Любовь прямо по курсу

Триш Доллер (2021)

Анна никак не может прийти в себя после потери жениха. Вспомнив, как они вместе планировали совершить путешествие на яхте по Карибскому морю, девушка решает отправиться в путь одна и посетить все острова и достопримечательности, о которых говорил возлюбленный. Однако, столкнувшись с трудностями, Анна понимает, что не в состоянии справиться с яхтой в одиночку, и нанимает в помощники моряка. Жизнь Кина также сложилась совсем не так, как он представлял, но парень отказывается что-то менять и расстаться с морем. Вместе пережив несколько приключений, Кин и Анна начинают понимать, что никогда не поздно начать жизнь заново и проложить новый курс.

Глава 5

Чертовски несправедливо

Плавание с напарником, который может подменить тебя, когда ты устал или хочешь облегчиться, значительно отличается от одиночного плавания. Мы с Кином установили четырехчасовые вахты, чтобы каждый мог поесть, вздремнуть или почитать книгу. В свою первую вахту Кин забросил с кормы удочку, намереваясь вытягивать все, что попадется на крючок.

Бимини медленно тает на горизонте; я сижу в каюте, решая, что приготовить на ужин. Вдруг леска начинает со свистом разматываться, а удочка выгибается дугой.

— Анна! Помоги мне, пожалуйста!

Я сменяю Кина за румпелем, а он берет багор, собираясь вступить в схватку с рыбой.

— Наверное, барракуда или маленькая акула, — заявляет он.

Кин берется за леску и начинает подтягивать рыбу. И вскоре у борта появляется размытое серебристое пятно; оно яростно извивается, борясь за свою жизнь. Кин выдергивает рыбу из воды, и она бьется на палубе, судорожно расширяя жабры.

— Что это? — спрашиваю я.

— Скумбрия.

Схватив рукоятку лебедки, Кин резко бьет рыбу по голове, затем вспарывает ей живот от головы до хвоста. Сердце рыбы еще бьется.

— Хочешь кусочек?

— Что? Прямо сейчас?

— Сашими свеже`й не бывает. — Кин протягивает мне ломтик сырой рыбы.

Теплый и солоноватый, он ничуть не похож на холодные аккуратные роллы из моего любимого суши-бара. Здесь у нас нет ни маленьких чаш с соевым соусом, ни искусно выложенных кучек васаби, только палуба, похожая сейчас на место преступления. Я беру второй ломтик, затем третий, чувствуя себя персонажем книги «Повелитель мух».

— Я думала, что это будет ужасно, но…

— Потрясающе вкусно, правда? — Кин разделывает рыбу и выбрасывает потроха за борт. — Я оставлю часть на ужин, а остальное положу в холодильник.

Он уносит рыбу на камбуз, а я смываю кровь с палубы из ведерка, в котором обычно мою посуду. Кин возвращается.

— Из какого ты города? — спрашиваю я.

— Ты вряд ли знаешь его. Трали. Маленький городок на юго-западном побережье. Ближайший к нему известный крупный город — Килларни.

— Килларни я тоже не знаю.

Он смеется.

— Ты из Флориды?

— Родилась и выросла в Форт-Лодердейле.

— Чем ты занималась?

— Тебе знакомы рестораны сети «Хутерс»? Ну, где официантки скорее раздеты, чем одеты.

Кин пристально смотрит на меня, но его глаза скрыты солнцезащитными очками, так что я понятия не имею, о чем он думает.

— Слышал, но никогда там не был.

— Я работала в подобном заведении, только тематика там пиратская. Официантки одеты как сексуальные пиратки, а барменши носят черные майки с надписью «Служанка» на спине.

— Тебе там нравилось?

— Когда ты работаешь в подобном заведении, люди считают, что ты самовлюбленная и тебе нравится себя демонстрировать или у тебя низкая самооценка и ты просто-напросто деградируешь. — Мне вспоминаются подколки матери Бена. — В нашей патриархальной системе, которая нескоро еще изменится, мало кто задумывается над тем, что женщинам тоже нужно оплачивать счета или поддерживать свою семью. Я не в восторге от того, что меня воспринимали как сексуальный объект, однако я заработала немало денег, так что испытываю по этому поводу смешанные чувства.

— Да… Не уверен, что мне было бы удобно есть в заведении, где персонал выглядит как часть меню. Но сексуальные пиратки? Насчет этого я бы не возражал.

— Что ж, честно. — Встав, я направляюсь к трапу. — Я за колой. Будешь?

— Да, спасибо… служанка.

Показав Кину средний палец, я под раскаты его смеха спускаюсь в каюту. Мой взгляд падает на стену. «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ». Накатывает тоска, и я забираюсь на кровать в нише, чтобы поближе посмотреть на фотографию Бена.

Тем утром, когда был сделан это снимок, Бен разбудил меня затемно: «Вставай, малышка, давай встретим рассвет».

Я накинула одежду, и Бен отвез меня на маяк Хиллсборо-Инлет. Мы сели на капот его старого синего «лендровера», и когда занялся рассвет, Бен поцеловал меня под золотисто-голубым небом, прошитым розовыми полосами. Мы сфотографировались на фоне маяка, повторяя снимок, который мы сделали в наше первое свидание: я целую Бена в щеку, а он улыбается. Я не знала, что это наше последнее фото.

