Я знаю вашу тайну

Татьяна Хмельницкая

После ритуала оборота и поступления в университет магии, моя жизнь должна была течь вяло, но уверенно. Увы, именно после этих значимых событий она забила кровавым фонтаном, усеивая всё вокруг меня трупами. Теперь я искала преступников, из-за которых мои близкие попали в тюрьму. А сама я стала свидетельницей очень неоднозначного преступления. Руку помощи мне протянули Драки – семья юристов, происходящих из древнего рода оборотней-драконов, и мои верные подруги. Что из этого выйдет? Посмотрим…

Глава 3

Я нажала кнопку на дверной панели «Карота» — тяжёлого трёхтонного внедорожника. Зашуршал механизм и окно опустилось. В салон тут же проник холодный ночной воздух, принося с собой аромат хвои, луговых, поздних цветов и опавших диких яблок.

— Волнуешься, — утвердительно сказал папа. — Я перед обрядом первого оборота тоже ужасно переживал, а мой волк рвался наружу. Казалось, рёбра сломаются. Особенно беспокоили пальцы. Перед трансформацией они болели так, что описать трудно. Ложку в руках держать был не в состоянии.

— А я спокойно ждала начала, — поддержала разговор мама. — Перед церемонией начиталась книжек и спала. Только меня преследовал жар, а потом выяснилось, что температура поднялась. Родители едва растолкали меня, чтобы поехать на церемонию. Кости стало крутить только перед самым оборотом и жутко тошнило.

На моё плечо легла тёплая миниатюрная ручка и слегка сжала его, потом — погладила. Я развернулась к заднему сидению, посмотрела в лучистые зелёные глаза родительницы и получила от неё тёплую, искреннюю улыбку.

Захотелось плакать. Не знаю отчего. Всё вроде шло своим чередом, и я ждала ритуальную ночь, желая скорее воссоединиться со второй ипостасью, чтобы избавиться от тянущего и давящего состояния, преследовавшего меня последние сутки.

Стыдно признаться, но меня угнетала собственная волчица тем, что приходилось к ней прислушиваться. А в её случае прислушиваться — значит бояться. Надоело, невыносимо устала. Хотелось скорейшего разрешения проблемы. А тут вдруг слёзы! Ну, не глупость ли?

Мама всё поняла по моему взгляду и едва заметно кивнула мне. Я накрыла ладонью её руку и насколько могла искренне растянула губы в улыбке.

— Зато потом жизнь сразу перестала быть пресной, — хохотнул папа, сильно выкручивая руль вправо. — Она наполнилась необходимостью бороться с проблемами и удовольствием — охотой. Трансформация стала обычным делом, без которого моё тело страдает. Была бы моя воля, то я бы двадцать четыре часа бегал бы волком. Мне нравится слышать голос соплеменников, быть с ними на одной волне. В человеческом облике такое для волков невозможно.

Не то папа говорил, по мнению мамы, и он это понял, когда их взоры встретились в лобовом зеркале. Родитель поджал губы и ещё раз сильно вывернул руль, ловко маневрируя машиной.

Мама вздохнула и произнесла:

— Во время перевоплощения для многих из нас даётся возможность изменить себя, свою судьбу. Всё равно, что начать жить заново. Повторюсь, хоть мы и говорили уже об этом: с оборотом каждому даётся шанс и важно его не упустить.

Машину сильно, тряхнуло, и папа, вцепившись в руль, сосредоточился на дороге. Мы с мамой замолчали — говорить при таком бездорожье крайне затруднительно. Впрочем, я была только рада тишине. Хотелось собраться с мыслями, ведь новое существование, которое должно начаться этой ночью — не преувеличение, а данность для оборотня.

