Безымянная звезда

Татьяна Сороколетова

Историческая книга, которая рассказывает о жизни знати XIX века в России. Автор рассказывает о трудностях, стоявших перед крепостными, о традициях и обычаях знати и о личных взаимоотношениях между ними. В книге описано множество перепитий и интриг, которые сопровождали жизнь аристократов того времени.

Обложка создана с помощью нейросети www.cover.punch.ru

© Татьяна Сороколетова, 2023

ISBN 978-5-0060-1695-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Санкт-Петербург.

1859 год.

Размеренный цокот лошадиных копыт затих около поместья Курбатовых далеко за полночь. Возница недовольно взмахнул вожжами, и устало посмотрел на богато одетого господина. Неизвестный выбрался из кареты, и отряхнув снег с сапог, стянул перчатку и опустил руку в карман. Выудив оттуда монеты, он со звоном опустил их на ладонь кучера. Поправив объёмный воротник на плечах, он одёрнул длинную шубу, и не спеша направился к воротам поместья. Подойдя ближе, он оглянулся на экипаж, и грубо выкрикнул:

— Ну же езжай! Чего встал здесь???

Кучер взмахнул вожжами, и, опустив их на спину лошадей, тронулся вперёд. Господин стоял перед домом до тех пор, пока не перестали быть слышны колокольчики, звеневшие на лошадях. Удостоверившись, что вокруг никого, он подошёл к парадному входу и решительно постучал в добротную дубовую дверь. В окне первого этажа мелькнул отблеск свечи, и белоснежный чепчик на знакомом лице озарила улыбка. Засов заскрежетал, и распахнувшаяся дверь приветливо впустила в дом ночного гостя.

— Павел Сергеевич! — заохала крепостная девка, пятясь назад и прикрывая ладонью пламя свечи, мечущейся по стенам, — Вы ли это?

— Я Ульяна, что не признала? — смеясь, ответил граф Курбатов.

— Вот же Сергей Андреевич и Софья Ильинична обрадуются!!! — восклицала она, — Вот это уж подарок будет для них на Рождество! Павел Сергеевич прибыл!

Взяв из его рук шубу, она отнесла её в комнату для переодеваний и быстро вернулась назад. Радость от встречи с хозяином, не давала ей возможности успокоить свои чувства.

— Где же Марья Александровна, голубушка наша? Когда она приедет?

— Вернётся через неделю, отпросилась в Москву к родственникам, — отвечал он, стоя перед зеркалом, и расчёсывая узкую поросль усов.

— Чаю, может быть? Или молока с пирогами? — услужливо предложила Ульяна, теребя в руках густую косу.

— Пироги с чем?

— С мясом и картошкой.

— С каких это пор в доме перестали держать пост, и едят пироги с мясом в Сочельник? — грозно спросил граф, проходя мимо растерянной кухарки.

— Так это… — проговорила она, — Данилка захотел пирожков. Я спросила у Софьи Ильиничны можно ли взять мяса и муки немного, чтоб сыночка побаловать она и разрешила. Господа сами не ели, — оправдывалась перед хозяином Ульяна. — А ведь малышу не грешно съесть два пирожка.

— Добрая у тебя хозяйка Уля, через чур уж добрая, — заметил Павел Сергеевич, и не оборачиваясь, прошёл в гостиную. Сев за стол он вытянул ноги вперёд, и жестом указал Уле на дверь в кухню. — Неси молока и пирогов, разговлюсь, наконец. Сочельник закончился, Рождество настало!

Ульяна торопливо исчезла в недрах огромной кухни и спустя несколько минут принесла на подносе блюдо с пирогами и кувшин с молоком. Граф удовлетворённо кивнул, и с наслаждением откусил кусок ароматной выпечки. Кухарка стояла рядом и молча наблюдала за графом. Выпив целый стакан молока, он удовлетворённо отодвинул от себя поднос и уставился на крепостную.

— Ну рассказывай Уля, какие новости в поместье? Давно я не был дома.

— Да новостей-то особо и нет. То, что Полину Сергеевну сосватали к Демидовым, Вы наверняка знаете. Сергей Андреевич писал Вам намедни об этом, — начала она.

— Не знал, но догадывался. Я не получал ещё письма от отца. И как она? Рада предстоящему событию? — перебил её Павел Сергеевич.

— Наверняка рада, Николай Михайлович чудесный человек.

— Откуда тебе знать какой он человек? — прищурившись, спросил граф Курбатов.

