Московский фантастис

Таратушка Е (2024)

Серия загадочных убийств, проигранная война межу светом и тьмой, волшебные профсоюзы, мертвые маги, древние ковены, бессмертные чудовища, культ Великой Богини… и все это в современной Москве.Вместе с опытными и не очень следователями Комитета вы пройдете через череду подлогов, лжи, любовных интриг и настоящее безумие, чтобы в итоге выяснить: кто, как и зачем создал чудовище, приходящее с грозой, и как темные маги умеют спасать этот удивительный, так похожий на наш, мир.С любовью к родному городу, его местам и его настроению.

Воскресенье

Глава девятая.

Сказать ли вам, кто он таков?

Граф Нулин, из чужих краев,

Где промотал он в вихре моды

Свои грядущие доходы.

Себя казать, как чудный зверь,

В Петрополь едет он теперь

С запасом фраков и жилетов,

Шляп, вееров, плащей, корсетов,

Булавок, запонок, лорнетов,

Цветных платков, чулков à jour,

С ужасной книжкою Гизота,

С тетрадью злых карикатур,

С романом новым Вальтер-Скотта,

С bon-mots парижского двора,

С последней песней Беранжера,

С мотивами Россини, Пера,

Et cetera, et cetera.

А. С. Пушкин “Граф Нулин”

Если хорошенько согреть мага смерти в огне страстей, он покроется карамельной корочкой молодости. Темноволосый и темноглазый, как Жозеф Бальзамо, биографию которого он рассказывал, когда его просили поделиться тайнами прошлых жизней, в длинном черном плаще на скелете танцора, потерпевший, на вид ему было чуть больше тридцати, вышел из лифта и направился прямиком в лабиринт Белого. Почувствовав фигуранта дела, лабиринт не стал валять дурака и обратился в коридор: сизо-синие стены, светлый березовый пол, теплый свет золотых ламп, стилизованных под подсвечники. Через три метра паркет обрывался и начинался белый щебень приусадебной дорожки, еще через три метра возвышался беломраморный борт фонтана с медными стрекозами, в воздухе вокруг него мелкие капли, а за ним был виден дом в стиле арт-нуво с витражными окнами.

Это был Суд Правды. Самый справедливый из всех, управляемый чувствительнейшими к обману судьями. Андрей распахнул двери светлого дерева с симфонией витражно-металлических вставок в виде крыльев стрекозы, повернул налево. Миновав анфиладу четырех эр: стихий, чудовищ, волшебников и людей, он отворил еще одни двери, раскинув длинные сильные руки, и оказался в овальном зале со вторым светом, спиной к которому стояла кафедра Суда Правды из березы со вставками из минералов в виде растущих на ней ирисов. Между высокой трибуной и входом, по центру, стояли медные весы на переплетенном сотней отдельных листов основании, одна чаша, по традиции, была изгажена птичьим пометом.

По левую руку суда располагались столы и одинаковые узкие кресла темного представительства: там сидел Северин в компании мужчины, похожего своими паучьими пальцами и спутанными русыми волосами на высохший куст шиповника, и эпатажной женщины средних лет, тоже русой, но со строгим каре под шелковым оранжевым тюрбаном с синим берилловым камнем на голове. Ее обнаженные ключицы и плечи были пробиты ровными рядами золотых полумесяцев, а живот, его было видно под прозрачной тканью, украшала круглая татуировка вокруг пупка. Чуть дальше от них сидела возвращенная ведьма Оксана, не изменявшая своей стальной осанке и немигающему бледному взгляду.

На светлой стороне, по правую руку от суда, отдельное широкое кресло занимал Дмитрий Дмитриевич Мороз, дальше в кресле поменьше уютно спрятался космато-бородатый и прищуренный глава измайловского профсоюза и на табуретке рядом сидела совсем молодая волшебница в красном платье, которую Андрей видел впервые. Ее огромные глаза с темными ресницами, казалось, начнут крутиться произвольно друг от друга, как у хамелеона, и это неудивительно: у всех, кто здесь впервые, кружится голова от стекол, оставляющих побежалость на всех предметах, полутонной люстры из железного самородка, керосиновых светильников на столах темной стороны, малахитовых орнаментов на столах светлой, потолочной лепнины, и паркета на полу. Также бедняжку очень отвлекали замысловатые украшения на темной волшебнице в тюрбане.