Так уж сложилось, что до окончания школы оборотни живут бок о бок с людьми, ходят в те же школы, кафе, театры. Увлекаются спортом, заводят друзей. Всё это относится к первому рождению, к той изначальной ипостаси, которая дарована с первых звуков мира. Мы набиваем шишки, ссоримся с друзьями, миримся, влюбляемся — просто живём, как и все. Только после окончания школы наши с людьми дороги расходятся. Не у всех, конечно, но в основном.

В детстве я, сидя у мамы на коленях, часто слышала, как родительницы других детишек обменивались воспоминаниями о том, как жили до церемонии. Мама тоже участвовала в беседах, и в основном слушала, кивала. Рассказы очень часто были весёлыми и женщины смеялись над ними. Я ничего не понимала, но тоже задорно и заливисто хохотала, копируя поведение взрослых.

Я их помню, те истории, и сейчас, через столько лет. Все оборотни в ритуальную ночь оставляли в прошлом не только свои ошибки, а полноценное Былое — другую историю, простую и понятную. Но я чувствовала, что порою они бросали там, за некой иллюзорной чертой, нечто дорогое сердцу — привязанность к людям.

После ночи Первого оборота мы рождаемся заново, выпуская на волю своего зверя. Мир в этот момент наполняется и становится объёмным. Мы чувствуем силу в себе и в других, выбираем пару. Наша вторая сущность помогает не обмануться в предпочтениях.

Что уж там: именно волк заставлял нас жить по своим правилам и создавать семью на основе животного влечения, а не человеческого. Магия, заполняющая нас после оборота, подчиняла себе тела, открывая дополнительные возможности. По крайней мере, так говорят все вокруг, даже мои родители.

Конечно, у меня возникало желание бросить всё. Сбежать из дома до церемонии. Раствориться в привычном бытие, в обществе к которому принадлежала с первого своего вздоха. Это ведь так просто: открыть дверь, выйти на улицу и отправиться, куда глаза глядят. Никто не остановит, не побежит за тобой, не отлучит от стаи, не осудит.

Но любой здравомыслящий оборотень не посмеет так поступить. Без полноценного обряда трудно остаться в живых или в здравом уме, получить возможность вернуть себе человеческий вид.

Волк во время трансформации разрывает тело в клочья, выворачивается и сшивает клетки вновь, пульсирующей магией. Она изменяет плоть, и оставляет лишь новую ипостась.

Вырвавшееся на свободу животное без контроля вожаков, их природной силы, сдерживания и подчинения воле Альфы, само не в состоянии обуздать хищное начало и вернуться к человеческому облику. От захлестнувшей энергии и мощи, новообращённый сходит с ума. Если он не услышит голос вожака у себя в голове или зов стаи, то жизнь волка станет недолгой. Слабого оборотня магия поглотит полностью и, задавив внутри него человека, оставит зверем навсегда.

Если волк внутри силён, то от жажды охоты, от нахлынувших ощущений, от боли, попытается укусить или убить того, кто случайно попадётся на пути. Магия, что плещется в первые минуты после оборота при укусе, подобна смертоносному вирусу, если попадёт в кровь невинной жертвы. Она выжжет, иссушит её, погубит.

Нарушить негласный закон и, оставив стаю, самостоятельно содеять переворот мало кто решится — дураков нет.

Агнесса уехала с первыми лучами солнца из городка, чтобы успеть заселиться в общежитие, а затем, познакомиться со старшим стаи Белых волков в мегаполисе. У подруги сегодня тоже праздник — она, как и я встретится со своим зверем.

Я знала Мартина — старого друга отца, который станет тем, чьему голосу сегодня внемлет Агнесса. Она могла пройти ритуал дома, но не захотела слышать среди тысячи звуков, которые обрушатся на неё в первые мгновенья после перерождения, пение своего отчима.

Судьба Алины и Агнессы чем-то похожи. У обеих девушек были отчимы, которые после смерти жён воспитывали приёмных детей, как своих собственных. Но отношение в семье оказались кардинально противоположные. Агнессе не повезло. Потеря жены сразила отчима. Он закрылся, стал слишком требовательным к падчерице. Конфликт между ними заставил Агнессу сбежать из дома в мегаполис. Алина же изначально воспитывалась как родная.

