Подарок судьбы

Татьяна Деркс, 2022

Третья книга известной писательницы Татьяны Деркс создает неповторимый и актуальный колорит современной прозы. Автору удается из простых, на первый взгляд, житейских ситуаций обозначить вопросы глубокого философского смысла. При явном безразличии общества к «маленькому человеку», к его проблемам, да и вообще к его жизни, автор возвышает этого человека и при всей беспросветности бытия дает ему шанс обрести уверенность в себе, целеустремлённость. Внутренне автор убеждает читателя и своего героя: не все потеряно, надо быть рядом с людьми и искренне верить в лучшее. Герои произведений Татьяны Деркс покоряют своей необычной судьбой, они вызовут живой отклик в сердце читателя, понимание, сочувствие и гордость. Книга Татьяны Деркс «Подарок судьбы» пронизана оптимизмом, любовью и истинной верой

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЗАПАС ПРОЧНОСТИ

Повесть

Мы с детьми пока всё так же живём в старой кочегарке с яркой вывеской «Фотосалон «Кодак» и вечно сырыми стенами. И ещё здесь очень жарко и, открытая круглые сутки большая, во всю ширину окна форточка не выручает. Через помещение проходят огромные трубы с горячей водой для отопления «Дома быта» и нескольких соседних домов.

Всякому терпению приходит конец. Похоже, и я совсем выдохлась, кончился мой «запас прочности». Нет больше сил жить! От меня только вред. Я не смогла сохранить семью. У меня трое детей и куча долгов. У меня нет жилья, нет денег, нет сил. В городе я отпечатала партию фотографий на деньги, взятые в долг у своих знакомых. Вырученные деньги от заказа фото пошли в счет погашения долга. У меня нет больше ничего, и взять негде, только долги. Долги мелкие, но они, как блохи, заедают меня до смерти.

Я не знаю, как жить дальше. Младший сынишка всё чаще болеет. Боюсь, что наше жилище, где сыро и жарко, постепенно убьёт его. Больше нечем объяснить его хворь. Из-за небольшой, но почти постоянной температуры и слабости его не берут в садик. Обследование проходим и каждый раз, как гадание на кофейной гуще. Врачи ничего определённого не могут сказать: и снова, и снова новый диагноз. С ним няня, но и ей уже нечем платить. Жильё и обучение нужно оплатить старшему сыну. Среднему куртку потеплее бы и ботинки…

Что делать? Мелькнула мысль: «Наверное, всем было бы только лучше, если бы я умерла. Мои кредиторы простили бы меня. Да и дети будут жить хотя бы не в кочегарке!!! Но чему они научатся у пьющего отца? Как выживут? Сейчас зима 1996 года, зарплаты нет, и вклады в Сбербанке давно сгорели». И сама же отвечала: «Есть хозяйство, приусадебный участок, с голоду не умрут. Свекровь старенькая, но получает пенсию, и бывший муж получает пенсию, которую мы ему ещё в советское время выхлопотали. Две пенсии — это уже хорошо. Да, там им было бы лучше».

И как-то мысль о смерти стала укрепляться в моей голове: «Всем будет только лучше, только лучше». И я решила: «Сяду в автобус. Сегодня трескучий мороз, а к вечеру он ещё более усилится. Выйду на остановке между посёлками и уйду подальше в степь, чтобы и вернуться не смогла, если даже передумаю. Я больше ничем не могу помочь своим детям. А как же моя мама? У неё муж — инвалид второй группы и внук, сын младшей сестрёнки, на руках. Тут от меня ещё такой «сюрприз» будет. Как она, бедная, выстоит? Ничего, ничего, всем будет только лучше!»

Вот и автобус. На улице настолько холодно — дышать даже нельзя, так что приходится прикрывать лицо. Подумала: «Как раз то, что нужно, недолго промучусь». Сказала шофёру, чтобы остановился у посёлка. Скоро «моя» остановка. Встала, оставив пакет с фотографиями у сиденья, подошла к двери. Зловещие мысли роились в моем воспалённом сознании! «Так будет лучше для всех. Дети будут жить в нормальных условиях» — говорила я себе. И тут же возражала: «Но ведь мы ушли от них, значит, нет там нормальных условий. Старенькая бабушка, пьющий отец… Ты это хочешь оставить своим детям? Такую долю? Ты, молодая, здоровая, не в силах их вырастить, а они смогут?» И опять уговаривала себя: «Главное — они их любят и будут рады забрать, им всем будет только лучше без меня!» И вновь спорила сама с собой, убеждала себя и тут же возражала себе…

Автобус остановился, дверь открылась. Я стояла столбом, вцепившись в поручень. Зубы сжаты так, что, казалось, они крошатся, лицо занемело. «Выйти, выйти!!!».

— «А на кого детей оставишь?!» «Нельзя, нельзя», — билась мысль. «Выйти, выйти ради детей!»

— «Ты их родила, чтобы бросить? Уйти и замёрзнуть — это самоубийство, у тебя не будет покоя и на том свете! Ад будет твоё постоянное место!» И тут я как бы увидела лицо моей мамочки, вернее даже не лицо, а глаза огромные, полные слез и безутешного горя: для тебя ничего не значат слёзы матери и детей твоих? «Нет, нельзя, грех!!!». Закрылась дверь, автобус поехал. Руки словно свело судорогой. С трудом разжала пальцы, отпустила поручень. И словно, боясь, что моё тело рассыплется, как закалённое стекло, на тысячи мелких кусочков, я медленно опустилась на ближайшее сиденье. Мозг словно отключился. Мыслей никаких, душа словно умерла.

От остановки шла быстрым шагом, скрипел снег под ногами. Мороз. Уже почти ночь. Иду как на автопилоте — ни сил, ни эмоций. Очень темно, зашла во двор. Вдруг открылась дверь кочегарки. И среди этой беспроглядной тьмы, в ярко освещённом, огромном прямоугольнике дверного проёма — сияли радостными улыбками счастливые лица моих детей.

— Мамка приехала, мамка приехала! — радостно кричали они. — Мама! Мы так тебя ждали долго!

Я пришла в ужас от того, что чуть не наделала беды. Я встала перед ними на колени. Они обнимали и целовали меня, а я их. Зашли. Накормила и уложила спать. Прошла за ширму, где стояла моя кровать, встала на колени. Плакала и молилась. Благодарила Бога, всех святых и ангелов-хранителей, что не дали мне сделать тот роковой шаг, отвели от страшного смертного греха!

Пока жива — я справлюсь!!! Будет утро — будут планы, всё получится. Точнее, с Божьей помощью всё получится! И сейчас, спустя много лет, каждый раз заходя в храм, я обязательно ставлю свечку за тот вечер и благодарю, благодарю, благодарю…

ПОЕЗДКА В САМАРУ

Весна 1997 года. Наконец-то наш фотосалон начал приносить прибыль. Делали рекламу, разыгрывали призы. И за счёт качества, конечно, дело сдвинулось с мёртвой точки. Но, чтобы были отличные фотографии, два раза в неделю приходилось ездить в Самару. Это примерно двести шестьдесят километров в одну сторону и ещё до ночи нужно было вернуться обратно. Хорошего качества фотографии тогда не делали ни в Грачёвке, ни в Бузулуке. А за счёт качества мы держались на плаву.

Сейчас, наверное, не проблема доехать до Самары и вернуться засветло: много маршрутных такси, а тогда ездили автобусом или поездом. Это было очень неудобно и долго.

Отпечатав фотографии, уже почти возле автобусной остановки я заметила, что начинает моросить дождь. Я испугалась, что фотографии, а их около тысячи штук в сумке, могут промокнуть. Подошла к киоску и попросила продать мне газету потолще. Обернула пакет со всех сторон и укрыла сверху ещё. Вроде бы надёжно.

Домой добиралась на попутках. Страшно, конечно, но желание вернуться к детям сегодня — сильнее страха. Я на автобусе выезжаю за город, выхожу на кольце перед постом ГАИ. Дохожу до поста и стою — мозолю инспекторам глаза. Один из них идёт ко мне. Я на это и рассчитывала. Да они, наверное, уже привыкли меня тут видеть или запомнили.

Говорю: «Мне бы засветло к пацанам вернуться». Инспектор, молча, останавливает машины. Вот грузовик, идет в нашу сторону. Говорю «спасибо», сажусь, едем.

В кабине, кроме шофёра, ещё один пассажир. Едем молча. Внизу у моих ног — термосы с едой и чаем, крепко закреплены. Подумала: «Наверное, живут небогато, раз так запасаются. Не забыть им деньги за проезд отдать».

Спасибо, что взяли в кабину, хотя вряд ли они отказали бы сотруднику ГАИ. Может, это и самообман, но мне как-то спокойнее уезжать на попутке, когда вот так «проводили», чем, если бы я одна была на дороге. Домой мне обязательно нужно вернуться, в кочегарку. В это единственное место, где мы нашли приют, там меня ждут мои дети…

Очень беспокоит состояние младшего сына. Что делать? Его почти невозможно уговорить поесть даже то, что очень любит. От любого кусочка еды у него срабатывает рвотный рефлекс. Он слабеет с каждым днём. Жильё снять не удаётся. Просят оплату за полгода вперёд, боятся, что мне нечем будет оплачивать, а они меня с тремя детьми выселить не смогут. Просто страшный сон какой-то, из которого я никак не могу выбраться!

Вдруг краем глаза вижу, что пассажир достаёт ружьё и начинает вставлять патроны. Я не разбираюсь в оружии, но в эту штуку ушло минимум пять патронов. Стало немного не по себе. Вот влипла: ведь если что, и я «под раздачу» попаду! «Это же на всякий случай, — успокоила я себя, даст Бог — обойдётся».

— Что заставляет ездить на попутке? — резко спросил пассажир.

— Нужда — говорю.

Коротко рассказала о своём положении.

— А это, — я кивнула на пакет с фотографиями, — всё, что даёт нам возможность выжить.

Дальше ехали снова молча. Вот уже и город.

— Мы тебя высадим здесь, на заправке, тут уже близко до вокзала, добежишь.

— Да, спасибо огромное, — сказала я и спрыгнула с высокой подножки. Спохватившись, что забыла отдать деньги за проезд, повторила: — Спасибо! — и протянула деньги, но они отказались брать. Тогда я хотела положить деньги на пол, возле термосов, и уйти, но пассажир схватил меня за руку и отдал деньги обратно. И, крепко ругнувшись, сказал:

— Неси, неси деньги детям, дура! Вам они нужнее!

От неожиданности я испугалась и растерялась. Тихо побрела по обочине дороги в сторону вокзала. Через немного времени я шла и ревела, громко, не стесняясь бесконечного потока машин. Слёзы как прорвало, лились ручьём. Я плакала не от того, что меня обругали и назвали дурой, а от того, что хоть кто-то понимает, как же это страшно быть одной, без денег, без жилья, без защиты…

Я успела на автобус и уже скоро была дома, с детьми. Уже поздно вечером, уложив детей и приготовив каждому вещи на утро, я взяла газету, которой были обёрнуты фотографии. Разгладила рукой, где помялись, страницы, сложила по порядку и стала читать. Это была газета «Из рук в руки».

Пролистав её, я увидела страницу с объявлениями о знакомстве. Ничего подобного раньше видеть не приходилось. «А что, — подумала я, — может быть, это и выход? Хотя шанс очень маленький. Мужчины шарахаются от меня, как от чумной: детей трое, живу в кочегарке, за душой ни гроша. Шансов почти нет, но стоит всё же попробовать. Мне нужно спасать младшего сынишку, здесь он не выживет». И я, выбрав троих, написала им письма.

Ответили все трое. Выбрала того, который хотел серьёзных отношений. Вдовец. Зовут Алексеем. Подумала: «Он много старше меня, но, если человек хороший, не пьёт и не против детей, то стерпится-слюбится, как говорится. У меня нет другого выхода». После короткой переписки он пригласил меня в гости, и скоро мы перебрались к нему.

В общем-то, он неплохой человек. Но когда мы прожили с ним несколько месяцев, я как-то, собирая вещи в стирку, нашла его паспорт. Выяснилось, что на самом деле он старше ещё на десять лет. Я спросила:

— Почему ты обманул?

Он ответил: — Я боялся тебя испугать.

Теперь я понимаю, почему бабушки, сидящие на лавочке у подъезда, совсем не здоровались со мной. Ведь я отняла у них потенциального жениха!!!

ПРОДАВЕЦ НА РЫНКЕ

Сегодня день работника торговли. «Мне тоже довелось работать продавщицей на рынке», — улыбнулась я своим мыслям. Машинально чуть не поздравила невестку с праздником. Хорошо, спохватилась буквально на полуслове.

У меня второй брак, и она — невестка моего мужа, жена его единственного сына. И когда-то она тоже работала в магазине. Сейчас она более чем обеспеченная дама. Барыня. И моё поздравление, может быть, и не обидело бы её, но сильно задело. Прошлое, куда же от него денешься?

На рынке рядом со мной стояли женщины, у которых было высшее образование, и даже не одно. Нужно было кормить семью, учить детей. К работе на рынке я привыкала тяжело. По характеру тихая, даже застенчивая, привыкшая к размеренной жизни, я вообще не люблю шума и суеты, но другой работы не было. С мужем мы разошлись, и на его помощь рассчитывать не приходилось.

Думала, что уже никогда не привыкну к суете и массе галдящего народа. И ещё приходилось очень много говорить, и не всегда правду. Чтобы продать вещь, необходимо было убедить покупателя, что именно эта вещь ему нужна, этого цвета, фасона и качества. Дома я первым делом тщательно умывалась, пытаясь смыть с себя все эмоции и весь негатив прошедшего дня. Тошнота подступала приступами. Едва справлялась. Беременной ходила — так не тошнило. А тут выворачивало просто. Это от всей говорильни, шума, суеты и ненужной для меня информации — такая реакция организма. И только под струями тёплого душа, отпускало.

Мы жили в городе Тольятти. И, в общем-то, всё было неплохо. Палатка была моя, но половину занимала моя знакомая: вдвоём было легче оплачивать аренду. Холодно, январь, канун Рождества. Простояли весь день. Лена продала несколько вещей. У меня как заколдовано — ничего! Ни копейки не заработала. Пришли, когда только ещё рассветало — и уже вечер, начинает темнеть. Вокруг уже собрали палатки и разошлись продавцы.

Рынок хорошо освещён, видно проходящих покупателей: больше толкаются у продуктовых ларьков. Лена тоже стала потихоньку собирать вещи. Я отчаянно пыталась продать хоть что-то. Утром, когда уже уходила, младший сын крикнул:

— Мама, купи мандаринов, пожалуйста. Рождество же.

— А мне машинку, — добавил второй сын.

Стыдно перед человеком, с которым мы теперь живём. Я не хочу брать у него денег и стараюсь обходиться тем, что заработаю. Как я приду к ним с пустыми руками? И я стараюсь, но тщетно: все бегут мимо, едва заглянув в палатку, занятые своими мыслями. Я не замёрзла, а промёрзла! Кажется, что и клеточки живой не осталось.

В палатку заглянула девушка, спросила:

— Почём эти шапки?

— По восемьдесят пять. Отличное качество. Рядом такие же много дороже, — с трудом разжимая губы, ответила я.

Девушка внимательно рассматривала шапку. Вернула мне и ушла. Я, сдерживая слёзы, стала собирать вещи: иначе сейчас Лена уйдёт и мне одной придётся разбирать палатку.

Вдруг девушка вернулась:

— А за сто восемьдесят отдадите?

Я растерялась. Лена, кивнув головой, ответила за меня:

— Да, да, отдадим!

Положила шапку в пакет, взяла деньги.

Девушка говорит:

— Да, там шапки, как ваши, только лейбл пришит и цена двести пятьдесят рублей!

Взяла и счастливая убежала. Лена отдала мне деньги и говорит:

— Беги, пока ларьки и магазины работают.

Я говорю:

— Как же неловко: мы взяли на сто рублей больше!

На что она ответила:

— А за восемьдесят она бы и смотреть не стала!

Я купила всё необходимое. Быстро собрали палатку и сдали всё в камеру хранения. Спешу к остановке. Вот и мой троллейбус, даже есть свободное место. Села. В руках драгоценный пакет для моих мальчишек. Душа нестерпимой болью сжалась от мысли о старшем сыне. Он далеко от нас. Учится. Мы не виделись уже полгода. Я не успела оплатить его обучение, и почти нет шансов, что удастся оплатить. Как он там? Ребёнок совсем. Домашний и стеснительный. Каково ему там выживать?

Мальчик мой миленький, как же нам быть? Как выстоять-то? Я ведь простая деревенская женщина, затюканная жизнью. У меня совсем нет опыта, как выживать в таких условиях, как, наверное, и у многих. Никто ведь и не предполагал, что такая великая страна, как наша, без войны окажется в разрухе.

Ты мой первенец, ты моё солнышко, ты моя радость и надежда. Слёзы застилают глаза. Моя остановка. Бегу к дому, где стучат, ждут ещё два маленьких родных сердечка.

ТЕЛЕГРАММА ОТ СЫНА

От старшего сына пришла телеграмма: «Мама, забери меня отсюда!» И следом вторая: «Мама, переведи меня отсюда». У меня было просто состояние шока! Раз он так кричит на весь мир — значит ему очень больно и плохо. Я стала уговаривать, убеждать Алексея Гавриловича взять его к нам. Я говорила, что он будет учиться и помогать мне в выходные и в свободное время на рынке. Об этом мы говорили с сыном по телефону. Он ведь может учиться в нашем городе в медицинском училище, на том же курсе, если сделать перевод! Он долго молчал, потом сказал:

— Иди на работу, а в понедельник (выходной на рынке до обеда) сходим в училище.

Словами не передать, как я ждала этого понедельника! Пришли в училище, и там выяснилась страшная вещь для меня: курса, на который нужно перевести сына, нет! Есть первый курс, есть третий, все есть, кроме второго! Я растерялась: как такое возможно? Мне что-то говорили, объясняли.

Тогда я стала уговаривать Алексея всё же взять сына к нам: ничего, что снова на первый курс. Но он не соглашался и уверял меня, что это юноше только навредит. К тому же мне нечем было оплатить его учёбу. Хотя я работала без выходных, распоряжаться деньгами не могла.

Алексей убеждал, что у сына есть отец и родственники рядом с ним. А здесь и так двое детей.

— Но ведь, — возразила я ему, — родственники и так едва выживают! А отец…. Если бы он был хорошим, разве мы ушли бы от него?! Бесполезно, непреклонен.

Скоро родственница написала, что у сына проблемы: из-за неоплаты обучения его не допускают к занятиям, и он бросил учиться. Я уже и так была измучена постоянными переживаниями о нём. И, хоть и очень уставала за день, уснуть ночью не могла. Алексей сердито говорил:

— Что ты себя изводишь? Думай не думай — ничего не придумаешь!

Я, конечно, была ему очень благодарна, что он практически вернул к жизни моего младшенького. Но для меня все дети одинаковы, младший или старший — они дети. Я говорю ему:

— Даже кошка из пожара или другой беды выносит всех котят, не разбирая. Как я могу бросить сына!?

Перед тем как уйти на работу, написала ему письмо, что я не могу отказаться от родного сына. Оставила письмо на столе. Вернувшись, увидела, что он дописал:

— Если ты и дальше будешь настаивать, то можете все возвращаться в деревню! И этим ты погубишь всех детей. Я тебя очень люблю и помогу поставить на ноги этих двоих детей, но откажись от старшего — он уже большой! Я ушёл из дома, когда мне было одиннадцать лет, и выжил.

— Но, — напомнила я ему, — ты стал вором и отсидел в тюрьме в общей сложности двенадцать лет. Это хорошо, что тебе встретилась Клавдия, благодаря которой ты стал порядочным человеком и семьянином. Твои дети даже не догадываются о твоём прошлом!