Андрей помахал ладонью Морозу, тот, скрестив руки, лишь кивнул, пожал руку мужчине-шиповнику, его все звали Нож, поцеловал плечо его сестры, которая не отличилась ничем особенным, и ее называли просто"сестра Ножа"или Аделаида, если помнили ее имя, коротко кивнул Оксане, протягивая ей коробку с новым мобильным телефоном. Андрей занял свое место на темной половине между двумя ведьмами, и ему на лицо тут же упал косыми реками зелено-голубой свет из окна. Увидев на себе взгляд светлой волшебницы, он тут же подмигнул ей, шумно цыкнув зубом. Волшебники напротив сразу подались вперед на Андрея, но оснований им хватило лишь на то, чтобы отвернуться от него и отчитать девочку в два голоса.

“Не следует пялиться на этого человека. Он не достоин этого.” — сказал борода-лопата.

“Он понял вас неправильно, потому что плохо воспитан.” — добавил Мороз.

— Как трогательно меня от вас защищают, девушка. — ответил за себя Андрей. — Ваш взгляд так же опасен как взгляд прекрасной Медузы? Если да, я этого не заметил. Неужели я один на всем свете способен его выдержать? Я задал вопрос.

Лицо школьницы, красное, под цвет платья, спряталось в руки. Мороз ударил ладонью по столу.

— Ну вот что ты делаешь, паскуда?

Андрей посмотрел на пустующее место судьи. Вопреки своим ожиданиям, он не единственный опаздывал. Прошло еще долгих пять минут, за которые самым интересным было то, как Северин потянулся, на что его тут же начал щекотать Нож, отчего первый чуть не вывалился из своего кресла, а его высокий истеричный смех пронесся эхом по овальному залу.

— Я бы попросил у темной стороны уважения к месту, где они находятся. — сказал Мороз и его голос поддержали разукрашенные стены.

— А мы бы попросили у отсутствующей судьи уважения к нашему времени. — ответила сестра Ножа. — Жаль только, что придется попросить вас передать ей нашу просьбу.

Холодный голос пролетел по залу.

— Вашему времени я оказываю глубокое уважение.

Вера Павловна, перламутрово поблескивая голым черепом, пересекла на своих длинных ногах овальный зал и забралась на трибуну. В одной руке у нее была стопка файлов, в другой золотая клетка, набитая до отказа птицами. Она тут же затараторила.

— Слушается дело номер 17 точка 1 о применении коллективных темных чар с целью получения энергетической выгоды от убийства темного волшебника неопределенной магической величины. Главный и единственный судья: Ракита Вера Павловна, светлейший маг правды минус первой величины. Подсудимые: три колена Воронова ковена. Всего подсудимых двадцать четыре, возрастом от семи до пятидесяти трех лет магическая величина не известна ни у одного из подсудимых. Обращение в птиц верифицировано по государственному стандарту номер 667/9 от 24 ноября 1994 года экспертом Ракита Верой Павловной в девять утра по московскому времени. Пострадавший: Человечкин Андрей Олегович, — она закашлялась. — темный приходящий маг неопределенной магической величины в третьей итерации. Из группы Скипетров Запада, магов огня и смерти в общем смысле.

Глава профсоюза начал что-то тихо объяснять волшебнице, она снова вперилась глазами в Андрея, а тот снова ей улыбнулся. Судья продолжала.

— Для выяснения обстоятельств дела приглашается первый свидетель, Повиликин Александр Владимирович, полигениальный светлый волшебник второй величины, главный организатор Измайловского магического профсоюза. Александр Владимирович, подойдите, пожалуйста, к весам и встаньте на изображение весов на полу в границах печати.

Мужчина с косматой бородой бодро поднялся с места, занял место в рыже-зеленом мраморном круге у весов. Медные чаши покачнулись, перекладина, балансируя, показала на стоящего волшебника.

— Итак, с какой проблемой вы обратились в Комитет в субботу?

— Дом в нашем районе всегда приносил неудобства, ваша честь: там пропадали люди…

— Вранье! — вскочила Оксана под грохот упавшей чаши. Светлейшая Судья сделала глоток из серебристой фляги, занюхала рукавом, после чего посмотрела на возвращенную сверху вниз.

— Я вижу, что это обман. Садитесь, пожалуйста.

Оксана села.

— Впредь прошу не прерывать свидетеля. Я имею право аннулировать ваше свидетельство в случае игнорирования моей просьбы. Человечкин, — обратилась она к Андрею — как маг смерти вы можете меня заверить, что возвращенной ясно, что я сказала?

