Месомена

Тина (Tina) Оган (Ogan) (2024)

Поверье гласит — придет начало. И смысл его будет безграничен. У всякого пути есть свой конец. И путь этот свой у каждого. Знамения хотят быть услышанными. Знамения требуют веры, согласия. Жаль, я не верю им. Мне говорят: бойся дитя, враги за дверью. Не отвечай им. Не гляди в окна. Не прислушивайся к их голосам. А я не верю им. Мне говорят: поверь дитя, здесь безопасно. Здесь наши друзья, спасители. А я не верю им. Придет начало и имя ей Месомена.

Глава 1. Безжизненная

Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-краю нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал.

Мучило его то, что всему этому он совсем чужой.

Достоевский Ф. М. Идиот

В самом начале ноября погода ухудшилась. Ветер усилился, стал холоднее, протяжнее, порывы его стали более резкими, яростными. Небо заволокли тяжёлые густые облака. Чудилось, что над головой, во весь купол неба, натянута плотная серая завеса, не позволяющая хоть мельком взглянуть на давно забытую синеву. Утром и вечером, в часы пик, тысячи людей неслись по городу кто куда. Каждый в этой толпе стремился спрятаться от холода. Лишь днём, ближе к полудню, грязно-серый город пустовал. С наступлением сумерек, на его улицы по обыкновению выглядывали отоспавшиеся за день молодые люди, яркие барышни и измученные трудовыми буднями бедолаги.

Ночью город похотливо стонал. Днём же хрипел и сипел, будто простуженный.

Сегодня я дома весь день. Меня нет там, в толпе, на холоде, на ветру… Мечта! Есть время заняться собой. Наконец, прибраться на столе с учебниками, искупать Никки, послушать музыку, пока никого нет, дочитать заброшенный неделю назад роман. Если удастся, принять долгую ванну и подремать под горами мыльной пены.

Послеполуденный звонок был призван испортить всё это благолепие. Я отложила в сторону щётку, которой чесала спину добермана, и с опасением осмотрелась в поисках телефона. Однако мне не нужно смотреть на экран. Вариантов, кто мог звонить, не много — один.

— Что делаешь? — вместо обычного «привет» выпалила Натали.

— Ничего. Хочу прибрать комнату.

— О, хорошо, что я позвонила тебе! — радостно воскликнула она. — Я спасу тебя! Пошли в кино?

— Сегодня? — не скрывая опасения, полюбопытствовала я.

— Нет! Бронирую место в твоём графике уборки на следующий четверг! — Какой же противный у неё голос сегодня. Если я сброшу, будет ли это означать, что я плохой друг? — Конечно сегодня!

— А что идёт?

— Вилл! Не гневи богов! — заорала Ната.

— Хватит вопить, пожалуйста, — взвыла я, убирая телефон от уха. — Когда мне быть готовой и куда мы идем?

На улице ни души. Обед. Есть ощущение, что только мне нужно куда-то сегодня тащиться. Из окон многоэтажек того и гляди высунутся любопытные носы нахохлившихся жителей, с немым вопросом: «Куда идёт эта безумная в такой мороз?» Земля под ногами затвердела и покрылась трещинами. Всё вокруг серое и твёрдое, как камень. Отражает состояние души. Что, если грустить осенью не только можно, но и нужно? Тогда не вижу ничего предосудительного в своём состоянии. Осень ведь. Я не одна, кто грустит в это время года.

Среди бетона, угрюмых домов, пыльных дорог, серой земли и тёмных редеющих деревьев мелькнуло что-то яркое и живое, словно пламя. Это ветер подхватил волосы Натали, торчащие из-под шапки, и взметнул их в разные стороны. Рыжая топталась, то вышагивая пару метров туда-обратно, то припрыгивая на месте. Я ускорилась для демонстрации того, что тороплюсь на встречу, нежели для того, чтобы в действительности приблизить неминуемый момент приветствия.

Если я и вправду плохой друг, что ж, отлично. С этим определились.

— Неужели! — бросила громко подруга, двигаясь навстречу.

— Привет! — улыбнулась я. — Я вовремя вообще-то.

— И что? Могла бы раньше прийти.