Она несколько смутилась, но всё же ответила:

— Сергей Андреевич души не чает в Полине Сергеевне, и я уверена, что он знает за кого выдаёт свою единственную дочь.

— Хорошо, — согласно кивнул он, — Ещё, что вспомнишь?

— Софья Ильинична не на шутку увлеклась пасьянсами. Говорят нынче в моде у светских дам уметь читать карты. Вот она и учится, гадает всем кто в дом заходит.

— Маменька наверняка знает, что это греховное дело, но да ладно сам поговорю с ней. Что отец?

— Граф недавно серьезно переболел, из Петербурга приезжал лекарь Модест Казимирович. Лечил его долго, насилу выздоровел.

— Простыл? Зима морозная выдалась в этот год.

— Да, Модест Казимирович велел следить за ним и сказал носить шерстяные чулки почти круглый год. Мы с Аннушкой уже связали ему три пары.

Павел Сергеевич заложив руки за спину, ходил из одного угла комнаты до другого, словно вымеряя площадь помещения.

— С крестьянами в деревне всё ли в порядке?

— Да, всё как и раньше. Пётр Гаврилов только бежать вознамерился, оттого и был выпорот розгами. Где это видано, чтоб беглый крепостной так опозорил семейство Курбатовых? — всплеснув руками в воздухе, спросила она.

— Что же твоя семья? Сынишка и муж?

Услышав последнее слово, Ульяна закрыла глаза ладонями и заплакала.

— Овдовела я Павел Сергеевич, — жалобно протянула она, — На Ивана моего в лесу медведь напал с месяц назад. Ушёл он в деревню с посылкой от Сергея Андреевича и не вернулся. Три дня искали и нашли в овраге. Насилу опознала я его, изголодал всего ирод. Только по вышивке на портках и узнала. Остались мы с Данилкой совсем одни!

Граф заметно расстроился от услышанного, но стараясь не подавать виду продолжил:

— Сочувствую Ульяна. Если решишься еще раз выйти за кого, не переживай добро мы дадим. У мальчишки должен быть отец.

— Спасибо барин! Спасибо Вам за милость и доброту.

Повисшая пауза, дала понять обоим, что пора расходиться по комнатам. Ульяна взяла свечу, и освещая себе дорогу, направилась в дальний конец коридора. Неслышно отворив дверь, она вошла в тёплую комнату и подошла к узкой кровати. Данила спал безмятежным сном, раскинув руки в разные стороны. Осторожно подвинув сына, она легла на край, и укутавшись шалью, потушила свечу. Приезд молодого графа вновь разбудил в ней, казалось давно забытые чувства.

***

Лето, 1854 год..

Поместье Курбатовых в уездном городе С.

Июль жаркой истомой разливался вдоль берега реки, оставляя после себя в воздухе, лишь треск кузнечиков и цикад. Раскидистая ива опустила низко ветви, и касаясь самой земли, дарила чувство защиты и полного единения тем, кто искал под ней кров. Накануне Ивана Купалы парни и девушки, стекавшиеся к берегу водоёма, радостно гоготали в предвкушении весёлого праздника. Ульяна подпоясала серое платье красным кушаком, и взяв в руки мешок с бельём, отправилась на реку.

— Уля, меня — то обожди! — услышала она позади себя, — Мне тоже стирать надо, пойдём вместе?

Розовощёкая и круглолицая Аннушка бежала за ней, оставляя на земле следы от босых ног.

— Жду! — крикнула Ульяна и замедлила ход.

Запыхавшаяся Аннушка догнала её и заговорщически подмигнув, спросила:

— Пойдём сегодня через костёр прыгать? Я уже себе и венок сплела, а ты?

— Я ещё нет.

— А если повезёт, — продолжала она, — То увидим, как зацветёт папоротник, ну или на русалок посмотрим! Может в этот раз они выплывут!?

— Каждый год ходим и ничего подобного не видим, — пробурчала Ульяна, идя по мостку.

— Потому, что ты не веришь ни во что! Живёшь в природе и совершенно не умеешь разговаривать с ней!

Ульяна молча развязала узелок, и выудив оттуда скатерть, опустила её в речку.

— Послушай Уля, — зашипела прямо над ухом Аннушка, — Помнишь, ты говорила, что опасаешься молодого графа? Как он теперь?

— Никак, — коротко ответила она.

— Да ну тебя! — в сердцах воскликнула Аннушка, и усевшись на коленки, принялась полоскать простынь, — Скрытная ты стала, и слова не спроси.

