Через тернии к… дому

Ульяна Владимировна Орлова, 2013

Антон живёт в интернате. Однажды, не выдержав тоски по дому и насмешек, он решается бежать домой. По дороге он подбирает бездомного малыша Славку. Разве его оставишь? Антон берет его с собой. Но путь до дома не близкий, а ребята встречают такие трудности, о которых даже не догадывались…Книга для детей и о детях. Книга для родителей и о них. Книга о том, что близко каждому из нас: дружба, взаимопомощь и надежда.

Юхан Теорин «Ночной шторм»

Глава 1. Побег

Антошка возвращался с прогулки довольный. Как не радоваться: солнце яркое, небо чистое, синее-синее, в лужах отражается всё лучше, чем в зеркале! И тепло. «Наверное, — думал он, — пойдём запускать с Шуркой новую модель аэроплана. Ветер юго-западный, ровный, может, он и полетит. Тогда это будет открытие…» С такими мыслями Антон вошел в тёмное здание интерната.

* * *

— Тошка! К директору на собеседование!

Тошка молча лежал на кровати лицом вниз и не откликался.

— Тошка! Ну, ты чего? Тошка!

Шурка подошёл к нему, положил руку на плечо. Тошка всхлипнул.

— Тошка, не вздумай!

Тошка поднялся, отряхнулся, будто постель была пыльной, и сказал:

— Пойдём.

Они прошли по длинному коридору, не обращая внимания на любопытные взгляды, и вошли в директорскую.

Тошка почувствовал себя безоружным перед противником. Здесь, оказывается, собралась куча народу. Кроме воспитателей и директора были и ребята, и среди них — Язик Кривецкий. Он, прищурившись, смотрел на Антона, не отводя взгляда прозрачно-зелёных насмешливых глаз. Так смотрит человек на жука или бабочку, попавшую в ловушку: раздавить или не стоит?

— Антон, ты явился?! Почему так долго? — это воспитатель средней группы.

— Он плакал! Ы-ы-ы!

— Что ты, он искал свои рублики!

— Да нет, ребята, он заряжал новый пистолет против директора.

Послышались смешки.

— Тихо! — это директор.

— Антон, объясни свое ужасное поведение, — это замдиректора.

Антон молчал.

— Антон, не заставляй нас ждать. Как ты посмел ударить товарища?! Это свинство с твоей стороны! И вообще…

— Кира Павловна! Что вы сразу на Антона?! Вы же ещё ничего не знаете! — попробовал вступиться Шурка. Он стоял рядом с Антоном.

— Александр! Как ты смеешь перебивать взрослых? Ветерков! Антон! Что ты молчишь?!

Антон наконец проговорил:

— А что говорить? Конечно, я кругом виноват! Знаете, так можно много чего найти, чтобы придраться! Пусть лучше он говорит! — Антон указал на Кривецкого.

— А я ничего! Я только посмотрел его фотки. Подумаешь, жалкие картинки! Жалко, да? Маменькин сынок!

— Жалкие?! Тебя просили? Лезть в мою жизнь, брать мои деньги! Рыться в моих вещах!..

— Тихо! Антон, расскажи по порядку!

— Антону жалко копеечный фотоаппарат. Конечно, с порванными денежками и не то жалко будет. Он боялся, что я увижу его секреты. Да там только носочки и платочки — мамочка прислала!

Кто-то засмеялся. Антон в упор смотрел на Язика. Есть ли в нём капелька совести? Что-то человеческое?! В глазах его играла какая-то злобная насмешка. Как и всегда, впрочем… Да что же это такое?!

Неужели всё то, что происходит — правда?! Антон поморгал. Да нет, правда: вот стол, за которым сидит, подперев лоб, директор и уныло смотрит по очереди то на него, то на Язика; вот на столе его, Антошкины, деньги. А за окном — прозрачное голубое небо, ветки берёзы с маленькими зелёными каплями чуть покачиваются от тёплого ветра…

Зачем?! Зачем это ненужное, долгое, обидное разбирательство, из которого он, скорее всего, снова выйдет неправым?! Зачем этот душный кабинет, эти взгляды — осуждающие, усталые, раздосадованные, когда там за окном его настоящая жизнь, и ветер для нового самолёта, который они так долго строили с Шуркой! Шурка, опустив голову, смотрел в пол. А Тошка вздохнул и вдруг понял, что нет — не будет этой солнечной жизни, пока он её не защитит. Ветер — не его. Солнце — не его. Даже небо сейчас было чужим и далёким… Антон вскинул ресницы — брызги посыпались.

— А тебе, подлец, понравится, если я с тобой так?!

— Антон! Да как ты смеешь?! Это наглость с твоей стороны так выражаться при взрослых! Ты ничего нам не объяснил, выходит, сам виноват. Будешь соответствующе наказан! Или рассказывай, или проси прощения у Кривецкого!

— Антошенька! Не бойся, ремнём тебя не накажут! Подумаешь, в сортире полы помоешь пару раз… А «извини» не надо говорить, и так разнюнился. Что, Антошенька, правда глаза колет?

Антон еле сдерживал себя. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Ну, ты и г-гад!

— Хи-хи-хи! Антон удостоил меня ответа! Да я тебя… как букашку… — Кривецкий, сделав вид, что плюнул себе под ноги, носком кроссовка растёр то место, — а-ах!

Послышался уже открытый смех ребят — дружков Кривецкого. Тогда Антон, схватив со стола свои деньги, толкнул дверь и рванул из этого кабинета. Добежав до комнаты, прикрыл за собой дверь и на секунду прислушался: в конце коридора доносились крики и какая-то возня. Дальше он всё делал быстро. Сунул за пояс свой игрушечный пистолет. Взял фотоаппарат («Ага, копеечный», — пронеслось в голове… Папа не стал покупать себе новый телефон и вместо него купил Тошке цифровик… Телефон у отца был старый-старый, какой-то «допотопной» модели и промок в экспедиции…) Накинул старенькую синюю курточку, кепку. Написал быстрыми взмахами на столе:

«Шурка! Прощай!

То…»

Через ступеньку сбежал по лестнице и, миновав ошеломлённую вахтёршу, выскочил из интерната. Слева от здания находилась большая детская площадка, за ней — несколько топольков, прикрывавших лазейку в заборе. Стержни ограды были немного отогнуты, лазейка эта была новая, появившаяся после того, как заделали старую — за зданием интерната, возле гаражей, — достаточна широкая для ребёнка, но узкая для взрослого. Тошка пролез через неё и, не оглядываясь, побежал.