Хойя. Хроники земли Фимбульветер

Татьяна Авлошенко

Их лица прекрасны. Они не знают времени и старости, явившись в мир задолго до людей. Наслаждались тёплым ветром и танцами под солнцем, пока не появились люди — блохи, выросшие под драконьими крыльями. Им пришлось уступить и уйти в холмы. Любой может прийти к их холодным кострам и задать свой вопрос. Но горе тому, кто прельстится их кушаньями и питьём, кого коснётся сухая, серая, шероховатая лапа. Они не отпустят свою жертву, поскольку только так способны продолжить свой род. Имя им — хойя..

Глава 1

Тебя ждет могила,

Тебя ждет могила,

Тебя ждет могила

Заместо венца…

Заунывную эту песню напевала за работой Гудрун, а привязалась ко мне. Третий день как. Фунс знает почему! Во-первых, героиня этого фольклорного шедевра юная дева, невеста, погибшая в день свадьбы своей. Во-вторых, поздно пророчить гадости, я уже месяц как человек женатый. А венчались мы с Гердой так, что, если б даже новоявленный тестюшка Оле Сван и моя сестрица захотели прибить меня за своеволие, все равно не сумели бы. Хотя Хельга позже, когда все узнала, чуть душу из меня не вытрясла и воротник не оторвала. О чем думал, идиот, как мог так скомпрометировать порядочную девушку? В чем компрометация? А что могут подумать — и подумают! — люди, если двое несовершеннолетних вдруг, даже не посетив храма Хустри, начинают носить золотые венчальные кольца? Почему такая спешка, что даже свадьбы приличной не сыграть?

Ведьмы не могут иметь детей? Да-а? Может быть, Герде объявить об этом на главной площади? Равно как и о том, что вы дали клятву лично Драконессе, а по общему мнению — Дракону Хустри? Как вам это вообще удалось, если Девятеро удалились из Видимого мира?

Что значит «кому какое дело»? Хронист, он же к тому же брат хессы главного прознатчика, и дочь капитана стражи достаточно заметные в городе люди, чтобы об их свадьбе говорили. А ведь есть еще кой-какие обязательства перед нашими родичами в Къольхейме, ждущими торжества. Я вспомнил, что племянница Раннвейг еще когда утвердила за собой право нести шлейф подвенечного платья Герды, и тут мне действительно стало не по себе.

В конце концов нет причин лишать себя и людей праздника.

— По мне, пусть лучше живут в законном браке, чем под лестницей втихаря тискаются, — влез с личным мнением Оле, и мы получили передышку. На пару минут, пока Хельга пронзала благоверного горящим взором и осмысливала сказанное.

— Хорошо, — наконец решила она. — Но в храм пойдете. И свадьбу играть будем. Здесь и в Къольхейме. Весной. Когда тебе, — сестра ткнула меня острым пальцем в грудь, — исполнится восемнадцать.

— А Герде вроде как уже есть, — потер руки папаша Оле. — Надо только в ратуше наконец документик подписать. Незаметно-то как дети выросли, а, Хельга?

— Хороший подвенечный наряд быстро не построишь, — задумчиво заметила Гудрун. — Летом в храм пойдете!

Вестри:

— Гав!

Оле потом шепнул по секрету, что Хельга раскипятилась не из-за самой моей женитьбы, а из-за того, что ее соизволения не спросил. Что поделаешь, сестра старшая, строгая. А так она за нас с Гердой очень рада.

Вообще успокоилась сестра довольно быстро. То ли сработал наш план с заранее поделенными и обговоренными ролями (я оправдываюсь и слегка огрызаюсь, но ни в коем случае не спорю, Герда молчит и скромно опускает глазки, Оле вовремя вставляет свое веское отеческое слово, Вестри… Пса никто в заговор не звал, но он решил, что бестолковые люди без него не разберутся, и, снующий взад-вперед, упорно лезущий в руки и всячески обращающий на себя внимание, оказался как нельзя кстати). То ли сама Хельга у нас такая — не любит тратить лишнее время на то, что и так всем понятно.