— Волжской Оксане Денисовне, — начал Андрей кротко. — возвращенной ведьме из группы Кубков Севера, магов воды и яда в общем смысле, предельно ясно каждое слово, и мое посредничество в диалоге я считаю грубым и неуместным.

— Возвращенной ясно, что я сказала?

— Да! — дико глянул на ее кафедру Андрей.

— Спасибо. Вернемся к свидетелю. Александр Владимирович, продолжайте.

— Я прошу прощения у суда, за неточность моих слов. Люди не совсем пропадали в доме, но дом наносил им вред, в частности моральный. — глава профсоюза смотрел на дрожащую медную чашу и сам немного трясся. — Начиная с прошлой пятницы дом стал производить катаклизмы…

Звон, чаша снова упала на пол. Судья растопырила пальцы.

— Вы в первый раз здесь? — спросила она с явным раздражением.

— Про правде говоря, да, ваша честь.

— Супер. Отвечайте быстро и кратко. Что произошло?

— Люди начали забивать друг друга до смерти в непосредственной близости от дома. За сутки было замечено четыре случая, три из которых были летальны. После первого же случая мы обратились в Комитет, лично к Дмитрию Дмитриевичу. За ночь произошло еще два инцидента, и только утром, как мы потом догадались, приехал специалист из Черного.

— Что значит"потом догадались"?

— Буквально сейчас я догадался, что юноша, — он указал пальцем на Северина. — решил проблему. Он был на месте во время четвертого случая. У него на лице написано, что он Мечник, сын безумия, и сейчас, вспоминая детали, я понимаю, что он остановил драку своими способностями, а потом заставил пострадавших побежать в парк. Поскольку он не известил профсоюз о своих намерениях, и я думаю, сделал это намеренно из пренебрежения темных магов к любой власти, мы и понятия не имели, что происходит, и, считая своим долгом помочь дерущимся, побежали за ними в парк. Больше случаев нападений людей друг на друга не было, а в полночь мы получили приглашение на данное заседание.

— У меня больше нет вопросов к свидетелю. Александр Владимирович, можете вернуться к себе. Второй свидетель: Майский Северин Къяревич, Господи прости, я правильно это прочитала?

— Да. — каркнул Нож со своего места.

— Супер. Темный маг неопрелененной магической величины из группы Мечников Севера, магов ветра и безумия в общем смысле. Северин, подойдите, пожалуйста, к весам и встаньте на изображение весов на полу в границах печати.

Молодой человек шмыгнул к весам, они, со скрипом достигли его.

— В чем заключалось ваше изначальное задание?

— Приехать, разобраться с аномалией и вернуться обратно до четырех часов дня.

— Когда и от кого вы его получили?

— В половину восьмого утра от Андрея.

— Когда вы были на месте?

— В девять был уже на месте.

— Вы сразу пошли к возвращенцам?

— Да.

— Почему проигнорировали просьбу профсоюза?

— Андрей сказал мне весьма четко, что профсоюз решил, что эту задачу должен решать представитель Комитета.

— Почему?

— У меня нет объективного ответа на этот вопрос.

Вера Павловна указала пальцем на Александра Владимировича.

— Свидетель. Почему Комитет должен был разбираться с данным вопросом?

Мужчина развел руками.

— Это их работа: расследовать преступления. Убийства людей друг другом — это преступления. Профсоюз же занимается устранением мелких аномалий и результатов всякого магического хулиганства. Меня очень опечалило, что молодой человек не поделился результатами своего исследования с нами. Я почувствовал, что вся моя работа и работа моих людей воспринимается представителями Комитета как какая-то глупость, раз нас можно обманывать, заставляя бегать по парку за обезумевшими подростками.

— Спасибо. — судья убрала палец. Снова посмотрела на Северина.

— Признавайся, сын безумия, ты пустил их по парку смеха ради.

— Никак нет, ваша честь.

Судья посмотрела не неподвижную чашу весов. Слова его на ней были легки, как воздух.

— Тогда объясните ваше решение.

— Глава профсоюза правильно понял, что я не питаю никаких позитивных ожиданий от общения с органами самоуправления и в принципе очень скептичен к светлым магам и их ценностям.

— Какая неожиданность.

— Чтобы избавить себя от лишних вопросов с их стороны и точно уложиться в отведенное мне время, я пошел на хитрость.

— Прагматично. Что вы выяснили?

— Я провел масштабный ривиль аппаратным методом, в результате чего получил видимое отображение чар, провел индикацию набором стандартных индикаторов и исходя из полученных…

Бабах! Маг безумия подпрыгнул на полметра вверх с девичьим визгом.