— Откажись от сына, — снова повторил он, — и всё будет хорошо!

Душа моя замирала от страха: «Что делать?! Возвращаться снова в деревню с тремя детьми? Где жить и на что жить? У всех своих проблем и забот хватает. Да и не отпустит он нас так просто». Алексей был отличный плотник, и на кухне стоял пенёк с воткнутым в него острым, как бритва, топором.

«Хорошо, если ты меня любишь, и я согласна быть с тобой, пока смерть не разлучит нас. И у тебя не будет ни малейшей причины огорчаться или обижаться на меня. Клянусь!» — сказала я.

Сил говорить не было. И я на этом же листке продолжила: «Ты считаешь, что старший сын нам, как бы, не нужен и от него можно отказаться? Хорошо, я согласна, но при одном условии. У тебя две руки. Правой ты в основном всё делаешь. И левая, можно сказать, тебе не нужна. Вот здесь, сейчас, положи её на пенёк и отруби по локоть! Она же почти не нужна! И тогда я откажусь от сына! Это всего лишь рука! А я откажусь от сына!»

Он посмотрел на меня и, молча, продолжил на том же листке: «Я прожил с тобой два года, но так и не понял: дура ты или у тебя не все дома?!» (Я вспоминаю эти его слова в разных ситуациях и смеюсь, как бы, отвечая ему: «Да я и сама ещё не разобралась!») Он протянул мне листок: «У тебя есть всё необходимое. Дети здоровы, сыты, одеты, обуты и учатся. Что ещё нужно?! Откажись!!!»

Я порвала листок в мелкие клочья и сложила горкой на столе. Покачала головой: «Нет!» Он взял мусорное ведро и, молча, смахнул в него бумагу. Вопрос был решён — мы возвращаемся в деревню! Заказала переговоры с сестрёнкой: ехать, скорее всего, придётся к ней.

Она успокоила: в деревне продаётся старенький, но пригодный для жилья домик. Обещала договориться о цене. Снова созвонились. Цена оказалась небольшой, но и этих денег у нас не было.

Необходимо было внести половину суммы. Тогда я сказала всем знакомым на рынке, что такая ситуация: уезжаю и распродаю вещи. В основном ковры и хрусталь. Спасибо огромное им всем, никто не пытался сбить цену, хотя, боясь, что так будет, я немного цены завысила. Вещи раскупили, и мы собрали нужную сумму. Сели в автобус, сдав в багаж наш нехитрый скарб. Я больше ни о чём не думала и не переживала: мы едем к сыну — это главное. Мы снова будем вместе!!!

КАШЕВАРКА

Я стою в сельском магазине. В ладони крепко сжимаю три рубля, словно боюсь уронить, потерять. Мне нужно выбрать, что купить — лампочку, так как, её нет в запасе, или пачку пищевой соды? Я много и часто пеку детям что-либо к чаю, а также булочки и просто хлеб.

Дрожжи домашние, самодельные, как ещё когда-то научилась делать от мамы. Да, печь приходится много, так как дети растут и «точат» еду, как мышки — день и ночь. Решила купить всё же соду. Сгорит лампочка — как-то обойдёмся, а без сдобной выпечки будет скучновато, мягко говоря.

Нет, мы не бездельники и не лентяи. У нас два больших огорода, засаженные, как и должно быть, всеми необходимыми овощами. И вместо пяти — десять соток бахчей. Есть ещё огород во дворе, несколько соток — капуста, огурцы, перец, баклажаны и помидоры. Всё то, что требует полива. И мы ревностно за всем этим следим и ухаживаем. Есть также куры, гуси и свиньи в хозяйстве. Но продать что-либо с подворья мы сможем только по осени, когда всё вырастим.

На дворе лето 2000 года. Я работаю вторым поваром в колхозной столовой. Заработная плата крохотная, но и её не дают. Записывают лишь в ведомости: отработано дней столько-то, заработано столько-то. Даже за год получается до смешного маленькая сумма, но и её отдают зерном или мукой. Брать практически нечего, но рады хотя бы и этому.

Хлеб в магазине стоит пять с половиной рублей за буханку. Купить хлеба нет возможности, поэтому и выпекаем хлеб сами. Хлеб свежий, мягкий, и мои «мышки» за сутки могут съесть три-четыре таких буханки. Конечно, с друзьями. Но я даже была рада, что и мои дети с аппетитом поедят за компанию.

В столовой нас двое — я и старшая повариха, дама своенравная и со взрывным характером. Осенью, а может быть, и раньше, мне придётся уйти. Она работает уже много лет, а зимой здесь вдвоём делать нечего. Мне уже не так страшно: за отработанные дни получу зерно или муку, у нас есть хозяйство. Излишки можно будет продать, по крайней мере, не придётся голодать, и будут деньги хотя бы на самое необходимое. Есть в селе дворы, где по каким-либо обстоятельствам не держат хозяйства. Или держат в недостаточном количестве — там действительно голодно.

Питались в столовой в основном механизаторы. Кроме того, мы отправляли еду в поле для бригад, которые работают далеко от села. Продуктов было мало, и они были ужасного качества. Например, макаронные изделия раскисали сразу, как только попадали в кипящую воду. Мы шутили: «Макароны от страха уже над кастрюлей с кипящей водой рушатся!»

Как-то так получалось, что именно в мою смену не выдавали мяса или выдавали недостаточно. Это были просто кости, а мяса на них — только намёк, что оно было. Придя на смену и увидев, из чего мне нужно готовить, я возмущалась и говорила старшей поварихе:

— Если на складе выдают такое мясо, иди, реши этот вопрос — один раз и навсегда! Люди работают с утра до ночи, придут домой — там тоже разносолов нет. А у некоторых просто нечего есть!

Она, конечно, отличная повариха, но мне было обидно, что в её смену с мясом всё в порядке, а моей смене достаётся то, что осталось. Однажды она говорит:

— Всё, завтра я отдежурю, а в твою смену будем делать забастовку! Продуктов нет и людей кормить больше нечем!

Меня многие односельчане предупреждали, что к осени она под любым предлогом меня «уволит». Возможно, эта забастовка в мою смену и будет причиной? Я пыталась возразить:

— Продуктов сейчас столько же, что и всегда. Забастовку-то зачем объявлять сразу? Люди же не виноваты! Я отработаю за тебя смену — иди, добивайся, требуй! Или пойдём вместе в правление колхоза и предупредим заранее.

— Нет, — говорит, — забастовка — и всё!

Говорю: — Тогда бастуем завтра, в твою смену.

— Нет, — раздражённо сказала она, — будет так, как я сказала!

Прихожу в свою смену на работу, а в столовой — хоть шаром покати! Есть только хлеб в достаточном количестве, немного пшена, пол-литровая баночка муки и несколько картофелин. Да, она уже постаралась.

Я растерялась: что делать? Оставить людей голодными? Может быть, в это трудно поверить, но мне в моей жизни довелось голодать, будучи уже взрослой. И что такое голодно, я знаю не понаслышке.

«Пусть уволит! — решила я. — Но людей накормлю!» Но разве можно что-то приготовить из этого? Вспомнился бабушкин рассказ из моего детства. Она рассказывала, как же трудно жилось в войну и послевоенное время.

— Питались в основном на полевом стане, дома и вовсе нечего было есть. Повариху тогда у нас называли кашеварка, — сказала она.

Я спросила:

— А что готовили в то время?

— Полевую кашу да затируху, — отвечала она.

— А что такое полевая каша? — спросила я.

— Это довольно густая пшённая каша с картофелем, заправленная пережаркой, то есть мелко нарезанным салом, пережаренным с луком на сковороде. А затируху ты знаешь, — добавила она. — Не только у нас ее готовят. В Белоруссии и на Украине затируху называют затирка, ну, а готовят также. А чай травами да листом чёрной смородины заваривали. Казалось, нет ничего вкуснее!

«Спасибо тебе, бабушка! — подумала я. — Теперь я знаю, как мне быть».

Сегодня нужно накормить две бригады в поле. Забежала домой, взяла кусок сала из холодильника, яйца, лук репчатый, картофель. Нашла и набрала листья чёрной смородины. Зашла к сестрёнке и попросила один литр свежих сливок. Это допускалось, и мы просто вносили эти продукты в список и сдавали его в правление.

Попробовала: что за полевая каша получилась? Неплохо. В термосах она ещё «дойдёт», и вкус раскроется. Затируха чаще делается на молоке — ничего, сливками забелят! Чай тоже удался: и вкус, и цвет, и запах. Хлеба нарезала с запасом и ещё так положила, на всякий случай. Разделила всё на две бригады и отправила. «Ну, всё, — думаю, — опозорюсь! Нет даже намёка на мясо, ни щей-борщей! — ворчу на себя, сокрушаюсь. — Бастовала бы себе, и заботы не знала!»

На следующий день остановила меня у правления колхоза знакомая и, смеясь, говорит:

— Ты знаешь, вчера в поле выезжали с проверкой: как в бригадах питаются? Напарница твоя, председатель, завхоз, даже из района кто-то был. Ехали, думали, сейчас скандал будет, и как бы механизаторы не забастовали. Приехали, время обеда. Люди довольны, улыбаются. На напарнице от злости просто лица не было! Разъярённая, она уже в машине кричала:

— Придурки! Каша им очень понравилась! Затируху жрут и нахваливают! Придурки!

Завезли в столовую продуктов много и разных, в том числе мяса. Хотя с мясом в мою смену так ничего и не изменилось. И я вскоре ушла с этой работы, как и многие, кто был до меня. Но когда я бываю у внуков или они приезжают ко мне, даже если я очень занята, стараюсь отвечать на все их вопросы, а не отмахиваться, ссылаясь на занятость. Вдруг им тоже что-то пригодится в жизни, как мне помогла эта беседа с бабушкой в далёком детстве.

ПОДАРОК СУДЬБЫ

Повесть

Алексей родился в далёком-предалёком 1926 году. Он был шустрым и смышлёным мальчишкой. Жили они вдвоём с матерью в небольшом посёлке. Маму звали Шурой, редко Александрой.

Лёшке почти семь лет. Он худенький и маленького роста, что сильно огорчало его. Отца он не помнил, так как тот погиб, когда Лёшке не было и двух лет. Знал о нём только из рассказов матери. Ещё на стене в раме висела большая их с матерью фотография. Дом небольшой, с покосившимся старым забором. Трудно без отца. Мать почти не бывает дома, много работает. Часто она уходит на весь день, оставив ему на столе кусочек хлеба и несколько варёных мелких картофелин.

— Эх, вот соседи живут так живут! — вздохнул он. У них даже летом щи с мясом! Отец старается, добытчик настоящий. Лёшка заметил, что соседка ушла на огород. Хлебнув из ковша воды и утерев губы рукавом, решительно направился к соседскому дому. Двери в дом тогда не запирали на замок, а просто накидывали «на цепок», чтобы было видно: в доме никого нет и хозяева где-то рядом.

Вошёл в дом, огляделся и, подойдя к печке, отодвинул ещё горячую заслонку. Вот он — чугунок со щами! Тётка Настя наварила и оставила в печке, чтобы томились и горячими были до обеда. Взял ухват. Надо же, такой большой чугунок! Казалось, что он даже больше размером, чем в прошлый раз. Не поддаётся. Хоть бы выдвинуть на припечек. Специально она готовит в таком большом, что ли?

Вымучившись и перепачкавшись сажей, он всё же вытащил чугун. Сняв крышку, налил в миску щей и положил кусок мяса. Аромат вкусной еды расплылся по комнате. Торопливо, обжигаясь, поел. Хотел задвинуть чугунок снова в печь, но после еды сил совсем не осталось. Да и слышно было, что кто-то вошёл во двор: хлопнула калитка. Лёшка открыл окно и выскользнул наружу. Вскоре раздался крик тётки Насти:

— Шурка-а-а, Шурка-а-а, опять твой Папа Римский приходи-и-ил, паразит!

Лёшка был уже дома, на печке. Лежал, растянувшись в сытом блаженстве. Подумал: «Достанется снова от матери».

Как-то он познакомился с мальчишкой гораздо старше себя. С ним было интересно. Его звали Мишкой. Он увлекательно рассказывал про разные страны и большие города, приезжая к своей тётке. Однажды он спросил:

— Хочешь поехать со мной в город? А к вечеру вернёмся. Что бы ты хотел привезти из города, что ты хочешь сейчас больше всего?

— Перочинный ножичек и досыта поесть! — не задумываясь, ответил Лёшка.

— Отлично, всё это у тебя будет.

На велосипеде добрались до железнодорожной станции, забрались в товарный вагон и уже через час были в городе. Пока ехали, Мишка просвещал Алексея:

— Чтобы жить хорошо, не обязательно работать! Можно просто украсть…

Он стал объяснять ему тонкости дела.

В городе они толкались у автобуса, словно хотели войти. Народу было много, и все пытались втиснуться в автобус. Мишка взглядом показал на женщину, у которой была полуоткрыта сумочка.

Лёшка протиснулся ближе и, сняв кепку и держа её над небольшой сумкой, спокойно вытащил деньги и передал Мишке. По ходу вытащил кошелёк и из заднего кармана у мужчины. Потолкавшись ещё немного, мальчишки пошли прогуляться по городу, затем — на вокзал и снова — в товарный вагон.

Мишка достал свёрток с едой и новенький перочинный нож. Лёшка был просто счастлив. Наевшись, Лёшка завернул, кусок пирога, в бумагу. Нахмурившись, сказал:

— Это мамке.

Ему очень хотелось купить туфли для матери, но Мишка запретил.

— Вот твои деньги, но пусть они пока побудут у меня! Хорошо?

— Да, так будет лучше. Иначе мать всё равно найдёт, от неё ничего невозможно спрятать.

Уже к десяти годам он стал успешным воришкой. Его ни разу не то что не схватили, а даже не заподозрили. То, что он раньше считал своим недостатком и из-за чего часто горевал — маленький рост, — это сейчас его очень выручало. Никому и в голову не приходило, что, маленький улыбчивый мальчуган с открытым взглядом мог обчистить их сумки и карманы.

Только дома становилось всё хуже и хуже. Мать пыталась образумить его, даже жестоко высекла, но Лёшка упрямо ехал в город. Однажды он сбежал из дома совсем…

И вот ему уже почти тридцать. За это время он четыре раза сидел в тюрьме, в общей сложности — двенадцать лет. Усмехнулся, вспомнив, как после очередной отсидки он снова шарил по сумкам и карманам.

Как же доверчивы и даже глупы женщины! Стоишь, прижавшись к женщине, улыбнёшься, а она и растаяла, засмущалась. А он уже из сумки взял то, что хотел, и словно нечаянно рукой задел её грудь. Извинился, смущённо улыбаясь, и в этот момент вытащил всё, что у неё было припрятано в бюстгальтере. И это срабатывало всегда.

Приходилось иногда вернуть кошелёк, незаметно подбросив, если видел, что человек просто «убивается» по потерянным деньгам. Так же поступал с документами. Документы не уничтожались и не выбрасывались, их нужно было вернуть — подбросить.

С женщинами серьёзно и долго он не общался. Не верил им, что ли. Пока не познакомился с девушкой по имени Клавдия. Она детдомовская. Из родственников только дядька в каком-то захолустном городке. Он и не заметил, как прикипел к ней. Чем-то она даже напоминала ему мать. Весёлая, шустрая, не умеющая врать и обманывать. Сказала ему:

— Ты бросаешь своё «ремесло» — расписываемся. Я хочу, чтобы была настоящая семья. Чтобы у наших детей было то, чего не было у нас, — дружная семья и достаток в доме.

Да, жить хорошо, в достатке — детская мечта Алексея. И, взвесив все «за» и «против», он решил жениться и начать новую жизнь. Было это очень непросто, руки просто «чесались», когда он видел чужие сумки и беспечных владельцев кошельков. Но он поклялся Клавдии, что, ни при каких обстоятельствах не прикоснётся…

Они зарегистрировали брак и поехали в гости к её дяде. Встретили их отлично. Родственники жили небогато, но и не бедствовали. В спальне за дверью Алексей увидел висевший на вешалке на вбитом в стену гвозде новый костюм. Он был великолепен! Отличная ткань и пошив! И его, Лёшкин, размер. Он просто кожей ощущал — как по его фигуре сшито: где нужно, свободно, а где нужно, облегает! Весь день он не мог отвязаться от мысли о костюме.

«А, гори оно всё синим пламенем! Завтра встану пораньше, прихвачу костюм и сбегу от них!» — решил он. Но тут же вспомнил про жену: «А как же Клавдия? Да сколько их было! И эта не пропадёт, — отмахнулся он от своих мыслей. — Сбегу, решено!»

Проснувшись утром, уже было хотел встать и потихоньку уйти. Посмотрел на Клавдию: она крепко спала. Стройная, просто точёная фигура, её кудрявая голова лежала на его руке. Осторожно высвободил руку. Клавдия, чуть потянувшись, повернулась и всем телом прильнула к нему. На лице безмятежная улыбка. «Да как же я её брошу? — подумал он. — У неё ведь в целом мире никого, кроме меня и дядьки, нет! Дядька рад, наверное, что на три дня приехали… Был бы хороший, в детдом не отдал бы. Да и кроме матери, никто и никогда так не любил и не заботился о нём так, как Клавдия… Провались тот костюм!»

И он снова лёг досыпать.

На следующий день они уезжали. Было небольшое застолье, их поздравляли как молодожёнов. Говорили напутствия. Дядька вынес свёрток, дал в руки Алексею.

— Теперь ты глава семьи! Вот тебе подарок от нас.

Алексей растерянно развернул свёрток и замер: в свёртке лежал тот самый костюм, который ему так понравился! Вскоре они уехали в Казахстан.

Ещё в тюрьме Алексей научился плотницкому делу. И, когда они поселились практически в пустом доме, он решил, что сам сделает мебель, своими руками. Первым делом он сделал стол. Добротный, не очень большой, но красивый и удобный. Немного ошибся, когда ставил ножки, но исправил и снизу крышки стола сделал метку. Подумал: «Это как картину подписать».

Прошли годы, Алексей ни разу не нарушил клятву, что дал Клавдии. Из Казахстана они переехали в Тольятти:

там на строящийся автозавод набирали людей и сразу давали квартиры. Здесь родились и выросли дети — Владимир и Зинаида. Хорошие дети, они даже и не подозревали о бывшей «профессии» отца. Алексей очень любил детей, но не баловал их, хотя и жили в достатке. Старался как можно больше собрать «на чёрный день» и чтобы в старости можно было жить, не считая копейки. Он всю жизнь боялся быть несостоятельным.

Женился сын, вышла замуж дочь. Они с Клавдией помогали им обустроить быт, нянчить внуков. Потом случились перемены в стране. И все накопления превратились в ничто! Но он приспособился и к этому. Он освободил одну из комнат от мебели и установил там аквариумы.

Разводил и продавал аквариумных рыбок. Это было очень выгодно. Они пользовались большим спросом. Всё это было непросто, учитывая то, что он не ушёл с постоянной работы. В субботу и воскресенье он выходил на рынок. Чтобы занять выгодное место, находился там, с трёх часов ночи. Появились новые друзья. Чтобы не морить себя ранними подъёмами, они договорились занимать места по очереди.

Добывая корм для рыбок, он однажды зимой едва не утонул. Спасся просто чудом.

Клавдия стала часто болеть: сказывалось голодное детдомовское детство. Вскоре она умерла. И он забросил разведение рыбок, посчитав, что ему одному достаточно денег, ведь, будучи уже на пенсии, он ещё десять лет работал на заводе плотником. После смерти жены он так и не встретил женщину по душе. Сделал несколько попыток, но ровесницы его раздражали, а те, что моложе, всё время пеклись о детях и внуках, что также его раздражало. Хотелось жить вдвоём и друг для друга. Из-за этого он расстался и с Татьяной, женщиной с тремя детьми.