Под конец разбирательства я чуть не ляпнул отправленное в отставку лет семь назад «Я больше так не буду», но вовремя спохватился: и так понятно, что не буду, не нужна мне другая жена, ни тайная, ни явная, с Гердой мое счастье до смерти и льда, а может быть, и дальше.

В общем, поговорили, и вновь в нашем доме воцарились мир и взаимопонимание.

Теперь к свадьбе готовимся. А поскольку, согласно древнему обычаю, в доме невесты положено причитать и печалиться, даже если сама девица только что не пляшет от радости, то Гудрун, рукодельничая, поет печальные песни.

Поедешь во храм ты,

Поедешь во храм ты…

Но вспомнить до конца душераздирающую историю я не успел: впереди показались Восточные ворота, наполненный горючими кристаллами железный короб, греющиеся подле него стражники.

— Спокойного караула!

— Ага, и тебе по-хорошему, — поприветствовал меня от лица всех служивых сразу капрал Михель Мерк. — Не явились еще, но вот-вот должны.

Патруль встречает у ворот торговый караван из восточных клиньев. Тот же, что нужен мне.

По заведенному порядку не хронист должен бегать за купцами, а те прислать человека, который обстоятельно расскажет летописцу обо всем, что творится в землях, через которые шел караван. Но сегодня в ратуше взялись белить печи, и находиться в душном, пропитанном едучими, вызывающими головную боль запахами помещении стало совершенно невозможно. Лучше дышать свежим морозным воздухом на улице. В конце концов, в том, что хронист сам выходит к воротам навстречу каравану, нет ничего особенного. Мой учитель Торгрим Тильд всегда так делал. Встреча стражей каравана с обязательным сбором въездной пошлины, проверкой подорожных, досмотром путников на предмет, не затесался ли среди мирных подданных короля Хрольва известный душегуб и злодей, в семи городах разыскиваемый, займет много времени. Успею, пристроившись на каких-нибудь санях, записать рассказы торговцев.

Стражники между тем оживились, засобирались, начали отходить от жаровни. Показался караван.

Длинная вереница саней и всадников неспешно втягивалась в ворота. Здоровались со знакомыми бывалые купцы, с любопытством озирались новички, окликали своих встречающие.

Я ждал, пока предводитель каравана переговорит с Михелем Мерком, чтобы подойти и спросить, с кем можно пообщаться насчет увиденного в пути, а пока что машинально разглядывал вновь прибывших. Столько радости, веселого оживления было вокруг, что мне даже немного жаль стало, что я никого не встречаю. И тут среди круговорота лиц и фигур… Довольная, сияющая, как новый самовар, знакомая физиономия. Да нет, быть такого не может, неоткуда ему здесь взяться! Но другой такой огненной шевелюры не сыскать, наверное, во всей земле Фимбульветер.

— Харальд!..

За те несколько месяцев, что мы не виделись, друг умудрился заматереть, обзавестись курчавой бородкой и — вот чудеса! — пузом. А так все тот же Харальд Вермъер, большой, рыжий и добродушный.

— Я пока что так, посмотреть, прикинуть, что вообще возить стоит. Набрал всякой ерунды, только чтобы бляху гильдейскую дали. — Харальд погладил свой знак Ханделла, медный круг с изображением весов, подозрительно блестящий. — Решил заодно к тебе заскочить. А что, город знаю, где хронист живет, каждый покажет. А то так год пройдет, два, а потом приедешь к другу, а он: ты, мил человек, кто такой? Не помню тебя!

— Тебя забудешь! Фунс! Харальд! С бородой! А пузо-то как наесть умудрился?

— Подушка. — Вермъер с наслаждением расстегнул пару нижних пуговиц на камзоле. — Неудобно — страсть. Но тощему купцу вера и почет не те. Я и без того в караване на самой низовой должности. Взяли пока учеником, а это хуже тяглового кхарна, никакой воли, даже не уйти из каравана до конца похода. Думал, у тебя погощу, пообщаемся вдосталь, ан нет, завтра с утра изволь в обратный путь собираться. Ни поговорить, ни выпить. Слу-ушай! — хлопнув себя по бокам, друг замер посреди улицы. — А поехали со мной в Мёнлус. Хронистам ведь по другим городам кататься не запрещается? Зайдешь к хеску Блумелю, перепишешь у него какую-нибудь бумажку, вот тебе и служебная надобность. С дядюшкой Освальдом о чем-нибудь историческом поговоришь. А через неделю я тебя к купцам в обратный караван в лучшем виде пристрою. Поехали, а? Урсула рада будет, она тебе кланяться велела.