Я изобразила на лице что-то вроде: «Ты серьёзно?»

Подруга не стала со мной церемониться. Она вцепилась в мой локоть и потащила в сторону от дороги, что-то неустанно мне объясняя.

Торговый центр кипел жизнью. Теперь ясно, где собрались те, кому холодно на улице и скучно дома. Количество людей на один квадратный метр зашкаливало. Кто торопился, явно по делам, кто от нечего делать таращился в витрины, кто-то, как и я, шёл с недовольным хмурым лицом, едва волоча ноги за другим, более активным спутником.

— Хорошо, что мы забронировали билеты, — выдохнула Ната, расстёгивая куртку.

— И чего мы в кино потащились…

— Ты хотела повиснуть дома? Ещё немного, и ты покроешься плесенью.

Натали — моя школьная подруга. Самая близкая в моей жизни. Радость это или же проклятие, я пока не решила. Она младше меня на пару месяцев, ниже ростом, худощавая, но спортивная… «Злой эльф» — так её называла не только я. Стоило ли говорить, как это бесило Натали? На щеках и вздёрнутом носу рассыпались веснушки. Небольшие, глубоко посаженные голубые глаза горели озорством. Она весела и легка на подъём. Везде, где мы были, Натали приходилась к месту. Душа компании, располагала множеством разнообразных идей, предлагала неожиданные решения и пробовала самые необычные варианты времяпровождения. В школе она занималась игрой на скрипке, после решила уйти в танцы. Мне казалось, в голове у неё постоянно играла музыка, под которую она неустанно двигалась. Танцы, активный спорт, пешие прогулки… Игру на инструменте девушка забросила. Причин мы не выяснили. Ей просто в какой-то момент наскучило.

После сеанса мы вышли немного сонными. Я уж подавно, а вот состояние Наты меня приятно удивило. Она зевала, и я уже обрадовалась, что очень скоро мы пойдём домой. Однако меня настиг полнейший крах.

— Вилл, мне нужно купить к зиме тёплую одежду. С этой учёбой я никак не находила время, — перестав зевать, сообщила мне Ната. Я выругалась, но её это не смутило. — Твой совет мне необходим, пожа-а-а-алуйста, Вилл.

«Ведь знала же, что лучше оставаться дома…»

Мы стояли в примерочной то ли второго, то ли третьего магазина. Вернее, Ната стояла, а я сидела на мягком пуфике, оценивающе оглядывая трикотажный свитер тыквенного цвета. Сбежать от назойливых мыслей мне удалось ненадолго. В какой-то момент в памяти стали возникать совсем недавно забытые фантомы. Я как заведённая начала вновь и вновь возрождать в голове затасканные вечным переосмыслением картинки, цвета, предметы… Реальность отошла на второй план, будто это и есть норма, будто так и должно происходить. Смолкла играющая отовсюду приглушённая ритмичная музыка, померкли окружающие цвета и померк свет. «Это» стало куда важнее и реальнее для моего сознания и, несомненно, настораживало.

— Тебе снилось что-нибудь? — задала я вопрос подруге. Та, застигнутая врасплох, отложила на потом разглядывание ценников и сняла свитер, чтобы в десятый раз надеть другой.

— Вряд ли задаёшь вопрос просто так, — бубнила она. — Ничего. А тебе?

— Не знаю, нормально ли это, но мне всё снится тот сон.

— Опять?

— Угу.

— Слушай, где-то читала, что видеть один и тот же сон на протяжении нескольких месяцев — один из признаков психического расстройства.

Я сгримасничала. Уж не здесь и не сейчас будем ставить диагнозы.

— Как хочешь. Моё дело предположить! — встряхнула руками Ната, отчего у неё чуть не соскочили бретели бюстгальтера. — Я просто ни разу не встречалась с таким. Ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Ну там… В плане психики.

— Если ты о голосах в моей голове, то нам вполне комфортно.

— Вилл!

— Я пошутила! Всё в норме. Никаких проблем…

Отчасти я лгала.

«Дискомфорт» — довольно забавное слово. Мягкое и даже ласковое. Я ощущала далеко не это.

— Возможно, я волнуюсь из-за этой проклятой сессии, не знаю.