Разрыв дался ему нелегко. Татьяна — трудолюбивая и бесконфликтная. Деньги у него были, и на их век хватило бы и ещё осталось, если тратить разумно. Он, может быть, и не расстался бы с ней, но, прогуливаясь однажды в парке, познакомился с женщиной буквально своей мечты! Она сидела на лавочке, рядом стояла сумка с продуктами.

Дама резко встала при его появлении, сумка упала, разлетелись в разные стороны пакеты и пакетики с продуктами.

— Ах, какая я неловкая! — воскликнула она.

Алексей стал помогать ей.

— Я очень рассеянная! — оправдывалась женщина. — Я художник. У меня есть свои выставки картин! — она назвала город за тысячу километров отсюда. — Фаина, — представилась она, протянув руку.

— Алексей, — ответил он.

Мелькнула мысль: «Она словно ждала меня!» Но Фаина, улыбаясь, щебетала без умолку и уже задавала ему вопросы. «А, глупость, — подумал он, — чистая случайность». И с удовольствием включился в беседу.

Ей за пятьдесят лет. Красивая, элегантно и со вкусом одета. Туфли на высоком каблуке. Волосы светлые, длинные, собранные в красивый пучок в обрамлении замысловатых заколок. Вдова, а главное никаких детей… Из родственников только сестра.

Встретившись в следующий раз, они долго гуляли. Говорили о погоде, о приметах, что 1999 год — это как перевёрнутые 666, хорошо, что год уже заканчивается. Он с улыбкой слушал её. Она говорила, что устала быть одна, хочется, чтобы рядом был надёжный мужчина, хочется заботиться о нём, жить друг для друга.

— Нет, нет, — говорила она, — вам нужно уезжать отсюда! Жизнь здесь, словно болото. Вот в моём городе жизнь просто кипит! Вы достойны лучшей жизни! — восклицала она.

Его всё устраивало в ней, просто женщина-мечта, женщина-праздник. Но отчего-то на сердце было неспокойно, тревожно. Он снова словно отмахнулся: «Всё отлично!» Возможно, Фаина — это ему подарок судьбы в конце жизни. С её появлением жизнь закружилась, завертелась, словно приятный нескончаемый праздник.

Они стали жить вместе, сказка продолжалась.

Но Фаине нужно было работать над новой выставкой. И она очень расстраивалась и просто рвалась вернуться в свой город. Решили продать квартиру, а мебель контейнером отправить на адрес сестры Фаины.

— Так будет лучше: ей мебель не помешает, а моя квартира и так хорошо обставлена, — успокоила Фаина.

В суматохе летели дни. Однажды он получил письмо от женщины, с которой расстался ради Фаины: «Здравствуй! У нас всё хорошо. Извини, что не ответила на твои последние письма. Я слышала, что ты не один. Мы очень тебе благодарны за всё доброе, что ты для нас сделал. Ты мне часто говорил, что я слишком доверчива и легко могу попасть в беду. Но сейчас у меня такое чувство, что в беду попал ты. Я никак не могу отвязаться от этого предчувствия. Пожалуйста, напиши: как ты?»

Сработал домофон. Это Фаина. Он торопливо сложил письмо треугольником и сунул в карман. Пустой конверт бросил в мусорку. Вошла сияющая Фаина.

— Вот билеты, завтра выезжаем к сестре. Придётся пожить там несколько дней. А потом домой! Домой! И она закружила его по комнате в танце. Остатки тревоги и сомнений словно рукой сняло.

— Едем! — улыбнулся он.

И вот они уже несколько дней живут в гостинице. Оказалось, что сестру срочно вызвала дочь, и та в спешке увезла ключи от квартиры.

— Ничего, поживём несколько дней в гостинице, — сказала Фаина.

Почти с утра и до вечера он был один. Фаина объяснила это тем, что сестра просила уладить её дела на работе. Приходила раздражённая и даже злая. Его неприятно поразили эти перемены. Утром, наспех позавтракав, она снова заторопилась уйти. Сказав, что сегодня будет поздно, направилась к двери. Алексей сказал:

— Ты деньги оставь мне. Ходить с такой суммой опасно.

Они перед отъездом разделили те деньги, что он снял в Сбербанке, и те, что выручили за проданную квартиру, пополам. Как сказала Фаина, так проще и безопаснее перевозить наличные, не так заметно.

— Какие деньги?! — усмехнулась Фаина.

— Мои деньги! — твёрдо сказал Алексей.

— Это не твои теперь деньги, а наши — мы же с тобой супруги!

И она повернулась, чтобы уйти.

— Деньги! — повторил Алексей и встал у двери.

— Нет денег и не будет! — крикнула она ему. — Ты что, старый козёл, вообразил, что я буду «за спасибо» с тобой жить и стариться вместе с тобой?! Стирать, убирать, готовить и тебе прислуживать день и ночь? Ты мне и остальные отдашь, и сегодня же, если хочешь, чтобы было всё, как прежде!

И, оттолкнув опешившего Алексея, вышла, громко хлопнув дверью. В окно он увидел, как она, перейдя дорогу, направилась к скверу.

Он интуитивно поспешил за ней. Там, в сквере, он увидел Фаину. Она сидела на скамье, обнявшись с высоким седоватым мужчиной. Они держались за руки и о чём-то увлечённо говорили.

«Ничего не будет, — понял Алексей. — Ни денег, ни квартиры, ни семьи и достатка!» Развели его, как последнего лоха! Вспомнил, как она сказала однажды, смеясь, делая ударение на последнем слоге: «Без лоха жизнь плоха!» Ему стало нехорошо, он едва дошёл до лавочки и присел. Подумал: «То ли от стресса плохо, то ли опоила чем?»

Он позвонил сыну и попросил срочно приехать и забрать его, так как боялся, что сам не доедет. Отнёс вещи Фаины вниз, сказав, что эта дама больше не проживает в его номере. Вернулся в номер, закрыл дверь на ключ, оставив ключ в замочной скважине. Плотно, на шпингалет закрыл балконную дверь и задёрнул портьеры.

Приехал сын и забрал его. Алексею всё ещё было плохо, но они с сыном занялись покупкой дома. Сын жил на съёмной квартире. Он несколько лет назад развёлся с женой и всё, что у него было, оставил жене и дочери-подростку. Теперь он жил с другой женщиной.

Алексей отметил, как бережно сын с невесткой относятся друг к другу. Хорошая женщина. У неё есть дочь пяти лет, весёлая и ласковая. Выбрали дом, оформлением документов занялся сын. Дом не в городе, а в посёлке городского типа. Денег едва хватило, ещё часть добавил сын. Можно было купить другой, и дешевле, но Алексей настоял на этом.

Сын буквально заставил его обратиться к врачу. В кабинет вызвали сына. Его долго не было. Когда он вышел, Алексей сказал:

— Вовка, говори правду!

Выяснилось, что у него последняя стадия рака. Неоперабельный, как сказал доктор. Не хотелось верить! Он, как никто, любил жизнь!

Сын с невесткой привели в порядок дом, и они перебрались сюда. Перевозить-то было нечего. Лишь молодые привезли свою большую кровать и маленькую кроватку для дочки. Алексей лежал на матрасе, на полу в комнате, в своей комнате. Слышно было, что кто-то пришёл.

Это соседи, узнав, что у них проблема с мебелью, принесли стол и стулья. Сказали, что есть ещё трюмо и сервант, но это у других соседей, и после работы они помогут перенести всё это. Владимир помог подняться отцу, и они вышли на кухню. Вдруг Алексей сказал:

— Вовка, это наш стол. Я сделал его ещё до твоего рождения, когда мы жили в Казахстане. Это мой первый стол! Но, когда мы переезжали, мы уехали налегке — мебель оставили.

У Владимира сердце сжалось от жалости к отцу: «Бредит? Путаются мысли?»

— Что ты, отец, — сказал он, — мы сейчас живём за тысячу километров от того места, где вы жили, и прошло почти сорок лет!

— Этот стол я сделал! — настаивал Алексей. — Переверните его. Я в одном месте ошибся, а потом ещё и такую метку сделал.

Соседи перевернули стол и растерянно переглянулись, увидев, что всё так и есть, как сказал Алексей. Сосед сказал:

— Нам этот стол достался вместе с купленным домом, больше десяти лет назад. — И добавил: — Стол хороший, добротный.

Алексей снова вернулся в комнату. Слышал, как всё ещё удивлённо перешёптывались соседи. Пришла невестка, она ходила в больницу. Услышал радостный возглас сына. Скоро они подошли к нему.

— Отец, у нас будет малыш. Если будет мальчик, мы бы хотели назвать Алексеем. Ты не против? — спросил Вовка.

— Не хотелось бы ему моей судьбы, — ответил Алексей.

— Что ты, отец! Ты был для нас всегда примером. Мне многие завидовали, что у меня такой замечательный отец!

— Тогда я не против, — ответил Алексей. — Ты принесла, что я просил? — обратился он к невестке.

— Да.

Невестка вышла и, вернувшись, подала ему тетрадь, авторучку и конверт. Они ушли. Алексей достал из-под подушки письмо-треугольник и на чистом тетрадном листке написал: «Здравствуйте! Извините, что так задержался с ответом. У меня всё хорошо, не волнуйтесь. Я знаю, что вы вернётесь в город, и это будет правильно. В городе легче жить и поднять детей. Я понимаю, что мы больше не увидимся, но смириться с этим не могу. И поэтому купил дом недалеко от дороги, по которой ты будешь проезжать на автобусе к родственникам и обратно. Мне очень приятно думать, что ты в одном из этих автобусов и вдруг, однажды, заедешь к нам в гости. Наш дом легко узнать по приметам… Он находится на улице Пионерской… И его отлично видно с дороги. Привет и низкий поклон матери и детям! Передай старшему сыну: я был неправ! До свидания. С наилучшими пожеланиями, Алексей».

Позвал невестку, отдал конверт с письмом. Улыбнувшись, через боль сказал:

— Вот теперь всё.

Снова его накрыла эта всепожирающая боль! Лёг удобнее, закрыл глаза. В ушах звучал голос тётки Насти: «Шурка-а-а, Шурка-а-а, опять твой Папа Римский приходил!», «Лёшка, Лёшка-сорванец! Ты где?!»

… Не дождавшись ответа от Алексея и посоветовавшись с детьми, Татьяна поехала в Тольятти. Ведь когда-то он поддержал и выручил ее с детьми. Теперь, возможно, ему самому нужна помощь. Она подошла к дому: ничего не изменилось, бабушки всё так же сидели на лавочке у подъезда. Услышала, как они зашептались: «Таня Лёшина приехала». Дружно поздоровались, пригласили присесть к ним. Она извинилась, сказала, что чуть позже выйдет. Знала их: присядешь — и часа не хватит на разговоры. Поднялась на четвёртый этаж, подошла к двери квартиры. Странно, ключ не подходит.

Царапнула обида — поменял замок? Постояла, как бы прислушиваясь к себе. От двери веяло холодом! «Там его нет! — обожгла догадка. — Там вообще ничего нет! Пустая квартира! Этого просто не может быть! Он прожил здесь большую часть своей жизни. Здесь вырастил детей, отсюда хоронил жену. Он не мог уехать. Умер? Почему же соседки не остановили меня?»

Сердце зашлось от дурного предчувствия. Отошла от двери, прислонилась к стене, ноги буквально не держали. По ступенькам поднялся мужчина, остановился у двери Алексея и стал открывать её своим ключом. Извинившись, Татьяна спросила:

— Это ваша квартира?

— Да, — ответил он. — Я купил её недавно.

— А где хозяин?

— Они с женой, отправив контейнером вещи, уехали.

— Куда уехали? — автоматически спросила она.

— Этого я не знаю, — ответил мужчина.

Она вышла на улицу. Бабушки наперебой загалдели:

— Говорили мы ему: Одумайся, не делай этого! Куда ты едешь?! Но она словно опоила его, он просто разум потерял!

— Не баба — чёрт в юбке! На месте не стоит — копытом бьёт, аж искры летят! — сказал подошедший сосед, живший этажом ниже Алексея.

Ещё немного поговорив, женщина поехала к своим знакомым «девчатам». В город всё равно придётся перебираться. Дети растут, им нужно учиться и работать. В городе, конечно, удобнее.

Вскоре она с детьми перебралась в город. Очень удачно сняли квартиру у пожилой пары. Она снова работала на рынке. В один из дней встретила Зинаиду — дочь Алексея. Точнее, это она окликнула. Спросила:

— Таня, ты знаешь, что отец умер?

— Какой отец? — рассеянно переспросила она.

— Мой отец, Алексей Гаврилович, — ответила женщина.

— Как умер?! Когда он проходил медосмотр, врачи завидовали его здоровью!

— Умер двадцатого июля… Так ему и надо!

— За что ему «так и надо»? — спросила Татьяна.

— За то, что тебя с детьми оттолкнул. За то, что квартиру продал, а нам даже не сказал! — ответила она.

Татьяна вспомнила, как Алексей говорил: «Я благодарен судьбе за детей! У меня замечательные дети! Вовку я люблю больше жизни, а Зину всё же жальче! Она женщина, а женщинам труднее живётся».

Татьяна почувствовала, что лицо у неё словно немеет. Эмоции просто захлестнули её, и она не могла уже их контролировать! Схватив за плечи дочь Алексея, сильно встряхнула её и закричала громко:

— За что ему «так и надо»? За то, что человеком стал? За то, что вас вырастил? За то, что обеспечивал и поддерживал вас?! За что ему «так и надо»?! За то, что последнюю шкуру не снял и не бросил к вашим ногам?! Кроме «дай!», ты с детьми знаешь другие слова?! Часто вы его навещали, общались с ним, помогали и поддерживали его?! За что «так и надо»?!

Татьяна взяла три дня выходных. Последнее письмо Алексея не сохранила. Была уверена, что он живёт с женщиной. Но письмо словно врезалось в память, от первой и до последней буквы.

Купив большой букет цветов, утром поехала в тот посёлок. Уже подъезжая, увидела, какой же это большой посёлок! Очень много новостроек, коттеджей. Посёлок словно разделился на две части — старый и новый. Сказала водителю, что ей надо выйти у кладбища.

— Это недалеко от дороги, — успокоил он её.

Действительно недалеко. Уже через несколько минут Татьяна была у ворот. Перекрестилась, вошла и растерялась! Предполагала, что легко найдёт по табличке могилу Алексея среди нескольких других. Но здесь было свежих захоронений более тридцати!

Посёлок большой, да и из города, наверное, везут родственников: здесь похоронить дешевле. Меньше чем за два месяца столько похоронили! Она долго переходила от могилы к могиле, вглядываясь в кресты: нет ли надписи? Памятников и табличек почти не было. Поняла, что просто не найти! Расплакавшись, пошла к выходу.

Остановилась и мысленно крикнула: «Где же ты? Где?!» Ещё раз огляделась. Взгляд упал на одну из могил у входа. Там даже не было креста, просто на аккуратном холмике, там, где должен стоять крест, лежала плитка с выдавленным на ней крестиком. Она казалась крохотной, плитка размером примерно двадцать пять на тридцать сантиметров.

Она присела, наплакалась вволю. Рассказывала, как живёт, просила прощения, что не уберегла. Слышно было, что кто-то идёт к кладбищу. Привела себя в порядок, оставила часть цветов на могиле. Поклонилась и вышла с кладбища.

Дом по приметам нашла легко. Во дворе стояла молодая женщина. Поздоровались. Она спросила:

— Татьяна?

Татьяна кивнула.

— Проходите, — пригласила она. — Это вам он написал последнее письмо, — словно утверждая, сказала она.

Татьяна сидела с ней за тем самым столом, который сделал Алексей, и женщина рассказывала, что случилось за последний год.

— Наверное, он вас всё время ждал, — сказала она.

— Но ведь я была уверена, что он живёт не один. Мне и в голову не приходило, что такое могло с ним случиться! — говорила Татьяна.

Затем они потихоньку пошли к кладбищу. Татьяна не ошиблась: это была его могила! Оказывается, он сам выбрал это место и просил сына похоронить его здесь. Татьяна поставила оставшиеся цветы.

— Памятник заказали лишь недавно, а на тот момент мы могли взять только это, — сказала женщина (к стыду, Татьяна не запомнила её имени). — Хотя мы и знали, что ему недолго осталось. Мы были в шоке просто! — продолжала она. — Владимир тяжело пережил смерть отца. Хороший он был человек, — добавила она. — Родится мальчик — назовём Алексеем. Мы бы хотели, чтобы он был похож на деда: был честным, трудолюбивым, ответственным и неунывающим!

Вышли с кладбища. Женщина положила руку на живот: «Вот непоседа!» А Татьяна подумала: «Счастья тебе, малыш, здоровья и дедовского крепкого характера!».

СРОЧНЫЙ ЗАКАЗ

Повесть

Мы снова вернулись в Тольятти. Вот уже и 2003 год. Я думала, что долги и нищенское существование ушли в прошлое, благодаря каторжному труду на рынке — без выходных, праздников и больничных. Я выходила на работу в любую погоду, даже в мороз за минус двадцать пять. Когда стоишь на рынке весь день (хотя на тебе три куртки, а на ногах валенки), к концу дня чувствуешь себя куском льда. Кажется, что вместо позвоночника — ледяной столб и даже глаза стали стеклянно-ледяными. Сердце заходится от этой боли и дискомфорта.

В метель порывы ветра буквально разбирали палатку на части, и приходилось в прямом смысле висеть на ней, удерживая конструкцию. Но в такие дни продажи были всегда намного лучше и выручка несравнимо больше, чем в обычные. Люди приходили за какой-то определённой вещью, а конкурентов не было — на весь рынок меньше десяти палаток с такими же ненормальными, как я.

И в жару стояла, когда на улице за плюс тридцать! И ещё жар от раскалённой заасфальтированной площади, на которой расположен рынок. Может быть, вам доводилось видеть машину скорой помощи у рынка? Бывали случаи, что продавцы теряли сознание и привести их в чувство нашатырным спиртом или другими подручными средствами не удавалось.

Как-то муж, с которым мы счастливо живём вместе четырнадцать лет, сказал:

— Хорошо, что ты при первой нашей встрече не сказала, что когда-то работала на рынке! Я бы сразу прекратил всяческие отношения!!!

— Почему? — удивилась я.

— Потому что принято думать, что все «рыночные» — хитрые, меркантильные и к тому же все пьют спиртное, как воду, — улыбаясь, ответил он.

— Почему? — снова удивилась я. — Наверное, потому, что невозможно поверить, что можно выстоять изо дня в день в мороз, в непогоду, в жару. Тут прибежишь за покупками, на часок, на рынок и — бегом домой!

Я же говорю: — Стояла. Да миллионы таких, как я. Видела, что женщины пьют спиртное, и совсем не осуждаю их за это: условия нечеловеческие, а выстоять нужно. Чтобы семья, дети выжили, получили образование и могли достойно жить. В общем — отступать некуда! Мне повезло: за пять лет так и не научилась пить, курить. На всё это у меня был стойкий «иммунитет», привитый моей бабушкой и родителями.

Торговля — это не моё. Как-то старший сын сказал с укором:

— Мама, ты продала костюм на несколько рублей даже дешевле, чем купила!

— Но мы уже завтра едем за товаром, а у этой женщины, наверное, очень трудное положение. Она так уговаривала продать, как можно, дешевле, — ответила я.

— Возможно, у неё нет таких финансовых проблем, как ты предполагаешь, а просто она умеет торговаться, — возразил сын. Средний сын с укором заметил:

— Мы ведь так разоримся!