Папа сбавил скорость, и машина мягко подпрыгивала на ухабах. Папино лицо было сосредоточенным. Пухлые губы — поджаты. Какие вопросы решал вожак разгадать невозможно. Свет фар движущейся впереди машины бледной, красной тенью падал на загорелую кожу отца. Сейчас он, как никогда в человеческом облике, похож на зверя взявшего след добычи. Надо же!

Широкое лицо с выдающимися скулами и небольшие серые глаза, русые короткие волосы, небольшой нос «картошкой», квадратный подбородок — его облик, это мощь и уверенность стаи. Схватит жертву и не отпустит, будет драть её своими клыками. Плохо так думать, но, вероятнее всего, именно папин волк привлёк маму — когда-то первую красавицу стаи Серых волков.

Она и сейчас форы юным девам сто очков вперёд даст. В свои сорок лет, мама выглядела на тридцать. У неё шелковистые русые волосы, яркие, малахитового цвета глаза, обрамлённые невероятно длинными ресницами, утончённое лицо. Вся она миниатюрная, изящная — статуэтка.

Я же ни в отца и ни маму — нечто среднее. Лицо мамино, фигура — папина: гибкая, среднего роста.

— Впереди машина отца Константина, — обронила мама. — По номерам узнала. Тоже едут на гору. Он примет участие в Ритуале?

— Отказался. Карину он лично звал песней. Говорит, потому что она девушка. С мальчиком всё сложнее. Он хочет, чтобы Костя услышал мой зов — своего вожака.

Я кивнула, будто бы рассказ был для меня, и закрыла окно. Мне вдруг стало невозможно холодно. Наверное, так уходило прошлое: отделяясь от души, тела и улетая, присоединившись к ветру, оставляет после себя лишь пустоту. Всё, что сложилось до сегодняшней ночи, предстояло забыть.

И тут меня осенило: я не хотела расставаться с человеческими воспоминаниями. Не собиралась избавляться от присутствия в моей жизни Тима. От нашей ночи, проведённой в разговорах и предположениях, планах. От утра, во время которого я не без удовольствия разглядывала фигуру и лицо дракона. От уверенности, с которой Тим говорил о воздействии чар. От того, как он прислушивался к окружающим нас ароматам, стоя на поляне, где мне не повезло попасть в передрягу, засунув руки в карманы распахнутой ветровки.

Помимо этого в голову пришли и другие воспоминания, на потерю которых я тоже не могла решиться.

Например, от таких, где каждое утро мама провожала меня на автобус, отвозивший ребят из посёлка в школу мегаполиса. Константин, которого знала всю жизнь, считался симпатичным мальчиком, который всегда веселил меня.

Как забыть первую тусовку на заднем дворе школы? В неё мы с девчонками ходили с протекции наших близнецов-братьев. Там собиралась компания ребят: в основном людей, но были и оборотни. Тим туда тоже приходил, зависал с ребятами. Кстати, наша тусовка сохранилась до сих пор, и внутри неё мы все считались хорошими приятелями.

Как забыть первую любовь, которая случилась в четырнадцать лет? Ею стал Егор — человек. Парень был на год старше меня. Я сохла и вздыхала по Егору, а Валериан обещал встретить его на узкой дорожке и разбить физиономию.

Егор. М-да. Он странным образом не ладил с Костей. Я стала одним из пунктов огромного списка претензий парней друг к другу. Костя даже однажды сказал, увидев нас в кафе, где мы с удовольствием уплетали обед и болтали, что не про Егора такая, как я. Не для него расту. Не для человека хорошею. На вопрос Егора: «Уж, не для тебя ли?» — ответил Валериан, но чуть позже, а тогда все промолчали. У Егора потом долго красовался синяк под глазом.