— Бабах, Северин. — констатировала судья, довольно улыбаясь.

— Я получил подсказку от Оксаны Денисовны, ваша честь. Когда я выяснял суть проблемы, я напомнил ей, что идеальных заклинаний не бывает, на что она возразила мне, что Prosecutor veritas может считаться идеальным заклятием. Рад, что это теперь точно не так.

— Это заставило вас использовать специфический индикатор?

— Именно.

— Что вы решили, когда он сработал?

— Я решил, что Оксана Денисовна видела или слышала, как чары покидают первичное гнездо.

— Как вы считаете, почему ей пришлось общаться при помощи намеков? Почему нельзя было сказать прямо?

— Потому что дом хотел выменять информацию на мою куколку, что было понятно по поведению возвращенцев.

— Развивайте мысль.

— Они сопротивлялись давать информацию, и если бы Оксана Денисовна сделала это открыто, возможно, на это последовали бы санкции со стороны дома.

— Возвращенная?

Оксана Денисовна кивнула. Вера Павловна сделала еще глоток из фляги.

— Хорошо, а как вы думаете, почему именно это место приняло первичное гнездо настоящего преследователя? Почему они не могли подсадить его куда-нибудь поближе?

— Известно, что чары Prosecutor veritas работают по принципу призыва, следовательно, они сами выбирают место зарождения, максимально соответствующие условиям. Обычно это место находится в радиусе четырех-десяти километров от призвавшего волшебника и выбор места обусловлен Делом Тьмы. Обычно это стены больниц, крематориев и так дальше. Дом Возвращенцев неплохо “натерт”: буквально каждый день его тревожат светлые маги разной степени умственной отсталости. Конечно, он очень зол на живых.

— И с чего Дому принимать у себя первичное гнездо?

— Prosecutor veritas сильнее Дома. Ему было без разницы. Ему было важно, чтобы дом был “натертый”.

— Ладно, давайте вы, Северин, сейчас быстро расскажете, почему настоящий преследователь принадлежал Вороновым и как вы остановили деструктивное влияние первичного гнезда.

— Во время осмотра я сделал серию снимков, на которых путем наложения различных фильтров в приложении выделил тандемы, характерные для Мечников: это интегрум-знак и пронзенный полумесяц. Потом нашел восточный узел, который используют только Мечники Востока, и последним шагом был двойной умляут, который пишут только Вороновы. После фотографий, я перенес первичное гнездо на лист бумаги заклятием переноса, начал складывать в разных комбинациях в результате чего нащупал через ментальный след практически всех авторов заклятия. Чтобы уничтожить первичное гнездо, листок пришлось сжечь и растоптать.

— Ясно. После этого вы что сделали?

— Доложил все как есть Дмитрию Дмитриевичу через Ульяну Игоревну, ведь на порог меня не пустили, и поехал домой, убежденный в гибели Андрея, но нашел его на полу прихожей с трупом настоящего преследователя в руках.

— Спасибо. Теперь, я думаю, нам всем интересно знать, как Человечину удался этот фокус. Подойди и встань на печать, Андрей.

Маг смерти потрепал ученика по плечу, пока выходил, как всегда со своим раскладным креслом, разложил его в границах печати и сел, вытянув ноги.

— Вижу, верен ты только своим привычкам, насекомое.

— О да, Светлейшая Судья.

Женщина выпила снова.

— Что-то ты помолодел.

— Меня сжег мой ученик. Спасибо ему за это.

— Итак, Prosecutor veritas разорван надвое и обжарен да хрустящей корочки в розмарином и укропом. Не хватает передней конечности, левой доли печени, части сердца и двух пар глаз…

— Все, что вы назвали, кроме разорван надвое, не моя заслуга.

— А чья же?

— Того, кто готовил мне моего поверженного врага. — Андрей повернул лицо к ученику. — паштет был с железным привкусом.

В ответ на это поднялся Нож.

— По нашим традициям, ты должен был сожрать его целиком и сырым!

Вслед за ним поднялся Северин, обеими руками потянув вниз родные костлявые плечи.

— Пап, я так ему и сказал, не поверишь…

Вера Павловна подперла рукой голову.

— Обожаю потомственных темных магов. — сказала она едко. — “Целиком и сырым”. Должна напомнить, на дворе двадцать первый век.

Нож повернул к ней ромб своего лица.

— Не важно, какой век. Важно, чье время. И оно наше. А “Светлейшая Судья” — это просто означающее, которого нет, когда ты поднимаешь свою костлявую задницу с этого высокого стула.

