Грани одиночества

Терин Рем, 2019

Он монстр, которым пугают непослушных детей, но вся его жизнь – это служение тем, кто его боится и презирает. Она шутки ради изуродована тем, кто мог стать ее миром. Их свели вместе, чтобы избежать ответственности за подлость и безразличие, но что приготовила им судьба? Смогут ли они спасти умирающий мир и найти друг в друге свое счастье?

Глава 4

*

В мутном мареве тошноты и боли я слышала голоса, которые меня звали. Я с трудом осознавала себя и, к моей радости, в сознание приходила нечасто. Сколько это длилось? Не знаю, для меня это была вечность.

Постепенно боль отступила, а по телу разлился приятный ментоловый холодок. Сжимающие голову тиски спали, и мышцы перестало выкручивать болезненными спазмами. Я просто уснула.

В себя пришла под виноватым взглядом Сэпия. Он сидел рядом с кроватью и держал мою ладонь в своей, но когда увидел, что я очнулась, руку отпустил и немного отодвинулся.

— Как ты себя чувствуешь? У тебя что-нибудь болит? — обеспокоенно спросил арахнид. Я размяла затекшие мышцы и оценила свое самочувствие: во всем теле слабость и немного кружится голова, как обычно бывает после тяжелой болезни, но больше никаких неудобств.

— Все в порядке. Я уже вполне здорова; если хотите, можем отправляться на работу, — предложила я. Уверенности в своих силах, конечно, не было, но ведь от меня ничего и не требуется — только сидеть на руках арахнида. — Как ваше плечо?

— Алла, ты постоянно перескакиваешь с «ты» на «вы», давай ты будешь ко мне обращаться просто, без официоза. К тому же ты спасла мне жизнь и станешь моей Аллаидой. Для арахнидов это как для людей супруга. И нет, никакой больше работы, а все путешествия — только в сопровождении воинов. Гнездо мне строго выговорило за мое детское любопытство и глупость, которые едва не стоили жизни нам обоим. Плечо давно зажило, у меня регенерация значительно выше человеческой, к тому же распер меня только оцарапал, но не укусил. Для меня его яд смертелен, я рад, что тебе удалось с ним справиться. Прости меня, мне следовало быть осмотрительнее, — сказал арахнид и виновато опустил голову.

— Не говори ерунды. Ты ни в чем не виноват, мне и самой было очень интересно на все посмотреть. Плохо, что тебе запретили работать. Долго в этом зале мы не высидим.

— У нас будет много дел. Ты очень слаба, но должна уметь защищать себя. Впереди трудные времена, а я не всегда смогу быть рядом. Как только ты окрепнешь, мы начнем тренировки. Когда распер укусил тебя, твоя магия атаковала инсектоида, поэтому я знаю, чему теперь тебя обучать, — задумчиво сказал Сэпий.

Пока мы беседовали с гнездовым, прибежал Диззи. Он обрадовано запищал и, несмотря на возмущение арахнида, залез ко мне практически на руки. Я обняла его пушистое тельце и успокаивающе погладила.

— Тень, Алла давно не питалась, а ты тратишь ее силы на себя, — строго сказал Сэпий.

Диззи немного еще поворковал, потом выпутался из моих объятий и убежал.

Я попыталась встать, чтобы помыться и привести себя в порядок, но арахнид не позволил — он мягко, но настойчиво усадил меня обратно на кровать.

— Тебе еще рано вставать. Все необходимое тебе принесут.

— Сэпий, ты сказал, что атаковала моя магия, но мне показалось, что существо испепелило из-за того, что оно укусило именно метку.

— Метка — это просто благословение богов, знак, что наш союз может быть плодородным, — сказал Сэпий и смущенно опустил голову. — У тебя уникальные способности. В нашем мире уже несколько тысяч лет не рождалось мага жизни. Твои силы могут действовать только на живых существ: лечить или убивать.

— Скажи, если я научусь, то смогу защищать гнездо от инсектоидов?

— Когда ты научишься, то сможешь защитить в первую очередь себя. Придет время, и тебе придется вернуться к людям. Судя по тому, как они с тобой обошлись, эти умения тебе пригодятся. И помни: гнездо будет за тебя драться как никогда и ни за кого другого.