Я улыбнулась: вот он в торговле действительно как рыба в воде, это его стихия. И надо признать, это не моя профессия. Хотя я больше трёх лет работала в палатке, принадлежащей вьетнамцам. Торговала спортивными костюмами, куртками, джинсами. Всё было отлично. Мы даже товар пересчитывали нечасто. Я говорила хозяйке палатки:

— Нужно пересчитать товар.

Она говорила:

— Ну, хорошо, пересчитай.

Я возмущалась:

— Это ваш товар, вам и считать.

На что она отвечала:

— Таня, я не укради. Ты не укради — куда он денется?

Дети подросли, и вот тогда я решила открыть свою торговую точку. Продали свой домик, что был в деревне, за символическую цену, добавили те деньги, что удалось накопить. Конечно, эта профессия мне не по душе. Но другой работы нет и выбирать не приходится. Может быть, дети позже заменят меня.

Старшие дети отлично справляются. Дела идут неплохо. Наш доход позволяет нам жить комфортно, и мы сделали неплохой запас на будущее. К тому же, снимаем квартиру у пожилой пары за разумную цену. Всё отлично. Но, как часто с укором говорила мне моя бабушка, простота хуже воровства! Вот уже воистину так!

Я свалилась в долговую яму. Было понятно, что, если и выберусь, это будет просто чудо. Нет, я не вложила деньги в акции или в какую-то компанию. Хуже — я отдала деньги в долг. Даже те деньги, что были оставлены на закупку товара. Нет, не под большие проценты. Как раз без процентов, на очень короткое время и практически под честное слово. Женщине, которой, казалось, можно верить, и нет даже повода сомневаться, что не вернёт. Но у неё случилось несчастье. Когда я поняла, что денег не вернуть, дважды взяла товар на очень крупную сумму на реализацию. Но товар, который раньше расходился довольно быстро и без проблем, сейчас буквально «завис»! Это не объяснить, но практически ничего не продавалось!

Снова стал вопрос — что делать? Нужно было оплачивать аренду на двух рынках, оплачивать жильё, расходы на учёбу и питание. Много ещё других трат, которые мы раньше просто не замечали. Необходимо вернуть деньги за товар, взятый на реализацию. Мне пришлось сделать горький вывод: «Нужно ехать в Москву, здесь не заработать этих денег».

Вот здесь я должна всех предупредить, как предупреждают перед очень опасным трюком: это опасно для жизни и не стоит его повторять без навыков и подготовки.

В общем, седьмого ноября 2003 года я вышла из вагона поезда Тольятти — Москва на перрон Казанского вокзала. Уже через несколько минут я поняла, как же я не практично подготовилась к поездке. Модный плащ не спасал от холодного ветра, фетровая шляпа не добавляла тепла. Модельные сапожки также комфорта не доставляли. Дома я была уверена, что сразу же выйду на работу и смогу купить необходимые вещи. Свои старые, приспособленные для работы на рынке, я взять просто постеснялась.

Вмиг словно слетели розовые очки! Мне некуда идти!

Я практически без денег! Сумма, что я взяла с собой, настолько мала, что даже не стану её называть. Я запаниковала: хотелось сейчас же купить билет и уехать домой! И я уже направилась в сторону касс, но поняла, что тщетно — денег на обратный билет у меня недостаточно, мягко говоря.

Боже! Куда идти, с чего начать? Почему я решила, что уже завтра же я смогу работать? Почему я такая безответственная?! Что делать и как быть теперь? И сама себе ответила: «Что случилось, то случилось, хоть обкричись — мне не на кого надеяться». Меня буквально колотило. И тут словно всё моё существо возмутилось: «Вытерла сопли, собралась! А ну! Встала и пошла, раскисла она, видите ли! А дети? И проблемы, в которые ты вляпалась, кроме тебя, никто не решит!»

Подошла к женщинам, которые предлагали ночлег, выбрала ту, у которой дешевле. Далеко и немного страшно ехать неизвестно куда и к кому. Решила схитрить, говорю:

— Тетя Маша, я сейчас своим знакомым скажу только, что остановилась у вас, и уточню, во сколько встречаемся завтра.

Подошла к группе мужчин и женщин, которые стояли возле кучи вещей. Поздоровалась, спросила:

— Вы надолго в Москву?

Они ответили, что в Москве проездом и уже уезжают сегодня, только с другого вокзала.

— А я приехала сегодня и остаюсь здесь, надеюсь, что у меня всё получится. Доброй дороги вам! — сказала я и попросила: — Пожелайте мне удачи! — Помахала им рукой, словно прощаясь. Они весело ответили мне, улыбаясь и подбадривая, дружно помахали мне в ответ. Подойдя к тёте Маше, я им снова помахала рукой. И они снова дружно ответили мне.

Уже в метро тётя Маша объясняла мне правила проживания:

— В комнате уже живут три женщины. Все оплачивают койко-место. Спать придётся на кушетке. Тебе ещё повезло, — добавила она, — у меня ещё двое ночуют на кухне на полу. Их сейчас нет, они на работе. Распорядок такой: приходить на квартиру не раньше восемнадцати часов, уходить не позднее восьми утра.

— А если выходной? — спросила я.

— А если выходной — это ваши проблемы, — ответила она. «За такие деньги можно было бы и побольше комфорта дать людям, — подумала я. — Но спорить не приходится — у других ещё дороже было бы».

Наконец-то добрались до квартиры. Познакомилась с подругами по несчастью. Они тоже не от хорошей жизни приехали в Москву, бросив семьи. Спросила, где они работают. Двое расклеивали объявления и получали чисто гроши за свою работу. У них были какие-то проблемы с документами, и нормальную работу им было найти непросто. Нина была самой старшей из них, она работала на частной фабрике по производству пельменей. Предложила мне работать с ней. Работать по двенадцать часов, плюс время на пересменку и на дорогу до квартиры — за весьма скромную зарплату. Я подумала: «На эту зарплату трудно даже просто нормально жить, а не то, что решить мои проблемы». Я сказала, что работала на рынке и здесь рассчитываю на это же.

— На рынке? — удивились они.

— У тебя очень тихий голос — не пойдёт! Это тебе не в Тольятти, где все знают друг друга. Здесь на рынке все «прожжённые» и хозяева так обставят дело, что не заработаешь, а ещё им должна останешься. Отберут паспорт, и ты будешь работать на них бесплатно. Ты хотя бы смотри, с кем придётся работать, а лучше не суйся туда совсем, от души советую, — сказала Нина.

— Огромное спасибо, я буду внимательна.

С утра пораньше отправилась на рынок, который был на слуху, — Черкизовский. Погода была отвратительная. Было холодно, ветренно и сыро. Рынок встретил меня дикими воплями продавцов, предлагающих свой товар, и сильнейшим сквозняком. «Ну, ничего, — подумала я, — привыкну. Другого варианта у меня пока просто нет». Подошла к одной из женщин, сказала, что хотела бы устроиться на работу.

— Не подскажете ли, с чего начать и кому обратиться?

Она сказала, что работает у знакомых, им продавец не нужен. Вот соседям — нужен, но продавцы у них часто меняются и там сплошные разборки.

— А вы уверены, что сможете здесь работать?

— Да, уверена, — ответила я.

— Тогда попробуйте спросить вот здесь. — Она написала свое имя и номер торгового места, куда мне нужно подойти. Поблагодарив, я отправилась искать, где это. Нашла, показала листочек-записку, говорю:

— Вот, хотела бы работать у вас.

Женщина, бесцеремонно рассмотрев меня, сказала:

— Ты хотя бы оделась попроще, не в бухгалтерию пришла работать! И вообще, какой дурак посоветовал тебе на рынок устраиваться? Я советую тебе поискать другую работу — сожрут тебя здесь! До свидания!

Я пошла вдоль рядов, все ещё надеясь, что найду здесь работу. Мне очень нужна работа, и нужна срочно. Ничего другого не хотелось принимать и понимать. Я остановилась у палатки с верхней одеждой. Пальто и шубы, красивые и дорогие.

— Вам помочь? — спросила у меня женщина, поправляя пальто на вешалке.

— Я ищу работу, — ответила я. — Вы не подскажете, к кому обратиться?

— Это к хозяину, — ответила она и, нырнув куда-то за вещи, вышла с мужчиной в возрасте лет за пятьдесят, как говорят у нас, кавказской национальности.

— На работу? — спросил он.

— Да, — ответила я. — У меня есть опыт работы на рынке.

Он наклонил голову, словно прислушиваясь. Я громко, как мне казалось, продолжила:

— Я могу хоть сегодня начать работать.

Он повторил:

— Хоть сегодня? — Он посмотрел на меня пристально, улыбаясь с прищуром. Разглядывал как бы снизу вверх и обратно. Было такое чувство, словно я стою абсолютно раздетой.

— Извините, извините, — сказала я и заторопилась уйти.

— Дэвушка! Дэвушка! — Пытался он остановить меня. Но я, не оглядываясь, буквально бежала к метро.

«Что делать? Работа на рынке отпадает. Но у меня ещё целый день впереди, буду искать», — думала я. Купила газету с объявлениями: «Требуются…». Наменяла монет и стала обзванивать из таксофона всех, кто предлагал работу. Потратила кучу времени и монет — и всё впустую. Одним нужно, чтобы была московская прописка, некоторые требуют уплатить им энную сумму, а потом они дадут рекомендации и направление на работу. Или заплатить — тогда они дадут адрес общежития.

— Нельзя ли оплатить там, в общежитии?

— Нет, — ответили резко, — только у нас. Не бойтесь: мы оплату вам заверим печатью!

Другие просят оплатить курсы, мол, после обучения я легко смогу получить работу. Чистой воды развод. Сплошной лохотрон. В очередной раз набираю номер телефона. В объявлении пишут, что срочно требуется повар на стройку, с проживанием и питанием. Я предположила, что зарплата там, возможно, небольшая, но, устроившись поваром, потом найду более оплачиваемую работу. Опыт работы поваром у меня был — в общей сложности лет семь отработала в столовой.

Звоню. Мне долго перечисляли и объясняли мои будущие обязанности. Наконец-то мне удалось спросить:

— Какая у меня будет зарплата и как её выплачивают, раз в месяц или есть аванс?

Это для меня было очень важно сейчас. На что мне с тем же жутким акцентом, раздраженно-громко сказали:

— Ээээ! Ты ещё нэ пришёл на работу, а уже зарплата спрашиваэшь!!! Всё понятно, и я повесила трубку.

Может быть, дворником или уборщицей куда-то устроиться? В советское время этим категориям выделяли комнату для проживания, сейчас это было бы кстати. Но ничего не получилось. Я объехала и обошла несколько ЖКУ. Было такое чувство, что, как только видели мою «краснокожую паспортину», так сразу же и отказывали. Расстроенная, в шоковом состоянии, уже поздно вечером вернулась на квартиру.

— Идём с нами расклеивать объявления, — предложили соседки. — Оплата ежедневно — вечером, пусть небольшие деньги, но пока продержишься, а по ходу будешь искать работу.

Я согласилась. И вот уже две недели как я расклеиваю объявления. Выкладываться приходится по полной — с утра до вечера. Оплата крохотная. Этих денег даже не хватает на проживание и проезд. На еду мне тратиться почти не приходилось. Так как начисто пропал аппетит и просто желание есть. Абсолютно. Я через силу заставляла себя проглотить немного еды, понимая, что иначе я скоро просто упаду.

Нам на несколько дней задержали зарплату, и мои знакомые попросили заплатить за них за три ночи хозяйке. Это были единственные и последние мои деньги. С большим сожалением я всё же днём раньше заложила в ломбард обручальное кольцо, добавила те деньги, что прислала сестрёнка из деревни. Наверное, этой суммы было бы достаточно, чтобы купить, наконец-то, обувь и продержаться то время, пока будет нормально оплачиваемая работа. Но мне неловко было им отказывать: они же подсказывали и поддерживали меня в первое время. Оплатила ночлег за них и за себя тоже.

— Как только выплатят нам деньги, мы сразу же вернём, — заверили меня мои соседки.

Я уже совсем освоилась и работала самостоятельно. Единственное, что огорчало, — приходилось много ходить — весь день на ногах. Я также пыталась найти более подходящую работу. Мои модельные сапожки развалились, и мне приходилось утром надевать носки и целлофановый пакет, а сверху ещё чёрные носки, чтобы не было заметно, что мои ноги идут рядом с подошвой. Уже почти конец ноября, на улице холодно и слякотно. Слякотно больше, наверное, от реагентов, чем от погоды. Но самое противное было даже не то, что я шла по этой каше из воды и снега, и то, что на моих ногах была только видимость обуви. Я старалась совсем не обращать внимания на то, что сыро. Так как ноги в целлофановом пакете «парятся» и носки влажные, поэтому очень холодно и больно. К вечеру ног просто не чувствуешь — они что-то отдельное от тебя, совсем чужое, отзывающееся дикой болью.

И всё же самое противное было — снимать эти чёрные носки! Я старалась не думать о людях, сморкающихся прямо на снег, про заплеванный асфальт и снежную кашу из всего этого — это что-то страшное! Но другой работы и дохода не было — так и не удаётся пока найти. «Я ещё плохо знаю город, хорошо ориентируюсь лишь в метро. Потерпи, — успокаивала я себя, — завтра будет новый день и все изменится». Вот правда, никогда не знаешь, в какую сторону изменится! Казалось, что хуже уже некуда! Нет, ошибалась.

На следующий день, отработав, вечером зашла в контору за деньгами. На что мне удивлённо сказали:

— А твои заходили и получили за тебя. Разве вы не договорились?

«Боже, — с ужасом подумала я, — если бы я потратила те деньги, что у меня остались, как бы добиралась до квартиры?» Приехав на квартиру, я узнала, что мои знакомые съехали — ушли незадолго до моего приезда.

— А деньги? — спросила я. Они же должны были оставить полученные за меня деньги и те, что брали в долг.

— Ничего не знаю и знать не хочу, — грубо ответила тётя Маша. — А ты сегодня оплатишь?

— Нет, — ответила я.

— Ну, тогда вот твоя сумка — уходи! Сможешь заплатить — всегда рады. Она захлопнула дверь.

Я вышла на улицу. Уже темно, я еле брела в сторону метро. Сыро, холодно и страшно. Куда идти, что делать? В моём кармане всего лишь несколько монеток, их не хватит, чтобы заплатить за проезд в метро. Придётся проскочить — за чьей-то спиной пройти через турникет. Я видела, как это делает молодёжь довольно часто. Решила ехать на Казанский вокзал. Отчётливо было видно: у метро две ярко освещённые площадки. На одной, скорее всего под фонограмму, громко пели и плясали девчата. На второй, словно стараясь переорать девчат, с высокого помоста что-то громогласно говорил, размахивая руками, оратор…

Вдруг, как черт из табакерки, передо мной выскочил мужчина. Он что-то бормотал, у него от шеи и почти до земли висел плакат.

— Господа, не поддавайтесь!!!

Я посторонилась, и он проскочил мимо. Мне казалось, что это всё — дурной сон, похожий на кадры из фильма о революции. Словно я попала в другое измерение. Ночь, две толпы народа вокруг площадок. Песни, пляски и орущий словно сумасшедший — оратор. Я в лёгком плаще, идущая в никуда по каше из снега на задубевших, распухших, ничего не чувствующих ногах. «Всё пройдёт, — подбадривала я себя, — всё будет хорошо. А это лишь предвыборная кампания. Все будет хорошо, Москва слезам не верит», — грустно подумала я.

Без приключений добралась до вокзала, нашла свободное место в надежде просидеть здесь до утра. Но, если у тебя нет билета на поезд, и чтобы тебя не выгнали на улицу глубокой ночью, нужно заплатить дань шустрому человечку — тридцать рублей. Конечно это немного — но это когда есть деньги. Как кто-то пошутил — полкило мяса или два литра бензина.

Без денег не выжить, если выгонят на улицу — запросто можно погибнуть. Там может случиться всякое, я не выдержу на улице до утра в мокрой «обуви», отнимут документы — и тогда беда. Я вспомнила слова Нины:

— Если ты упадёшь, хотя бы на одно колено, тебе не дадут подняться! Тебя не станет!!! И близкие твои не будут знать, где ты сгинула.

«Мне нужно выжить для начала этой ночью!» — успокаивала я себя. Из ценных вещей у меня остались лишь золотые часики. Золотую цепочку с подвеской я ещё в первые дни отдала хозяйке — за возможность ночевать у неё три ночи.

Маленькие часики, изящные, овальной формы, с красивым ажурным браслетом, они больше напоминали украшение, чем часы. Когда я жила уже одна с детьми, у этих часиков было интересное свойство. Если кто-то из мужчин начинал оказывать мне знаки внимания, предлагая дружить, эти часики останавливались.

Когда это случилось в первый раз, я подумала, что они сломались или села батарейка, и положила их в ящик стола. Через несколько дней обнаружила, что они идут. В следующий раз я не стала снимать их с руки, оставила как украшение. И они снова пошли. Когда возмущённые подруги спрашивали меня, отчего я не стала общаться с таким положительным и замечательным человеком, я им шутливо отвечала:

— Часики не разрешили! Наверное, это не мой человек.

Подруги были в курсе этой истории.

Эти часы когда-то мне подарил Алексей Гаврилович, который приютил нас в 1990-е. Помнится, я тогда возмутилась: это же очень дорого! На что он ответил:

— Зато они всегда выручат, когда будет трудно.

Словно предвидел. И вот я их продаю, хотя более правильно будет сказать — отдаю. Слишком мала была цена за такую прекрасную и дорогую во всех смыслах вещь. Чувство было, словно что-то живое отдаёшь. Точнее — предаешь!

Я предложила женщине в кассе купить эти часики. Она назвала цену, за которую их возьмёт. Я назвала цену, за которую могу отдать часики. Женщина согласилась, сказав, что больше этой суммы мне здесь никто не даст. Но стоявшая рядом со мной другая женщина возмутилась:

— Это очень дёшево, гораздо больше вам дадут утром в любом ломбарде, хотя там тоже не цена за такую вещь.

Но до утра ещё нужно было дожить. Я решительно отдала часики. Утром снова пошла на работу, зашла в контору, спросила:

— Что делать? Мне не передали денег.

Девушка извинилась, сказала:

— Знаете что, я им задержу зарплату на несколько дней, а вы потом подойдёте и при них заберёте.

Я была очень благодарна девушке, но всё же я не смогла взять с них всю сумму. Мои соседки были растеряны и расстроены: я знала, что у них нет других денег, и я вернула им часть суммы. «Пусть сегодня у них будет ночлег и не будет проблем с проездом». Я же наконец-то купила тёплую и удобную обувь. Непередаваемые ощущения!

Почти неделю я проживала на вокзале и уже в какой-то степени приспособилась к этой жизни. Пользуясь случаем, много читала. Самое главное — уберечь и не потерять документы, заплатить, чтобы тебя не тронули, не выгнали ночью на мороз.

Я случайно услышала, что в аэропорту Шереметьево-2 тоже можно ночевать, и после работы отправилась в аэропорт. Если бы знать раньше! Здесь гораздо удобнее: никто не требует денег, никто не беспокоит и туалет бесплатный. Здесь гораздо чище и спокойно можно умыться. Единственное, что плохо — долго добираться. Позже выяснилось, что можно ночевать, не бесплатно, конечно, в вагонах поезда, который отстаивается две недели на станции между поездками. И это гораздо ближе, чем ехать в аэропорт.

Я сейчас даже не вспомню название станции, а тогда чётко знала, куда доехать, затем идти пешком, где нужно свернуть и как пройти, чтобы найти нужный вагон. Я подружилась с проводницей, и у меня, в отличии от других, всегда было чистое постельное бельё. Наконец-то есть хотя бы возможность спать лёжа — это блаженство. И всё же было одно неудобство: иногда по ночам были проверки, и нужно было быстрее, чем в армии, собраться и выскочить на улицу в том, что успела надеть. Потом гулять час — полтора, пока все закончится. Декабрь, ночь, мороз! А утром ещё затемно нужно уйти.