— Так и говорить нечего Аннушка! Граф в Петербурге и надеюсь, останется там надолго. Жениться он надумал на Марье Александровне Оболенской. Говорят она лучшая для него партия, надеюсь у них всё заладится как и подобает.

— Ох, Улька святая ты девка! Любишь ведь его, и миришься со своим положением.

— А что я могу поделать? Я обыкновенная крепостная. Но любить, кого бы то ни было, мне никто не сможет запретить!

Аннушка принялась молча полоскать бельё, прежде чем ответила:

— Ксеня Попова вон долюбилась барина своего, вот-вот должна от бремени разрешиться. Кому она нужна потом будет? Считай навек осталась одна дни свои куковать.

Ульяна старалась не слушать рассказы Аннушки, и лишь усерднее оттирала пятно на выцветшей скатерти. Закончив со стиркой, девушки отправились в обратный путь.

— Жду тебя у развилки, как только стемнеет, — напомнила Аннушка, и повернула в сторону соседнего поместья.

Ульяна согласно кивнула, и войдя в дом, поставила мешок с бельем на скамейку. Откуда ни возьмись возникший перед ней конюх Фёдор, до смерти напугал девушку.

— Улька! — зычно прикрикнул он, — Где была?

— Бельё стирала на речке, — тихо ответила она.

— Барин искал тебя, поручение хотел дать какое-то. Иди к нему.

— Мне нужно развесить бельё! — слабо попробовала протестовать она.

— Иди-иди! Я сам вывешу, — сказал он, и ловко подхватив сырой мешок, вышел во двор.

В волнении Ульяна одёрнула подол платья и направилась на верхний этаж. Дверь в покои барина была открыта настежь. Павел Сергеевич сидел спиной к выходу и смотрел в распахнутое окно. Соловьиная трель разливалась по всему лесу, доносясь до поместья.

— Как красиво поёт соловей! — сказал он, услышав, что в комнату кто-то вошёл.

— Да, птицы удивительные создания. Поют так, что душа замирает, — ответила Ульяна.

Он развернулся к ней лицом, и поднявшись со своего места, подошёл ближе. Заметив, как щёки и уши Ульяны залились румянцем, он рассмеялся и погладил её по голове.

— Фёдор сказал, что Вы барин хотели дать мне какое-то поручение. А я на речке была, бельё стирала, — оправдывалась девушка.

— Да я так, спросить хотел… Сегодня же праздник, наверняка ты пойдёшь венки пускать и через костёр прыгать?

— Аннушка зовёт, но я ещё не решила идти или нет.

— После полуночи я буду ждать тебя под ивой. Этой ночью мне будет одиноко, поэтому приходи, будем вместе искать безымянную звезду!

— Какую звезду??? — удивлённо переспросила она, чувствуя, как холодеют руки, от страха предстоящей ночи.

— Безымянную, — повторил он, — Существует поверье, что в ночь летнего солнцестояния в небе загорается звезда имени, которой нет и быть не может. Тем, кто увидит яркое свечение, сулит счастье и благоденствие. Это, пожалуй, поинтереснее, чем легенда о цветущем папоротнике.

— Никогда раньше не слышала о таком поверье, — растерянно ответила Ульяна.

Павел Сергеевич самодовольно ухмыльнулся, и поправив на плечах подтяжки, сказал:

— До вечера Уля.

Весь оставшийся день, Ульяна пребывала в смятении. Отказать барину она не смела, ибо был высок риск быть прилюдно выпоротой розгами за непослушание, но то, что могло последовать после их встречи пугало её ещё больше. Семнадцати лет отроду, Ульяна была чиста и невинна как капля воды из святого источника. Год назад барыня Софья Ильинична задумала выдать её замуж за крепостного из соседнего имения. Вдовец с шестью детьми, был не против взять Ульяну замуж. Узнав о таком решении барыни, девушка бросилась ей в ноги и, целуя кончики туфлей, слёзно просила не отдавать её замуж за старика. В конце концов, графиня сжалилась над юной девой, и помолвка была расторгнута. Граф Павел Сергеевич появлялся в имении не часто, но неизменно каждым своим визитом вносил в сердце крепостной волнения связанные с первым и сильным чувством. Старательно борясь с наваждением, Ульяна исправно ходила на службы в храм, но навсегда избавиться от его образа она так и не смогла.

Распустив волосы по плечам, и переодев платье, она вязла лукошко с набранными заранее травами и цветами, и вышла из дома. На берегу реки уже вовсю полыхали костры. Ульяна присела около смешливой Дарьи, которая давно мечтала обзавестись женихом. Ей было пятнадцать, и она считала себя почти старой.