— Сэпий, ты хочешь меня выгнать после того, как я выполню свою миссию?

— Нет. Наше гнездо всегда будет твоим домом, но тебе лучше жить с людьми. Найти свою любовь, родить человеческих детей. Это нужно любой женщине, — успокаивающе сказал арахнид и несмело погладил меня по щеке.

— Мне это не нужно. Люди меня предали, отказались. Простого шрама хватило, чтобы близкие люди стали меня презирать и сторониться. Родная мать без раздумий отдала меня в больницу для умалишенных. Думаешь, после того, как я узнала об их подлости, меня тянет вернуться в тот мир? Здесь я ни разу не вспомнила о родных. Думаю, они тоже по мне не скучают. Ты ведь не прогонишь меня? Позволишь остаться твоей Аллаидой? — от страха потерять тех, кто стал мне так дорог, я начала повышать голос. Сэпий странно на меня посмотрел, потом обнял и начал укачивать, как ребенка, поглаживая по волосам.

— Успокойся Алла, я тебя никогда не выгоню и буду с тобой, сколько смогу, — сказал арахнид, продолжая утешать.

А я впервые за десять лет разрыдалась, как ребенок. Нет, изредка я плакала от боли или обиды, но не отпускала этот страх и пустоту, что поселились во мне в тот день, когда я поняла, что больше не нужна. А сейчас я их больше не держала, и они стали постепенно уходить. Вспомнив, что арахнид не переносит женских истерик, я постаралась поскорее взять себя в руки.

— Прости меня, Сэпий, я знаю, что ты не переносишь слез. Я умоюсь, и все пройдет, — лепетала я.

Арахнид сам осторожно вытер мокрые следы с моих щек и аккуратно опустил меня на подушки.

— Ты — не они. От тебя я готов принять все что угодно, даже истерику, — с улыбкой сказал он, отодвигаясь от постели, чтобы Диззи мог приблизиться с переносным столиком, полным горячей еды.

Я с удовольствием выпила бульон и даже съела половину булочки, но после второго глотка травяного отвара провалилась в спокойный сон.

Следующим утром я чувствовала себя как никогда прекрасно. Я бодро подскочила, подарила удивленному Сэпию улыбку, потрепала по мохнатой голове тень и отправилась в ванную комнату.

Там я не торопилась: обстоятельно вымывшись в горячей воде, долго расчесывала свои непослушные рыжие пряди, пока они не заблестели, и сделала то, чего обычно стараюсь не делать, — посмотрела в зеркало.

От удивления я, как рыба, открывала и закрывала рот, не произнося ни звука. На моем лице не было ни огромного шрама, рассекающего кожу уродливыми багровыми жгутами, ни покалеченного глаза, а из зеркала удивленно смотрела изящная молодая девушка с большими карими очами и светлым миловидным лицом.

Не веря отражению, я принялась трогать свое лицо в попытке обнаружить противные шероховатости, но их не было. Тогда я поскорее оделась и поспешила к Сэпию. Он ведь говорил, что сможет их убрать. Наверное, это он постарался, пока я спала.

Но как только я подошла к двери, то услышала, как Диззи что-то выговаривает гнездовому.

— Почему ты ей не рассказал? Она к тебе привязана, девочке будет очень больно, — проскрипел паучок.

— Я не хочу, чтобы ты ей говорил. И предупреди остальных. Ей так мало радости выпало в жизни, и я не хочу, чтобы она страдала. Хотя бы этот год с небольшим, — сказал Сэпий.

Я стояла, не решаясь открыть дверь. Даже радость избавления от уродства померкла. Неужели они все же выгонят меня? Но ведь Арахнид пообещал, что не сделает этого, а он просто не способен на ложь. Мало ли какие у них тайны. Может, речь вообще не обо мне.

Приняв для себя такое решение, я успокоилась, с довольной улыбкой подошла и, встав на кровать ногами, чтобы дотянуться, поцеловала Сэпия в щеку, крепко сжав в объятиях. Арахнид, как и в прошлый раз, замер и окаменел, но через несколько секунд расслабился и ответил на мой порыв.

— Спасибо, — сказала я, разжимая руки.

— За что? — искренне удивился мужчина.

— Ты снял печать.

— Она разрушилась от выброса твоей магии. Я убрал только шрамы, но твоя благодарность очень приятна, — хитро улыбнулся арахнид.

