Осколки

Татьяна Торгашина (2024)

Вы видели как на солнце блестят осколки? Как слепит глаза этот хоровод шустрых солнечных зайчиков? Будто напоследок им хочется отдать миру все, что когда-то было задумано. Так и душа человека, спешит. Спешит договорить, допеть, выразить чувствами то, что в ней накипело. А если остается непонятой, то мы видим их. Осколки. Это части чьих-то мыслей и рвений, недосказанность, боль. Прекрасная, но так часто уже никому не нужная…

Глава 2

4

После случившегося я усердно избегала Сергея. Это было сделать легко — он целых шесть месяцев провёл в больнице. Угрызения совести меня не мучили. Я словно отключила своё сознание. Шло время, я медленно приходила в себя. Сергей теперь появлялся только во снах. Сны были настолько красочные, что просыпаться совсем не хотелось. Там было всё, как я люблю: зима, много снега и сосны…

А сосны подпирают бездонное, полное звезд небо. Под ногами скрипит белоснежный снег, и от него вокруг светло-светло. Мороз нещадно щиплет за нос и щеки. Заденешь мохнатую еловую лапу и на тебя посыпется настоящий вихрь из блестящих в свете луны снежинок. Морозно, даже очень сильно, но тепло греет изнутри, ты идешь рядом и крепко сжимаешь мою ладонь. И от этого сердце словно маленькая птичка трепещет в моей груди. Смотрю на тебя искоса: такой весь важный, и только снежные хлопья заблудились в волосах, небрежно выбившихся из-под шапки. Ты, так же как и я, любишь зиму и ненавидишь толпы людей, да городскую толкотню, ты так же сильно любишь свободу, а как же еще назвать этот огромный хвойный мир, расстилающийся теперь перед нами. Безумно легко, легко дышится, легко живется и это, наверное, самое прекрасное чувство в мире.

Деревянные, шершавые стены, гладишь их рукой, и они отзываются под твоими ладошками тихим шепотом. Печь в углу комнаты полыхает яркими языками пламени, огонь потрескивает громко, щелкая сырыми поленьями и брыжжа смолой. Она как темно янтарные слезы тихо умирает в нем. Прохожу в соседнюю горницу, она просторна и темна, но не настолько, чтобы упасть, споткнувшись о мебель. Рассматриваю место, в которое ты так долго вел меня через лес весь окутанный таинственностью и неожиданно свалившимся на наши плечи счастьем. Простое убранство: стол у окна, пара стульев, да кровать с кучей подушек. Я слышу, как ты ворчишь в соседней комнате, боишься, что замерзнем, критично осматриваешь внушительную горку дров у печи и, удовлетворенно кивнув, усаживаешься прямо на бревенчатый пол напротив печи. Сижу в углу кровати, едва дыша, обняв руками атласную подушку, заворожено наблюдая. За чем я могу здесь наблюдать? Ведь в этом всеми забытом месте, где на тысячи километров вокруг ни души нет, казалось бы, ничего примечательного. А я бы поспорила. Несомненно. Смотрю на тебя, наверное, я часами могу это делать, поскольку твое лицо, скорее всего, лепили прямо в раю сами ангелы. Только у тебя такие глаза, чистые-чистые, цвета небесной выси, цвета самой свободы! Ты смотришь на пламя, а я смотрю на тебя, пытаясь запомнить каждую черточку, каждый жест, боясь, что все это лишь сон, и если это так, то я не хочу просыпаться! Свет от огня ярко освещает твое лицо, блики пляшут на твоих плечах и лице.

Есть воспоминания, намертво врезающиеся в нашу память, скорее всего, и через несколько десятков лет я буду помнить каждое мгновение, проведенное здесь. Боюсь шевелиться и дышать, дабы не спугнуть мысли, роящиеся в твоей голове. Господи, как же я тебя люблю, как же я боюсь себе этом признаться!

