Все, что дозволено небесами

Татьяна Воронцова, 2020

Где грань между верностью и предательством, между правдой и ложью? Чем можно пожертвовать ради достижения цели? Многоходовые хитроумные интриги порой запускают цепочки событий, абсолютно непредсказуемых, мучительных для всех участников, в том числе для самого интригана. Кто мог подумать, что малоизвестный кабинетный учёный способен на коварные козни, способные завести в такие дебри, из которых, практически нет выхода? История поиска легендарных сокровищ в подземном святилище языческого бога получает неожиданную развязку. Искушение и соблазны, вечное столкновение свободы и необходимости… Каждый сам находит ответ. Правильных решений не существует…

3

Накануне, прощаясь с ним около гостиницы, Дина спросила: «Вы скажете мне номер своего мобильного?» И он сказал. Поэтому не очень удивился, когда в кармане его куртки, висящей на спинке стула, закурлыкал смартфон, и голос «на другом конце провода» оказался голосом Дины.

— Герман, привет. Мы можем увидеться? Или ты занят?

Он посмотрел на большой экран своего стационарного монитора.

— Вообще-то я на работе.

— Я знаю. Но… Я здесь до конца недели. Понимаешь?

— Да.

— Я так не могу, Герман. Я все время думаю о тебе. Скажи, когда мы сможем увидеться. Пожалуйста.

Он тяжело вздохнул. Закрыл глаза.

— Где ты сейчас?

— Недалеко от «Кают-компании».

— О’кей. Найди там свободный столик, я подойду через десять минут.

Как и следовало ожидать, средь бела дня в самом популярном кафе поселка со свободными столиками было напряженно. На остров уже потянулись туристы, поодиночке и группами, оживились и археологи, тоже не упускающие случая выпить чашечку кофе с пирогом или пообедать в центре, в двух шагах от кремля. Тем не менее Дина умудрилась занять столик на двоих в укромном уголке, не очень далеко от кухни.

— Я заказала нам по стакану сока, — сказала она, когда Герман уселся напротив и устремил на нее пристальный взгляд своих невозможно зеленых глаз. — И как видишь, его уже принесли. Хотела заказать кофе, но побоялась, что он остынет. Ты ведь любишь горячий?

Сегодня она еще больше напоминала Киру Найтли в роли «охотницы за головами» Домино Харви. Нежное девичье лицо и дерзкие манеры неуправляемого подростка, юного правонарушителя. Обворожительное сочетание.

— Да, я люблю горячий. Горький, черный и горячий.

— Так я и думала.

Целую минуту они молчали, глядя друг на друга неотрывно и жадно, как изголодавшиеся вампиры.

— Ты спал ночью? — спросила вдруг Дина.

— Очень мало.

— Почему?

Герман чуть усмехнулся.

— Изучал твой сайт.

— И как? Тебе понравилось?

— Еще бы! Ты настоящий профессионал. — Он подозвал официантку. — Два кофе, пожалуйста. И два пирога с рыбой. И мороженое для дамы, с черникой и шоколадной стружкой. И два бокала белого вина.

Глаза их снова встретились.

— Как отреагировала твоя жена? Женщина, которую ты называешь своей женой.

— На что?

— На то, что ты изучал мой сайт. Вместо того, чтобы лежать в супружеской постели.

Он даже не моргнул.

— Это мы обсуждать не будем.

— Достойный ответ, — кивнула Дина. — Она ведь старше тебя, да?

Молчание.

Вино, пироги, кофе и мороженое слегка отвлекли их от романтики, но неладное творилось и с ней, и с ним, обоих неудержимо тянуло к краю пропасти, поэтому они не стали задерживаться в кафе и, расплатившись, вышли на улицу, где светило совершенно летнее солнце, стремительно осушая мелкие лужи, оставшиеся после утреннего дождя. Там, не сговариваясь, повернули налево, по Заозерной улице прошли мимо госпиталя, мимо монастырский гидроэлектростанции и наконец, уже по Приморской, попали на Сельдяной мыс.

— Что это? — спросила Дина, указывая на длинный двухэтажный амбар.

Крыша амбара опиралась на побеленные кирпичные столбы, пространство между которыми было обшито досками.

— Морской музей. Но это сейчас. Построенный в 1841 году, этот амбар предназначался для хранения гребных судов монастырского флота. Северная часть его, куда заплывали суда, не сохранилась, ее пришлось отстраивать заново.