А ведь Егор считал меня красавицей, говорил, что буду его, а все, что нас разделало — муть. Оборотень я или нет — для него не имело значения. Мне было приятно такое положение вещей. Чувствовала себя героиней романа, где пират добивался благосклонности прекрасной девы, а его лицо украшали шрамы, посаженные её братьями! Но всё, как говорится, до поры и до времени. Егор вскоре уехал из мегаполиса на север государства.

В общем — куда от всего этого? Мне трудно отказаться от прошлого. Неужели я стану похожа на тех мамочек, которые вспоминали прожитое до Первого оборота, как что-то иллюзорное, наделяя его идеальностью.

Любой секрет идеален, потому что он хранится долго. Пусть иногда и достают его из погребов памяти, чтобы пыльный сосуд предъявить окружающим. Но ценна не форма сосуда, а содержимое — чувства. Чем дольше хранятся чувства, тем больше выпадает в осадок того, что их сопровождало, оставляя идеальную субстанцию. Чистую, как слеза ребёнка.

Идеал — их маленькая тайна!

Стоп!

Вот что мне никак не давало покоя там, на поляне, когда мы с Тимом искали хоть что-нибудь, способное нас натолкнуть на след. Смотреть нужно было шире — вот что!

Я выхватила из кармана лёгкого пальто ситронк, и отправила Тиму сообщение:

«Я знаю, что было не так на месте убийства. Поляна рукотворная. Выполнена идеальным восьмиугольником. Его углы направлены ровно по сторонам горизонта, как по полноправным, так и промежуточным. Здесь нужно копать! Я чувствую!»

Почти сразу пришёл ответ от Тима:

«Точно! Восьмиугольник! Геометрические фигуры часто используют маги в своих действиях. Для преступника таким самопроизвольным местом стала городская площадка. Но всё равно много вопросов. Пусть даже, как в магии, энергетический разряд подхватил пентаграмму и вложил в неё мощь стихии, но тогда откуда он взялся? Откуда пришёл?»

Прочитав отправила своё послание:

«Не каждый восьмиугольник возможно использовать. Там что-то было раньше и напавший на парня знал об этом. Ну, по остаточному принципу. Я так думаю»

Молниеносно пришло следующее:

«Предлагаю завтра посетить исторический музей посёлка и узнать всё про парк и поляну. Я полистаю несколько исторических книг, которые есть дома. Может, что-то обнаружу. Ты согласишься прийти на свидание со мной завтра?»

Я не могла отказаться от возможности продвинуться в этом деле, но впервые за всё время нашего знакомства Драк назвал встречу свиданием. Мне стало грустно, потому медлила с ответом, зато Тим написал:

«При условии, что ты будешь в состоянии. Я не очень тороплюсь с предложением руки сердца? Могу подождать день или два»

Я рассмеялась. Своеобразные шутки у старого друга. Но, как говорят в нашей семье: «Шутки — это фитиль для бомбы с перцем: безобидно, но глаза в слезах»

Ещё немного помедлила и написала:

«Я буду в состоянии. Можешь на меня рассчитывать. Приезжай завтра к полудню. И это не свидание»

«Хорошо. Доброго оборота, красавица. Завтра буду, не сомневайся. Не свидание переименуем во встречу — всё как ты пожелаешь!»

Мама заметила мою переписку, но ничего не сказала. Я улыбнулась ей и убрала устройство в карман. Жизнь теперь казалась не такой удушающей, а её когтистые лапы — десницей с плохо выполненным маникюром.

Мы въехали на широкую, пологую площадку и папа заглушил мотор. Я отстегнула ремень безопасности и, открыв дверь, выскользнула на улицу. Холодный воздух обнял меня, и я выдохнула, выпуская густой пар изо рта.

Мама подошла ко мне, погладила по спине, и когда наши взгляды встретились — улыбнулась. Я кивнула, застегнула пальто, скрестила руки на груди, чтобы согреться. Мама тоже поёжилась от прохлады. Обняв себя руками, она растёрла плечи.