Однажды в одну из таких проверок я замешкалась и не успела выскочить. Слышала, что проводница уже открыла дверь и проверяющие зашли в вагон. Я понимаю, что не успеваю добежать до другого конца вагона, и замираю. В купе заглянула бледная проводница.

— Сиди, — коротко сказала она. И почти сразу же в купе вошли двое.

— Ваши документы, почему вы здесь находитесь? — спросил один из них. Неожиданно для себя самой, кивнув головой в сторону проводницы, я нагло и громко заорала:

— Я шо ж до куми и прийхати вже не можу побачитися?!!

Проводница подтвердила:

— Да, кума. — Они прошли дальше. Надо же, как!

Я едва сдерживала смех. Ну, ты, матушка, и актриса! Откуда знаю украинский? Моё детство прошло в Оренбургской области, в деревушке, где основная часть населения была украинцы, предки которых переселились сюда ещё при Екатерине II.

Шли дни. Я очень сильно похудела, с удивлением заметила, что у меня «прорезалась», нет, не талия — шея! Так я выглядела только лет в двадцать. «Ну, хоть что-то приятное», — шутила я. Мой модный плащ ветром просто заворачивало вокруг меня, когда я шла.

Всё также с трудом заставляла себя съесть что-либо. Я абсолютно не ощущала ни вкуса еды, ни запаха. Просто разжёвывала и проглатывала, запивая водой, — я должна выжить! Но работу найти всё не удавалось. Подумала, что, наверное, уже придётся выходить на малооплачиваемую работу с проживанием — это пошив белья, шоколадная фабрика и много других. Там люди живут, где и работают, — в помещении, бывает, проживают от десяти до тридцати человек. Или уборка городских улиц по ночам — условия те же.

Сегодня в конторе выходной. В моем кармане ничтожно маленькая сумма. Весь день я бродила по городу в поисках работы. Есть варианты, и завтра, в понедельник, можно будет звонить. Иду по улице вдоль бесконечных магазинов. Вот большой магазин обоев, уже темнеет. У магазина стоят пять — семь человек, у них в руках небольшие плакатики: ремонт квартир — все виды работ. Подошла к одной из женщин, поздоровалась. Спросила, давно ли она работает.

— Да уже восемь лет, — ответила она. — Я из Молдавии.

Разговорились, я сказала, что всегда дома делала ремонт сама, но сейчас, наверное, и материалы другие. Она с удовольствием назвала материалы, чаще всего используемые, я записала названия. Она говорит:

— Присоединяйся к нам.

Я взяла простой тетрадный листок в клеточку, сложила пополам, затем ещё раз и крупно написала: «Ремонт квартир!» — и встала рядом Тамарой (так звали мою новую знакомую). Постояв ещё минут 10, она ушла домой, и почти сразу же ко мне подошла молодая пара. Видно было, что женщина на последнем месяце беременности. Они сказали, что им срочно нужно отремонтировать большую комнату в квартире, так как они ждут малыша и им хотелось бы квартиру быстрее привести в порядок.

— За какую сумму вы сделаете эту работу? — спросили они. — Нам лишь потолок побелить и поклеить обои.

«Боже, — думаю, — это моё спасение».

— А какую сумму вам называли мои соседи? — тихо спросила я. Они ответили:

— Восемь тысяч рублей.

— Я согласна за половину, — ответила я, так как очень боялась упустить эту работу.

— Я выполню эту работу наполовину дешевле, — повторила я. — У вас, вероятно, и так большие расходы перед рождением малыша. Только с условием: пока я делаю ремонт, буду жить у вас.

— Отлично, — ответили они, — нас это устраивает.

Мы приехали на квартиру, я попросила хозяйку одолжить что-нибудь из старых вещей. Затем договорились, что, пока завтра они будут закупать материалы, я съезжу за своей сумкой с вещами. Они ушли, оставив мне необходимый инструмент — чтобы снять старые обои. Назвав свой номер телефона, закрыли меня на ключ. Я, в свою очередь, закрылась ещё на защёлку — так мне будет спокойнее — и позвонила с домашнего телефона Тамаре. Она жила уже больше пяти лет у одной бабушки — все же хороший она человек, с её лёгкой руки у меня такие крутые перемены. Она искренне порадовалась за меня. Подсказала, какие лучше обои заказать, грунтовку и краску. Поблагодарив её, я первым делом пошла в душ. Затем с удовольствием взялась за работу.

Уже часа через три от старых обоев не осталось и следа. Мне повезло: снимались они легко, и стены под ними были ровными и гладкими. Закончив работу, снова пошла в ванную. Набрала воды. Люди! Я стояла и смотрела на ванну, наполненную горячей водой, как на что-то священное, испытывая просто благоговение! Вошла, затаив дыхание, в воду. Ванна была большая, наверное, ещё с советских времён. Боже, какое же это блаженство! Устроилась поудобнее. Закрыла глаза и нафантазировала себе, что вокруг стоят ароматизированные свечи, их много, они тихо мерцают, и от них исходит тонкий аромат экзотических цветов. Вода в ванне не простая, а с морской солью!

Я просто физически ощущала, как наполняется силой каждая клеточка моего организма. После ванны, впервые с удовольствием выпив кефира, купленного заранее, отправилась спать!

Приехавшие утром хозяева очень удивились, увидев комнату. Смеясь, сказали, что вчера им сильно досталось от мамы и тёщи! Их пожурили и отругали за то, что позволили мне остаться у них до конца ремонта.

— Ремонт теперь затянется на месяц! — уверяли их.

Но уже через четыре дня я закончила ремонт комнаты. Я и раньше бы могла, но нужно дать просохнуть каждому слою грунтовки и краски, прежде чем наложить другой слой.

Снова позвонила Тамара, сказала, что соседка, с которой они живут у бабушки, уезжает, и я могу перебраться к ним. Наконец-то началась светлая полоса в моей жизни! Я перебралась к Тамаре, и жизнь моя потихоньку налаживалась. Встретили новый, 2004-й год. Красавица Москва! Море огней! Великолепное оформление и подсветка. Так величественно, празднично! Но отдыхать было некогда.

Я даже не знаю, чем объяснить, но у меня не было проблем с работой даже в январе. Как его называют — мёртвый месяц. За полтора-два часа набиралось несколько заказов. Я выбирала себе то, что попроще, остальные заказы — хорошие и дорогие ремонты — приходилось отдавать другим, так как я не смогла бы выполнить эту работу, не имея опыта. Тамара подсказала: «Отдаешь заказ и бери с тех, кому отдаешь, 15 процентов от суммы — неплохо получается».

Я вызубрила все расценки. Уверенно договаривалась о цене за ремонт. И потолок, и стены выровнять, плитку положить и ламинат, двери заменить. Стоявшие рядом шутили: «И за что, Татьяна, к тебе народ так тянется? За красивые глаза?» Я улыбнулась: очень сильно похудела, и глаза действительно стали большими и красивыми.

В Новый год Тамара мне сказала, когда я извинилась, что не приготовила, как должно быть, новое платье к празднику:

— Тебе, Татьяна, и нарядов не нужно, ты просто улыбайся!

Распорядившись с новыми заказами, я ехала в квартиру, где делала очередной ремонт. Тамара уезжала домой, говорила:

— Маленьких детей оставляла на маму, а подростков — страшно. Мама уже не может их контролировать.

Но один большой и дорогой заказ на ремонт загородного дома я всё же взяла, потому что решили выполнить его вдвоём с Тамарой. Она сказала:

— Сделаем этот заказ, и я уеду домой.

«А мне домой не скоро, — подумала я. — Мне ещё работать и работать, пока рассчитаюсь с долгами». Хотя теперь уже я, точно, смогу рассчитаться, а раньше в это верилось с большим трудом. Я купила себе пальто и шапку и даже отправила первый солидный перевод в счёт погашения долга.

Работая с Тамарой, я очень многому научилась: ведь я практически ничего не умела в ремонте и отделке. Даже не знала, как правильно держать большой шпатель. Поняла, что держу его не так, как нужно, только когда Тамара спросила — ты, что, левша? Когда закончили работу и получили деньги (заказ принимала я, и поэтому рассчитались со мной), я сказала Тамаре:

— Возьми денег, сколько считаешь нужным. Ведь я только помогала, а ты сделала всю основную работу.

На что она ответила:

— Да ты что, Татьяна? Здесь высота потолков 3 метра 60 сантиметров — что бы я без тебя сделала? — улыбнулась она. — С тобой легко работать, за троих успеваешь, деньги делим пополам!

Это удивительная женщина, я благодарить её буду, пока жива. Жаль, что тогда я не взяла её адреса, о чем очень сожалею сейчас. Знаю лишь только, что она из Молдавии — из города Бендеры. Тамара уехала, а я с головой ушла в работу. Мне уже не нужно было стоять возле магазина и искать заказы. В основном те люди, у которых я делала ремонт, отдавали номер моего телефона своим друзьям и знакомым. Работу стараюсь выполнять хорошо, как если бы делала для себя.

Приехала близкая родственница Валентина, и мы стали работать вдвоём. Но, получив расчёт за несколько заказов, она уехала домой. — Девчонок боюсь оставлять надолго, — сказала она.

— Что я за мать такая?! — с горечью подумала я. — Все к детям летят, а я…

Менялись адреса и районы города. Мне везло на хороших людей: не было скандалов и разборок. Работа нравилась. Хотя были два случая, когда пытались «кинуть» (не заплатить), но я быстро сориентировалась и ушла. Потраченных сил и времени было, конечно, жалко, но хорошо, что выполнена была лишь небольшая часть от заказа. В обоих случаях мне грозили проблемами, если я не закончу ремонт. Пришлось их «послать». Первые отстали практически сразу. Вторые звонили и угрожали, что «отловят» и заставят работать. Я не знаю, откуда что взялось, но я просто громко сказала:

— В отличие от вас, я на своей земле! Я из Тольятти!

Там мои друзья, и они в курсе, теперь знают вас в лицо. А у моих друзей — большие друзья в Москве. Вы вместе со своей компанией и пикнуть не успеете, как огребёте проблем кучу!!!

Подействовало мгновенно. Тот, кто позвонил мне, положил трубку, и больше звонков не было.

В силу занятости или суматошной московской жизни, что ли, ремонты в квартирах москвичей не делались десятилетиями. Я приходила просто в ужас, когда начинала ремонт. Столько грязи и даже какой-то чёрной копоти! Всё крошится и сыплется, лишь только тронь.

В деревне не принято доводить жильё до такого состояния. Как-то я пришла вечером к своей средней сестрёнке — посидели, поговорили, почаёвничали — и я ушла. На следующий день я снова зашла к ней. Уже через несколько минут я стала ощущать какое-то беспокойство.

— Что-то не так?» — спросила она.

— Мне кажется… Или вчера в зале были другие обои? — спросила я.

— Да, — подтвердила она, — я их ночью переклеила, они совсем не подходили под новый ковёр!

Но у москвичей другой менталитет. Как громко заявила однажды холёная дама бальзаковского возраста, заметив, как я оцениваю масштаб «разрухи»: — Я выше всего этого!

Конечно, далеко не все живут в таких условиях.

Но для меня это даже было выгодно. Чем больше «убита» квартира, тем колоссальнее разница после ремонта! А если это ещё и «сталинка», так вообще — дворцовые палаты. Самой не верилось, что эту красоту сделала я, своими руками. А уж как хозяева были рады!

Люблю эту работу! Я даже не заметила, как загнала себя. Меня выматывала сильнейшая слабость. А может быть, это ещё последствия стресса? Я обращалась неоднократно в поликлинику, но эта была только бесполезная трата сил и времени. Сказали:

— У вас очень высокий холестерин, а те отклонения, что есть, тоже не смертельны…

Вот уже второй год я в Москве. Ещё немного, и я рассчитаюсь, наконец-то, с долгами. И нужно сделать запас на будущее. Моя младшая сестрёнка, приехавшая ко мне помочь и подзаработать, сказала:

— Нет, я не буду работать так, как ты! Я ещё пожить хочу. Ты же убиваешь себя, работая по пятнадцать — семнадцать часов ежедневно, без выходных и практически не делая перерывов.

— Ну, это временно, — объяснила я, — мне только с долгами рассчитаться и младшего сына забрать хотелось бы поскорее. Тяжело думать, что он без меня живёт уже второй год.

Под давлением сестрёнки всё же стали придерживаться восьми — двенадцати часового рабочего дня. Хотя это и не всегда удавалось. Работы все прибывало. Но с каждым днём мне становилось всё хуже и хуже. И я была вынуждена делать перерывы — два дня работаю — день отдыхаю. Люди терпеливо ждали, когда дойдёт их очередь.

Сестрёнка сказала:

— Я не могу больше на это смотреть — как ты доходишь. Я тащу вечером с работы сумку с инструментами на одном плече и тебя — на другом! Что будем делать — ведь скоро ты совсем не сможешь работать.

Я говорю:

— Недавно слышала, что на кладбище нужны плакальщицы (прости, Господи, меня), чтобы оплакивать покойников, и там неплохо платят.

Она возмутилась:

— Ты же еле ходишь!

— Так ты же будешь поддерживать меня под руку, и это даже будет выглядеть более естественно — ведь мы же не плясать идём.

— Как же ты будешь плакать за него — допустим, он бандит или убийца? — спросила она.

— Я буду плакать о том, что ведь его тоже родила мать, он был ребёнком когда-то — душа его была чистой. Ну, и буду плакать за себя: ведь мои мысли никто не проверит — как я докатилась до такой жизни.

— Возвращайся домой, погибнешь здесь, — наставляла сестрёнка.

— Поехали вместе — уговаривала она.

— Нет, куда я поеду? На шею старшим детям? Или к кому-то из вас? У всех хватает своих забот и проблем.

— Умру — значит, судьба — мне здесь умереть. Только маме не рассказывай — попросила я.

Мама, наверное, догадываясь, что у меня не всё так гладко, плакала, когда мы говорили с ней по телефону. Она говорила:

— Делай так, как считаешь нужным. Но знай: мы всегда будем тебе рады, молюсь за тебя днём и ночью!

Сестрёнка, взяв с меня клятвенное обещание, что, когда мне станет совсем плохо, я вызову скорую помощь или выйду к остановке, и люди сами вызовут, уехала.

Я дошла до того, что комнату в восемь квадратных метров делала девять дней! Конечно, там нужно было выравнивать и потолок, и стены — но это ведь всего восемь квадратов по полу! Я поняла, что действительно дохожу. Но упрямо шла на работу, решила: вот когда не смогу подняться с кровати, тогда и буду переживать — как быть дальше? А пока не паниковать! Ничего, оклемаюсь. Потом уже я день работала, а день просто лежала.

Однажды в один из таких дней я включила телевизор, взяла газету, которую покупала всякий раз, проходя мимо киоска, даже сама не знаю зачем. Этих газет набралась целая стопка. Та самая газета «Из рук в руки», что когда-то выручила меня и, в буквальном смысле, спасла жизнь моему младшему сыну. Если бы мы не уехали из кочегарки, то давно похоронили бы его. Год выхаживали его, и, слава Богу, удалось спасти. Наверное, поэтому я неосознанно покупала и складывала газету в уголочке.

Я сидела на диване, голова моя просто лежала на плече и даже немного как бы свешивалась. В нормальном состоянии это невозможно сделать, а на тот момент я даже не испытывала дискомфорта. Не было сил держать голову, казалось, что это невероятно трудно, просто невыносимо тяжело. И я смирилась: в конце концов — мозг работает, глаза видят, со слухом нет проблем. Я не переживала и просматривала газеты: где что продают, и сравнивала цены на отделочные работы. Снова зашла на страничку знакомств. И хотя мой разум возмущался: зачем тебе это нужно?! Тебе не до встреч! Сердце говорило: «Пробуй! Вдруг встретишь хорошего человека и тоже будешь кому-то нужна — станешь ему поддержкой».

Из всей кипы газет я выбрала три объявления, а точнее — два. Третье отбросила, так как в нем было написано: «Нужна вдова, умеющая работать и отдыхать». Меня это так возмутило и задело, что я решила написать ему «отлуп» и высказать всё, что о нём думаю. На моей памяти много знакомых вдовушек, и живут они практически все в «шоколаде». А я работаю, как проклятая, так ещё и не в почёте! Вдову ему подавай!

В общем, написала я ему письмо, другим двоим тоже. Те, двое, ответили сразу — потом я с ними созвонилась. Один доктор, был трижды женат и со всеми женами не сошелся характером. Я подумала: и начинать не стоит. Второй — военный высокого чина. Говорил по телефону минут десять — пятнадцать без перерыва, и за это время мне не удалось задать ему ни одного вопроса, хотя я несколько раз пыталась. Закончив речь, он сказал:

— Знаете, у вас есть плохая привычка — перебивать.

На что я мысленно ответила ему: «Пошёл нафиг (адью)», а вслух сказала:

— Знаете, мы с вами абсолютно не подходим друг другу! Пожалуйста, больше не звоните мне.

Но он упрямо звонил вечерами, но я так и не подняла трубку. Порадовалась, что мой телефон с определителем номера. Мы, ещё когда работали, с сестрёнкой сняли эту комнату. Тот, которого отругала, не ответил.

Естественно, подумала я, любой на его месте поступил бы так же. Тем более, я во всех письмах писала о себе всё, как есть, не скрывая. Как когда-то выразилась моя сестрёнка: «Ты ещё бы дустом посыпалась, чтобы наверняка никто к тебе не подошёл!»

Ещё я несколько месяцев переписывалась с мужчиной из Австралии. Его адрес дала моя знакомая, преподававшая в институте английский язык. Она же и переводила письма. Он немолодой уже человек, вдовец. У него довольно большая и интересная коллекция ретро автомобилей и мотоциклов. Он ей очень гордился. В последнем письме — фото: он сидит в шикарном автомобиле, а рядом с автомобилем стоит красивая молодая женщина в великолепном платье. Было подписано — это я и моя дочь. Также было написано, что он уже год как переписывается с женщиной из Малайзии, но я ему очень нравлюсь. Он хотел бы пригласить меня в гости и надеется, что у нас получится замечательная семья.

Я подумала: «Та женщина из Малайзии, переписываясь с ним год, уже, наверное, давно строит планы на будущее. И что же я — вот так возьму и всё сломаю ей? Говорят: «На чужом несчастье счастья не построишь».

Я не стала отвечать на его письма и взялась за ремонт очередной квартиры — сроки обговорили, и даже с большим заделом. Я считала, что за это время спокойно выполню заказ. Но уже через неделю я с ужасом поняла, что ошиблась и мне будет очень непросто закончить работу в срок.

Уговор был жестким — или я заканчиваю в срок, или заканчиваю, когда мне удобно, но мне дадут от заработанной суммы пятьдесят процентов — так как у них тоже сорвутся планы и они теряют деньги.

Все необходимые материалы были завезены. Чтобы не тратить времени и сил на дорогу, я жила здесь же, в этой квартире. Включив громче телевизор, работала допоздна — хотелось сделать быстрее. Но опыта не хватало: там, где профессионал сделал бы за один раз, мне приходилось проходить по два раза — обидно было до слез.

Когда, несмотря на мои усилия, что-либо не получалось, я в отчаянии кричала громко, во весь голос:

— Я никогда больше не буду делать то, чего не умею! Я никогда больше не буду делать то, чего не умею!!!

Бедные соседи. В тот момент я о них не думала. И вот осталось немногим больше двух суток. Хозяева, посмотрев работу, остались довольны. Но снова предупредили, что уговор остаётся в силе, и у них нет возможности как-либо помочь мне.