— Туда можно зайти?

— Конечно, — улыбнулся Герман. — Пойдем.

Он был рад, как выразился Леонид, поработать экскурсоводом. Все лучше, чем выслушивать «я все время думаю о тебе» и неметь от ужаса, чувствуя себя в центре циклона. Ужас заключался не в том, что такие слова были ему неприятны. Наоборот, они были очень, очень приятны. Герман мог сказать то же самое, обращаясь к Дине. Это и было ужасно…

Не торопясь они обошли оба этажа, осмотрев сначала имитацию корабельной верфи с яхтой, образцом для которой послужила яхта «Святой Петр», построенная в Архангельске для Петра I, потом утварь промысловых судов, инструменты для их постройки, изображения лодок поморов допетровского времени, карты и прочее, прочее. Дважды Дина брала Германа за руку и почти сразу отпускала, будто пугаясь собственных желаний. Пальцы ее были сухими и горячими, даже мимолетное их прикосновение доставляло удовольствие, которое Герман хорошо осознавал.

Катастрофа. Просто катастрофа.

Рядом с музеем, вдоль восточного берега мыса, тянулся старый валунный погреб около шестидесяти метров длиной и шириной около девяти, если смотреть снаружи. Герман и Дина приблизились к нему со стороны северных ворот и остановились, обозревая стены, сложенные из серо-коричневых валунов, и запертые на засов деревянные ворота в обрамлении кирпичной арки. Сверху погреб был присыпан землей с проросшим дерном, по обе стороны ворот строители установили строганные бревна-подпорки.

— Он в аварийном состоянии, — пояснил Герман в ответ на вопросительный взгляд Дины.

— Значит, внутрь мы не попадем?

Она разочарованно вздохнула.

— Мы попадем, — заверил Герман. — Если ты уверена, что этого хочешь.

— Конечно, уверена!

Он посмотрел на ее ноги. Кожаные кроссовки на толстой подошве. Годится.

— Тогда вперед.

С независимым видом они дошли до середины кишки погреба и нырнули в сквозной арочный проем, как ни странно, открытый и доступный для проникновения.

— О-о!.. — восхищенно протянула Дина, медленно поворачиваясь вокруг своей оси с запрокинутой головой и разглядывая кирпичный арочный свод на всю длину тоннеля. — Давно его построили, этот погреб? И зачем?

— Если не ошибаюсь, в 1842 году. Для хранения сала морских животных, перетопленного на заводе напротив. Технического сала. Его хранили в бочках.

Немного постояв на самом освещенном участке погреба, они осторожно двинулись по центру прохода вглубь, не забывая смотреть под ноги, потому что пол был усыпан битым кирпичом, обрывками полиэтиленовой пленки и прочим мусором. То и дело попадались ржавые обручи от бочек, металлические прутья, пустые банки из-под краски, растрескавшиеся, полусгнившие доски. Вдоль одной из стен, возле самого ее валунного основания, были сложены трубы, похожие на водосточные.

— Тебе не бывает жутко в таких местах? — шепотом спросила Дина.

— Нет. С чего бы? Змеи здесь не водятся, во всяком случае, ядовитые.

— Но, может быть, водятся призраки. Или хулиганы.

— Ни разу не видел на Соловках хулиганов. Преступников видел, хулиганов — нет.

— А призраков?

— О, этих-то более чем достаточно!

— Правда? — голос Дины дрогнул от предвкушения. — Расскажешь?

Чем дальше они углублялись в вытянутое помещение погреба, тем становилось темнее. Появился запах сырости, земли и чего-то еще… чего-то неопределенного, заставляющего все время быть настороже.

— Расскажу, если хочешь, — негромко ответил Герман. И, повернув голову, взглянул на нее в полутьме. — Любишь побояться, да?

Она вызывающе вздернула подбородок.

— Иногда.

Герман продолжал разглядывать ее, и в какой-то момент ей почудилось, что глаза его испускают слабое зеленоватое сияние.

— Ты ведь и сам это любишь. Я угадала? — Он ничего не ответил, и после паузы она продолжила: — Ладно, не бояться. Рисковать. Ты адреналиновый наркоман, во всех вас чувствуется эта дикость.

— Хм.

— Я знаю о твоих приключениях в подземном лабиринте. О том, что ты там делал и что нашел.