— Тогда бы тебе снились экзамены, преподы… Наш беснующийся декан. — На последнем Ната хихикнула.

— Если бы я видела его во сне и не раз, это как раз и была бы причина обратиться к врачу!

Мы рассмеялись, собрали вещи и вышли из примерочной. Ната купила свитер цвета насыщенной свежей травы и рубашку с принтом в виде соцветий вишни.

— А если серьёзно, Вилл, — понизив голос, вновь начала Ната, шепча на ухо. — Лилии я чаще всего видела на похоронах, а человек, лица которого ты не видела, скорее всего, отражает именно тот факт, что грозит опасность от незнакомца. Вдруг сон об этом?

На оценку выражения моего лица и подведение итогов беседы у рыжей ушло в районе трёх секунд. Она закатила глаза, выдала поспешно несвязное бормотание и лишь после этого ответила более внятно.

— Окей! Если более оптимистично: человек, лица которого ты не видишь, — твой будущий муж, ваше знакомство ещё впереди, а лилии — это его подарок в честь чистой и непорочной любви! Так лучше?

Тут уже я не сдержалась и рассмеялась. Девушка-кассир отдала Натали сдачу, вручила пакет, и мы ушли. При виде указателей выхода, я на миг позволила себе надеяться, что страдания подходят к концу, но подруга затащила меня в ещё один магазин. К моему счастью, ей там не понравилось с первых минут.

На улице заметно похолодало. Начинало темнеть, и нам пришлось немного ускорить шаг. Захватив в ближайшей лавке пакетик жевательного мармелада разных вкусов, мы направились в сторону моего дома.

— Ты рада, да, что я к тебе иду? — Судя по выражению защемлённого лицевого нерва, вкус мармеладного червяка во рту Натали очень кислый.

— Конечно рада, — буркнула я. — Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. Сколько ещё спросишь?

— Нет, ну ты просто какая-то несчастливая. Хочешь, я домой пойду?

И этот вариант она уже предлагала сегодня.

— А что, так можно? — воскликнула я, наигранно воодушевившись.

Ната обозвала меня неприлично с будничным выражением лица, закинула в рот очередную конфету, и мы молча пошли дальше. Впереди нас ждал пешеходный переход.

Возможно, подруга права насчёт опасности. Я не смогу забыть никогда того, что произошло в тот вечер.

Моя семья жила в этом районе уже несколько лет. Рядом с домом пролегала трасса. Четыре полосы движения на одной, и четыре на противоположной стороне дороги, а посередине — «островок безопасности». Светофоры поставили сразу, так как новый район облюбовали местные гонщики. Аварии стали частым делом, но без жертв среди пешеходов. В принципе, люди здесь ходили очень осторожно. Иногда машины вылетали и на середину дороги, где могли стоять люди, поэтому светофоры одновременно включались с обеих сторон движения. Ровно минуту дорога полностью стояла. Я и сама всегда внимательна на дороге. Всегда смотрела по сторонам… Но не тогда.

Ната вскрикнула, чем напугала меня так же сильно, как резкий визг тормозов и скрежет процарапанного шинами дорожного покрытия. На фоне тёмного влажного асфальта мелькнули забавные цветные искры, напомнившие мне о звёздах. Одна сотая секунды, а я помню то, как пакет со сладостями вылетел из рук подруги и рассыпался в воздухе, перед моим носом.

Самый крайний левый ряд я по какой-то причине не заметила. Даже не посмотрела в сторону движения. Подруга шла по правую руку, чуть позади меня. Ростом она ниже, шаги короче. Её отвлёк поиск нужного вкуса мармелада в пакете. Я, видимо, хотела домой сильнее, чем она, и поэтому едва не пострадала. За спиной раздался женский крик.

Чуть ниже колена, будто я сама напоролась на мирно стоящий автомобиль, уткнулся до блеска отполированный бампер чёрной иномарки. Тонировка абсолютно глухая. Видеть что-либо за зеркальными стёклами невозможно, только лица людей на дороге и окружающие переход высотки. Кто-то ударил по капоту кулаком. Рыжая девчонка меня сейчас пугала сильнее всего. Пунцовое лицо, потемневшие глаза, крик и оскорбления, повторные удары по многострадальному капоту автомобиля рядом… Мне вмиг стало стыдно за неё. Я захотела бежать оттуда.