— Уля, чего опаздываешь? Садись плести венок, скоро запускать будем. Слушай, а ты веришь, что сегодня к нам выплывут русалки? — быстро тараторила она.

— Я их никогда не видела, а верю я лишь в то, что вижу своими глазами, — отвечала Ульяна, ловко переплетая травы между собой.

— Ребята уже столб вбили и костры разгорелись не на шутку. Чудесная ночь нынче выдалась! — заметила Дарья.

Где-то вдалеке ухнула сова.

— Можно ещё до кладбища дойти и положить на могилы какой-нибудь дар, — продолжала собеседница.

— На кладбище не пойду! — серьёзно ответила Ульяна, — Я боюсь мёртвых.

— Нечего их бояться! — легкомысленно ответила девушка, — Может именно сегодня и воскреснет кто!

— Ой, Дарья ерунду говоришь! Замолчи!

— Так бывает же такое, мне маменька рассказывала, — Дарья перешла на благоговейный шёпот и опустилась к уху Ульяны, — Бывает так, что и живыми хоронят. Летаргией это называется!

— Господь с тобой Дарья! — Ульяна боязливо перекрестилась, и отодвинулась от неё подальше.

Их разговор прервал окрик Ивана:

— Уля, Дарья! Идёмте в хоровод!

Светловолосый и крепкий кузнец протянул им руки и увлёк за собой. Встав в хоровод, они принялись танцевать у костра и петь старинные песни. Иван нежно сжимал руку Ульяны и изредка посматривал на неё. От смущения она заливалась румянцем и опускала глаза в землю. Тёплая летняя ночь окутала собой праздник Ивана Купалы. Десятки венков пустились вплавь по реке, а разгорячённая молодёжь продолжала языческие обряды. Ближе к полуночи, Ульяна отделилась от празднующих и поспешила в сторону, постоянно оглядываясь на удаляющийся блеск костра. Войдя на поляну, она остановилась и присмотрелась к раскидистому дереву. Оттуда послышалось шевеление, и из-под веток показалась рука графа Курбатова.

— Иди сюда! Я давно тебя жду.

Ульяна скользнула под ветви и уселась рядом с Павлом Сергеевичем.

— Пришла… — тихо проговорил он, — Я знал, что ты придёшь.

— Я не могла ослушаться Вашего приказа барин, — ответила она не глядя на него, — Покажите мне уже ту самую безымянную звезду!

— Её еще нет, или она нам просто не показывается! Что запустила венок?

— Запустила.

— Жениха тоже загадала?

— Как и полагается, загадала.

Они о чём-то ещё долго говорили. Ульяне показалось, что время, проведённое с ним наедине, длилось бесконечно. После этого свидания граф отбыл в свой полк, в поместье он не появлялся около двух месяцев. Почувствовав неладное, ранним августовским утром Ульяна добралась до соседней деревни и постучалась в незнакомый дом. Выйдя оттуда, она судорожно прижимала к груди мешочек с травами, которые ей выдала знахарка. Добравшись до поместья, она вытряхнула содержимое мешочка в очаг и навсегда позабыла об этом визите. Кузнец Иван Макарьев, крепостной князей Демидовых, не оставлял попыток добиться расположения Ульяны. Поняв, что лишь Иван сможет прикрыть её стыд, она попросила разрешения у барыни выдать её замуж. Решив утаить от будущего мужа свой грех, Ульяна жестоко поплатилась за это. После первой ночи, Иван раскрыл её обман и буквально рассвирепев, избил молодую жену. Придя в себя, он пообещал ей сохранить тайну, и в ту же ночь ушёл спать на узкую скамейку. Родившийся Данила смог лишь слегка растопить чёрствый нрав Ивана.

Граф Курбатов приезжая в поместье, неизменно заглядывал к молодой семье, и пристально рассматривал их ребенка. Улучив момент, когда Ивана не было дома, Ульяна осмелев, подошла к Павлу Сергеевичу, и едва слышно произнесла:

— Я хочу, чтобы Вы знали… Данила Ваш сын.

Граф вскинул на неё чёрные, как спелая вишня, глаза и коротко ответил:

— Я вижу. Кровь водой не сотрешь, — только и ответил он.

— Жаль, что безымянную звезду мы тогда не увидели, — невзначай сказала она.

Он равнодушно пожал плечами и ответил:

— Значит не судьба.