Сборник повестей

Татьяна Чебатуркина

«Любовь – как дерево: она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во всё наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца».Виктор Мари ГюгоЧасть текста ранее была опубликована отдельной книгой.

Глава 7. Максим

Начавшийся под утро дождь зарядил ровно на три дня. Вылезать из-под крыши не было никакого желания. И, чтобы развлечься, решил затопить баню. Дома дед давно перевел свою баньку на отопление газом, и ни на какие ванные и модные душевые кабинки не пришлось раскошеливаться. И вода была подведена.

А тут, облачившись в старый дождевик и резиновые сапоги, пришлось таскать под негромкой, но настойчиво барабанящей по спине и капюшону капелью воду из колодца, надышаться угаром и копотью из сопротивляющейся железной печки, которой вдруг стало не хватать тяги. Но потом все получилось, и накупался Ярослав вдоволь.

И, когда пил чай с любимыми вафлями, вдруг на минуту представил свою мать в этой заимке рядом с виртуальным мужчиной. Как она топит эту старинную русскую печь, жарит картошку, кипятит воду для кофе, стирает вручную в корыте в баньке белье. И ночью на жесткой лавке тонет в объятиях сильного мужчины, который несколько раз подряд изливает на нее, такую стройную и сексуальную, свое нетерпение и нежность.

«Ага, прямо сейчас! Из маленького чистенького немецкого городка в центре Европы она и думать не хочет вернуться даже в большой промышленный город на Волге, отмахнувшись и заслонившись от родной страны убеждениями, что переехали и живут вместе со своим мужем-немцем только ради достойного будущего своих дочерей! Конечно, сколько людей — столько и мнений! Живут же русские и в Китае, и в Эфиопии».

Ярослав поставил чугунок на огонь, начал чистить картошку на борщ.

«Спасибо матери Максима, всегда знает, что подбросить из продуктов, чтобы он, верный друг ее сына, не отощал. И пасту томатную передала, пакет с морковью и луком, и огромный вилок свежей капусты. Надо позвонить Максиму, чтобы приезжал, как подсохнет, в гости на пирог с капустой по-немецки — штрудель называется. Пальчики оближешь. И пирог сладкий немецкий — кухен — у меня всегда отлично получается. Да, милая мамочка Инна, не удалось тебе из меня истинного немца сделать, русские корни мешают!»

И опять все думы закрутились вокруг своей матери:

«Даже привязанная не такими уж огромными пособиями, зная неплохо немецкий язык, все равно никогда, моя дорогая мамочка, не станет там коренной жительницей! Ведь в квартире много лет говорят только по-русски. И мыслят по-русски, хотя, приезжая домой к деду, каждый раз мать напускает на себя такую европейскую сдержанность, чтобы никто не догадался, как им там, в чужом государстве, паршиво. И ее работу в большом тепличном хозяйстве легкой не назовешь. А дед с поправившейся бабушкой все равно вернутся домой, ведь оба коренные русские немцы».

Неделю после дождя никто не появлялся. Ярослав сделал попытку выйти на ту таинственную тропу, по которой его провел Максим. Нашел приметное дерево с первой завязанной тряпицей, почти незаметной в сумрачном свете притаившегося леса, прошел с десяток метров по чавкающей, размокшей грязи и трусливо повернул обратно, успокаивая себя, что «никакому дураку не приспичит просто так тащиться в кедровый лес».

А позже, надрываясь и толкая свой заляпанный грязью мотоцикл, весь взъерошенный и потный, появился Максим и буквально рухнул на лавку под навесом рядом:

— Ага, книжечки читаешь? Давай, баню разводи! Буду у тебя сидеть, пока дорога не высохнет! Пять километров не он меня, я его на себе пер! Тут главный лесничий к тебе на вездеходе прорваться хотел, но его в город на совещание вызвали. Вот он меня к тебе отправил: «Вдруг парнишка заблудился в наших чащах! МЧС тогда нужно поднимать!» А парнишка в книжечках картинки рассматривает? Нет желания смыться? Звонил наш председатель совета в полицию. Пока никаких новых сведений о твоем папаше нет. Ничего, оклемается — сразу появится. Май, июнь, июль в тайге — курортное время. Благодать! И теперь после такого дождя одна радость — корзину в руки и за грибами. Хоть можно перестать на время о пожарах думать!

Ярослав перебил нетерпеливо:

— Максим, дай скорее телефон! Меня уже, наверное, в розыск объявили. Дед не знает ведь, что я тайгу поехал посмотреть. Прибьет меня моя мамочка, когда вернусь. Еще один непутевый в семье объявился!

Максим тактично отвернулся, пошарил по кастрюлькам, наложил с верхом в алюминиевую миску рисовую кашу со сгущенкой.

Дед отозвался мгновенно:

— Да, слушаю. Кто это звонит?

— Дед, привет! Это я, с чужого телефона. У моего зарядка села. Как вы там? Как бабушка? Как мама?

