Душа-потемки

Татьяна Степанова, 2011

Капитан милиции Екатерина Петровская быстро спускалась по лестнице. Ржавые перила, ржавые ступеньки… Только теперь она поняла, что сделала ужасную, непростительную ошибку: не сказала полковнику Гущину, где она и что собирается предпринять. А что она собирается предпринять? Проникнуть в закрытый, сданный на охрану универмаг, полный товаров, ночью, негласно, уже после того, как убийца пойман, изобличен уликами и сам признался в содеянном. Но как же тогда быть с тем призывом о помощи? «Ее еще можно спасти!» Кате было очень страшно. Одна, в огромном магазине, где произошло столько убийств… Катя продвигалась тихо и осторожно. Она должна выяснить: какое зло таится здесь с тех самых пор, как оно осталось безнаказанным и неудовлетворенным…

Глава 12

ОТДЕЛ ПОСТЕЛЬНОГО БЕЛЬЯ «ВСЕ ДЛЯ ВАШЕЙ СПАЛЬНИ»

Этим летом Катя начала просыпаться очень рано. На работу к девяти, а на часах всего половина шестого. Балконная дверь открыта — со стороны Москвы-реки, Фрунзенской набережной, где стоит ее дом, слабый свежий ветер. Птицы поют там, за рекой, в Нескучном саду. Небо прозрачное, а потом станет мутным, вылиняв от зноя.

Что ж, в принципе к одиночеству не привыкать. Это как корь, как ветрянка, раз переболеешь — и уже иммунитет на всю жизнь. И если уж вставать в такую рань, то можно делать все не спеша.

Катя сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Длинные, опять отросли. Может, взять и отрезать? Сделать забавную мальчишескую стрижку… Но нет, отчего-то жаль. Он так любил смотреть, когда она вынимала заколку и волосы рассыпались по плечам.

И всего-то две встречи, две ночи…

Не наш… чужой… Явился как вор… как враг…

С той стороны…

Ямка на подбородке, серебряная цепочка, брелок…

Sorry me…

И вся прошлая жизнь сразу… И дом, и муж — Драгоценный и друг детства Мещерский… все как-то сразу на одной стороне, а она на другой.

И Драгоценный, конечно же, прав, что уехал и не возвращается.

А тот, другой… чужой…

Какая же тоска на сердце…

Наверное, не увидимся мы больше никогда.

А вдруг?

И вот теперь сидишь утром в пустой квартире и смотришь на себя со стороны.

И ничего, ничего, ничего про себя не знаешь.

Кто бы объяснил, подсказал?

Катя отложила массажную щетку, запахнула халат и пошла на кухню включать кофеварку.

Ничего, вот сейчас она приедет на работу и сразу же… чтобы мысли в голову больные не лезли, отправится к полковнику Гущину — доброму старому громогласному лысому полковнику Гущину — начальнику управления областного уголовного розыска. И узнает все новости, даже те, что в сводку происшествий не попадают.

А если ничего не случится интересного, то она снова займется делом Ксении Зайцевой о мошенничестве с квартирами. Там у следователя работа кипит каждый день.

Интересно, как там мальчишка Феликс? Его вчера надолго задержали в розыске. Повели его потом к начальнику транспортного отдела. Неужели правда поверили в эти его странные способности? Но он же действительно нашел угнанные машины… Вот и пойми-разберись. Его рыжая тетка Ева вчера с собаками разыскивала его по всем этажам, снова психовала.

Ну, если розыск возьмет малыша в оборот со всеми этими его причудливыми экстрасенсорными способностями, только она его и видела.

Отчего-то в это утро Катя оделась особенно тщательно. Извлекла из недр шкафа новое платье. Опять короткие в моде, и это хорошо, но не мешало бы подзагореть, не на пляже, так хоть в солярии, что ли, надо бы записаться.

И даже можно надеть вот этот браслет. К летнему белому платьишку он очень даже ничего, стильный.