Я с ужасом смотрела на то, что мне нужно было сделать за оставшееся время. Едва не расплакалась, снова сказала себе: «Не раскисать! Лучше береги время и силы, надо — значит, надо». На сон я позволила себе полтора часа в первую ночь, во вторую ночь решила не прерывать работу. Ведь, прервав, потом трудно настроиться, да и, не дай Бог, ещё уснешь. Под конец вторых суток это было что-то. Чувство реальности абсолютно терялось. Я контролировала себя, боясь, что могу просто шагнуть с высокой стремянки. И пару раз я все же едва не сорвалась.

Наверное, от усталости дёргался зрачок, и казалось, что метнулась тень — словно пробежал кто-то. Глубокая ночь, чужая квартира — немного жутковато. Я говорила себе: «Это от усталости, не обращай внимания». Отчаянно била себя по щекам, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Хлестала что есть силы, но всё словно занемело и потеряло чувствительность. Что есть силы, сильно щипала себя, чтобы хотя бы от боли держать разум в порядке — тщетно. И только под ледяной струёй воды в ванной я приходила в себя. Этого хватало на какое-то время.

Может быть, от шока, но появился даже какой-то кураж. Откуда что берётся: бегаешь как заведённая, мозг работает чётко. И удивительно — ошибок не допускаешь, всё словно на автомате, ничего лишнего — ни слов, ни мыслей, ни движений. Осталось доклеить одну стену обоями и протереть полы. Я смотрела на всё это, и казалось, что я уже просто не смогу закончить работу. И так всё на грани сумасшествия.

«Но мне нужны эти чёртовы бумажки, чтобы вернуть долг! — мелькали мысли. — Я не могу подвести людей, которые доверяют мне. И очень хочется забрать к себе сына-подростка. Но сейчас у меня нет сил — даже просто стоять!»

Я встала на колени, но не было сил говорить или плакать. И я обратилась, наверное, больше мысленно, чем вслух, душа плакала и кричала:

— Господи! Я ведь женщина, человек, я всегда много работала, не хитрила и не старалась переложить свою работу на кого-то. Я не лидер по характеру и часто не могу решить простых вопросов. Господи, я устала быть одна! Я не могу больше быть одна! Прости меня, Господи, за грехи мои! Я прошу тебя, Господи, пусть встретится мне человек. Пусть он будет много старше меня, лишь бы был умным и в меру пьющим, с огромным желанием жить. Чтобы я могла гордиться им и собой и радоваться жизни. Чтобы он был моей защитой и опорой, а я буду заботиться о нём и поддерживать его, пока сама жива! Господи, я очень устала, но мне необходимо закончить эту работу. Прости меня, Боже, что прошу о помощи! Спасибо, Господи, что Ты никогда не оставлял меня без Твоей поддержки! Я прошу всех святых, Пресвятую Богородицу и ангелов хранителей! Я прошу вся и всех: если когда-то кого-то обидела, — простите меня Христа ради за всё! Помогите мне выстоять, мне не на кого больше надеяться! — Перекрестилась трижды со словами: «Да будет царствие Твоё, Господи, и ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!»

Поднялась и снова пошла в ванну под ледяную воду. И словно открылось второе дыхание, я закончила всю работу буквально за несколько минут, до прихода хозяев. В этот раз я далеко побила свой последний рекорд. До этого мне доводилось работать, с короткими перерывами восемнадцать и двадцать три часа подряд. Сейчас же, практически без отдыха, — сорок семь часов! Учитывая моё состояние, для меня это был предел.

Получила деньги и даже не пересчитала. Нет смысла: если они не захотят платить всю сумму, то и не станут. Придя домой, пересчитала: сумма была существенно больше, чем оговаривали. Я проспала весь день. Вечером буквально заставила себе одеться и выйти на улицу, хотя бы немного прогуляться. Решила, что сделаю два дня выходных, но не тут-то было.

Рано утром разбудил звонок:

— Танечка, вы обещали начать у нас ремонт сегодня. Мы давно уже ждём, хочется сделать до майских праздников.

— Так ведь ещё больше двух месяцев до майских праздников!

— Ну, вы же обещали, что начнёте сегодня!

— Хорошо, я пришлю к вам своих знакомых.

— Нет, нам не нужно знакомых, мы хотим, чтобы были вы, — с дрожью в голосе отвечали мне на другом конце провода.

Это были пожилые люди, мне было жалко их.

— Ну, хорошо, тогда я приду вместе со своей знакомой. Не переживайте — всё будет отлично.

Если бы они только знали! Мне даже думать было страшно, что я сегодня иду на работу! Мои пальцы на руках распухли и почти не сгибались, ноги — как у слона, сердце колотится, как загнанное. Лицо… Лицо такое, что жители Крайнего Севера признали бы меня за свою!

Я позвонила знакомой, объяснила ситуацию, договорились о встрече. Она меня успокоила:

— Главное — твоё присутствие. Ты делай вид, что работаешь, а все остальное я сделаю сама.

Да, у меня не было проблем с заказами, но у знакомой была большая семья, и ей не хватало работы.

Даже сейчас я не могу шутить по поводу того заказа. Выполнение его было на пределе человеческих возможностей. Хотя, конечно, приятно вспоминать: эту работу мы закончили на отлично и вовремя, люди были очень довольны.

Так потихоньку летели дни. Мне в январе исполнилось всего лишь сорок пять лет, но я с ужасом думала: доживу ли до осени? Становилось всё хуже и хуже. Утешала себя тем, что уже весна и скоро лето, все наладится. Я зашла на почту, что рядом с домом. Я здесь давно уже не была, потому что у них вечно какие-то проблемы: то кассир один, то компьютер завис. В итоге — большая очередь. Мне нужно было снова отправить деньги. Повезло — в очереди всего несколько человек. Увидев меня, женщина-оператор обрадовано улыбнулась:

— Добрый день! Вас так долго не было. Вам тут два письма уже полтора месяца лежат. Их давно нужно было уже отправить обратно, но я задержала, зная, что вы здесь часто бываете. Она протянула мне оба письма, я поблагодарила её и отправила перевод.

Придя домой, прочитала письма. Они были от человека, которого я в сердцах отругала. Но в них не было ни строчки обиды. Письма написаны уверенным размашистым почерком. Он сообщал, что часто бывает в командировках. От писем веяло надёжностью, что ли. Написала ответ, попросила прощения за то первое письмо и за то, что так поздно отвечаю, указала свой номер телефона. И хотя в письме был указан номер его телефона, я не стала перезванивать. Вдруг у него уже кто-то есть?

Какое-то время мы переписывались. Он настаивал на встрече, но она откладывалась: то у меня работа, то у него командировка. Однажды он позвонил и предложил встретиться у памятника Пушкину. «Боже, — думаю, — как некстати. Приехал мой младший сын, у него сегодня день рождения — ему исполнилось пятнадцать лет. У меня выходной и надо бы отлежаться, чтобы закончить в срок очередную работу». Но уже было неловко отказать человеку, которого отругала и заставила ждать так долго. Я пообещала, что встретимся.

Решила: «Схожу, поговорим, и я уйду». Я не надеялась, что из этой встречи что-то получится. Слишком много проблем у меня, а мужчины этого не любят. Как говорится, мы это уже проходили.

Я не готовила каких-то нарядов и пышной причёски, просто надела джинсы, которые на мне отлично смотрелись, и любимую кофточку из кашемира. В парикмахерскую идти не было ни сил, ни времени. Волосы у меня кудрявые, чуть ниже плеч, и я их собирала в пучок — получалось быстро и практично. Сейчас я их просто распустила и удивилась — очень даже неплохо смотрятся.

Встретились у памятника Пушкину. Мне понравился этот худощавый, подтянутый и очень энергичный человек. Правда, одет был небрежно, но это потому, что живёт один, подумала я. Он много, практически без умолку говорил. Из всего сказанного я сделала вывод: «Сам он золотой, сын бриллиантовый и ещё несколько бриллиантиков — его внуки и невестка».

Я мысленно посмеялась над собой: «Вряд ли мне найдётся место в этой коллекции. Я, может быть, тоже бриллиант чистой воды, но без достойной огранки, и золотая оправа мне вряд ли поможет». Мысленно ворчу на себя: «Больше никогда, никогда никаких встреч!» Единственное, что меня тронуло, — как он с заботой и любовью говорил о своей пожилой матери.

Я извинилась, сказала, что мне нужно идти: сегодня у сына день рождения, и мы хотели побыть вместе, так как завтра мне на работу. Он предложил: раз у сына день рождения, нужно выбрать ему подарок. Это меня приятно удивило — мало тех, кто беспокоится о чужих детях. Но, помня свой горький опыт, я сказала, что подарка принять не могу.

— Ну, хорошо, — согласился он, — тогда я просто куплю ему отличный торт.

В итоге вышли из магазина с двумя большими пакетами. Я подумала, что он для себя покупал, но он быстро вручил мне эти два пакета и, сказав: «Я позвоню», исчез. Я не успела даже возмутиться и, махнув рукой, пошла к метро. Решила: возможно, я даже не доживу до осени, но пусть в памяти сына останется его пятнадцатилетие. Я так боялась не успеть отдать долги, что высылала буквально все до копейки, оставив только чётко рассчитанную сумму. К сожалению, сюда я не включила расходы на день рождение сына. И если честно, была рада неожиданному подарку. Подумала — получу деньги за заказ и куплю этому человеку тоже подарок. Например, куртку-ветровку, у него совсем никакая. Ну, а сегодня мы с сыном отмечаем его пятнадцатилетие!

Со Станиславом — так звали этого человека — встречались ещё несколько раз и много гуляли по городу. Для меня это было в какой-то степени пыткой, потому что даже стоять для меня было почти подвигом. Сил никаких. Он очень обаятельный, весёлый человек и интересный собеседник. Он просто искрился позитивом. Затем мы встретились в Третьяковской галереи уже втроём — я была с моим младшим сыном. Боялась и переживала, как он примет его. Но, на удивление, они как-то быстро нашли общий язык. Было видно, что им нравится общение — обоим было легко и интересно.

А потом он пригласил в гости к себе, чтобы обсудить, как нам быть дальше, и предложил жить вместе. Сказал, что в силу обстоятельств мы пока не сможем официально оформить брак. Добавил: — После гибели жены я жил с одной женщиной. За десять лет мы и пяти лет не прожили нормально, сходились и расходились. Три года назад расстались совсем.

Я подумала: он много старше меня, но в нём столько энергии, что многие сорокалетние позавидовали бы. Потом выяснилось, что он более чем обеспеченный человек, и меня это просто шокировало. Богатые и обеспеченные, в моём понятии, — испорченные люди. Не знаю, почему, но я была в этом уверена. И нужно ли начинать общаться?

Материально обеспечен — это неплохо, но к хорошему привыкаешь быстро, а если отвыкать придётся? Ну, ладно ещё самой, а сыну что потом делать? Подросток — как не ошибиться и не сделать ему больно? Но, кто знает, сколько я ещё проживу? Может быть, этот человек будет моим детям если не отцом, то хорошим и надёжным другом. Но если у него не сложилась семейная жизнь с генеральской дочкой, то сколько мы проживём вместе? Вдруг ему будет элементарно скучно со мной? Также я понимала, что перейти с моего уровня на их уровень безболезненно не получится. Придётся полностью перестроиться…

Сомнения просто разрывали меня. Смогу ли? Нужно ли? А возможно, это судьба, и именно этого человека я вымолила себе, стоя на коленях? Ведь его письма должны были уже вернуть обратно, и мы бы никогда не встретились, но оператор их задержала. На конверте был обратный адрес — лишь индекс и фамилия. По ошибке он указал индекс, который был лет пятнадцать — двадцать назад, но моё письмо дошло! Я решила принять его предложение, и мы стали жить вместе.

Он обаятельный и замечательный человек. Через три года обвенчались. И всё же привыкала я трудно, мгновенно наделала ошибок и много глупостей, а потом, испугавшись этих ошибок, надолго впала в другую крайность — пыталась все исправить и быть незаметной, хорошей для всех. Я испугалась, что это ведь я пришла к ним, а не наоборот, и я не должна что-то здесь нарушать или менять. Ведь в чужой монастырь со своим уставом не ходят! Я боялась навредить.

Но всё время получалось как в той поговорке — горьким будешь — расплюют, сладким будешь — расклюют. И пришла к выводу — жить должна по совести, но всё же так, как тебе комфортно, и не допускать пренебрежительного отношения к себе.

Довольно долго, всякий раз, когда я бывала у них, они меня, почти не скрывая, «тестировали». И я их тоже, грубо говоря, проверяла. Мне ведь с ними тоже жить. Надо заметить, оказалось, что люди они порядочные и трудолюбивые, знающие цену деньгам и дружбе. Радует, что их дети растут в искренней любви и заботе. Нас со Станиславом не ограничивают в средствах и общении с внуками. И мы можем жить так, как нам удобно и комфортно, за что мы им очень благодарны. Душевности в отношении меня, конечно, немного, но они и не обязаны любить меня. Но это, как говорится, совсем другая история. И слава Богу — за всё!

ЗАБЫТОЕ «ХОББИ»

Повесть

Не хочется думать, что закончились их отношения. Так всё было трогательно, красиво, и, казалось, что это будет длиться вечно. Анна вышла прогуляться в парк. Отличный тёплый августовский вечер, едва заметный ветерок ласково освежал. Здесь очень приятно гулять в любое время года. Всегда ухоженная территория, красивые, просто шикарные кустарники и деревья. Лесной орех, боярышник, шиповник, акация, плакучие ивы. Величественные каштаны, дуб, липа, хвойные деревья. Пешеходная тропа проходит вдоль озера с водоплавающей птицей.

Словно тучка, налетели грустные мысли. Много лет здесь они гуляли с мужем практически каждый вечер, в любую погоду, и им никогда не было скучно. А теперь, кажется, что уже невозможно быть вместе, с каждым днём возрастало раздражение к мужу. Ей уже едва удавалось скрывать это. Они далеко не молоды. Она спрашивала себя, как так случилось, что произошло, когда начались эти изменения? Он хороший муж и отец, теперь уже дедушка, весёлый, ответственный, заботливый, не лентяй. Всегда жили в достатке. Он видный, симпатичный, остроумный и обаятельный. Она же «серая мышка». Может быть, я ему надоела, и он не знает, как мне об этом сказать? У него есть другая? Или, может быть, дело во мне: это я лишь ищу причину расстаться?

Нет, он ей не безразличен, и поэтому она часто прощала ему повышенный тон в разговоре, обидные слова, неуместные шутки по поводу её фигуры и одежды, чего, наверное, никакая бы другая женщина не позволила. Он всё чаще упрекал её, что она слишком много переживает за детей, внуков. «Мужчины сами как дети, ещё и собственники — всё внимание только им, — думала она. — Ревнует ко всему: компьютеру, книге, телефону. Иногда даже не знаешь, как на это реагировать».

Они завтракали, когда зазвонил телефон. Зная, что он не любит, если она разговаривает по телефону, хотела сбросить звонок. Но, увидев, что звонок от мамы, решила коротко ответить ей, чтобы она не волновалась: мол, всё хорошо и что позже перезвонит ей. Она лишь взяла телефон в руки, как её любимый муж выскочил из-за стола со словами:

— Хватит болтать! Брось — я тебе сказал!

Хотел вырвать телефон у неё из рук. Она пыталась сказать ему, что это мама позвонила и что телефон включён — чтобы он не кричал так громко, она лишь ответит, чтобы мама не волновалась! Он пытался уже молча вырвать телефон из рук! Что за чудачество! Она вышла из комнаты, на ходу ответив маме, и посмотрела, сколько длился разговор. Вместе с перепалкой и дракой двадцать одна секунда. Он всё ещё кричал, что она бесконечно говорит по телефону, что он своей маме звонил даже не каждый месяц, а родственникам и вообще раз в год! На что она заметила ему:

— Время было другое, не было сотовых телефонов — и это было нормой. Писали письма, отправляли переводы. Маме много не нужно: лишь услышать голос и знать, что у нас всё хорошо, — с горечью заметила она.

На что снова — шквал упрёков. Он говорил с такой ненавистью и презрением!

Наконец-то уехал. «Может быть, он действительно бесится от того, что не может «отвязаться» от меня? Нет, не похоже». Они просто не могут друг без друга, она ему звонит днём, искренне переживая — всё ли у него хорошо, правда, чувство к нему — как к любимому, но капризному и своевольному ребёнку. Да и он всегда «летит» домой, даже если, помогая сыну в строительстве дома, задерживается допоздна, а утром ему снова нужно быть там, — он всё равно едет домой. С цветами, всегда в отличном настроении. Но он также (всё чаще) буквально с ничего взрывается. Чтобы не было скандала, она старается сгладить «углы», пытаясь гасить скандал в самом начале. Однако и она иногда не выдерживает, и в ответ ей в лицо летят жестокие слова! Казалось, будь на её месте даже животное, допустим — собака, она бы просто сдохла, пусть даже не понимая смысла слов, просто от одной уничижительной интонации!

Анна тяжело переживала такие моменты, но всякий раз в итоге она оправдывала его. Уезжая ежедневно на дачу, он, как Золушку, загружал её работой. И, как бы ни старалась, она не успевала всё закончить к его возвращению. Весь день была только одна мысль: «Хоть бы он задержался! Тогда я бы успела закончить работу. Так не хочется, чтобы он расстраивался». Выручало то, что иногда он оставался ночевать у сына на даче.

Осенью, как и многие, они делали заготовки на зиму. Однажды закупили необходимые овощи для закруток, и он снова уехал на дачу. Она весь день мыла, чистила, резала овощи и закатывала банки — дело привычное. Закончила в половине третьего ночи. Анна улыбнулась: «Моё любимое время, управиться раньше никак не удаётся». Была очень довольна: всё получилось вкусно и красиво, добрая половина кухни заставлена банками. Перемыла посуду, навела порядок на кухне и, выйдя из ванной, уже было собралась идти спать, как увидела в коридоре коробку с нарезанными ветками облепихи, о которой совсем забыла. Нужно перебрать, иначе он обидится! Пришлось снова переодеться.

Ветки у облепихи были очень колючими и густо облеплены ягодой. Перемыла, сложила в пластиковый ящик, чтобы стекла вода, и стала обирать ягоду. Уже давно взошло солнце — на часах было без пятнадцати шесть. Исколотые пальцы очень сильно болели. Осталось совсем немного. Решила — отдохну, встану и уже со свежими силами закончу эту работу. Вымыла руки, смазала пальцы йодом и, наконец-то, легла спать. Проснулась от мысли: «Сегодня он приедет рано, нужно закончить уже с этой облепихой». На часах было без пяти восемь. Улыбнувшись, сама же вслух пошутила над собой: «Переспала!» Не прошло и часа — звонок в дверь.

— А я приехал пораньше, у меня дел много на сегодня в городе, — говорил довольный и улыбающийся муж. Вдруг он увидел в ящике несколько оставшихся веток облепихи. — Чего же ты?! Легла бы попозже, но закончила работу. — Он снова раздражался. — Ведь ты была весь день дома и…

Она решила: всё, что-то нужно делать. У него такой характер: он сам трудоголик и всех вокруг грузит — мало не покажется. Его не перевоспитать — значит, нужно самой как-то приспособиться. Но ещё раньше наступило какое-то безразличие. И если она когда-то на даче переживала за каждую-то грядку и за каждый росточек, то сейчас спокойно наблюдала, как муж что-то копает, перекапывает, высаживает растения очень близко друг к другу. Понятно, через год снова нужно рассаживать, или они не будут нормально развиваться и тем более плодоносить. Вторую дачу уже, надрываясь, «поднимали»: тут буквально целина была. Хотя с первой дачей было несравнимо труднее — и вспоминать не хочется. Сейчас это уже нормальный участок с хорошей землёй. «Вот, — вздохнув, подумала она, — сажает опять что-то — по засаженному, в только что законченную ею грядку. Снова будет пустой труд — или загущено, или несовместимые растения рядом».