— Ну и погодка! — выдавила мама. — Ещё вчера тепло было. Папа пошёл в палатку, чтобы переодеться к ритуалу. Скоро и тебя позовут.

Я кивнула и улыбнулась.

Моё внимание привлекала площадка, заставленная машинами с включенными фарами. Возле каждой стояли оборотни. Они о чём-то переговаривались, слышны были короткие отрывистые смешки.

М-да. Не часто такое увидишь: весь цвет — первые лица стай собрались на церемонию оборота собственных детей.

Хм. Не так уж и много в наших краях кланов, чтобы заполонить скалистое плато «Волчьего клыка» целиком. Оборот рядовых членов стаи проходил обычно в общине под контролем правой руки вожака или старейшин, как например, Мартин — старейшина клана Белых волков в Горнии. На «Волчий клык» приглашались только дети вожаков и первых лиц.

Дело не в особом отношении, — хотя состояние привилегированности ощущалось, — просто по статистике пять из десяти детей обернувшись, демонстрировали силу, передавшуюся от родителей. А это — ураган, сметающий всё на пути! Мощь, помноженная на магию Первого оборота. Их сила за гранью обычного формата.

Магия в семьях наследовалась из поколения в поколение, и если было подозрение, что ребёнок родился с задатками Альфы, то ритуал считалось опасным проводить в стае — вожак мог не удержать волка равного по силе ему самому. Обезумевший оборотень мог наброситься на любого члена стаи и разорвать. Существовал ещё зов стаи, но не все из оборотней его сразу слышат. Потому церемонию проводили в последнюю ночь лета и участвовали в ней вожаки многих стай, чтобы помочь, если вдруг произойдёт казус.

— Сейчас разожгут костры на скальном зубе, и начнётся церемония.

Мама болтала, а я вяло кивала. Понимала её, ведь она волновалась не меньше.

Присмотрелась к огромной куче поленьев, посыпанных хворостом — чтобы горело хорошо на самой вершине огромного валуна, напоминающего по форме клык. Отсюда и название места. Поискала взглядом Константина. Рядом с отцом его не оказалось и в толпе ребят, стоявших особняком и болтавших о чём-то — тоже.

— Всё. Начинается. Иди, — произнесла мама и подтолкнула меня в спину.

Я послушно пошла, но, не отрываясь, смотрела на вспыхнувший и разгорающийся на фоне густого тёмного неба костёр.

— Привет, — раздалось над ухом.

Константин. Он улыбался и заставил ответить ему тем же. Получилось не очень, но всё спишем на волнение. Я надеялась на это.

— Привет.

— Хоть бы написали, где женская палатка для переодевания, а где мужская.

Он забавно ворчал, следуя рядом к высоким шатрам, попутно махая рукой кому-то из знакомых. Я тоже пару раз ответила на приветствие, но это не заставило расслабиться, наоборот — напряжение возрастало.

— Прости, что отказалась от встречи, — начала я. — Не смогла. Трудно объяснить. Просто не смогла и всё. Мне удалось прогуляться по парку. Немного остыла.

— Я виделся с Аркадием — он всё объяснил. Тебе и правда нужно было побыть с кем-то, кто не имеет отношение к нашему виду. Прости, я не подумал. Ты поступила правильно и взвешенно, впрочем, как и всегда.

Я хотела ответить, но не сразу нашла слова, потому промолчала и кивнула. За сорванное свидание я была прощена. И на том спасибо!

— Ну вот! Очередь! — досада в голосе Константина была наигранной.

— Да уж, не порядок, — я немного расслабилась.

В самом деле, зачем трусить? Нагнетать? Всё естественно, так же как дышать. Впрочем, совсем не естественно, что Трусиха рвалась и не давала мне спокойно жить весь день, а теперь была тиха и невинна. Лишь изредка, она царапала меня изнутри, полагаю, сообщая, что всё ещё здесь.