А босоножки на каблуках в это утро Катя оставила дома, выбрала новые легкие кожаные сандалии. При росте больше ста семидесяти пяти это вообще-то в самый раз, но она обожает каблуки — чем выше, тем лучше. И обожает смотреть на себя в зеркала и во все отражающие поверхности. И это, конечно же, с детства… С того дня, когда они с нянькой шли мимо Замоскворецкого мосторга, и катил синий троллейбус, и было еще совсем не страшно. Пока не страшно.

И вот чудо, едва лишь выходишь из дома, спускаешься на лифте, покидая впавшую в летаргию пустую квартиру, и энергия откуда-то берется!

Потому что у нее такая работа — не знаешь, чего ждать, замираешь от любопытства. Вот сейчас… явишься, а тебя ка-а-ак огорошат…

Нет, не банальщина — вроде краж, разбоев и бытовухи на почве пьянства, этого всегда полно, и это совсем не интересно, хотя порой и трагично. Но случаются иногда такие, такие дела… И сразу все уходит куда-то прочь.

И даже от того, что Драгоценный совсем не звонит, — не больно.

И то, что с тем, другим, они уже, наверное, никогда больше не встретятся в этой жизни, — тоже не больно.

— Федор Матвеевич! — Катя энергично окликнула полковника Гущина, приметив его в вестибюле Главка. — Доброе утро! Вы куда это спозаранку?

— А, не успел даже чаю стакан допить, — Гущин что-то осип, — сдернули. Привет, Екатерина, все цветешь?

— Стараюсь, Федор Матвеевич, — Кате и в голову не приходило кокетничать со «стариком» Гущиным. — А что случилось?

— Убийство, что еще может у нас случиться, — Гущин притворно зевнул. — Территория не наша, Москвы. А вот труп, кажется, наш.

— Как это? — Катя сразу заинтересовалась. — А далеко ехать?

— Да нет, тут рядом, в центре. Елистратов вот звонил, просил прибыть, посмотреть.

Елистратов — начальник отдела убийств МУРа, с Гущиным они старые товарищи, однокашники даже. Катя уже совсем сгорала от любопытства. Так просто в начале рабочего дня, когда совещания и оперативки, разносы и нагоняи подчиненным, начальник убойного отдела МУРа не станет звонить начальнику областного розыска, с места срывать. Тут что-то особенное.

— А возьмите меня с собой, — Катя решила брать наглостью.

— А тебе что, нечем заняться?

— Вчера делом Зайцевой заняться хотела… это в отделе экономических в следственном управлении… А там скандал на очной ставке вышел, фигурантки подрались. Пришлось отложить, так что…

— Зайцевой? — переспросил Гущин. — Это та, что с квартирами химичила? Она? Ну-ка садись в машину. И что там вышло на очной ставке, давай рассказывай.

И Катя всю дорогу трещала как сорока, представляя в лицах полковнику Гущину вчерашний инцидент.

И за дорогой не следила — Москва — пробки.

Закрыла рот, только когда служебная машина остановилась на углу жилого серого дома на какой-то улице. А дальше — милицейский патруль, машины с мигалками, ограждение, толпа зевак и…

— О господи, а что это за здание?

— Замоскворецкий универмаг, — ответил полковник Гущин.

Катя посмотрела вверх. Дом с витринами — пять этажей, стены цвета кофе с молоком, выпуклый, закругленный фасад — плавные линии, раздвижные двери.

Тогда здесь двери тоже были из стекла, но открывались и закрывались самими посетителями универмага. Двери из стекла, как и та на балконе…

Нет, то все забыто, напрочь забыто.

— Надо же, только вчера об этом универмаге речь у нас заходила, — Катя внезапно заметила, что и полковник Гущин как-то странно медлит возле гранитных ступеней. — А я однажды совсем маленькой с нянькой здесь… Как же давно я сюда не приходила, в эту часть города.