Наверное, ему нравилось экспериментировать. Никаких возражений он не принимал. И она просто перестала ездить на дачу, ссылаясь на плохое самочувствие. Теперь, если он оставлял ей дома какую-то работу, она сразу же делила её: это я могу сделать сама, а вот поменять подкладку у старого любимого мужем пиджака, перелицевать воротники у рубашек и поменять замки на жилетках можно в пошивочной мастерской. Нашла такую — столько времени экономит! И цена приемлемая. Совсем необязательно говорить об этом мужу. У неё появилось время для себя: спокойно сходить в парикмахерскую, прогуляться, почитать и покрутить велотренажер и просто встретиться с детьми или пообщаться с близкими по телефону.

А ветки облепихи она теперь мыла и оставляла в пластиковом ящике, давая стечь воде, а потом выкладывала на старую большую скатерть и уже просохшие веточки укладывала в морозилку. Затем замёрзшие ветки обстукивала — ягоды легко осыпались! И ссыпала всё в посуду с холодной водой — листочки и всё ненужное всплывает, а чистая без примесей ягода оседает. Этот способ она узнала из интернета: ягоду — на сок, семена используются для приготовления облепихового масла.

Как-то он привёз замёрзшие тыквы — их забыли вовремя занести в тепло. Очень сожалел и, попросив сделать из них икру, снова уехал. Тыквы были холодными, ледяными, она стала их разделывать, руки мёрзли, словно она копалась в снегу. Мёрзлые тыквы резались хорошо, а оттаявшие с трудом, к тому же жутко текли. Но потом Анна спохватилась — это ведь снова работы на весь день, и чего ради? Оставила всё же один кусок: «Попробую сделать ему тыквенную кашу». Сложила оставшиеся тыквы в два пакета и вынесла к помойке. В деревне можно было бы использовать на корм скоту, а в городе куда?

Зашла в магазин и купила кабачковой икры. Стоила она совсем не дорого. Дома в холодной воде замочила баночки и сняла этикетки. Банки вытерла. Поставила их кружочком на пол, накрыла большим старым полотенцем и оставила так до прихода мужа. Одну банку потом открыли — вкусная икра! Так и жили, но ведь, хоть и по мелочам, но это обман!

В её душе всё больше и больше накапливалось недовольство собой и раздражение к мужу. Ещё хуже, когда он бывал целыми днями дома, каждую минуту ему что-то было нужно — найди, где можно недорого купить электроды, посмотри, сколько будет стоить утеплитель, найди мне, пожалуйста, вот такой то документ — я где-то его положил, позвони и выясни… Отойти от него было невозможно, сосредоточиться на чём-то тоже. Конечно, нужно ему помочь, тем более это, как он говорил, минутное дело. Но ведь её дела тоже никто за неё не сделает, и они лишь накапливаются. Пыталась ему сказать, что у неё тоже работы по дому хватает — он снова взрывался:

— Я, что, бездельничаю?!

Ей было стыдно: действительно он устаёт, и ему некогда даже отдохнуть. Дел у него очень много, ещё он за рулём ежедневно. Но вскоре он находил, что она не успела помыть стеклянные банки, которые он в большом количестве привёз с дачи.

— И какая ты после этого хозяйка? — вопрошал он. Она действительно не успевала всё это разбирать и убирать, всякий раз он приезжает с кучей сумок и коробок. Когда он, наконец-то, уезжал, она просто была без сил. Уставала не столько физически, сколько морально.

Убрав телефон, чтобы никто не побеспокоил, минут сорок просто лежала и смотрела телевизор, точнее, слушала с закрытыми глазами. Он хороший человек, он очень любит детей и внуков и заботится о её маме. У неё к нему огромное чувство благодарности и любви. «Живем в достатке, ездим отдыхать. Может быть, я просто заелась? С жиру бешусь?» — спрашивала она себя. Только всё реже и реже они ходили в музеи, на выставки или в театр. Не было ни сил, ни желания. «Может быть я просто не умею организовать быт, поэтому ничего не успеваю?»

Угнетало, что не могла съездить в гости к своим близким, даже на юбилей мамы. Муж категорически запретил. Говорил, что у неё, у Анны, слабое здоровье, а там подготовка к торжеству и это ей не пойдёт на пользу. Она пыталась возразить.

— Лучше! — он перебил её. — Я лучше знаю, что для тебя лучше!!!

Он действительно заботился о её здоровье, переживал. Но всё реже она улыбалась, и это очень раздражало его.

— Что у тебя всегда кислое выражение лица, чем ты вечно недовольна? — спрашивал он.

— Нет, — отвечала она, — всё хорошо, нормальное у меня лицо.

— Чего тебе ещё нужно? — продолжал он. — Да любая мечтала бы оказаться на твоём месте, а оказавшись, светилась бы от счастья!

И она снова чувствовала себя ущербной и никчёмной, что только больше усугубляло ситуацию. После очередного скандала она подумала, что больше так нельзя и есть только один выход — разойтись. Она сказала об этом детям. Они дружно возразили, что не стоит этого делать и что, может быть, еще можно восстановить отношения и жить в любви и радости. Ведь это же было раньше!

— Мы по-хорошему вам завидовали и были рады за вас, — говорили они. — Вы оба нам дороги, и мы против вашего развода, — сказали, что теперь всё зависит только от неё.

Но ей одной этого не разрулить, поэтому рекомендуют сходить к хорошему психологу. Пусть его услуга стоит дорого, но он профессионал международного класса. И назвали имя — Леонид Маркович Кроль. Дети предложили оплатить тренинг, но она наотрез отказалась. По деньгам, конечно, это было для неё очень дорого, и она никак не могла согласиться на эту трату. На что дети сказали:

— Мама, ты всегда вкладывала деньги в нас, а теперь уже постарайся для себя — чтобы сохранить семью. Мы очень надеемся и верим, что вы справитесь с ситуацией.

Анна подумала: «Это так дорого! Это такие большие деньги, за три дня — двадцать пять тысяч рублей! На эти деньги зимой можно даже слетать отдохнуть, если немного добавить». Она рассчитывала разделить эту сумму и отдать детям. Помощь была бы существенная — одному нужна новая стиральная машина, другому — диван, третий копит на поездку. А тут, получается, отнести деньги дяде — и всё, никому и ничего! Но дети заверили её: если ты посчитаешь, что тебе не принёс пользы этот тренинг, мы вернём тебе всю сумму.

— А что, кроме моих или ваших расходов, может дать нам этот тренинг? — возмущалась она. — Чем поможет мне этот человек? Что, он погрозит пальцем и скажет мужу: нужно отпустить её на работу! И что ей необходимо иметь хотя бы немного своего личного пространства и времени для себя. Чем он мне поможет, этот человек?!

Но дети настаивали:

— Сходи! Не откладывай, тренинги у него бывают нечасто!

Но, не послушав детей, она в интернете нашла и выбрала психолога, у которого тоже не было плохих отзывов, но услуга была намного дешевле. Позвонила — назвали цену, выяснилось, что выгоднее всего брать три дня, по три часа индивидуальных занятий. Оплатила.

И вот — она на приёме у психолога. Небольшой кабинет. Всё чисто, аккуратно и уютно, есть ещё холл и несколько кабинетов медицинского центра. Она старалась рассказывать как бы беспристрастно. Мужчина лет сорока пяти внимательно слушал её, иногда комментировал. И вдруг буквально взорвался:

— Неужели вы не понимаете, что вы находитесь в рабстве?!

Потом снова:

— Милая дама! Запомните! Ни один мужчина добровольно, никогда, ничего вам не даст! — Это по поводу того, что у неё нет счёта в банке, нет завещания от мужа — они много лет живут гражданским браком. На официальном языке — сожительствуют. Если с ним что-то случится, она абсолютно не защищена. Такие у нас законы.

Она очень переживала по этому поводу, на работу муж категорически не позволяет выходить, говорит, что достаточно уже отработала за свою жизнь. Муж — обеспеченный человек, а у неё запасов финансовых нет никаких, хотя работала всю свою жизнь, с детства.

— Вот просижу до глубокой старости, просторожу квартиру и мужа, — переживала она, — а вдруг придётся работать — на пенсию ведь не прожить.

Не дай Бог, потерять близкого человека в старости и, к тому же, остаться без средств к существованию: ведь от первого брака у него есть сын и наследники. Часто даже самые близкие родственники, деля наследство, становятся безжалостными, заклятыми врагами! Кто станет считаться или переживать за неё — сожительницу? — думала она.

— Я, наверное, от этого и болею, у меня всепожирающий страх остаться в старости без средств и быть обузой для детей. В связи с этим — и глубокая обида на мужа и его близких, что их совсем не волнует, что будет со мной, если вдруг его не станет.

Казалось, она никогда не сможет простить им своего бесправного положения, бессонных ночей и пролитых слёз. Завещание своему сыну и внукам он сделал, обещание, что его сын её не обидит, — совсем не утешало. Страх, как дамоклов меч, всё время висит над ней много лет. Психолог так искренне сопереживал, что ей даже было его жалко. И она уже ругала себя, что пришла сюда и рассказала больше, чем нужно, постороннему человеку. Самой легче не стало, и человека расстроила. В итоге психолог настоятельно посоветовал ей уходить от мужа, и уходить как можно быстрее.

Она подумала: ещё два дня такого сеанса я не выдержу, да и зачем зря время тратить? Развод не выход. Нет, нет, нет, отдам эти билеты знакомой, ей было интересно, что это такое — вот пусть сходит. Жаль, что деньги потрачены, а пользы практически ноль. Ну, если только совет, что нужно добиваться и брать, а не ждать, пока тебе муж или его близкие что-то дадут. Вот только, наверное, не её этот случай.

Скрыв от детей свой визит к первому психологу, она записалась на тренинг к Леониду Кролю. На следующий день рано утром вышла из дома. Пока добиралась, муж позвонил дважды: переживал, всё ли у неё хорошо. Она решила не говорить ему правды — что идёт на тренинг, потому что он просто запретил бы категорически идти туда, и она сказала ему, что три дня будет ходить в дневной стационар в поликлинику. Так как ей на тот момент действительно было плохо, и она обращалась в поликлинику, где в очередной раз выписали кучу лекарств — хоть горстями пей.

Самочувствие было ужасное, с тревогой думала, сможет ли выдержать весь день, до самого вечера, без отдыха, среди посторонних людей. Пока шла к метро и добиралась до офиса, всё ругала себя за то, что снова решилась на такую глупость. Добравшись до места, зарегистрировалась и оплатила, дали бейджик с её именем, и она прошла в зал. Там стояло девять стульев и кресло, удобное и старое, для ведущего, вероятно. Вспомнились кадры из фильма об анонимных алкоголиках, и мелькнула мысль:

— Здравствуйте, меня зовут Анна. Я алкоголик…

В общем-то, она действительно зависимый человек, не представляет жизни без своего мужа и в то же время не может больше жить с ним вместе. Вся группа была, скажем так, разношерстная: мужчины и женщины, пожилые, молодые и только что окончивший институт юноша. Профессии у них тоже были разные: от домохозяек до директора крупного предприятия. Младший сын предупредил:

— Когда ведущий поприветствует, расскажет о тренинге и предоставит слово, старайся поднимать руку в числе первых, иначе потом можешь не успеть спокойно решить свои проблемы.

Но она ни о чём не могла думать, а только о том, что заплатила такие большие деньги и что их уже не вернуть. Нет, она не была скупой или зацикленной на деньгах, но деньги в жизни доставались всегда с таким трудом, и это уже, наверное, в генах — экономить.

Чтобы получить максимальную пользу из этого тренинга, она в числе первых подняла руку! И словно перед прыжком в воду, набрав полные лёгкие воздуха, начала рассказывать! Иногда Леонид Маркович задавал вопросы, и это было очень точно, метко и больно. Она отвечала честно, понимая, что по-другому нельзя, и слёзы просто брызгали из её глаз. Он просил её продолжать говорить, а затем снова задавал вопрос, она отвечала, а он добавлял, комментировал её ответ — и это было снова так больно! Словно выдёргивали страшно саднящие занозы. Он спрашивал, на пример:

— В жизни так много ролей! Ну, почему ты выбрала себе роль собаки, приносящей тапочки?

И слёзы просто хлынули ручьём! Возразить-то нечего! Она продолжала говорить:

— На даче даже негде спрятаться от солнца или непогоды, не раз мне было очень плохо, однажды муж сказал: «Я купил тебе вагончик!»

— Ну вот, — громко заметил Леонид Маркович. — Вот и конура готова!

Снова слёзы… Также любой человек из группы мог задать вопрос или комментировать её ответ. Наконец-то, он сказал:

— Отлично, тебе есть над чем поработать, на сегодня достаточно. — Он предложил: — Следующий.

И так по очереди каждый рассказывал о себе, как выйти из создавшейся ситуации, в которой находится — не только беспроигрышно, но и преуспеть в делах, в бизнесе. Истории разные, но обстоятельства у всех сложные, не терпящие отлагательства.

Мужчина лет пятидесяти рассказывал, что у него хорошая работа, престижная должность, но в последнее время директор компании стал делать ему предложение — подписать бумаги — и очень настаивал поменяться местами: чтобы он работал замом, а Иван занял его место директора! Иван проработал с ним много лет и прекрасно понимает, что просто так он не будет делать перестановку, и это его очень насторожило. Он спрашивал, нет ли здесь какого-то подвоха, и не будет ли у него потом проблем? Может быть, ему просто уже сейчас поискать другое место работы или открыть свою фирму, так как у него огромный опыт?

Леонид Маркович и группа скрупулёзно разбирали эту ситуацию, пытаясь помочь.

Затем рассказывала молодая женщина: семья распадается, всё на грани развода, сейчас она живёт у мамы, которая ей и посоветовала сюда обратиться. Она замужем за иностранцем. Рассказывала, как прекрасно они жили, как всё было здорово и замечательно, пока они не поженились. Муж стал много работать, приходил поздно, умывался, садился в кресло и, читая газету, ждал, пока она пригласит его ужинать. Её это не просто раздражало, а бесило! Леонид Маркович громко заметил:

— Да иностранец, что с него взять! Он совсем не знает наших порядков! Вот пришел с работы, с порога морду жене начистил! Со стола все смахнул! Вот это да, по-нашему, и тогда всё хорошо. А этот негодяй сел в кресло и тихонько приходит в себя после напряжённого рабочего дня! Мерзавец!

Хлюпая носом, женщина продолжала:

— И совсем стало невыносимо, когда ему дали повышение на работе и мы переехали в его страну. Уже был ребёнок, — расплакалась она, — а он весь ушел в работу и на меня повесил всё! Мне самой нужно было заниматься ребёнком, обзванивать фирмы и искать няню, домработницу и садовника!

Леонид Маркович снова громко возмутился:

— Ну, подлец же, подлец! Он, видишь ли, деньги для семьи зарабатывает! Другой бы взял жену за шкирку и показал бы, где кухня находится! Где тряпки, швабры, лопаты, грабли и прочий инвентарь! Ну, подлец, просто подлец!

Вся группа едва сдерживалась, чтобы не смеяться, хотя было её очень жаль: ей ведь реально плохо. Леонид Маркович не давал каких-то настойчивых советов и не обязывал поступать, как он рекомендовал. Но в конце дня, после всех вопросов и ответов, как бы само собой чётко проявлялось верное решение вопроса, и человек изумлённо восклицал: как же я сам этого не понял раньше?

Так незаметно учебный день подошёл к концу. Закончился тренинг, она включила телефон, увидела от мужа несколько пропущенных звонков. Она ещё не успела выйти на улицу, он снова позвонил, спрашивал, почему так долго её нет. Успокоила его, что уже в течение часа будет дома.

И снова ругала себя: зачем пошла на этот тренинг, такие деньги выбросила просто?! Но когда вышла из метро и уже подходила к дому, вдруг что-то у неё как бы щёлкнуло в голове. Она спросила себя: почему я обижаюсь на мужа и его близких? И как бы начался обратный отсчёт: она как бы стала разматывать потихоньку этот запутанный клубок.

Утром уже с интересом шла на занятия. Почти вся группа была в сборе. Едва она вошла в зал, как Леонид Маркович громко объявил:

— А это — самая виноватая в мире женщина…

И второй день пролетел незаметно, на одном дыхании. Ей было всё интересно. Хотя все ещё было очень больно от каждого вопроса, каждого комментария. На третий день она с нетерпением ждала, когда уже закончатся занятия, чтобы идти домой и начать новую жизнь!

Через несколько дней дети спросили:

— Ну, что, есть какие-то подвижки?

Она ответила:

— Нет. Но крутится в голове какая-то глупость, и я не могу от неё отвязаться.

— Расскажи, — попросили они.

— В юности, когда я уже вышла замуж за вашего отца, — говорила Анна, — в деревне была бабушка, которая лечила женщин от бесплодия, помогала мужчинам при их проблемах, а также вправляла вывихи и лечила растяжения.

Так как деревня была вдалеке от районного центра и почти круглый год тут бездорожье, то постоянно к ней обращались с переломами, вывихами и другими травмами. Бабушка, ощупав повреждённые места, говорила:

— Нет ничего страшного, только перевяжу — и всё хорошо будет. Или говорила:

— Здесь сильный ушиб, а здесь трещина в кости.

Или категорически говорила:

— У вас перелом, нужно ехать в больницу!

Она занималась этим всю жизнь. Однажды, примерно в 1950-е годы, молодая акушерка, только что окончившая институт и приехавшая работать в деревню, написала на неё заявление. Она считала, что это просто дикость — чтобы люди пользовались услугами бабушки без образования!

Неизвестно, чем бы это закончилось, но дело было зимой, дороги замело, и выехать из посёлка было невозможно. В это время у одной женщины начались сложные роды, и она буквально умирала. Ей надо было помочь, но Таисия, так звали молодую акушерку, долго не позволяла пригласить бабушку, затем, видя, что дело совсем плохо, согласилась. Пришла бабушка и со своим большим опытом быстро смогла помочь. Спасла жизнь женщине и ребёнку. Тогда Таисия забрала своё заявление.

Эта молодая акушерка оказалась очень мудрым человеком, и они дружили с бабушкой всю жизнь, но не выставляя эту дружбу напоказ. Иногда акушерка говорила беременной женщине:

— Присядь и спокойно выслушай. У тебя проблемы, если хочешь выносить и родить здорового ребёночка, иди домой — твоя мама знает, что нужно делать!

И дома знали — нужно обратиться к бабушке Аграфене. На следующем приёме акушерка, осматривая эту женщину, с удовольствием говорила:

— Ну вот, совсем другое дело!

Женщины, надеясь на долгожданную беременность, приезжали к бабушке отовсюду. Но машину оставляли подальше от её дома, чтобы не вызвать подозрения и гнева властей.

Почему-то из всей деревни бабушка выбрала Анну. Бабушке на тот момент было 86 лет, Анне чуть больше двадцати. Бабушка сказала:

— Я научу тебя всему тому, что умею сама, и будет тебе в старости кусок хлеба!

Анна едва не рассмеялась, у неё все замечательно: есть работа, семья, муж и ребёнок. О каком куске хлеба говорить? Уже двадцатый век, и наша медицина впереди планеты всей! Но Анна была очень стеснительной, к тому же, ей было жалко огорчать бабушку, и она ходила к ней на занятия.

— Никогда не лечи, если тебя об этом сами не попросят! — наставляла она, даже если ты видишь что у человека проблема, а он относится равнодушно к этому. Значит, он ещё не созрел для выздоровления, не всё осознал и принял. Не бери больших денег за помощь, что дадут то и ладно.

— Не волнуйся, — говорила она, — всему научишься и обретёшь опыт. Сейчас всё много проще стало, если что и в больницу можно отправить, а когда я начинала — транспорта не было. Да и дороги тоже практически не было. Лишь летом в хорошую погоду, если повезёт, можно выбраться на попутке. Поездка могла стоить жизни.