Чертовски несправедливо, что сейчас здесь Кин, а не Бен. Не Кин должен сейчас сидеть на любимом месте Бена, положив руку на румпель. Сегодня Кин будет спать на борту лодки Бена, и это тоже несправедливо. Кин Салливан вроде бы неплохой человек, но он не Бен. Не совершила ли я еще одну ошибку? Я глажу край висящей на стене фотографии. Кина я наняла. Ему необязательно становиться моим другом. Или вообще кем-то значимым для меня.

Взяв из холодильника колу, я возвращаюсь на палубу. Настроение на нуле.

— Не могла бы ты подменить меня на время? — спрашивает Кин.

Я с облегчением наблюдаю, как он спускается в каюту. Вскоре раздается шум, и до меня доносится запах жареной рыбы. Через полчаса Кин возвращается с тарелками жареной скумбрии, красной фасоли и рисом с овощами.

— Я и не предполагала, что ты станешь готовить. Этого не было в описании вакансии.

— Мне показалось, что тебе нужно побыть одной.

— Я… да. Спасибо за ужин.

— Пожалуйста.

На стоянку у Чаб-Кей мы попадаем в полночь. Мы вместе убираем паруса, затем Кин идет на нос яхты и указывает на место между двумя большими парусниками.

— Теперь сдай назад.

Я перевожу рычаг в обратное положение и наблюдаю, как Кин медленно опускает якорь в воду, позволяя лодке отходить назад. Потом крюк цепляется за дно, и якорный трос натягивается. Это совершенно не похоже на мой способ «кинь и надейся на лучшее», к которому я прибегла в Бимини. Тогда мне просто повезло, что якорь удержал яхту.

Кин возвращается в рубку и глушит двигатель.

— В следующий раз, днем, якорь бросишь ты.

— Ладно.

Лишь теперь я поняла, как много Бен делал на яхте, когда мы плавали вместе. А я просто сидела и позволяла ему это делать.

Я продолжаю думать о Бене, пока беру пижаму, полотенце и шампунь. Кожа потная и горячая, тело ноет. Опустив в воду лестницу и дождавшись, пока Кин спустится в каюту, я торопливо снимаю одежду и прыгаю в океан. От холодной воды перехватывает дыхание, зато и пот смывается.

— Анна, ты специально спрыгнула? — кричит Кин из каюты.

— Да.

— Я просто уточняю.

Он остается в каюте, а я взбираюсь на две ступеньки лестницы и принимаюсь мыться. Ночной воздух, прохладная вода и ароматное лимонное мыло — чувственное трио, порождающее в моем теле иную боль. Я окунаюсь в воду и провожу руками по волосам, смывая мыльную пену. Затем веду ими по телу, представляя, что это делает Бен. Совершенно разные вещи — но хватает, чтобы достичь сладостной разрядки. Взобравшись на палубу, я иду в каюту.

— Полегчало? — спрашивает Кин.

Будто знает, что я сейчас делала.

Щекам стало жарко.

— Да. Э-э… спасибо.

— Я взял немного свежей воды, чтобы помыться. Не возражаешь? — Он указывает на ведро. — Я сейчас тоже ополоснусь в океане, но мне нужно еще помыть культю в чистой воде.

— Ничего не имею против. Здесь есть опреснитель.

Кин в купальных шортах поднимается на палубу, раскладывает банные принадлежности и начинает отстегивать протез. Снимает слой за слоем, до голой кожи. Нога у него заканчивается где-то на середине икры, истончаясь до культи. В свете фонаря хорошо заметны шрамы, пересекающие его конечность, словно рельсы. По сравнению с загорелым телом кожа на культе выглядит бледной.

Кин садится на борт и перебрасывает ноги на другую сторону.

— Погнали! — Подмигнув мне, он прыгает в воду.

Пока он купается, я переодеваюсь в пижаму и складываю ношеную одежду в мешок для грязного белья. Через несколько минут Кин взбирается на палубу. Я отношу мешок с одеждой в рубку, а Кин, уже переодевшийся в просторные баскетбольные шорты, обмывает культю и вкладыш, который размещается между телом и протезом.

— Соленая вода даст сто очков вперед любому абразивному материалу, — поясняет Кин. — Я ношу протез целый день, и важно, чтобы между ним и кожей не было никаких раздражителей.

Закончив, Кин выплескивает воду и вешает вкладыш и мокрые шорты на тросы. Соскользнув с лавки на трап, он на одной ноге ловко спускается в каюту. Он явно не раз это проделывал раньше.

Подняв лестницу для купания на палубу, я возвращаюсь в каюту. Кин готовится ко сну: один из спальных мешков он кладет на пол, а другой сворачивает, чтобы использовать в качестве подушки. Я даю ему одну из подушек с кровати.

— Держи.

— Не нужно.

— У меня четыре подушки. Пожалуйста, возьми.

— Спасибо.

Темноволосая голова укладывается на мою подушку. Выключив свет, я залезаю на свою кровать. Дыхание Кина вскоре становится размеренным, он засыпает, а мне не спится. Когда я в первый раз делила постель с Беном, я тоже не могла уснуть. Там, где наши тела соприкасались, кожа горела, я была на взводе и всю ночь не спала. Сейчас все не так. Кин Салливан не касается меня. И я в него не влюблена. Но все равно он лежит слишком близко — я слышу каждый шорох, когда он шевелится во сне.

Пол скрипит, когда я встаю с кровати и с одеялом и подушкой поднимаюсь в рубку. На лавке не так удобно, как на кровати внизу, зато здесь свежий воздух. Бездонное небо усыпано звездами, и мир кажется безграничным. Я засыпаю мгновенно.