— Скоро увидимся? — подмигнул Константин.

— Уже очень скоро, — кивнула я.

Откинув клапан входа в палатку, я шагнула внутрь.

Несколько девушек скинули с себя одежду и облачались в туники. Они улыбались, перешёптывались. Знакомых волчиц среди них не оказалось, и я прошла к скамье, на которой лежали несколько стопок с ритуальными одеждами. Рядом стояла гнутая вешалка на колесиках, со множеством болтающихся на ней плечиков. Часть из них уже заполнились одеждой.

Подхватив из стопки тунику, я прошла вглубь и начала раздеваться.

Холод заставлял ёжиться, но я продолжала разоблачаться. Оставшись полностью обнажённой, накинула тунику, пригладила её. Одеяние — прямоугольник с прорезью для горла, обшитое искусной вязью рун. Взяв пояс, скрученный из разноцветных нитей, запахнула разрезы по бокам и подвязала его на талии.

Девушки уже вышли из палатки, а на их месте теперь переодевались другие. Я приблизилась к противоположному проёму в шатре, чтобы выйти, но замерла в нерешительности. Мне вдруг стало очень страшно. Вся моя жизнь была подготовкой к этому моменту, и вот он настал, а я трусила.

Удивительно, но именно мой внутренний зверь вдруг повела себя храбро. Она послала мне эмоцию, сродни той речи, что произносят перед своими полками короли. Я и испытала невероятный подъём, но продолжала стоять на месте.

— Ты идёшь? — кто-то тронул меня за плечо.

Повернула голову. На меня смотрела курносая девушка с карими глазами. Она улыбалась.

— Да. Не могу решиться, — промямлила я. — Холодно там.

— Очень холодно. Потому: виват дарам Священного дерева! Иди! Съешь один, и будет жарко.

Мы покинули шатёр вместе, и сразу у входа на треноге стояла чаша с листьями. Взяли по одному и разжевали. На вкус — так себе. Даже противно — трава травой. С тем же успехом можно и сено есть.

Глотнув с большим трудом, обхватила себя руками, чтобы согреться и кивнула незнакомке. Мы вдвоём двинулись к скале, где уже стояли несколько девушек и парней. Они напоминали статуи на фоне тёмного звёздного неба, обласканные красно-оранжевым светом огромного костра.

И вдруг я почувствовала, что по телу растеклось тепло. Голова затуманилась, и я перестала переживать. Меня манило небо и красивый белый диск на нём — Луна. Зверь внутри меня росла, и я чувствовала её боль и желание освободиться. Но к моему удивлению ломота в теле вообще отсутствовала. Наверное, стоило благодарить за это листики Священного дерева — они купировали ощущения. Ну, или у меня не всё, как у всех, что не плохо.

Константин вышел из шатра последним и присоединился к нам. Навскидку нас человек тридцать — тридцать пять: юных, стройных, готовых принять свою участь.

Неожиданно раздался вой. Он донёсся с другой стороны от «клыка». К нему присоединился второй, третий, четвёртый…

Волчица заёрзала внутри моего существа, откликаясь на призыв. Тут я увидела бредущую к нам толпу женщин. Среди них была и мама. В другой бы момент я обрадовалась или ещё как-то отреагировала, но не сейчас: в голове туман, а ну душе — покой.

Мама встала напротив меня, и протянула лежащий на раскрытых ладонях красный минерал — амулет. Я поклонилась. Не смотрела на маму, пока она что-то говорила мне. Когда она закончила, я, опустив голову, повернулась и точно в трансе побрела следом за остальными к церемониальному камню.

Мы выстроились, чтобы взойти наверх. Я запрокинула голову и устремила взор к Луне и звёздам. Амулет согревал ладонь, колол пальцы. Но я чувствовала необходимость этого, ведь талисман призван забрать часть магии Первого оборота на себя и мне будет проще услышать зов Альфы — папы.