— И сын безумия будет мне говорить, что я костлявая? — улыбнулась он.

— А мне не трудно. Я объясню. Делай эту свою — пальцы его погладили воздух — работу, а потом приходи в гости.

— Лучше пригласи меня на свое сорокалетние, Мечник.

“Оу” — скривилась вся темная сторона, за исключением, разве что, самого говорившего.

— Да пожалуйста. — ответил Нож и сел.

— Вы закончили ваш кулинарный диспут?

Нож сузил глаза.

— Увы нет.

Маг смерти посмотрел на него.

— О нет. Я знаю, что ты скажешь…

— Как по мне, — начал Нож, — Андрей настолько погряз в своем опыте, который только и можно назвать, что гламурным, что совершенно забыл о потребности Мечников Севера в человечине! Какого могущества ты хочешь моему сыну, если он до сих пор не одержал победу над волшебником и не съел его?

— Он ел плоды глазного дерева! Тело мертвеца неприкосновенно. Чего ты еще хочешь? — защищался Андрей.

— Я хочу, чтобы ты исполнял обязанности согласно уговору!

— Так вот я это и делаю, черт возьми!

Северин втянул голову в плечи.

— Народ, может, не здесь? В Черном решим по-тихому, вот зачем это сейчас?

— Да нет, — сказал Нож, обращаясь уже к судье, — тут как раз самое место: нам нужна справедливость!

Вера Павловна закатила глаза.

— Кто будет медиатором от темной стороны?

— Я. — поднялась Аделаида, поблескивая всем золотом на голове и теле. Светлая сторона уставилась на ее живот, подавляя искреннее отвращение, сладострастное смущение и юное любопытство соответственно. Судья привлекла к себе внимание ведьмы.

— Помните, что вы не должны быть ангажированы тесным родством или иными связями с участниками спора?

— О да. — Аделаида указала сначала на Северина, потом на Андрея, а потом на брата. — Мой родственник, мой любовник, мой родственник и любовник соответственно. — Вера Павловна сделала глубокий вдох, но ей не дали вставить слово. — Я ангажирована и субъективна настолько, насколько это в принципе возможно, но из-за того, что я пристрастна ко всем троим одинаково, я уверяю светлейший суд, что я, как никто в этой комнате, желаю справедливости. Потому что только справедливость помирит троих, всегда привыкших быть в фаворе, всегда привыкших к тому, что чаша весов склоняется к ним из-за их умения покорно покорить. Только тем, чья ловкость в хитрости равна, поможет истина.

— И как у вас хватает сил любить такое количество людей?

— Как и у вас, Светлейшая Судья, в моем сердце четыре камеры.

— Надо же. Полноценная кутузка. Как ваш муж относится к такому соседству?

— Что вы, госпожа судья! — махнула рукой ведьма. — Я амнистировала этого добряка, как только он научился говорить “нет”! Его камеру занимает София-доченька. Желаете прийти к нам в гости и убедиться в благополучии нашей семьи?

— Спасибо, обойдусь.

— Может, уже дадите мне колоду? — протянула руку Аделаида. Судья бросила с кафедры вниз бархатный мешок, ведьма тут же его поймала. Внутри была колода карт, рубашка которых была абсолютно черной за исключением тонкой золотой каймы. Женщина многовенно перетасовала ее и вручила племяннику. Северин достал перевернутую колесницу. Нож понимающе кивнул, Андрей цыкнул зубом.

— Слушайте меня, — сказала Аделаида, забирая у племянника колоду, — этот мальчик — Порше в лучах заката, и все ваши попытки на ходу поставить ему автозвук могут в один день привести к тому, что эта машина разлетится в кровавый фарш, и вы оба будете рыдать на моей кухне, как когда ему в пять лет впервые взорвало желудок. И напомню, что отпаивала его с ложки я, а не кто-то из вас! Так что притворились мертвыми, как я это люблю, а ты, Северин, приезжай на каникулы: Сонечкой сладко дунете, поноете друг другу о вашей подростковой тоске типа троек по математике. Понял меня, красавчик?

Северин молча скрутил из пальцев сердечко.

— Она когда-нибудь замолчит? — тихо спросил Мороз.

— Аделаида Скандерна, Мечник Севера! — прервала ее Вера Павловна. — Я сейчас правильно понимаю, что вы каннабис детям предлагаете? Постеснялись бы суда. Штраф триста тысяч. Шестьдесят дней на оплату.