— А я тридцать лет назад стоял вот тут, на этом самом месте… в оцеплении… Даже день точно помню. Да, бежит время.

— Федор Матвеевич, а кого убили? — спросила Катя. — Тут опять только оцепление, патрульные. А где же Петровка вся? Елистратов, сотрудники, эксперты?

— Там, внутри, — Гущин сделал то, чего не делал никогда — ни до, ни после: крепко взял Катю за руку.

И они вместе поднялись по гранитным ступеням к раздвижным прозрачным дверям.

Бом! Бо-о-ом!

Звук боя часов — размеренный и мелодичный. Сразу направо от входа в просторный светлый торговый зал первого этажа — большой парфюмерный отдел и рядом — в глубине отдел по продаже часов.

Бом!

Настенные, напольные — в корпусе из хромированного металла и мореного дуба часы начали отбивать время — все разное и не в унисон, а словно вторя друг другу, стремясь догнать, наверстать упущенное.

— Прекратите эту какофонию! Работать невозможно!

Катя услышала резкий голос полковника Елистратова — начальника отдела убийств МУРа. Низенький и полный, похожий на пингвина, без пиджака по случаю жары, он стоял в самом центре зала рядом со следователем прокуратуры и экспертами, снимавшими все происходящее на видеокамеру. Сотрудники милиции рассредоточились по залу, и среди вновь прибывших Катя увидела начальника отдела вневедомственной охраны и рядом с ним майора Бурлакова.

— Никаких сигналов к нам на пульт в течение ночи не поступало, патруль дважды объезжал периметр охраняемой территории, ничего подозрительного. Проникновения в здание извне нет, — Бурлаков докладывал следователю прокуратуры.

— Я не понимаю, как же тогда… как же он покинул здание, — следователь обернулся к Елистратову.

Тот, не отвечая пока, подозвал старшего опергруппы.

— Все тут обыскать сверху донизу. И что там с опросом персонала?

А потом Елистратов подошел к полковнику Гущину.

— И где же? — спросил тот вместо приветствия.

— На втором этаже, в отделе постельного белья. Сам посмотри сначала.

Бом-м-м!

Часы ударили в последний раз и умолкли. И стало слышно только голоса людей, но и они в этих старых толстых стенах звучали приглушенно.

Катя огляделась. Собственно, тут она впервые, тогда ведь она сюда так и не зашла… или нет, все-таки они с нянькой зашли, несмотря на ее, Катин, плач.

Девочка, да что же ты так кричишь, нечего бояться, это же просто магазин…

И пол тут прежний — из серого мрамора, и лестница… Полированные дубовые перила. А вот зеркал почти нет в торговом зале, все стены забраны пластиковыми современными панелями, и все пространство очень грамотно и функционально разграничено.

Парфюмерный отдел.

Отдел по продаже часов.

Отдел бижутерии и фирменных очков от солнца.

Отдел по продаже хрусталя и фарфора.

— Мне нужен подробный поэтажный план универмага, — объявил полковник Елистратов.

Они с Гущиным услышали это уже на лестнице.

Второй этаж.

— А потолки тут прежде высокие были. Или мне по молодости тогда так казалось? А сейчас что-то давят… ну да, подвесные сделали. Все-таки новшеств много, — Гущин прищурился. — Тогда меня сюда не пустили. Но потом я заходил, и даже часто какое-то время.

О чем это он?

— Дело у нас сразу Петровка забрала, а потом министерство. Я-то в пятнадцатом отделении тогда работал, только пришел, мой первый год после «Вышки». Так что это наша территория, пятнадцатого… Все продолжения тогда ждали. А его не последовало.

О чем он?

Катя видела перед собой обычный торговый зал самого обычного универмага — не слишком яркий свет, кремовые потолки и перегородки и большой отдел по продаже женской одежды. Слева — отдел игрушек (вот странность), а справа пышно и довольно посредственно декорированный отдел по продаже тканей, штор, пледов и постельного белья.

