Чужая кровь. Любовь против магии

Татьяна Охитина (2024)

Ярослава, врач сельской больницы, в ведьм не верила, считая суеверия местных жителей глупостью. Но однажды реальность повернулась к ней совсем другой стороной — пугающей и опасной. Той, в которой чужакам не место. И лишь один человек вызвался ей помочь. Вот только зачем ему это нужно?

Глава 3

В свете ночника лицо лежащей на кровати бабули выглядело белее бумаги.

— Елена Кузьминична, вам плохо? — Ярослава влетела в комнату и чуть не упала из-за метнувшегося под ноги кота. Вздыбленная зверюга пролетела мимо и, рыча, исчезла в глубине дома.

— Ясенька, — выдохнула старушка, — тяжко мне, в груди давит. Знать, время пришло с жизнью прощаться.

— Это вы бросьте! — строго произнесла Ярослава, чтобы не поддаваться панике. — Сейчас сердечное принесу, — хотела метнуться обратно в комнату, к своей сумке, где всегда носила самое необходимое на экстренный случай, но тут услышала:

— Погоди, не сердце это. Знала я, что помру, потому и домой запросилась… На своей земле умирать легче, надобно только дар передать. Дай мне руку, Ясенька…

— Да что вы такое говорите! — возмутилась Ярослава. — Лежите, я сейчас, — она выскочила в комнату, но проклятый котище снова бросился под ноги, словно того и ждал. В этот раз удержаться не вышло — упав, Ярослава хотела подняться, но ноги почему-то слушаться отказались, тканый коврик скользнул в сторону, и она снова растянулась на полу. Чтобы не искушать судьбу, поползла к дивану на четвереньках, но тут с пространством стала происходить какая-то чертовщина — чем больше Ярослава ползла, тем дальше становился диван.

— Яся, Ясенька… — доносилось из спальни. А потом, каким-то совсем уж немыслимым образом она снова оказалась на пороге, за которым горел ночник. — Без толку всё это, не помогут те капли, — выдохнула Елена Кузьминична. — Подойди, милая, дай руку, позволь мне спокойно умереть.

— Да какое «умереть»?! — возмутилась Ярослава, цепляясь за остатки здравого смысла. — Я же врач, как я могу такое позволить?

— Ты — преемница. Дай мне руку, девочка, не упрямься. Дар передачи требует, иначе не выпустит душу мою на волю.

— Вот и живите, — заползая в комнату, ответила Ярослава. И только теперь наконец-то смогла подняться на ноги.

— Так пожила уже, хватит. Думаешь, сколько мне лет? Да я, когда была в твоём возрасте, царя-батюшку успела повидать.

«Бред начался, плохо», — отметила про себя Ярослава и снова оглянулась на дверь — темнота по ту сторону проёма уставилась на неё в ответ.

— Думаешь, я из ума выжила? Как бы не так. Подойди, дай мне руку, Ясенька.

— Телефон! Надо скорую вызвать!

— Оставь, ни к чему это. Они всё равно не успеют… Ох, тяжко мне, тяжко… Дай руку, милая.

Чувствуя подступающую панику, Ярослава бросилась к двери…и вскрикнула, когда та с размаху захлопнулась, да так сильно, что деревянное полотно прорезала трещина.

— Сквозняк, — прошелестела старушка. Лицо её стало ещё белей, губы налились синевой, вокруг глаз залегли круги. — Яся… Ясенька, — сухие тонкие пальцы, похожие на веточки, поднялись с одеяла, потянулись навстречу и Ярослава не выдержала — взяла её руку в свою… и словно удар током прошёлся по телу — перед глазами вспыхнуло, в ушах зазвенело…

Она пришла в себя от боли — что-то очень жёсткое с силой сжимало пальцы. Открыла глаза и наткнулась за угасающий взгляд.

— Ясенька, слушай и запоминай, — голос старушки был еле слышен, пришлось склониться к самому лицу. — Дом и всё, что здесь есть, отныне принадлежат тебе. Ты — наследница. Родня моя объявится — гони прочь. Плюнь на порог, заступи им путь. Ничего не отдавай, а особенно береги сундук. Книга там старая… только тебе предназначена. Поздно мы встретились, чуть раньше — и всему бы научила, а теперь самой тебе придётся… Внук мой, Колька, заявится — гони… чёрный глаз, злая душа, не верь… Только того, кто с чистыми помыслами, дом пустит… И за Игнатушкой присмотри, — выдохнула она совсем уже еле слышно, — да будет так, волею своей заклинаю, — последние слова и вовсе показались дуновением ветра. Пальцы ослабли, и, выдохнув, Елена Кузьминична замерла.

Мгновенье спустя ночник разлетелся вдребезги, комната погрузилась во тьму. В большой комнате что-то упало, и Ярослава, вскрикнув, в ужасе метнулась прочь. Врезалась в дверь, толкнула, боясь, что та окажется заперта, но она распахнулась, с треском ударившись о стену.

Что происходило дальше, из памяти стёрлось. Ярослава пришла в себя уже на улице, рядом с машиной скорой помощи, куда грузили накрытые простынёй носилки.

— С нами едешь или остаёшься? — спросил санитар.

Ярослава оглянулась на дом — сейчас, на фоне ночного неба, он выглядел точь-в-точь как во сне, — и кивнула.

— С вами.

— Тогда иди оденься, что ли. Да не боись, подождём, торопиться-то теперь некуда.

Ярослава вернулась в дом — при свете, оставленном санитарами, выглядел он уже не таким страшным — торопливо переоделась и, схватив сумку, огляделась в поисках ключа. В большой комнате его не нашла, заглянула в спальню и тут же увидела его на тумбочке у кровати Елены Кузьминичны. Под ним обнаружился конверт с надписью «Ярославе». Забрав то и другое, она торопливо покинула комнату, прикрыв за собой дверь. Уже собралась выйти в сенки, но зацепилась взглядом за миски и, вернувшись, досыпала коту еды, долила воды в соседнюю плошку и только тогда ушла.

Позже, трясясь по ухабам в скорой, запоздало подумала о том, что ключ стоило вернуть кабанчику, ведь это неправильно — увозить его с собой. Родственникам отдам, решила она и удивилась вспыхнувшему от этой мысли недовольству. «Ладно, посмотрим, — сказала она себе, чтобы успокоиться, — может, и не отдам. Посмотрим».