Я немного смутилась, но только оттого, что Сэпий подшутил надо мной.

Диззи накрыл на стол.

Я с удовольствием поела свежей выпечки со сладким джемом, напоминающим вишневый, выпила сок и вгрызлась в сочный плод, похожий на персик.

После завтрака мы поиграли с Сэпием в шахматы, но выиграть ему так и не удалось; потом, спросив раз десять, как я себя чувствую и убедившись, что я действительно в норме, он позвал тень, и тот нарядил меня в какие-то подушки на стратегически важные места.

В зеркале я себя не видела, но полагаю, что выглядела забавно, учитывая, что даже Диззи издавал звуки, подозрительно похожие на смешки.

Мне выдали деревянный меч, который я с трудом удерживала обеими руками. Сэпий приказал нападать на него, и я несмело замахнулась, стараясь не причинить ему боли.

— Так не пойдет. Если ты не будешь нападать в полную силу, то я позову воина, только тогда не жалуйся на синяки и ссадины. Ты маленькая и слабая и даже настоящим мечом не сможешь причинить мне вреда, а тем более этой деревяшкой. Прекрати меня жалеть: я гнездовой арахнид — сильный и ловкий, мне не нужна жалость маленькой человечки, — уже довольно сердито сказал Сэпий.

Я собралась и ударила со всей силы, но промахнулась и без малого не полетела вслед за мечом.

Так мы кружили около часа. В теплой одежде, с подушками, от которых прохладней не становилось, я взмокла как мышь и устало опустилась на пол, признавая поражение.

— До тех пор, пока ты не будешь наносить мне минимум три удара по корпусу, заниматься будем трижды в день, — строго сказал мой восьминогий учитель и присел отдохнуть.

С этого момента началась моя муштровка. Как и обещал Сэпий, мы занимались минимум три раза в день. Первые дней десять я просто падала от таких тренировок. На одиннадцатый смогла один раз ударить арахнида, а через месяц еще, конечно, не стала мастером, но уже вполне сносно управляла небольшой саблей.

Моя магия оказалась весьма характерной. Тренироваться просто так не получалось, зато я легко научилась лечить раненных в стычках с инсектоидами пауков. Одному воину даже прирастила оторванные конечности.

Нападать мне, правда, было не на кого, потому что арахниды на меня буквально молились и не позволяли нам с Сэпием и близко подходить к местам прорывов тварей через мои ловушки.

Близился день нашего слияния. Не могу сказать, что я не нервничала, но не от страха перед арахнидом, а от волнения, что у нас не получится.

Обычно спокойный, почти невозмутимый Сэпий стал немного раздражительным. И мы с Диззи и другими паучками старались его поддерживать и успокаивать. Самым эффективным методом оказались все те же обнимашки.

Его они успокаивали, а меня все сильнее волновали. В человеческой части Сэпия мне уже нравилось абсолютно все: его крепкие мышцы, строгое лицо, терпкий запах и шелковистые волосы, в которые я иногда зарывалась, наслаждаясь их мягкостью, пока арахнид дремал в моих объятиях.

Я уже не могла сказать, как воспринимала Сэпия. Он был точно не инопланетянин, а мужчина, но, увы, со мной совместимый только теоретически и то с помощью магии.

Даже поцеловать в губы мне его было нельзя — весьма ядовит.

Я не знаю, что поспособствовало моей влюбленности в арахнида. Возможно, то, что мы проводили вместе все время, и он стал неотъемлемой частью моей жизни. Или то, с какой нежностью и осторожностью относился ко мне сам Сэпий. Возможно и то, что он был единственным мужчиной, проявившим заботу обо мне. Но отрицать очевидное было глупо: я мечтала о том, чтобы случилось чудо и он мог превратиться в человека хотя бы на один день.

Жаль, но иногда мечты так и остаются мечтами. Нет, я не извращенка и, хотя к его паучьей части я относилась спокойно, но представить, как мы могли быть с ним близки, не могла.

Завтра тот самый день. Уже давно наступила ночь и, хотя Сэпий делал вид, что спит, я решилась к нему обратиться:

— Сэпий, ты ведь не спишь. Скажи, ты нервничаешь?