…Откуда ты свалилась на мою голову я так и не понял. Просто сразу на душе стало спокойно, будто ты всегда была со мной. Маленькая, темноглазая и непередаваемо сумасшедшая. А какая? Если идешь со мной по морозу среди бесконечных елок?! Вот оно — сбылась мечта идиота: я за тысячи километров от людского муравейника, именуемого праздным словом"город". Мне впервые за долгое время по-настоящему все равно, я уже отпустил давно все мысли о том, что же скажут люди на мои действия, фразы, поступки. Впервые в жизни я там, где хочу быть и рядом со мной человек, с которым дышится легко, человек, от которого не приходится ждать удара в спину. Она своя. Этим, скорее всего, многое сказано. Я не помню когда настал тот самый момент, когда я вдруг начал чувствовать тебя каждой клеткой своего тела. Да, да, не понимать, не любить, а именно чувствовать. Сидя дома у окна или за книгой неожиданно сжимало сердце, ломка накатывала волнами, учащая мой пульс, и я вдруг понимал — тебе плохо, это именно твоя боль и начинал метаться, словно раненый лев в клетке, бросаясь на стены от бессилья, которым я сам себя обрек. Нас убивали людские сплетни и мнения, эта серая галдящая масса осуждала и порицала. Все почему-то решили, что мы согрешили уже тем, что посмели полюбить друг друга! Глупые люди, глупый мир, да и зачем мне мир, если в нем не будет тебя?! Твоих рук и глаз, твоих советов, я уверен, что ты полезешь даже в пекло ада, чтобы спасти мою, вконец заплутавшую душу. Сжимаю твою ладошку, маленькую и хрупкую и вдыхаю полной грудью, счастье звенит во мне колокольным набатом, никогда не думал, что для счастья мне нужны будут эти заснеженные елки и маленькая женщина рядом, а в ней я и все мои сумасшедшие мысли. Огонь полыхает в печи, языки пламени пляшут на стенах и отражаются в твоих бездонных, темных, словно омуты глазах. Ловлю твой взгляд, улыбку, что на миг тронула твои губы. Мгновение, еще одно, я рядом, ты ждала, вот он я, обними, а время пусть умрет…

Господи, сколько же лет я тебя ждала, блуждая во тьме, набивая шишки, совершая ошибки, обнимая не тех. Ты, наверное, волшебник, тебе с легкостью удалось залечить мои раны, я забыла всю боль, что мне пришлось перенести. Как же ты близок и в то же время далек и как же горек он, наш первый поцелуй, за который нас тысячу раз прокляли и осудили. А ты безумец, обнимал меня в толпе, будто тебе уже все равно. Елки… Снег…

… Открываю глаза, и сердце заходится от тоски…

Мы проснемся утром каждый в своей постели, и, отключив нудно звенящий будильник, начнем новый день, вчера был такой же, и завтра будет тоже. Дни, в которых только пустота. Жизнь, в которой держит лишь одно — осознание того, что где-то рядом незримо есть

она…

он…

ЛЮБИМАЯ…

ЛЮБИМЫЙ МОЙ…

А дальше что? Записи в её тетрадях обрываются…

4

…Мне было слишком не до того, чтобы писать. Или я просто ищу причины, чтобы выбросить из своей жизни эти несколько лет? Мы с Сергеем просто разошлись в стороны. Мы привыкали жить врозь, не советоваться, не общаться, не любить… Я безуспешно пыталась вгонять себя в рамки, училась, начала работать. Завела новых друзей, с которыми проводила всё своё свободное время. Сергей напрочь пропал"с радаров". Общие знакомые лишь изредка напоминали мне о нём. Говорили о том, что он много пил, размотал все свои сбережения, начал работать дальнобойщиком. Последнее, кстати, вполне, в его стиле… Он пропал, а появился неожиданно и, ошарашил новостями. Он уезжал из страны и именно меня выбрал в провожатые. Это сейчас я могу спокойно говорить об этом — всё выгорело, всё уже давно пережито. Но тогда я была сама не своя. Я не могла писать, да что уж там писать — думать не могла. Последующие месяцы после его отъезда прошли как в тумане…

…Поэтому подробности данных событий были записаны Сергеем лично.

… Я уезжал. Дождь, такое чувство, что небо в ту ночь сошло с ума. Дороги не было видно — лишь сплошная стена ливня. Провожаете вы: лучший друг и ты, девушка ничего не значащая для меня. А кто я? А я обычный прохожий в твоей судьбе, случайный знакомый.

Курю одну за одной, поглядывая на тебя через плечо, а ты ненавидишь сигаретный дым, но сейчас молчишь, задумчиво рисуя узоры на запотевшем стекле.

Ты… ты самая обычная девушка и в тебе нет ничего примечательного. Я видел женщин красивее, и ты даже не в моем вкусе. Девушка, ничего не значащая для меня. Но отчего — то мне больно. Такое чувство, что оставляю тут нечто большее, чем пол — жизни.

Задумался."Смотри на дорогу, Сергей" — скажу сам себе. Но перед глазами мелькает не дорога, хотя дорог за моими плечами столько, что многим и не снилось.

Маленький дом на отшибе деревни, в окнах нет стекол, дверей нет вовсе, порог отсутствует — недострой. Единственный дом у дороги на краю поля. Знаешь, мыслями я постоянно возвращаюсь туда. Почему? Да Бог весть… Крохотная фигурка, бесстрашно шагающая по карнизу, и звезды, огромные, близкие звезды — достать бы их рукой.