— Об этом знают многие, — спокойно произнес Герман. — Но откуда знаешь ты?

Дина перевела дыхание.

— Помнишь, в марте к тебе приезжал некий Антон Максимович Литвак?

— Помню.

— Я его племянница.

— Слава богу, не любовница, — пробормотал Герман. И вдруг расхохотался. — И почему это сразу не пришло мне в голову?

— Эй! — нахмурилась Дина. — Я похожа на девушку, которая может стать любовницей такого гоблина?

— Чего только на белом свете не бывает.

— Фу!

— Ладно, ты его племянница. Допустим. Продолжай.

— Он рассказал мне о существовании подземного святилища, окруженного лабиринтом, ориентироваться в котором умеешь только ты, и спросил, не хочу ли я с тобой познакомиться. Заодно поснимать местные красоты. Поскольку я уже тогда размышляла о выставке, его предложение меня заинтересовало. Я приехала сюда и… и… — Дина прикусила губу. — Короче, я влюбилась в тебя, и все дядюшкины планы пошли к черту. Теперь, если я буду и дальше играть в эту игру, то на твоей стороне, Герман.

— Он уже в курсе? Твой дядюшка.

— Я написала ему, что познакомилась с тобой, что ты разрешил мне включить в экспозицию твои фотопортреты и согласился показать кое-какие достопримечательности острова.

— А про свою влюбленность?

— Нет. Это ему знать не обязательно. — Она с тревогой всматривалась в его лицо, выражение которого при недостатке освещения уловить было очень сложно. — Ты мне веришь?

— Допускаю, что ты говоришь правду.

— Я говорю правду.

Герман немного помолчал.

— Значит, ты узнала от дядюшки. А он от кого?

— От парня по фамилии Варданян.

— Ага… Так что конкретно тебе поручили? Познакомиться со мной, втереться ко мне в доверие — и что дальше? Ради чего вся возня?

— Ради того, чтобы попасть в святилище, разумеется. Уговорить тебя спуститься туда со мной, чтобы я увидела все собственными глазами. Что там есть и чего нет.

— Твой дядя предложил тебе забраться ко мне в постель?

— Он не сказал открытым текстом, но…

— Но ты догадалась и была готова.

— Он показал мне несколько твоих фотографий, чтобы я представляла, как ты выглядишь. Я посмотрела и подумала: красивый мужчина, что ж… Но когда увидела тебя живьем, все изменилось. Не знаю, как объяснить. — Дина беспомощно вскинула руки жестом «сдаюсь». — После того, как я поняла, что люблю тебя, переспать с тобой из корыстных соображений показалось мне кощунством. Я просто не могу! Понимаешь? Я люблю тебя и хочу секса с тобой, но только при условии взаимности.

Герман стоял неподвижно, не делая никаких попыток обозначить свое отношение к ее словам или к ней самой. Дине уже казалось, что он никогда не выйдет из этого ступора, когда рука его потянулась к карману — за пачкой сигарет — и, кашлянув, Герман задал следующий вопрос:

— Как, по мнению твоего дяди, мы должны попасть туда? Все входы в лабиринт замурованы, я сам сказал ему об этом в марте. Или ему известно то, что не известно мне?

— Я не знаю, Герман. Не думаю, что он был честен со мной до конца.

— Он не говорил тебе, что знает или подозревает о существовании еще одного входа?

— Он сказал, что ты найдешь… если захочешь.

— А твоя задача — помочь мне захотеть.

— Да. Была.

Герман повернулся и медленно побрел в обратную сторону, к сквозному проему, через который в погреб проникал дневной свет, рассекая его надвое. На ходу вытряс из пачки сигарету, прикусил зубами. И шагнув из-под кирпичного свода под открытое небо, сразу же закурил.

— Сердишься на меня? — спросила Дина, выходя следом и останавливаясь у него за спиной.

— Нет.

— Я бы сердилась. Женщины часто влюбляются в тебя? Думаю, да.

— Да. Но я, в отличие от них, влюбляюсь редко, очень редко, и это всякий раз выбивает меня из колеи.

— Значит ли это, что ты… — Голос Дины дрогнул. — Что я тебе не совсем безразлична?

— Не совсем безразлична, — подтвердил Герман. И повернулся к ней всем корпусом. — Точнее, совсем НЕ безразлична.