— Я толковала карту!

— Впредь будьте осторожнее в толкованиях. Следующее обвинение грозит более жесткими санкциями.

— Отрубите мне голову? — усмехнулась ведьма.

— Возможно. — ответила Вера Павловна. — Завершайте спор и садитесь на места.

Все четверо обменялись рукопожатиями и вернули колоду.

В центре внимания снова оказался Андрей.

— Рассказывай.

— Что?

— Как?

— Что как?

Судья снова выпила. Дмитрий Дмитриевич неуютно поежился и подался вперед.

— Как ты, Человечкин, замочили эту тварь?

Андрей сложил белые пальцы в замок.

— Итак, если начинать прямо сначала, то вам, наверное известно, что язык, каким бы он ни был: mon adoré[2] французским, повсеместным английским или вечной латынью, как инструмент, он не является идеальным средством донесения информации. Многие вещи, которые мы чувствуем, мы не можем выразить словами. — он повернул лицо к светлой стороне, разумеется, встретился со распахнутыми глазами волшебницы. — Нам остается только смириться с тем, что все красноречие чувств сокрыто в нашем молчании.

— Мне кажется, ты начал очень издалека, Человечкин. — пробасила судья.

Он тут же обратил на нее взгляд.

— Язык несовершенен, не совершенно никакое, сделанное посредством его, заклятие, и ни одно изображение заклятия, в связи с этим, не безупречно. Я убил настоящего преследователя не потому что я как-то особенно силен, а потому что я хитер, как дьявол. Он сам разорвал себя надвое!

Женщина выпила.

— Как же ты его заставил?

— Нет ничего проще: преследователь функционально бессмертнен, поскольку он — воплощение одного единственного желания. Догнать одну только цель и убить ее. Все его существование — это достижение этой цели. Он не мыслит, не чувствует, он просто гонится.

— Я все это знаю, Человечкин!

— А что будет, если у него вдруг появится вторая цель? Точь-в-точь первая?

— Преследователь не ведется на муляжи.

— А я говорю не о симуляции. Я говорю о доппеле. Полноценном существовании в двух местах одновременно.

— То есть ты просто разбежался? — усмехнулась Вера Павловна.

Андрей поднялся из кресла.

— Конечно.

— Он не в печати! — громогласно заявил Мороз.

— Нормально все! — прерывисто кивнула Вера Павловна, залезая с ногами на свое кресло. — Мне нужно от тебя вот что: ты обвиняешь Воронов ковен в преступлении?

Все собравшиеся прекрасно осознавали, что вопрос этот чисто формальный. Андрей растянул губы, прищурился.

— Ну нет… — не смог не улыбнуться он.

В эту секунду все в зале на секунду затихли. Андрей стоял вне печати, опираясь руками о спинку своего кресла. Судья закатила глаза.

— Началось. Против тебя использовали самое страшное заклятие на свете… — Бабах! Чаша весов упала на пол. Вера Павловна не обратила на это внимание, подалась вперед. — И ты не хочешь выдвигать обвинение? Зачем мы тогда вообще здесь собрались?

— Приступ малодушия у меня случился, Вера Павловна. Я мечтал о мести… — сложил он губы бантиком — поотрубать всем птичкам головы. Набросились на меня и на мое, все должны быть наказаны… В контексте того, что я приходящий маг и все равно вернусь, а они уже никогда нет, и сделано это было бы руками Света, которому только дай, это было бы триумфом цинизма, к которому я и стремлюсь в своей бесконечной… — он покачал головой — Но сейчас я не могу так поступить. Я не умер, так еще и помолодел, чего мне обижаться? Зачем мстить? Я бы даже повторил. Давно мне не было шестнадцать, а мой бездарный ученик не наслаждается своим временем…

— Ты приходящий маг, ты бы и так вернулся молодой. Лет эдак через сто семьдесят.

— О, но мне все равно так жаль своей жизни: у меня ученик, у меня работа, у меня, в конце концов, женщины. Современные женщины, поколение, начиная с двухтысячного года рождения…

— Педофил.

–…Ни в девятом, ни в семнадцатом веке таких не было.

— Мы отвлеклись.

— Я повторяю: я не имею никаких претензий ни к одному из славных детей товарища Воронова.

— А ты в курсе, зачем этим славным детям было пытаться тебя замочить?

— Конечно. — Андрей пошел по залу. — Сейчас в темнейшем ковене решается вопрос наследства. Все они знают, как я славно вздорил с покойным Вороновым, сыном смерти. Их семье есть, за что мстить, это был вопрос времени.