Наверняка врет. Даже если по доброте душевной, сам себя обманывает. Если у Урсулы Вермъер и есть повод поминать меня добром, то хотеть видеть — вряд ли.

Но Харальд смотрел с такой надеждой, так искренне уговаривал поехать к нему в Мёнлус, что я вдруг сам понял: соскучился по единственному за всю жизнь другу смертельно. Мало, мало нам остатка сегодняшнего дня и чего там перепадет от завтрашнего, тем более сколько-то от этого времени сожрут дела караванные. Вот неделя — это подходяще. Не рухнет за это время городской архив, никому он, кроме меня, и не нужен. Зато притащу с востока хеску ректору очередные сведения для энциклопедии, которую пишут в Университете, мне еще и спасибо скажут. Вот только дома… Совсем ведь недавно вернулся…

— Да понимаешь, мне теперь вроде как отпрашиваться полагается.

— У сестры? Ты ж сам говорил, Хельга добрая, отпустит.

— У жены…

— Так ты женился?! — Харальд аж снова встал на месте, зато я пробежал вперед шага два, с такой силой друг на радостях хлопнул меня по плечу. — На Герде?! Вот это, брат, дело! А чего венчальное кольцо не носишь?

— Хельга не велит. Все, понимаешь, так получилось, что клятва и венчание были, а свадьба — нет. Теперь вроде как тайный брак. До лета, тогда отгуляем. Ты, кстати, помнишь, что приглашен?

— Еще повод встретиться. А говоришь — я умудрился! Чего стоим, веди знакомиться!

Харальд и Герда друг другу понравились. Я понял это по тому, как они улыбнулись, когда ладошка моей радости утонула в мягких лапах Вермъера, и как потом посмотрели на меня.

«У тебя хороший друг».

«Славную девушку отхватил, молодец!»

Милые люди, обладающие бесценным даром сразу вызывать симпатию и сохранять эти любовь и доверие очень долго, может быть, до конца жизни.

А Харальд, едва познакомившись, тут же начал заманивать Герду с нами в свой замок.

— С верхушек холмов близ Мёнлуса уже сошел снег. И, — Вермъер многозначительно улыбнулся, — думаю, там расцвели цвалы.

Как знал, змей, чем прельстить усердную и любознательную служительницу оранжереи. Глазки у Герды разгорелись, она чуть не приплясывала на месте, так хотелось ей увидеть воочию цветущие цвалы.

— Ой, Ларс, давай поедем! Поедем, поедем, поедем, поедем!

А что меня уговаривать? Я и так согласен.

А Харальд времени зря не терял, он уже и начальника оранжереи этими цвалами охмурил. Добрейший хеск Брум слушал излияния хитрого купчины завороженно, чуть ли не раскачивался в такт словам, будто жертва Горбатого Дудочника, а потом не просто отпустил Герду со службы, а чуть ли не приказал ей отправиться в Мёнлус за вожделенными семенами. Клятвенно пообещав привезти еще и засушенный образец интересного растения, мы пошли домой.

Как и следовало ожидать, солидный, приятный в общении, а главное (с точки зрения Гудрун) — упитанный (значит, в замке Мёнлус живут не нищеброды и бездельники, а приличные люди!) Харальд произвел на семью наилучшее впечатление. В гости к нему нас с Гердой отпустили без всяких сомнений.

Вермъер жутко сожалел, что нельзя прихватить с собой абсолютно очаровавшего его Вестри. Но Урсула терпеть не может собак, а значит, ни одна из них не имеет права приблизиться к замку Мёнлус ближе чем на станд. Так что у нас, играя с Вестри и угощая его, Харальд отвел душу. А пес размахивал хвостом, пританцовывал и лез целоваться. Смотреть на этих двоих было одно удовольствие.

Так что все сложилось наилучшим образом, и на следующее утро, солнечное и свежее, мы трое отправились в замок Мёнлус. К другу.