Они смотрели друг другу в глаза. Не отрываясь, не мигая. Эмоциональное напряжение сделало их лица похожими на маски участников древних мистерий.

— Что же нам теперь делать? — прошептала Дина.

Глаза ее лихорадочно блестели, грудь вздымалась от дыхания, жаркого и учащенного. Кажется, только горящая сигарета Германа мешала ей броситься ему на шею. Тонкая струйка дыма необъяснимым образом разделяла их, создавала преграду почти материальную.

— То, что запланировали. Осматривать памятники архитектуры, делать фотографии, любоваться природой. — Он посмотрел в сторону. — Я справлюсь с этим, Дина. Не знаю как, но справлюсь.

— А ты уверен, что с этим нужно справляться? — по-прежнему шепотом спросила она. — Ведь это… это…

— Ценность? Счастье? — Усмехнувшись, Герман покачал головой. — Не будем об этом.

— Почему не будем? Почему не будем? — От избытка эмоций она даже топнула ногой. — Ведь это важно! Ты думаешь, что уже нашел свою великую любовь? Да ничего подобного! Если бы это было так, то ты остался бы равнодушным ко мне, а ты сам только что признался…

— Хватит! — рявкнул он так неожиданно, что Дина вздрогнула. И добавил уже спокойнее: — Я же сказал, не будем об этом. Я пока не готов.

— Ты не готов, и поэтому я должна молчать?

— Да, было бы неплохо, если б ты помолчала минуты две или три.

— Так ты тиран? Как мило.

Он сердито фыркнул.

Не переглядываясь и не разговаривая, они дошли до биостанции и свернули в живописный дворик между жилым деревянным домом и сводчатым амбаром для смоления канатов, сохранившимся со второй половины XIX века.

— Боже! — воскликнула Дина, позабыв о своем возмущении, и сняла крышечку с объектива фотоаппарата.

Дом был поистине замечательный: два больших квадратных окна по обе стороны от входа, над ними еще четыре окна — два прямоугольных и два треугольных, через которые свет проникал в мансарду, — и шесть окошек разного размера на боковой стене. Двускатная кровля, темные серо-коричневые доски, за чисто вымытыми стеклами — аккуратные белые занавески. А перед домом, рассеченный по диагонали тропой из утопленных в землю валунов с проросшей между ними травой, раскинулся садик, на первый взгляд дикий, но при ближайшем рассмотрении даже очень ухоженный. Ранние лесные цветы и низкорослые кустарники соседствовали с декоративными. Ярко зеленое травяное поле покрывали алые, розовые, сиреневые, желтые брызги — словно подвыпивший художник, экспериментируя с открытыми цветами, неожиданно для себя создал настоящий шедевр.

Сделав несколько снимков, Дина обошла вокруг дома и, вернувшись к Герману, сидящему на большом валуне, сообщила, что с другой стороны есть еще один причал. Из длинных бревен с деревянным настилом.

— Я знаю, — сказал Герман. — Он предназначен для небольших катеров и лодок.

— Пойдем туда?

Она стояла перед ним — молодая, очаровательная, энергичная, чуть запыхавшаяся от беготни с фотоаппаратом, — и солнце золотило ее коротко стриженые светлые волосы. Длинная «рваная» челка падала на гладкий лоб.

— Ты чертовски красива, — вырвалось у него. — Я хочу написать твой портрет. Ты ведь фотографировала меня, так? Где хотела и сколько хотела. Теперь я хочу написать твой портрет.

Он думал, что смутить ее невозможно, но щеки Дины неожиданно вспыхнули, она потупилась и несколько секунд разглядывала носы своих кроссовок.

— Ты же художник, я помню… ну… — Передохнув, она заставила себя поднять глаза. — Я согласна. Что это будет, живопись или графика? Краски или карандаши? Или, может быть, тушь?

Отступив на шаг, он прищурился и взглянул на нее уже по-другому — как на модель.

— Думаю, масло. Акварель чересчур легкая и прозрачная, а темпера, наоборот, слишком тяжелая и плотная.

— Когда?

— Когда приступим? Завтра.

— Почему не сегодня?

— Сегодня у меня еще есть дела.

— Ясно. — Теперь она не могла отвести глаз от его лица. — Значит, договорились. Точно, да? Ты не передумаешь? Позвонишь мне сам?