— Пускай плут вернется в печать! — ударил кулаком по столу Мороз.

— Да, вернись-ка в печать, сволочь. — оставила Судья пустую флягу.

Кресло исчезло, Андрей занял место в круге.

— Итак, против тебя применили заклятие…

Бабах!

Все помолчали. Это было неожиданно и неприятно. Судья прищурилась.

— Ты саботируешь? Ты шепчешь ложь пока я говорю, и он падает!

Бабах!

— Я видела, как ты скалишься, животное!

Андрей действительно улыбнулся, но промолчал.

— Есть и другой способ. — светлейшая Судья поднялась с места, подхватила клетку, но на ступенях оступилась, в результате чего она кубарем, в сопровождении золотого звона клеточных прутьев, оказалась на полу у трибуны, юбка ее задралась вверх. Дмитрий Дмитриевич тут же поднялся с места, но Андрей вышел из печати и бережно вытянул Судью за запястья, в то время как Оксана Денисовна переставила клетку с бока на дно и, наскоро свернув очищающий узел, смела остатки опилок, овса и перьев.

Вера Павловна уставилась немигающими глазами на Андрея, по вискам у нее прошла волна болезненного раздражения.

— Убери от меня руки, я при исполнении! — а затем добавила тихо. — Очень мило явиться таким, каким ты был в годы самых гнусных моих ошибок.

— А я вспоминаю ошибки прошлых жизней с улыбкой. — смотрел он на нее нежно.

— Вот ты и улыбайся. — толкнула она его в плечо, но, вспомнив про клетку, развернулась, подхватила золотую ручку. — Сейчас мы выясним, кто из подсудимых участвовал в создании чар настоящего преследователя, выясним причину и проведем быструю декапитацию.

— Причина простая месть. — сказал Андрей звонко. — И я на правах потерпевшей стороны призываю помиловать всех участников. Но Свету только дай власть, он сразу начнет карать, так ведь?

Вера Павловна на смутилась.

— Если бы я не знала тебя всю жизнь, Человечкин, я бы сейчас подумала, что ты святой. Но раз ты просишь меня кто-то помиловать, значит, я ни при каких обстоятельствах не буду этого делать.

— Но я отзываю иск, Вера. — сказал он тихо, рука его остановилась у нее на плече, а в пальцах у нее была очередная птица, которая упала вниз в чаше на пол, подтверждая вину в создании чар. Вера глянула на Дмитрия Дмитриевича.

— Я открываю новое дело. 17-02 о применении особо опасных чар. — сказал волшебник.

— Но чары не сработали. — протестовал Андрей. — Нет состава преступления. Вера, отпусти народ.

— Черта с два. Все виновны.

— Но никто даже не умер!

— Тяжкое нанесение вреда здоровью?

— Не было!

Чаша ударила об пол, Андрей говорил тихо.

— Ты серьезно?

— Более чем. — криво улыбнулась она, а потом выкрикнула прямо в лицо темному: — Может, это станет нашей первой зарей? Может быть, с этого начнется наш ответ на тот мрак, который вы сеете! Может быть, истину еще можно спасти, если вас, разложенцев, станет поменьше! И с чего мне себя ограничивать, Человечкин? Я тебе никаких одолжений делать не буду. Мне не сдалось никакое твое унижение и никакая твоя благодарность мне не нужна! Ты не достоин этого!

Тут к ней подкрался другой волшебник.

— Вера Павловна, — прозвенел Северин. — это все подсудимые?

— Да. — бросила, не глядя, она, но потом, встретившись глазами с расплывающейся по лицу самой довольной из всех возможных улыбок Андрея из нее вырвался яростный крик: — Стоять, Майский!

Глава десятая.

Но молодой человек был уже в анфиладе.

— Живи, бессмертное Дело Тьмы! — воскликнул он, расцветая от собственной наглости.