— Да. Мне страшно что-то сделать не так. Страшно причинить тебе вред или не оправдать надежд гнезда. Я ведь только теоретически знаю, что делать, — честно признался арахнид.

— Мне тоже, но по другой причине. Я ведь не была ни с кем близка, да и не хотела этого. А с тобой хочу, если бы могла. Если бы ты был человеком, я была бы счастлива быть твоей женой по-настоящему, а не только называться ею. Не говори ничего. Тебе не обязательно что-то отвечать, но я хочу, чтобы ты знал, что так, как к тебе, уже ни к кому не смогу относиться. Ты же не прогонишь меня потом?

— Ни за что, — хрипло ответил Сэпий, притягивая меня в свои объятия. Впервые он обнял меня сам.

— Я тоже тебя люблю, Алла.

Мы долго сидели, прижимаясь друг к другу. Готова поклясться, что видела слезы, блеснувшие в темноте глаз арахнида, но, возможно, это просто шалило мое воображение.

Наконец я решилась нарушить наше молчание.

— Сэпий, тебе обязательно ждать до завтра? Ты можешь сделать все сейчас?

— Могу, — тихо ответил он.

— Тогда не откладывай, пожалуйста. Не хочу больше ждать, — тихо сказала я и поцеловала арахнида в уголок губ.

Он вздрогнул и поцеловал мою щеку, а потом меня поглотила темнота.

******

Просыпаться было тяжело. Ощущения напоминали выход из наркоза. Мне приходилось раньше это ощущать в многочисленных больницах, в которых безуспешно пытались лечить мое уродство.

Первое, что я вспомнила, — это нежный поцелуй Сэпия в щеку и нашу с ним беседу. Значит, уже все позади?

Стала оглядываться — я в своей постели, низ живота немного тянет, рядом с кроватью спит бледный арахнид. Неужели не получилось?

Хотела встать, но ко мне со скоростью кометы подлетел Диззи.

— Надо лежать. Вставать рано, — проскрипел мой хранитель.

— Диззи, ты не знаешь — у нас все получилось? — спросила я, не скрывая волнения.

— Не знаю. Сэпий еще спит, — ответил мой немногословный тень.

— Я уже проснулся, — хрипло ответил арахнид.

— Сэпий, не томи — у нас все вышло? — в нетерпении я ерзала по кровати.

— Да, — на хмуром лице расцвела искренняя улыбка. — Ты настоящее чудо, Алла. Столько крепких и очень жизнеспособных клеток ни в одной аллаиде еще не было. У нас будет семь таких, как я, и самое сильное в истории гнездо. Главное — чтобы хватило сил.

Я готова была прыгать от радости, но вредный Диззи придавил меня пушистыми лапами к кровати.

— Надо лежать, Аллаида и так балует Сэпия своей любовью, — проскрипел мой строгий друг.

Я немного смутилась: неужели паучок слушал наши с арахнидом признания?

— Не стесняйся, Алла. Мы связаны с ними одним гнездом, поэтому они знают и вместе со мной купаются в твоем тепле, — сказал с улыбкой арахнид.

— Сэпий, ты ведь говорил, что наших сил хватит максимум на двоих. Как же мы справимся с семерыми?

— Тогда ты не дарила мне столько эмоций. Я убежден, все получится, — заверил меня арахнид.

*****

Три дня пушистый тиран выпускал меня только справить нужду и обмыться.

За это время все неприятные ощущения прошли, и к концу третьего дня я угрожала, что укушу этого ответственного садиста, который не дает мне двигаться, на что ткачик только смеялся и говорил, что у меня слабые челюсти.

Вот меня наконец отпустили, под неусыпным контролем Диззи, а Сэпию все еще не разрешали перемещаться.

В течение дня его кормили и чистили другие птицееды. Зато теперь я могла сама к нему подходить и, конечно, обнимать.

За время нашей вынужденной лежки арахнид растерял все свое терпение и стал капризным и раздраженным.

Возможно, сыграла свою роль та боль, которую, со слов моей тени, испытывал Сэпий, но сам он ни разу на это не пожаловался.

Через еще пару дней отпустили на небольшую прогулку и арахнида, но теперь за нами по пятам ходили двое рабочих и пятеро воинов, похожих на колючих крабов.

Интереса ради я уговорила одного из них покатать меня на спине.

