было плевать, и я продолжал раздавать листовки… Впрочем, были и приятности. Работала там одна барышня — луч света в тёмном царстве. Она тоже что-то рекламировала. Звали её Олей, и затеял я с этой Олей, как говорят буржуи, «коннесанс». Проще говоря, стал клинья подбивать… А через неделю выяснилось, что у неё сын маленький, брат-эпилептик да муж-алкоголик! И живут где-то на юго-западе. Полная счастливая семья!.. Ну, на кой хрен им я со своими листовками?!!

Тогда за полгода я сменил пять фирм разного калибра и профиля: первая прогорела, у второй начались проблемы с налоговиками, остальные — или платили гроши, или лопались, как мыльные пузыри. И вот в декабре 2005-го я понуро брёл по первому робкому снегу домой с очередной халтуры. По привычке заглянул в почтовый ящик, а там — объявление о наборе персонала на Главпочтамт. И две специальности — сортировщика и почтальона. Кроме своих оков терять мне было нечего, и я решил рискнуть. Тем более, когда-то моя кривая уже заводила меня на Почтамт, и я имел представление о тамошней работе. Только теперь было не до жира.

На следующий день я побрился и пошёл к кадровикам с твёрдым желанием чего-нибудь рассортировать. Но тучная баба в окошке пробубнила, что «болезным, навроде меня, энта должность не подходит» и предложила пойти в почтальоны. Я не обиделся. Я подумал и сказал: «Хорошо».

Вот так, ребятушки, я и стал почтальоном второго класса с окладом согласно штатному расписанию на петербургском Главпочтамте, где и отпахал без малого семь лет…