Он подошел к ней вплотную. Кончиками пальцев провел, едва касаясь, по ее нежной прохладной щеке.

— Позвоню. В десять утра. Будь готова.

После ужина Герман объявил, что выйдет ненадолго подышать свежим воздухом. Буквально на пять минут. Леонид увязался за ним.

— Пусть поговорят, — успокоительно произнесла Марго, заметив, каким взглядом проводила их Нора.

— Пусть, конечно, — откликнулась та. — Я разве против?

— Ты нервничаешь из-за его интереса к этой девчонке с фотоаппаратом.

— А ты бы не нервничала, если б Ленька вдруг начал проявлять такой интерес к кому-нибудь, кроме тебя? Бегать на свидания, позировать на фоне заката…

— Думаю, да. Хотя моя история не похожа на твою. Ради Германа ты оставила работу и квартиру в Москве, полностью изменила образ жизни. А что сделал он ради тебя?

— То, чего не удавалось никому. Выдернул меня из ставшего уже привычным состояния хандры и апатии. Помог снова ощутить вкус жизни.

— О!.. Даже так?

Отвернувшись к раковине, Марго пустила воду и принялась мыть посуду. Нора ждала продолжения и через пару минут дождалась.

— Помнишь, ты рассказывала мне, как он переспал с Леськой… ну, когда Лера оставила ее ночевать в изоляторе после похищения… и, увидев твою реакцию, пообещал, что ничего подобного не повторится, пока вы вместе. Помнишь?

— Пока мы вместе, — повторила она с усмешкой. — Помню, да.

— Ты думаешь, он нарушил свое обещание?

— Нет. Если б нарушил, то сказал бы об этом. Ему присуща своеобразная слепота в отношениях, но говорить правду он не боится.

— Значит, ты опасаешься, что он может это сделать? Нарушить обещание и потом признаться.

— Не то чтобы опасаюсь… — Нора помедлила, прислушиваясь к себе. — Но допускаю такую возможность. Это было бы естественно и понятно, согласись. Мы вместе с прошлого лета, не так уж много. И я старше его на десять лет. Что ты качаешь головой? Не согласна? Но это факты, Марго. Как думаешь, сколько лет его новой подруге? Двадцать пять? Двадцать семь? И она очень красива. Я тоже заглянула в интернет.

— О вашей разнице в возрасте Герман знает так же хорошо, как ты. И, по-моему, она его никогда не смущала. Увлечься этой девушкой он, конечно, может… на некоторое время… но уж точно не из-за возраста и не из-за внешности. Ты тоже красива, Нора. Не только по моим меркам, но и по меркам Германа. И дело не только в этом. Вы вместе с прошлого лета — не так уж много, но и не так уж мало. Если бы его что-то глобально не устраивало, он давно завел бы себе новую подружку. Половина девок с фермы пускает слюни, глядя на него. Стоит ему щелкнуть пальцами…

— Глобально, — повторила Нора, сидя за столом и глядя на узкую спину Марго, тонкую талию, выпуклые ягодицы, туго обтянутые голубой джинсовой тканью, и длинные, как у манекенщицы, ноги. — Ты имеешь в виду секс?

— Да.

— В этом смысле у нас все в порядке. Он легко озвучивает свои желания и даже в тех случаях, когда я не настроена на их осуществление, находит способ меня к этому склонить.

— Значит, ему нужна именно ты. Женщина, которая отвечает на его страсть так, как он хочет.

— А вдруг Дина тоже сумеет ответить, как он хочет? Герман молод, силен, здоров. Их всех — таких вот самоуверенных жеребцов — заводит вид ладного женского тела.

— Ну, с этим трудно спорить. — Марго немного подумала. — Последние два дня у вас был секс?

— Да.

— И как?

Нора улыбнулась.

— Значит, все в порядке?

— Не знаю. — Она и правда не знала. — Может, я делаю из мухи слона?

— Я бы так не сказала, но…

Стук входной двери помешал ей закончить. Король и друид вернулись со своей вечерней прогулки. Основной пар они, вероятно, выпустили еще на улице и теперь вяло переругивались, двигаясь через гостиную в направлении кухни.

— Вся посуда вымыта! — безапелляционным тоном заявила Марго, едва они появились и дружно, в четыре глаза, уставились на чайник. — Больше никаких чаепитий. Идите смотреть телевизор. Или в шашки играть.

— Мы уберем за собой, — пообещал Леонид.