Завеса дождя. Кто придумал уезжать в такую погоду? Ругала мать, ругала, целовала и крестила на дорогу — тебе смешно, а она потеряла сына. А кто сказал, что я вообще жив? Тянусь за очередной сигаретой, и салон застилает дым. Андрей открывает окно, видимо и его проняло мое курение. Ты смотришь куда — то в ночь, твои пальцы отбивают по стеклу дробь.

Молчим… Я бы хотел знать, о чем ты думаешь, какие образы возникают в твоей голове. Девушка, ничего не значащая для меня.

…Летнее поле, бреду следом. Ну почему тебя вечно несет, бог знает куда? По бездорожью и траве, вдаль от людей и шума. Бреду, молча проклиная себя, что оделся как на парад. Ты в шелковом платье, небрежно открывшем точеные плечи — легкая, маленькая, как вон те маки. С широко распахнутыми любопытными глазами. Стены и окна, лестница ходуном ходит под ногами, а ты видимо ничего не боишься — сумасшедшая. Сидим на окне, свесив ноги, высоко, аж дух захватывает."Смотри Сереж, вон Цефей!"Ну да, звезды… Да какие звезды? Мне 18, о чем я могу сейчас думать? Но я стойко выслушиваю про звезды, следя за твоей рукой и упрямо пытаясь выговорить и запомнить мудреные названия. А потом провожу, закурю и прислонившись к трубе буду еще долго смотреть на твои окна, надеясь увидеть твой силуэт, на миг.

Дорога, километры, расстояния. А сегодня природа взбесилась и машину кидает по ней словно мячик, ничего, дорога уже давно мой друг, она знает все мои секреты. Она сохранит мою никчемную жизнь, чтоб ее снова разбивало о скалы…

Первый снаряд разорвался у главной машины, нас отбросило взрывной волной, в ушах звенело и булькало, но я жив, а вот Руслана убило на месте, и он склонился белесой головой на руль… за которым должен быть я. Руслан — веселый малый, вчера только отпраздновал рождение сына, а сегодня вот встретил смерть. Кто знал, что колонну с крестами начнут расстреливать? Мы залегли у машин, раненые, безоружные, совсем рядом шла перестрелка и слышалась отборная русская брань. Наши машины горели. А я как дурак думал, что же скажет она, узнав, что я погиб здесь из-за чьей — то глупости, пророс костьми в чужой земле. А вдруг заплачет? Ужас! Ползи Серега, ползи… По траве, буеракам и черт с ней, с простреленной ногой, голова — то целая. Ползли по чьим — то трупам на звук перестрелки, кто боялся, кто контужен, а я вот успел прихватить чей-то автомат и даже дал очередь. Дурак, а сколько пуль из меня вынули? Живой. Дорога спасла? Хм…

Встречная ослепила фарами, раздают же права ослам. Вот о чем я думаю? Я же сегодня уезжаю, и черт меня дернул взять тебя в провожатые. Но ведь по сути, как ни крути, ты мой единственный друг.

Ну надо же. Смотришь на меня исподлобья, упрямо, значит сигареты у тебя. Все Серега, ты откурился! Андрей прячет ехидную улыбку, сдаюсь, я мягкий и пушистый — можете гладить… А девушка? Да бог с вами, она ничего не значит для меня.

Как быстро пробегает жизнь, листая свои страницы, просыпаясь как песок сквозь пальцы. Мелькают образы, откуда — то вымытые потоками памяти, только уже ничего не отмотаешь до нужного момента и не исправишь. Так и останется недосказанное — недосказанным.

Огни аэропорта, мокрый асфальт и рыдающее небо. И сиди бога ради в машине, промокнешь и простудишься, я не буду подъезжать близко, да чтоб не провожала до конца, возьму чемодан и добегу. Не люблю этих долгих взглядов глаза в глаза. Я сам и точка. Мы ничего не значим друг для друга.

Ну и как ты оказалась под дождем, глупая? И чего ты плачешь. Упрямо кутаю тебя в свой пиджак, хотя толку, он же насквозь мокрый, хоть выжимай. Сломало, дурацкий момент, сорвался. Целовать неистово и пьяно, последний раз, раствориться в тебе полностью и без остатка, и пусть будет больно, пусть!

Молча смотрю, как уплывают куда — то вдаль огни. Стюардесса, улыбаясь интересуется, чего я хочу. Да, наверное, сдохнуть… Рисуют пальцы твои на стекле узоры, Андрей курит за рулем? Это ничего не значит для меня.…

Слишком чистый город. Чрезмерно приветливые люди. Они постоянно улыбаются, даже когда опаздывают на работу! Меня это бесит, я слишком неотесанный и грубый для этого нового мира, не хочу выделяться из толпы и пытаюсь себя спрятать куда подальше. Не понимают! Слон в посудной лавке — это история обо мне и моем пребывании тут. Сижу ночами на лавке, устало откинувшись, и пытаюсь найти знакомые точки на этом чужом для меня небе. Как среди тысячи звезд найти одну, и с замиранием сердца вдруг почувствовать, что наши взгляды, наконец, встретились?!"