Был такой случай: беременной женщине, уже на большом сроке, необходимо было в больницу. Ей сказали:

— Машина с досками идёт, как раз и доедешь до больницы. Нужно лишь спросить завхоза — возьмёт, согласится ли он, так как место в кабине лишь для одного пассажира.

Завхоз рявкнул:

— Хочешь, езжай! Но я наверх не полезу! Вас тут, болящих, каждый день очередь. А мне что, так и сидеть там наверху всякий раз? Я под дождём мокнуть не хочу!

Женщина забралась и устроилась, как могла. Благодарна была и за это.

Сыпал мелкий дождь, и в одном месте машину юзом вдруг потащило в кювет, и машина перевернулась. Женщина оказалась под огромной грудой досок. Когда всё разобрали, она была мертва. Вот так жили.

А люди шли и ехали ко мне за помощью! Вспоминались, снова рассказы бабушки Аграфены. И отказать я им не могла, и работала на свой страх и риск, в то время за занятия целительством могли посадить в тюрьму надолго.

Женщина, уже в годах, а забеременеть никак не может. С мужем живут хорошо, лишь деток нет. И взялась я ей помочь, оставила у себя ночевать, чтобы ещё и завтра позаниматься с ней. Врачи предлагали операцию, но тогда родить она бы уже никогда не смогла. У неё внизу живота не то что прощупывалась, а была даже заметна огромная шишка. Она просто торчала из живота, размером с мужской кулак. Позанималась я с ней день, и хорошо, что оставила её ночевать у себя.

У неё начались боли, словно схватки родовые и столько из неё чёрной грязи с кровью вышло! Не успевали пелёнки менять.

Страшно, непонятно, спросить некого. Женщину трясёт всю и от боли и от ужаса. Спрашивает:

— Я буду жить?

Муж её переполошился… А мне паниковать нельзя, всё я сделала как должно быть, а ведь мысли всякие одолевают…

Но шишка стала значительно меньше. Я успокоила их, что организм очищается, освобождается от многолетней проблемы. Так и случилось. На вторые сутки от шишки ничего и не осталось. А через два месяца она забеременела и благополучно выносила и родила мальчика. А ещё довольно часто бывает…

В общем, ходила я к бабушке Аграфене учиться практически ежедневно. И все, что связано с женским бесплодием и мужскими проблемами, выучила и запомнила. Теперь всё это всплыло в памяти, словно было вчера.

— Дети, но это ведь было в деревне и в двадцатом веке, а сейчас век двадцать первый и живём не в деревне, а в Москве!

На что младший сын снова возразил:

— Ты не права. Посмотри: в интернете что делается! Экология, стрессы и перегрузки. Ты даже представить не можешь, как же трудно сейчас забеременеть женщине и родить здорового ребёнка! Да и у мужчин тоже проблем со здоровьем хватает. У тебя была бы очень интересная и благодарная профессия, — убеждал сын.

Анна увлеклась этой темой. Но по ходу всплыло очень много вопросов, на которые теперь уже никто не мог ответить, так как бабушка давно умерла. Решила попробовать. И как-то само собой нашлись люди, которым это было очень необходимо. Невероятно, но практически с первого раза у неё получилось! И уже после первого же радостного сообщения о беременности от женщины, у которой долго не было детей, муж сказал Анне:

— У тебя получается! Занимайся этим! Большой грех — не помочь людям, если умеешь!

Их отношения изменились, они снова могли гулять и разговаривать взахлёб. Теперь у Анны были любимое дело и муж, который её во всём поддерживал.

Как-то на отдыхе, она разговорилась с одной женщиной, и, когда та спросила, какая у неё профессия, Анна, улыбаясь, ответила:

— У меня удивительное хобби! — и рассказала о своём увлечении. Оксана, так звали эту женщину, выслушав, сказала:

— Как же нам нужна ваша помощь!

Они договорились встретиться. Анна, услышав название очень дорогого отеля, спросила:

— А муж не будет против, если узнает, что помощь будет как бы от тётеньки с улицы?

На что та ответила:

— Знаете, последние шестнадцать лет мы только и думаем, как решить нашу проблему. И мы уже согласны на всё!

Она пришла к ним в назначенное время. Войдя в большой и шикарный номер, огляделась: в кресле у столика сидел мужчина. Он поприветствовал её и задал несколько вопросов, словно проверяя её.

«Он или врач, или у них теперь уже так много информации и знаний об их проблеме», — подумала Анна. Поговорив, она занялась Оксаной.

Её муж всё так же сидел в кресле. Боковым зрением Анна хорошо его видела. Отлично сложенный, симпатичный мужчина, с такой конкретной шеей и увесистой золотой цепочкой на ней. Он сидел, чуть наклонившись вперёд и, согнув руки в локтях, сжимая кулаки, как бы стучал ими о колени.

«То ли молится, — подумала Анна, — то ли сдерживается, чтобы не послать меня отсюда!». И тут до неё дошло: эти люди шестнадцать лет изо дня в день думали, мечтали о ребёнке, потратили много сил, денег и времени на лечение — у них так ничего и не получилось! А она с крошечными знаниями и навыком нагло пришла к ним, обнадёжив, что может помочь им родить долгожданного ребёнка! У неё пробежал просто озноб по телу. Какое я право имею причинять им такую боль, давая даже крохотную надежду? Через час с небольшим Анна закончила работу. Сказала:

— Я вижу: у вас классическая проблема, непонятно только, почему врачи этого не видят?

Объяснила, рассказала, что и как, и в завершении успокоила:

— Проблема старая, но, если мы поможем, организм сам справится и, максимум в течение года, Оксана забеременеет.

Они посмотрели на неё с недоверием и даже как бы с насмешкой.

Анна попрощалась и вышла. Это озарение, что у неё нет знаний, опыта и образования, просто выбило её из колеи. Больше ни о чём она думать не могла. Перед глазами всё время была картинка: мужчина с застывшим, словно каменным, лицом, методично стучал сжатыми кулаками о колени…

Она поделилась этим с мужем, на что он сказал:

— Не комплексуй! Многим врачам не удалось решить проблемы тех женщин, которым ты помогла забеременеть. Знаний, конечно, много не бывает, я оплачу любую твою учёбу.

У неё на глаза навернулись слёзы:

— Мой дорогой и любимый человек!

В интернете нашла информацию об Огулове Александре Тимофеевиче, который десятилетиями собирал опыт целителей и ценительниц, написал книгу и открыл свою клинику. Она с упоением смотрела и читала его лекции и, записавшись, окончила его курсы.

Узнала для себя много интересного, полезного и нужного, а также освоила ещё одну технику восстановления организма по методу Максимова. Во время службы Максимов преградил своим танком путь автомобилю с солдатами, который катился к горному обрыву в ущелье. В результате получил компрессионный перелом позвоночника, и у него полностью обездвижились ноги. Врачи сделали, что могли, но практически на пожизненно приговорили его к инвалидной коляске.

Он просто высох — весил на тот момент всего около сорока килограммов. Не желая мириться со случившимся, он стал искать помощи у целителей. Узнал, что на Алтае есть бабушка, которая вышлёпывает руками, выбивает из тела разные болезни и ставит на ноги даже неходячих. Она действительно поставила его на ноги, и осталось в прошлом инвалидное кресло.

Он сам освоил этот старый, древний и почти забытый метод. Помогал друзьям, бывшим сослуживцам, а позже и сыну, вернувшемуся из горячих точек, обрести здоровье. Затем стали за помощью обращаться друзья сына.

Вышлёпывать приходилось столько, что из под ногтей летела кровь. Шли годы, накапливался опыт. Он досконально изучил этот метод, значительно доработал и усовершенствовал его. И теперь уже более двадцати лет успешно помогает людям с тяжелыми заболеваниями.

Этот метод невероятно эффективен, и он был просто необходим в работе Анны. Вскоре она освоила и эту методику на семинарах у самого автора — Максимова Георгия Николаевича. Однажды она переписывала данные из своего уже совсем старенького блокнота.

На последних страницах встретилось имя Оксана и номер телефона. «Оксана была лишь одна» — вспомнила Анна.

Это ей она делала массаж в дорогом отеле. А образ её мужа буквально день и ночь преследовал её, пока она не закончила несколько курсов.

Анна подумала: «Оксане сейчас уже около сорока лет, шанс забеременеть и родить ребёночка всё уменьшается».

Она решительно набрала номер телефона. На приветствие ответила женщина:

— Оксана.

— Это я, Анна, около двух лет назад я делала вам массаж по бесплодию. Я теперь могу подсказать, куда вам обратиться, и у вас будет большой шанс решить эту проблему!

В ответ раздалось:

— Да что вы, Анечка, мы же дочечку родили! Нам уже три месяца! У нас не сохранился ваш номер телефона. Мы вам очень благодарны!

У Анны буквально брызнули слёзы из глаз, и, положив трубку, она расплакалась. Жизнь наладилась и заиграла невероятными красками. Иногда муж ей говорил:

— К тебе же должна скоро прийти на массаж женщина, почему ты помогаешь мне и ещё занимаешься домашней работой, отдохни!

Она говорила:

— Потому что хочу помочь тебе.

На что он возражал:

— Брось, это всё ничто по сравнению с твоей работой!

Когда они узнавали, что снова все получилось и в семье, с которой она занималась, появится ребёнок, муж искренне радовался и гордился ею!

Анна с ужасом думала: если бы она, сгоряча, или послушав первого психолога, развелась с мужем, как бы все сложилось? Возможно, и не решилась бы разойтись, и всё так же были бы нескончаемые ссоры и взаимные обиды. Или развелась бы и жила бы где-то одна, ругала бы не сложившуюся жизнь, и плакала бы, проклиная судьбу?

Анна рассмеялась: получается, что за те деньги, за которые она так расстраивалась, получила то, что сейчас имеет? Счастье, уважение, прежде всего, к себе самой, радость и гордость за мужа и детей, хорошее здоровье и отличное хобби. А еще, пусть и небольшие, но свои деньги, которые она приносит в семью.

Часто она помогала людям за чисто символическую цену, а иногда и бесплатно. Благодарность за то, что с Божьей помощью и её стараниями на свет появится ещё один долгожданный малыш, была самой дорогой платой за работу! Буквально крылья за спиной!

Ей очень интересно работать, у неё огромное желание помочь людям. И она часто говорила:

— Никогда, никогда не отчаивайтесь!

Поклон низкий Кролю Леониду Марковичу, профессионалу и Человеку! Счастья ему огромного и новых достижений в его великой профессии!

КОШКИН ТОРТ

Рассказ

«… Иногда я просто отказываюсь понимать, почему несвежая еда, холодный кофе, отказ принять в компанию и недостаточно любезный приём могут начисто испортить людям день, обманув их ожидания. Не забывайте, что жизнь сама по себе — удивительное везение, редкое событие, случайное происшествие гигантского масштаба. Представьте себе пылинку рядом с планетой в миллиард раз крупнее Земли. Пылинка — перевес в пользу вашего рождения; огромная планета — против него. Так что бросьте психовать по пустякам. Не уподобляйтесь тому брюзге, который, получив в подарок дворец, жалуется на плесень в ванной». НАССИМ ТАЛЕБ. «ЧЁРНЫЙ ЛЕБЕДЬ».

Этот прочитанный Анной небольшой отрывок из книги буквально перевернул её жизнь и мировоззрение. Жаль, что не задумывалась раньше. Сколько же сожжено впустую энергии, нервов, сил и в итоге здоровья. Однажды, попав в глупейшую ситуацию, не смогла переварить случившееся, в итоге у неё случился инсульт. Более пяти лет потребовалось, чтобы восстановиться.

Также тяжело переживала, что не складываются отношения с невесткой. Это у неё второй брак, и, получается, что это — невестка её мужа — Владислава. «Теперь и моя, — подумала Анна по простоте душевной, — ведь я теперь тоже часть их семьи».

Они интеллигентные, образованные и обеспеченные люди. Возможно, хотели видеть на её месте светскую даму, богатую и утончённую, а тут какое-то недоразумение деревенское. Ей хотелось сказать, что в деревне люди не глупее городских, просто у них гораздо меньше шансов получить хорошее образование и достичь успеха.

И хотя Анна с Владиславом прожили вместе не один год, она видела, что Лера с Никитой лишь милостиво разрешают ей жить рядом с ними. Нет, здесь нет громких скандалов и постоянных разборок. Они вежливы, улыбаются. За столом, Никита даже тост мог произнести в честь Анны, пусть немного наигранно-шутливо, но она искренне верила, что эти добрые слова от чистого сердца сказаны.

Обидно, что они никогда не обращаются к ней напрямую с просьбой, только через мужа. Никита с Лерой сообщают Владиславу, что они должны быть такого-то числа и присутствие Анны обязательно. Это если они уезжают куда-то и нужно остаться с внуками.

Дети замечательные, просто душой возле них отдыхаешь. Старший внук как-то сказал вечером, когда уже легли спать:

— Бабушка Аня, я так рад, что ты у нас, ты рядом, мне даже жаль спиной к тебе повернуться, чтобы лечь на бок.

С ними занимаются няни, а Анна с Владиславом как бы присматривают за общим порядком.

Дети маленькие, а няни тоже разные бывают. Довелось, к сожалению, видеть и нерадивых. С детьми вообще никаких проблем, проблемы с их родителями. Звонит телефон, няни заняты, их нет рядом. Звонок из-за границы от невестки с сыном. Анна, взяв телефон, идёт к няне. На ходу включает, чтобы звонок не сорвался. Успела только сказать: — Добрый день!

И словно ведро ледяной воды вылили:

— Отдайте трубку няне, пожалуйста!

Железным тоном, во всё горло. Ни тебе «здравствуйте!», ни «как дети?» не спросила. Было такое чувство, что тебя обгадили от макушки до пяток. Потом невестка долго говорила с нянями, затем с детьми. Наговорилась и отключила телефон. Желание вымыться было настолько сильным, что Анна пошла в душ.

К этому привыкнуть невозможно, хотя негатив от Леры исходит постоянно. То они с дедом одежду не ту детям приготовили. Громко так возмущается, чтобы Никита, слышал, как ей непросто живётся. Доходило до абсурда: она давала оставшуюся вещь, которая была явно не для этой погоды. Грубо говоря, тёплая куртка летом, но чтобы было по её!

Если у неё ребёнок отказывался есть, то это — кусочков нахватался, не проблема. Но если у Анны — то это снова громкие стенания, чтобы муж слышал, как ей тяжело, насколько все бестолковы!

И так было во всём. Привезли ребёнка вечером с прогулки спящим — крики на весь двор: как это плохо. Привезли не спящим — снова плохо, снова возмущения: что ей теперь ребёнка полночи укладывать. Чтобы было снова понятно, как ей с такими, как Анна, выживать приходится.

Уложить ребёнка — это целое представление, спектакль: какой же это невероятный труд! Возможно, просто у неё действительно недостаточно опыта, хотелось помочь и подсказать. Но всё Лерой принималось просто в штыки. И Анна решила оставить всё как есть.

Как-то Анна с мужем остались, во время отъезда Леры и Никиты, с этим же малышом, и у них вообще не было проблем. Он легко засыпал и часто, не просыпаясь, спал до утра. И они были горды — мы отлично справились! Но родители Леры сказали, смеясь, что, узнав об этом, Лера сказала:

— Меня просто бесит, что он у них спит!

Анну это заявление просто сразило. Что она не так делает? Чем не угодила невестке? Лера защищает свои границы и территорию? Чего она боится? Или это просто дикая материнская ревность? Но меня то чего бояться? — думала Анна. Я жизнь отдам за эту семью, за эту же Леру! Ведь это теперь и моя семья! И если меня бояться, так кому вообще можно доверять в этом мире?

«Стоп! — горько улыбнулась Анна. А как я относилась к своей свекрови?»

Вспомнилось, как вставала утром доить корову, а на крыльце уже стояло ведро с молоком, накрытое полотенцем. Это свекровь встала пораньше, подоив корову, вернулась в свой двор. Было обидно, ну почему она это делает, считает, что я долго сплю? Так у меня дети маленькие, хозяйство, огороды, работа. Ночью к ребёнку встать сил нет, словно старуха древняя.

Или прибежишь с работы и к грядке, знаешь, что прополоть уже нужно. А грядка выполота и снова, словно обида на свекровь, что она тут хозяйничает? Перед людьми стыдно, судачить будут, что мы на её шею сели. И она просила:

— Мама, Вы, пожалуйста, не позорьте меня, у Вас тоже забот по дому хватает.

А свекровь тихо оправдывалась:

— Я помочь тебе хотела…

И это была моя родная свекровь, мать моего мужа. А я кто для Леры? И она поняла: не нужно ничего и никому доказывать. Ну, раз не хочет она Анну видеть, пусть уже будет по её.

«Может быть, с годами придёт мудрость и осознание. Время расставит всё по своим местам» — думала Анна.

По детям она скучала, даже плакала. Часто снилось, как они с ней играли и резвились. Наяву же она видела, как раздражает Леру, если дети льнут к ней. Да и дети чувствовали отношение Леры к Анне. Так, пока матери нет рядом, они разговаривали, сидели, обнявшись с Анной, но завидев мать, резко отодвигались.

Анна уговаривала мужа, что не нужно ей быть в их доме, но он утверждал, что это Лера с Никитой пока к ней не привыкли, нужно потерпеть! Дети то ведь ей рады и ждут!

Споры дошли до развода, и ей пришлось смириться. Это было просто пытка — быть у них.

Анна входила в комнату и говорила: — Здравствуйте!

Лера даже не поворачивала голову в её сторону, хотя и была в шаге от Анны. Няни, стоящие рядом, тоже не отвечали: боялись попасть в немилость. Потом они всячески старались, словно извиняясь, загладить вину перед Анной за ту ситуацию.

Как-то раз Анна с мужем уже собрались уезжать, дети были с няней, но Владиславу нужно было обсудить некоторые вопросы со строителями. Анна сидела в гостиной и читала книгу, дожидаясь его. Проходившая мимо Лера внимательно посмотрела на Анну и включила свет. Громадную, круглую, плоскую лампу на потолке и ушла.

Освещение довольно хорошее и без лампы, но всё равно очень приятна эта забота невестки. Но для меня одной зачем такая громадная лампа? — подумала Анна. Она встала, выключила свет и снова села за книгу.

Из комнаты, куда только что прошла Лера, вышел Никита, явно в плохом настроении. Он включил свет, выключил, снова включил. Посмотрел на лампу и стал раздраженно-громко отчитывать Анну. Что, мол, нужно быть полным идиотом, чтобы включать эту лампу и находиться здесь!

Анна пыталась возразить, что не включала! Сказала:

— Это вы включили!

Но он монотонно-раздраженно всё твердил и твердил своё. Она посмотрела на него и подумала: «Наверное, ему и так очень плохо (были проблемы), ну пусть хоть выпустит пар». Наконец-то он ушёл.

Похожий случай был ещё однажды. Анна так же ждала мужа, собирала вещи, чтобы ехать домой. Вдруг к ней обратилась Лера, точнее, она сказала внуку:

— Позови бабушку Аню и покажи, какие новые игрушки мы купили! Лера была беременна, скоро уже родить, и Анна подумала: «Да, в такой светлый момент, когда ждёшь появления малыша, забываешь про все ссоры и прощаешь всех и вся. Может быть, теперь всё станет на свои места и заживём дружно, чего нам с ней делить-то?»

Анна подошла, присела рядом, внук с удовольствием стал показывать и рассказывать. Игрушка развивающая, круглая плоская дощечка — тарелка со штырёчками, на которые надевались такие же деревянные, ярко раскрашенные овощи, ягоды, фрукты. Внук ловко снимал и ставил их на место, произнося названия:

Конец ознакомительного фрагмента.