Стеллажи с комплектами пододеяльников и простыней, диванные подушки. Тяжелые занавеси, прикрывающие заднюю стену, большой выбор штор и гардин, вывешенных от пола до потолка на кронштейнах и посреди всего зала…

Двуспальная кровать, убранная покрывалом и пестрыми подушками.

Тело лежало поперек кровати. Голые ноги — одна все еще в туфле, вторая босая, свесившиеся до пола руки и растрепанные светлые волосы.

У самой кровати на полу скомканное летнее пальто.

Катя сразу его узнала — шелк весь в цветах и драконах.

В цветах и драконах…

— Ну, что, знакома она тебе? — спросил Гущин. — Я-то ее не видел живой. Только слышал — скольких эта баба облапошила.

Как много на кровати лишних подушек…

В этот момент один из экспертов (они занимались своей работой) осторожно повернул лежавшее ничком тело.

Ее лицо…

Катя невольно отвернулась.

Багровое, с густо, жутко размалеванным от уха до уха алой помадой ртом, сведенным судорогой.

Ксению Зайцеву, обвиняемую по делу о мошенничестве, которую она, Катя, и видела-то вчера практически мельком в кабинете следователя, было очень трудно узнать. Но Катя узнала ее сразу.

— Ее задушили, — сказал эксперт. — Смерть наступила более двенадцати часов назад.

Гущин наклонился над трупом.

— Нет, это не руками, — сказал он.

— Да, судя по всему, использован какой-то предмет — возможно, шнур от портьер — тут их вон сколько, на выбор, возможно, галстук или еще что-то.

— Не нашли?

— Пока нет.

— Как считаете, здесь все и произошло, прямо на этой кровати? — Гущин дотошно осматривал покрывало.

— Нет, точно не здесь. Нижнее белье, трусы испачканы… ну это обычно при удушении. А на покрывале и постельных принадлежностях следов экскрементов нет. Все изымем для экспертизы, потом скажем точнее.

Гущин обошел кровать.

— Задушили, притащили, уложили. М-да… а губная помада ее?

Другой эксперт в резиновых перчатках открыл сумку. И ее тоже Катя узнала — фирменная, очень дорогая.

— Водительское удостоверение на имя Ксении Зайцевой, ключи…

— Машина ее где? Обнаружили?

— Пробили по банку данных, у нее нет машины, продала месяц назад.

— Продала, значит, умно, — Гущин хмыкнул. — На ней же ущерб колоссальный висит… висел…Так что с помадой?

— В косметичке помады нет.

— Ищите здесь.

— Почему у нее с лицом это сделано? — спросила Катя. — Такая мерзость… словно клоун жуткий… Убил и еще издевался над ней?

Гущин пристально смотрел на постель.

— Вот он, тюбик, закатился, — эксперт поднялся.

В руках, обтянутых резиновыми перчатками, он осторожно держал тюбик помады — алая, она вся почти была израсходована, стесана.

— Отпечатки есть! Сейчас снимем.

— Где тут зеркало в отделе? — внезапно спросил Гущин.

— В этом отделе никаких зеркал.

— Должно быть обязательно в соседнем, в отделе одежды, — сказала Катя. — В примерочной.

Гущин двинулся туда. Что-то с ним было не так — со «стариком» Гущиным, и Катя видела это — здесь, на месте убийства. Он выезжал на десятки дел за свою долгую службу в розыске, но что-то произошло с ним сейчас, прямо сейчас…

— Федор Матвеевич!

— Ищи примерочные.

— Вот одна, — Катя отодвинула темную шторку.

— Зеркало?

— Ну да, самое обычное зеркало. А что? Что мы ищем?

— Посмотри в другой, той, что рядом.

Катя шагнула, отодвинула еще одну шторку и…

— Ну вот. Вот мы и приплыли, — сказал Гущин за ее спиной.

На зеркале примерочной алой помадой размашисто и коряво… буквы на стекле словно кровоточили.

Я здесь. Я вернулся.