Загорелся зелёный. Машины из соседних рядов медлили, но всё же тронулись и покатили прочь. Пассажиры и водители глядели во все глаза.

— Ты в порядке? — вновь и вновь спрашивала Ната, дёргая меня за руки.

Машина слева не двигалась.

— Я в норме. Идём.

Ната округлила глаза и, употребив несколько оскорблений, обратила моё внимание на водителя, чуть меня не сбившего, что, мол, хорошо бы выйти и решить вопрос. Странно. В тот момент я не хотела ничего, кроме возвращения домой.

Пусть едет куда хотел.

— Ната! — одёргивая девушку, крикнула я, пытаясь вытянуть её с проезжей части.

Седан не двигался. Двери закрыты. За общим гулом дороги и ударами собственного сердца в ушах я даже не слышала, заведён ли автомобиль. Он мог сломаться?

В очередной раз Ната ударила машину, теперь уже ногой по бамперу. Только после этого я смогла оттащить её в сторону, на обочину.

— Что ты творишь? — орала она. — Ему нужно нос сломать!

— Это ты что творишь? — с дикой дрожью в голосе пискнула я, но подруга прервала меня. Грубым жестом она показала водителю, чем он должен заняться. — Прекрати! Идём!

— Вилл! Он тебя чуть не убил!

— И? Всё нормально. Пошли!

Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее водитель седана так не реагировал.

Взяв Нату под руку, я потащила её дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зелёный, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, я ещё раз повернула голову.

Чёрный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали его, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то на лице полное непонимание, у кого-то дикая злость.

Померкло солнце! Пропал кислород!

Смотри же! Смотри!

Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!

Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!

Будь! Будь же моей!

Моя смертельно больная королева!

(The Subways — «Rock & Roll Queen»)

Музыка пропала. Ната резко метнулась к столу, окатив меня потоком холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не моё вопросительное выражение лица.

— Не включай при мне свою наркоманию.

— Крутая песня. Весёлая, — ответила я. — Ты успокоишься сегодня?

— Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, — равнодушно произнесла Ната. Медленно и холодно. — Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции. Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. — Она заводилась и начала говорить громче и быстрее: — Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, вообще живешь не здесь. Твоё сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!

Я вновь уткнулась в телефон, где вот уже несколько минут бездумно разглядывала пост о полезных свойствах авокадо. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Её взгляд упёрся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее выбило её из колеи.

— Ты знаешь, какая реакция должна быть? — обратилась я к подруге. — Может, именно так и проявляется реакция на стресс.

Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.

— Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.

— Объясни.

— Ты, чёрт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! — После этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. — Знаешь, я вижу тебе окей. С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.

Моему удивлению не было предела.

О какой чувствительности говорит Ната? По её мнению, я безжизненная?

Я открыла рот, но ни слова не произнесла.

— Вызову такси и поеду, — нахмурившись, сказала Ната. — Прости, но сегодня я не в настроении.

Через полчаса такси забрало подругу. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.

Тряхнув головой и отогнав неприятное чувство, сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придётся дома ходить в штанах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, о том, что случилось на дороге, и о словах подруги. Возможно, я и не обратила бы внимания на её слова. То, что она говорила, запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, была согласна с Натали.

Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днём Ната. Это болезнь.

Я звала тебя среди ночи.

В свете растущей луны.

Я позвоню тебе и расскажу о себе,

Расскажу каждый свой сон.

Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.

Не давай мне покоя,

Не давай мне покоя.

(London Grammar — «Nightcall»)

Во сне я вновь вернулась туда.

Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады высоток? Пыльные улицы? Хмурые лица, слившиеся с серыми стенами домов? Я встала со своей кровати, подошла к букету на письменном столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.

Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников», — многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция прочно поселилась в моей жизни.

— Что со мной сегодня случилось… — не своим голосом, но определённо именно я проговорила эти странные слова.

Страстное желание поведать обо всём незнакомцу влекло с неимоверной силой. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно всё. Однако вопреки моим мольбам, человек не обернулся. В тысячный раз мгла пробуждения отняла его у меня.