— Как больно! — простонал кто-то рядом. — Листья не помогают. Тело горит огнём! Его крутит.

— Невозможно. Амулет тоже не работает! — вторил другой голос.

— Невыносимо! Сейчас сдохну! — говорил кто-то ещё.

А у меня ничего не крутило, не горело. Стоило ли спросить об этом, или обойдётся?

Пока размышляла над простым вопросом, настала моя очередь. Я стала взбираться босыми ногами по пологим уступам валуна. Костров оказалось два, и они полыхали, облизывая языками темноту. Между ними выложенная дорожка из нескольких амулетов, а внизу, под выступом скалы уже выли новообращённые волки.

Мой зверь притихла и давила на рёбра тяжёлым бременем.

Я с трудом присела и положила минерал следующим в линии амулетов. Он поймал отблеск, взбесившегося пламени и потух. Мне стало тяжело дышать. Выпрямилась. Сделала шаг, второй и едва не задохнулась от острой боли во всём теле. Я хватала воздух ртом, но мне всё равно его не хватало. Мышцы разрывало от пульсации, а сухожилия стягивали их, не давая наполнится энергией до отказа. Мир завертелся, окружил меня и сжался.

Я издала рык, оскалилась. Захотелось сделать прыжок, чтобы одним махом покинуть неясную явь и оказаться в другом, открытом и свободном мире.

И я прыгнула…

Приземлившись, встала на четвереньки, но всё еще была человеком. Из горла вырвался рык. Звериная ипостась ломала меня, крутила. Я каталась по скалистой площадке и скулила, потому что моя волчица никак не могла вобрать в себя человека. Я ничего не замечала вокруг, всё стало бессмысленным, маловразумительным. Была только она — боль, сводящая с ума, заставляющая молить о смерти.

И вдруг невыносимые муки прекратились и я, будто очутилась в невесомости. На краткий миг ощутила силу первородной магии, которая помогла трансформации. Я ощущала себя крохотной, защищённой, укрытой в мощном теле, а мой зверь твёрдо стояла на земле четырьмя лапами. Трусиха завыла, протяжно и громко, чтобы сам Космос услышал её голос, а я расслабилась и наша общая душа наполнилась счастьем.

Энергия оборотной магии пульсировала в каждой клетке тела. Мы хотели бежать. Долго. Лесная чаща вдруг превратилась в самоцель. Пришло осознание, что только ради этого стоило терпеть и ждать семнадцать лет. Меня манил её запах. Он буквально заполнял мозг, одурманивал.

Трусиха переступила лапами, и шаг дался с большим трудом, хоть и был пружинящий, крепкий. Теперь я была внутри волчицы, сжавшись до маленького зёрнышка, как она когда-то, и смотрела на мир её глазами.

Раздался хор голосов — выли волки. Волчица отступила и мотнула головой. Нет, мы сами по себе. Впереди охота, и мы будем там. Причём, мне не обязательно присутствовать — могла и отдохнуть, наслаждаясь дивными ароматами осеннего леса.

Вой снова разорвал тишину, и я услышала в своей голове хриплый голос:

— Остановись! Подчинись!

Потом другой:

— Ты часть стаи!

И снова первый, хриплый:

— Стая призывает тебя!

Но среди гомона не было сильного и подчиняющего, и мы могли не слушать остальных, а бежать, бежать, согревая мышцы, следуя за влекущим запахом лесных трав, шишек, деревьев, грибов…

— Смирение!

Это был голос вожака — моего отца. Он сильный и мощный. Голос подавил инстинкт и боль тела. Волчица подчинилась. Прижав уши, заскулила, отступила назад, приникла к земле, прикрыла лапами нос.

— Слабая волчица, — прошелестел хриплый голос. — Плохо.

Я хныкала под ощущением давящей магии Альфы, которая растаптывала нас, заставляя разрываться сердце. Скулила от страданий. Тело волка клокотало от охватившей его боли. Но власть вожака сильнее.

Сильнее…