— Знаю я, как вы убираете!

Герман уже заглядывал под крышку чайника, проверяя, достаточно ли в нем воды.

— Тогда уж доешьте пирог, — сказала Нора, надеясь, что ее добродушно-ворчливый тон создаст иллюзию «все нормально». — Там осталось всего ничего.

— Давай, — обрадовался Леонид. — Где он у тебя? — И присвистнул, увидев на блюде, с которого Нора приподняла крышку, четыре треугольных куска пирога с сыром и зеленью. — Хорошенькое «ничего»! Предлагаешь поужинать еще раз?

Поставив чайник на газ, Герман обернулся, посмотрел на пирог, обвел безумным взглядом лица людей, которых уже привык считать своей семьей… и, пробормотав невнятные извинения, выскочил из кухни.

Обалдевший Леонид застыл с разинутым ртом. Закрыл рот. Облизнул губы и вопросительно покосился на Нору. Но она, сидя за столом в прежней позе, только покачала головой. Глядя в пол. Боясь разрыдаться.

— Набей ему морду, Ленька, — в сердцах проговорила Марго, швырнув в раковину губку, которой вытирала со стола.

Леонид пожал плечами.

— За что?

Не вполне проснувшись, она пошарила рукой по постели и, не обнаружив Германа, открыла глаза. Привстала, опираясь на локоть. Включила ночник.

Его одежды, которую он перед сном развесил на кресле, теперь там не было.

Несколько секунд Нора смотрела в одну точку, затем отбросила одеяло, села и, тихонько вздохнув, потянулась за домашним трикотажным костюмом.

Герман сидел в одном из плетеных кресел на застекленной веранде. Он не курил и не пил, хотя пачка сигарет, зажигалка, пепельница, полбутылки сухого красного вина и большая стеклянная рюмка красовались на пластиковом столике, только руку протянуть. Просто сидел и смотрел в открытое окно перед собой. На нем были джинсы и кеды на босу ногу, на плечах — легкий шерстяной плед.

— Эй, — негромко окликнула Нора, останавливаясь за его спиной. — Ты в порядке? — Услышала тяжкий вздох и сделала шаг вперед. — Не возражаешь против моего присутствия?

Повернув голову, Герман взглянул на нее снизу вверх.

— Нет, конечно. Выпить хочешь?

— Разве что глоточек.

Твердой рукой он налил в рюмку то, что в его представлении было глоточком, и вновь откинулся на спинку кресла. Лицо его в холодном свете соловецкой ночи казалось очень бледным, ничего не выражающим.

Нора придвинула к столу ближайшее кресло, уселась и взяла рюмку за тонкую высокую ножку. Осторожно потянула носом.

— Что это?

— Карлос Серрес. Крианса.

— Неплохо, — кивнула она, покатав вино на языке и проглотив. — Как продвигается твое расследование?

— Расследование? — медленно переспросил Герман.

— Ну да. Ты же говорил, что пробуешь отыскать ее возможную связь с той или иной группой кладоискателей. Или это уже не актуально?

— По меньшей мере с одним кладоискателем я ее связь нашел. Точнее, она сама призналась. — Герман вздохнул и посмотрел на рюмку. — Дай и мне глоточек… — Выпил все, что было, и, налив из бутылки еще, вернул рюмку Норе. — Ее прислал Литвак.

— Тот самый? Антон Максимович?

— Тот самый.

Почему при упоминании имени этого человека и при мыслях о нем возникает неприятный холодок в груди?…

— Зачем же он ее прислал? Чтобы она охмурила тебя и выведала все секреты подземного святилища?

— Если называть вещи своими именами, то да. Именно так.

— Ты сказал, что она призналась…

— Да. Сегодня днем мы встретились ненадолго, сходили на Сельдяной мыс, и во время этой прогулки она рассказала о планах этого ученого человека. — Герман слегка поморщился. — Она его племянница.

— Умно! — не удержалась Нора. — Рассказать самой, не дожидаясь, пока ты выяснишь все без ее подсказки, и тем самым завоевать твое доверие. Очень умно.

Он бросил на нее хмурый взгляд исподлобья.

— Думаешь, это был такой хитрый ход с ее стороны?

— А что же еще?

Тут Нора и узнала обо всем, что парочка обсуждала накануне, в «Кают-компании» и на Сельдяном мысу. Герман передал ей это чуть ли не дословно и, закончив, устремил на нее выжидательный взгляд.