Развлечение, конечно, занятное, но экстремальное. Когда под тобой со скоростью гепарда несется что-то большое и колючее, в голове есть только одна мысль — не свалиться и не быть затоптанной этой машиной для убийства.

Да и после того, как спустилась на землю, я была схвачена в крепкие объятия Сэпия, а военным, если нет угрозы моей жизни, было запрещено меня катать.

Мы еще раз спустились к подземному озеру, и нам с арахнидом разрешили немного поплавать.

Правда, потом нас буквально замучили проверками самочувствия. А через неделю после этого похода мы с арахнидом сбежали от наших надзирателей и выбрались на поверхность.

Я и забыла, как зелен и прекрасен этот мир! Мы взяли с собой покрывало для меня и большую корзинку с закусками и провели потрясающий день, наполненный солнцем, зноем, пением птиц и Сэпием.

Правда, когда мы вернулись, то целый час выслушивали лекцию о нашей безответственности, но это нам настроения не испортило.

Мой возлюбленный был теперь как бы беременным от меня, и я от этого чувствовала себя странно: с одной стороны, меня распирала гордость, что большой и сильный арахнид ждет от меня детей, или, как он называет, гнездо, а с другой — мысль о беременном мужчине меня немного смешила.

Однако Сэпий теперь себя часто вел как настоящая будущая мать — то хандрил по непонятной причине, и мне приходилось всеми силами его веселить и отвлекать от мрачных мыслей, то страдал вкусовыми извращениями, но тут уж мы с гнездом всячески потакали его капризам.

Прошло уже полгода со дня единения, но внешне Сэпий никак не изменился. Однако это было временно.

Он говорил, что паучье брюшко будет очень большим, и ближе к финалу нашего ожидания он, скорее всего, не сможет передвигаться, поэтому сейчас мы старались получить от этой жизни все.

Все, кроме возможности быть по-настоящему вместе.

Наши объятия становились все более частыми и продолжительными, и каждый раз я уговаривала себя не переходить границы дозволенного, а так хотелось изучить каждый сантиметр тела любимого мной мужчины — ну, по крайней мере, человеческой его части.

Сэпий это понимал и утешал меня, как неразумного ребенка, который собрался выходить замуж за взрослого дядю.

Хотя, наверное, я была для арахнида почти ребенком. Он точно не помнил даты своего рождения, но, с его слов, ему было более трехсот пятидесяти лет.

Сегодня арахнид обещал мне показать гнездо, из которого он появился.

Оказывается, гнездовые рождают не паучков, а большую неразумную живую субстанцию, в которой живут зародыши будущего гнезда. Сразу после появления гнезда появляются гнездовые арахниды — они первые.

Потом, по мере необходимости и созревания, появляются другие паучки. И так длится примерно лет триста, а когда последний паучок появляется на свет, приходит время гнездовому найти аллаиду и дать жизнь новому гнезду.

Арахниды никогда не плодятся бесконтрольно и количество гнездовых могут регулировать сами в зависимости от популяции инсектоидов, которыми они питаются.

— Сэпий, а что будет с твоим гнездом, когда появится новое? — решила уточнить я.

— Ничего, гнездо будет живым, пока жив хотя бы один арахнид, появившийся из него, и умрет вместе с ним. Этот источник жизни является нашим коллективным разумом. Оно само не имеет никаких мыслей и эмоций, но с помощью него мы чувствуем друг друга, — пояснил мне Сэпий и взял на руки.

Мы, в сопровождении наших бессменных нянек, отправились по длинным подземным переходам, снова петляя в лабиринте ходов, пока не пришли в большой, хорошо освещенный грот.

Под сводом пещеры, подвешенные на тонкой, но прочной паутине, мерцали сотни осветительных шариков, отчего создавалось ощущение солнечного дня. В этом месте было сухо, тепло и пахло свежей зеленью и цветами, которые цвели на узорных клумбах.

В центре подземного зала лежал большой камень с трещиной по центру, из которой неведомым мне способом бил настоящий ключ, стекая по камню небольшим водопадом.

Я засмотрелась на красоту этого места и не сразу заметила лежащее в окружении цветов нечто.

Оно было живое, о чем свидетельствовал пульс, мерно колышущий это светлое прозрачное тело.