5

Наступившая осень принесла невероятное чувство обреченности. Дождь заливал душу, которая и без того поникла и истряслась в простуде.

Осень… сколько их было в моей жизни? А мне кажется, что несчетное количество раз. И я чувствую себя дряхлой старушкой, пережившей уже все и всех.

А ведь такой осени в моей жизни еще не было. Причем, вокруг красок не занимать, но что-то сломалось в душе. Пришло понимание того, что уже не будет как прежде, а как будет — неизвестно. И эта вот неизвестность давит на плечи тяжким грузом. Давит так, что порою кажется, что уже не выстоишь, что это непременно твой последний день. Но солнце, черт его побери, встает, как ни в чем не бывало! Ему плевать, что ты умираешь изнутри, а твою горестно истлевающую оболочку при этом нагло пытаются эксплуатировать! Заставляют работать, куда-то идти, тянуть на себе массу проблем и никому дела нет до того, что ты хочешь лететь с моста вниз, каждую минуту хочешь, но что — то, эх, останавливает.

Вся проблема, видимо, в том, что надежда на счастье, как ее не бей, все не умирает… Правы люди, правы в том, что ее надо уничтожить в мыслях своих сразу, чтобы больше никогда не позволять себе ждать кого-то напрасно.

Той осенью я переживала всё особенно остро. Впервые в жизни я была одна наедине со своими мыслями. Он улетел не оставив координат, хотя я и не просила его об этом. Я жгла мосты. Но кто бы знал, насколько тяжёлыми и мучительно долгими стали отныне мои дни и ночи.

…Ночь спускалась на притихшее село. Такая же, впрочем, как и все остальные, приходившие до нее. Да и не важно, плачешь ты или смеешься, ночь всегда одинакова и пунктуальна: приходит вовремя, уходит на рассвете.

А меня привлекали всегда огни. Робкие или яркие, ровно светящие и мерцающие во тьме. Сразу вспоминались книжки о дальних странах и путешествиях, как вопреки всему, капитан, непременно отчаянный мужчина, ну а как иначе, крепко держа штурвал своего корабля, до рези в глазах всматривался в ночь, ища такой вот мерцающий вдали огонек. Огонек маяка. Ну а дома капитана непременно ждут, а тебя нет, и это печально.

Но еще были окна. Окна… Идешь по дорожке, петляющей вдоль домов, а в них, один за одним, зажигается свет. Свет… Заглянешь невзначай так в окно и украдешь кусочек чьей-то жизни. Тут дед читает газету, здесь семья готовится поужинать вместе, тут смотрят телек, а вон там постоянно скандалят. Счастливцы. Они даже не догадываются о твоем существовании. Ну, возможно, увидят тень, от проходящего мимо их окон человека и вряд ли хоть кто заострит на этом внимание. А человек, возможно, почти мертв. Ну, или уже мертв. Ибо бездна, бушующая у него внутри, уже поглотила все, что только можно было. И вроде идешь и дышишь, но тебя уже нет, ты просто по инерции продолжаешь нести себя куда-то и влачить свое жалкое существование.

А ведь еще вчера внутри тебя горело пламя. И глаза, они еще переодически светились чем-то, отдаленно напоминающим счастье, но теперь уже нет.

Я ненавижу людей? Мысли об этом прожигали сознание.

Лицемернее и ужаснее в мире созданий нет. Даже крокодил элементарно сожрет тебя, лишь от того, что ему просто в данный момент приспичило есть, а ты мимо проходил! Ему никогда не взбредет в голову сначала откомпосировать тебе мозг, уверить тебя в том, что ты для него все, а потом предать и заявить, мол, живи зараза, жрать тебя я не буду!

Нет, так не бывает. Это стратегия людей и в этом плане даже звери порою намного понятнее.

Мыслями к тебе возвращаться не хочу, но, черт побери, возвращаюсь постоянно, и от этого неимоверно больно. Я не понимала, решительно не понимала теперь, как вообще тебя отпустила? Как вообще позволила улететь, как не остановила?

Может всё от того, что мне так больно смотреть в твои глаза? Ведь я даже не знаю, как объяснить, что происходит в моей душе, когда ты рядом. Но, в то же время, я прекрасно понимаю что эту пытку надо было закончить. И пусть жизнь теперь потеряла смысл, эту тонкую нить, которая вообще еще держит меня здесь, надо было разорвать.

Окна и их свет, падающий на дорожку, по которой иду. Одна. Маршрута прогулки нет. А что есть? Есть мысли в моей безумной голове. Мысли о том, что я тебя отпускаю. Лети вверх, лети, покуда я лечу в свою бездну…