Выглядел он, прямо скажем, не очень. Нездоровый блеск глаз, учащенное дыхание. Дымящаяся сигарета дрожит в полусогнутой руке.

— Герман… — Неожиданно для самой себя Нора обнаружила, что хочет коснуться его лица, но не может. — Ты нормально себя чувствуешь?

— Да. — Похоже, он удивился. — Почему ты спрашиваешь?

— У тебя вид человека, готового хлопнуться в обморок. Может, температура?

Он сердито фыркнул.

Вздохнув, Нора посмотрела за окно, где в густом кустарнике попискивали ночные птицы, и весь сад был залит серебристым светом звезд.

— Ты влюбился, Герман. В эту находчивую девушку с фотоаппаратом.

— Я думал, наоборот, она влюбилась в меня.

— Она уверяет, что приехала по поручению своего дядюшки с целью тебя соблазнить, но неожиданно для самой себя влюбилась и решила играть на твоей стороне? Ну, так это отличный ход. Смотри, какая я честная! Пыталась обмануть, но не смогла. Потому что ты оказался таким классным. Ты классный, я честная — так почему бы нет?… И ты повелся. — Нора опять вздохнула. — Вот оно, мужское тщеславие!

Прежде чем ответить, Герман смял окурок в пепельнице, сделал глоток из рюмки, откинулся на спинку кресла и посидел минут пять с закрытыми глазами. Он поступал так всякий раз, когда собирался сообщить неприятную новость и мысленно подбирал выражения.

— Она сказала правду, Нора. Я чувствую такие вещи.

— Язык тела?

— И это тоже.

— Тоже, — повторила она, мучаясь от сознания бесполезности любых доводов разума. — А что помимо этого?

— Ну, тебе же известно, что я умею различать правду и ложь.

Да, он действительно умел. И ей это было известно.

— И еще одно, — добавил он, закуривая очередную сигарету. — У меня создалось впечатление, что Литвак, посылая племянницу на дело, часть информации все-таки придержал. Он сказал, что если я захочу найти не замурованный вход в подземелье, то я его найду. Главное, чтобы я захотел. Дина уже сообщила ему о нашем знакомстве. Убедившись, что мы общаемся достаточно регулярно, он может дать подсказку, где искать этот вход.

Нора обдумала его слова.

— Значит, ты общаешься с ней ради информации?

— Нора, я не хочу врать. Общество этой девушки доставляет мне удовольствие. Но главное, что меня сейчас интересует, это информация о подземном комплексе. Информация, которая, возможно, есть у Литвака.

— Зачем тебе это, Герман? — Нора заглянула ему в лицо. — Ты хочешь спуститься туда еще раз?

— Да.

— Но ведь ты был там! И даже заходил в зал для посвящений.

— Там есть… — Он на мгновение запнулся. Глаза его блеснули, точно у хищника в ночи. — Там есть другие помещения, Нора. И я хочу их осмотреть.

— Послушай. — Она тоже немного помедлила, но все же решилась. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным… ну… хранить мне верность. Если эта Дина действительно тебе нужна, я могу освободить помещение.

Голос предательски задрожал, и она умолкла, хотя сказала далеко не все, что хотела сказать.

Герман замер с горящей сигаретой в руке.

— Что значит освободить помещение?

Нора натянуто улыбнулась.

— Собрать вещички и уйти. Вернуться на ферму.

— Это твой дом. С какой стати тебе уходить?

— Нет, Герман, — мягко произнесла Нора. — Это твой дом. Твой и твоего друга Леонида. Потому что он куплен и отремонтирован на ваши деньги. А я живу здесь только потому, что ты выбрал меня. Если бы ты выбрал другую, здесь жила бы другая. Понимаешь? Тот же дом, другая женщина.

Он покачал головой.

— Давай без глупостей, прошу тебя.

— Давай. — Нора встала, одернула футболку. — Какие у тебя планы на завтра?

— Мы с Диной договорились встретиться. Я буду писать ее портрет.

— Ты… что?

— Буду писать ее портрет. — Голос Германа звучал монотонно, как голос человека, который уже замучился повторять одно и то же. — Не делай из этого трагедию, ладно?

— Ладно.

Нора кивнула и на негнущихся ногах двинулась в обход стола к двери.