Гнездо переливалось разными цветами; даже не знаю, с чем это сравнить, — может, с масляной пленкой поверх колышущейся воды. На что оно было похоже? На большую личинку или гусеницу, только светлую и почти прозрачную.

Её вид не вызывал у меня отвращения, скорее трепетную нежность, учитывая то, что отсюда появились единственные существа, которые мне дороги.

Спросив разрешения, я подошла и осторожно коснулась этого. Оно ответило легкой дрожью и волной щемящей душу радости, которая полилась на меня.

На глаза выступили слезы от счастья, что меня так любят, ведь гнездо передает эмоции и чувства его детей.

Потом наши няньки повели меня показать то место, где рождаются голубые жемчужины, а Сэпий остался у гнезда, сославшись на усталость.

Меня вел тот рабочий, который и подарил мне одну из таких жемчужин. Его звали Решан. Он проводил меня по короткому переходу к небольшой пещерке, в центре которой была круглая лужица со светящейся ярко-бирюзовой водой.

Хорошо присмотревшись, я увидела, что дно этого водоема устелено мелкими голубыми горошинами, но оказалось, что брать их оттуда просто так нельзя.

Одну жемчужину можно взять, отдав лужице одного умирающего арахнида. А то, что я сочла водой, — желудочный сок этой лужицы, которая представляет собой подземное малоподвижное животное.

Хорошо, что после того, как я научилась пользоваться своей магией, больше раненых паучков этому не отдавали, а кормили его инсектоидами, которые сотнями погибали в ловушках ежедневно, но за них он не давал камушек.

Мне стало неловко, что я чью-то жизнь превратила в украшение, но Решан заверил меня, что воин, отдавший свое израненное тело Золию (так называют лужу) гордился бы, что доставляет мне радость и украшает самую теплую аллаиду за всю историю.

Когда мы вернулись к Сэпию, он сидел у своего гнезда в меланхолично-задумчивом настроении.

Не желая, чтобы любимый грустил, я обняла его и зарылась в его волосы, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.

— Как тебе Золий? — спросил арахнид.

— Прекрасен и ужасен, как и многое в этом мире. Почему Решан оказал мне такую честь и передал чью-то жизнь, застывшую в этом камешке?

— Потому, что ты сама не представляешь, как много нам даешь своей нежностью, заботой и теплом. Никто из нас никогда не получал ее от людей. Мы считали, что она нам и не нужна, но это не так. Твоя любовь дает мне не только силы растить гнездо, но и радость, которой я никогда не испытывал раньше, грусть, которая лечит душу от разочарований и обид, и желание жить, чтобы и дальше чувствовать тепло и свет твоей души, — хрипло сказал Сэпий и крепко сжал меня в объятиях, а у меня от его признания на глаза навернулись слезы.

Потом мы вернулись к себе и уселись за шахматы, которые теперь стали нашим любимым развлечением.

Нет, мы играли не только в них: мы освоили и домино, и шашки, и нарды, и даже карты, но шахматы Сэпий любил больше всего — видимо потому, что пока так ни разу у меня и не выиграл.

Не успели мы сделать и пары ходов, как прибыл один из ткачиков с посланием от императора, который требовал встречи. Причем обязательно в моем присутствии, чтобы он мог убедиться, что Аллаида здорова и всем довольна. И сколько я ни материлась в адрес мерзкого правителя, но назавтра нам следовало идти в храм Гнезда.

*******

От волнения я совсем не спала, поэтому утром уставшая и нервная собиралась на встречу с тем, кто десять лет мне снился в кошмарах.

Я больше не боялась его панически, мой детский ужас прошел в тот день, когда меня отдали Сэпию, просто относилась к этому красивому, но подлому существу как к опасной гадине, которая может ужалить, даже не имея на то причин.

Арахнид пытался меня успокоить тем, что защитит, не даст в обиду, и я верила ему, но меня не покидал иррациональный страх и предчувствие беды.

Позавтракать у меня тоже не получилось. Сэпий просил надеть что-то из того, что подарили люди, но я не собиралась потакать их желаниям и выбрала повседневные брючки и свитер, сделанные ткачиками.