Но дед был, видимо, на взводе:

— К черту твои шуточки! Ты где сейчас? Только честно? В Москву решил поступать? Мы, что, разве против? А молчанием нас давить — это свинство! Мать собралась в Россию лететь в связи с твоим поступлением. Слишком много свободы тебе дали. Профукаешь год и загремишь в армию! Даю трубочку Инне!

Ярослав растерялся. Вот этой правильной, любимой мамочке, как деду, лапшу на уши не повесишь! Ей, точно, нужно было в следователи топать! Решил врать до конца.

— Ярослав, сынок, называй адрес, где остановился? Диктуй, я записываю.

Ничего не придумал умного, как ляпнуть:

— Да дома я. Документы по электронке скинул, и сижу на речке.

Короткая пауза, а потом опять удар под дых:

— Хорошо, диктуй названия университетов, факультеты, куда сдал документы. Во все четыре вуза сдал? Сколько факультетов выбрал? Ведь все моментально можно проверить….

Опешил, замолчал в растерянности и автоматически выключил телефон.

Через две секунды — звонок:

— Сын, допускаю, что тебя куда-то занесло с твоими очередными выкрутасами. Но прошу и требую: включи голову и без экспериментов. Я очень внимательно изучила правила приема. Двадцать шестого июля заканчивается прием документов в вузы, где учитываются только результаты ЕГЭ. А первого августа заканчивается прием оригиналов документов у тех абитуриентов, у кого достаточно баллов для поступления на бюджетные места. Это первая волна. Короче: двадцатого — двадцать второго июля я прилетаю в Россию, а ты ждешь меня дома. Понятно? Если не пройдешь на бюджет, мы оплатим твое обучение.

И эта чехарда с поступлением, этот властный голос человека, приказ которого он должен был автоматически исполнить, кинувшись, сломя голову, в любой, даже самый захудалый вуз, — ради чего?

Ради будущей непонятной профессии, какой-то фантастической карьеры, ради престижности своего имиджа — все это завихрилось в сознании и вырвалось стремительно непонятным упрямством и неожиданной резкостью:

— Мама, пойми меня правильно. Я не буду в этом году поступать в университет. И мои документы спокойно лежат дома в шкафу на верхней полке. Объясняю, почему я принял такое решение? Я иду осенью в армию, а через год, повзрослев и увидев жизнь совсем в другой плоскости, буду думать, что меня больше всего интересует и привлекает. И давай договоримся: дома я буду только после первого августа. Нам с тобой уже давно пора серьезно поговорить.

Мать несколько долгих секунд молчала, потом переспросила тихо, видимо, там, вдалеке у нее внезапно от неожиданности «сел» голос:

— Ярослав! Это твое окончательное решение? Хорошо, я прилечу первого августа, — и она сама выключила телефон.

Оглянувшись на Максима, который, забыв про кашу, слушал весь этот ближний диалог, Ярослав положил его телефон на край стола. Горло перехватило спазмом.

— Ну, друг, круто ты с матерью разговаривал! Моя мамаша меня бы по лавке размазала, даже на расстоянии. Это ты из-за отца на институте крест поставил? А если он вообще не появится?

Ярослав перебил резко:

— Пошли в дом! Там я ворох фотографий собрал в пакет. Посмотришь! Нет ли там фотографии Александра Владимировича случайно?

Фотографий оказалось две: одна, небольшая, для паспорта или охотничьего билета, а другая — любительская, давнишняя: Александр Владимирович с пушистым псом осенним днем позировал на фоне дома.

Загоревшее, гладко выбритое лицо с правильными чертами, несколько тяжеловатый раздвоенный подбородок, упрямо сжатые губы, прямой нос, высокий лоб с поперечной складкой между нахмуренных бровей, небольшие припухшие мешки под внимательными голубыми глазами, непонятная стрижка с зачесанным налево коротким чубом темных густых волос. Незнакомое, без тени улыбки чужое лицо человека, которого трудно будет назвать непривычным словом «отец».

Максим уверенно провозгласил:

— Вот, черт! Ты с ним — одно лицо! Только глаза у тебя, наверное, материны! И худющий пока, весь в рост выгнал! Поздравляю! Пошли на радостях шнапса самодельного дернем! Это ж надо, я в такую невероятную историю попал! Мне, что ли, отпуск попросить да отправиться в город на розыск твоего папаши? А вдруг получится?

Бутылку самогонки закончили под утро. Дома, на праздники, только в одиннадцатом классе дед стал наливать Ярославу в небольшую стопку водку, а до этого доставалось, как и бабушке, только самодельное виноградное вино. Но на сборищах с друзьями перепробовал разное. Несколько раз выворачивало так, что давал сам себе приказ: больше никогда не прикасаться к отраве.

С самогонкой благополучно «пронесло», хотя проспали до самого обеда. Баня остыла, но после обливания еле теплой водой очухались и пошли на рыбалку. Потом нажарили большую тяжелую сковородку рыбы, наелись и опять завалились спать на сеннике.