Чуть позже мы быстро перемещались по подземным тоннелям к тому месту, где я впервые познакомилась с арахнидом. С нами в качестве охраны пошли три десятка воинов, хотя необходимости в этом не было, но гнездо, испытывая волнение гнездового, решило перестраховаться.

Сэпий разрешил мне сидеть за его спиной, что увеличило скорость арахнидов.

И вот мы уже час дожидаемся его императорское величество в храме Гнезда.

Воины проверили всю близлежащую территорию и, окружив нас плотным кольцом, нервно перебирали огромными колючими ногами. Спустя еще целый час томительного ожидания появилась величественная императорская задница.

— Сэпий, Алла, рад видеть вас в добром здравии, — не скрывая своего презрения, сказал Андариэл.

— Не могу сказать того же. Что нужно императору от меня и моей Аллаиды? Гнездо исправно охраняет ваши земли, других договоров между нами быть не может, — грубо ответил Сэпий.

— Да-да, само собой. К тебе, арахнид, у меня нет никаких вопросов. Дело мое касается твоей зверушки Аллы. Вопрос в том, что глупый папаша Дили поклялся той же клятвой рода графу Ригасу Мортен, что после выполнения своих обязательств перед тобой Дилейна станет его супругой. Поскольку эта дурочка не уточнила, в какой части она обязуется выполнить клятву рода, то женой некроманта тоже придется быть ей, — не скрывая злорадного смеха, сказал императорский гад.

— Моя Аллаида никому и ничего не должна, — закричал Сэпий, кидаясь на Андариэла. Воины сдержали арахнида, но сами повалили и императора, и его охрану на пол, угрожая ядовитыми жалами.

Я вышла из-за спины одного из воинов и обняла гнездового за талию в попытке успокоить, выше просто не дотягивалась.

— Отпустите их. Вам не получить Аллу, ваш долг перед ней и так слишком велик, ваше величество, — взяв себя в руки, относительно спокойно сказал Сэпий.

— О, я вижу, ты не пожалел сил, чтобы избавить зверушку от моего подарка. Жаль. Хотя так даже лучше: перед тем как отдать ее Мортену, я обязательно развлекусь с мышкой. Должен же ее хоть раз в жизни поиметь нормальный мужик, а не урод и не монстр, — глумливо отозвался такой красивый внешне и такой омерзительный внутри парень.

В моей душе огненной лавой закипела ярость: как смеет он оскорблять Сэпия? Сколько еще он планирует издеваться надо мной? Кто дал ему право считать недостойными тех, кто просто отличается от него?

Я сама не заметила, как сила захлестнула меня, а император упал на колени и закричал так, как будто его окатили кипятком. Сэпий осторожно начал трясти меня и уговаривать не убивать его, отпустить. С трудом совладав со своим гневом, я повернулась к любимому и утонула в родных сильных объятиях.

— Как ты посмела, тварь?! — закричал Андариэл, держась за лицо.

Когда он опустил ладони, все люди ахнули. Я оставила на лице императора такой же подарок, каким он наградил меня в детстве.

Жуткий шрам уродливым рубцом расчертил совершенное лицо блондина от правой брови до подбородка. — Сейчас же убери это, или пожалеешь, что твои родители не придушили тебя в младенчестве!

Меня обуревали странные эмоции: с одной стороны, удовлетворение, что теперь эта тварь внешне соответствует внутреннему содержанию, а с другой — страх и адреналин.

Я понимала, что он будет всячески пытаться меня достать, но даже если бы я и хотела убрать печать, то понятия не имела, как это сделать.

— Ты это заслужил. Тебе очень идет, величество. Надеюсь, Дили тоже оценит мой подарок, — почти спокойно ответила я, хотя в душе клокотало столько чувств, что голова шла кругом. — Я принадлежу Гнезду и никому больше. Думаю, теперь герцогиня Мирасс предпочтет некроманта тебе и выполнит обязательства, опрометчиво взятые на себя ее папашей.

— Ах ты дрянь! Я тебя сотру в порошок! — закричал Андариэл и кинул в меня какое-то заклятие, которое легко отбил один из воинов.

Арахниды угрожающе выставили перед собой острые лапы и вытеснили посетителей из храма, после чего запечатали все входы, применив магию.

Сэпий закинул меня себе за спину, и мы почти все, не считая троих, оставшихся охранять вход в тоннели, понеслись в наши покои.