В спину ему полетели ледяные стрелы Дмитрия Дмитриевича. В эти адрено-серотониновые секунды, прыткий тонконогий черт не мог ничего, кроме бега и крика. Чары крио-волшебника, а Дмитрий Дмитриевич незамедлительно натравил на мага ранящие чары холода, предсказуемо, не достигли бегущего: Нож подхватил их высоким свистом из самой глубины легких и направил в потолок. Звон и ветер свернулись прозрачным рогом, и Северин оказался внутри непроницаемого туннеля из ледяного ветра. Сзади слышался крик Аделаиды, объявляющей о законном поединке света и тьмы с причитающимся победителям право решить судьбу Вороновых. Маг безумия вырвался из здания Суда, но тот был окружен стеной лабиринта. Спустя секунду за ним белым лучом выскочили разрушающие зло чары Веры Павловны. Заклятие летело прямо ему в лоб, рискуя пробить бычий узел, он же третий глаз, и оставить мальчишкой на всю жизнь, но воздушный поток, уже ослабевший до сквозняка на таком отдалении, все равно заставил светлые чары отклониться, и те, прошмыгнув в трех сантиметрах от уха Северина, вонзились, издав мелодичный звук, в стену. Там мгновенно образовался сквозной проход в Белый.

— Ого! — белым кроликом бросился в коридор маг. В три шага он смял холл Белого, рванул к двери на лестницу в Черный. Уже там он услышал, как открылась дверь сверху и по поверхностному частому дыханию безошибочно опознал Веру Павловну. В холле с объявлениями, волшебник дернул на себя тумблер из электрического щитка. Свет в коридоре погас. На родной территории, зная каждый шаг, он вилял русаком, а она метала ему в спину луч за лучом, но в кромешной тьме они не пролетали и пяти метров, угасая, точно падающие звезды, и разбиваясь об пол сине-рыжими искрами.

Маг безумия бросился в стену, там на его удачу или память как раз была дверь кухни. Северин распахнул две оконные рамы, ловким движением отстегнул дно от клетки. Когда Вера Павловна ворвалась на кухню, клетка была пуста, а окно закрыто.

— Ты… — набросилась она на подростка с кулаками. — Думаешь, это все весело? Будешь ты смеяться, когда я буду рубить твою голову? Малолетняя сволочь, ни стыда ни совести!

— Вы проиграли законную битву…

Она выдала ему звонкую пощечину.

— Знаю я, черт возьми!

— Все конечно.

Женщина посмотрела на него, пытаясь отдышаться. Лицо ее тут же изменилось, глаза, губы, виски… приобрели на нем лишь иной холодно-жестокий оттенок. Пальцы ее поддели ворот его футболки и потянули на себя.

— Вы что, Вера Павловна? — тихо спросил он, делая шаг ей навстречу.

— А ты мне должен. — она положила вторую руку ему на лицо, растягивая покрасневшую от удара щеку. — Ты должен мне. Помнишь? За пятницу.

— Ах да. — закивал он. Нечто внутри него одобрительно шевельнулось в ответ на ее грубые жесты, как если бы в животе у него, между печенью и кишками жила сколопендра. Лицо его потянулось в сторону ее руки на щеке, подарило скупой поцелуй запястью. — Нормальное вы нашли время для возмездия, Вера Павловна.

— Уж как получилось. — тонике ее пальцы собрались в кулак, сминая ворот, рискуя его порвать. Она подалась вперед, втянула запах у его плеча. Неприученный к бегу трусцой, он горячо вспотел, но в прохладе кухни вся соленая вода замерзла и пахла скорее не резкой мальчишеской страстью, а испугом. И подчинением. Руки его, одна еще держала крышку с золочеными прутьями, а другая, признав бессмысленность этой победы, вопросительно легла на талию женщины.

— Только вот место неудачное. — еле дыша, сказал он. — Здесь, рядом, склад начертательной комнаты.

— И что там? — спросила она, прекрасно понимая, что у нее опущенной вниз руке.

Северин выдохнул.

— Я храню много секретов, у нашего будет хорошая компания.

— Нормально.

Она отпустила его и подошла к двери.

— Стойте, Вера Павловна, — он подошел к небольшому рычагу в стене у двери. — Я бы включил свет в коридоре, а то у нас всякое ходит. — он звонко щелкнул переключатель, под дверью появилась светлая полоса, и действительно, по-хорошему, ему надо было отворить дверь, с ловкостью паука бросить Веру Павловну в темный проем склада и там торжественно сдаться ей, целуя все, что она скажет ему целовать, и взять все, что она прикажет ему взять. Упасть на пол, исполнять ее волю, разбиться под ней, с криком, и уронить затылок на плиточный пол. Закрыть глаза. Исчезнуть. Этого хотело зло внутри. Этого желал змеиный узел. Очень. Но было еще что-то, темнее этого. Что-то, хуже природы. Из распахнувшейся двери на Веру Павловну повалил утренний майский туман, на голове у волшебницы ловко оказалась птичья клетка и одним настоящим пинком, (да простит его тетушка), Вера Павловна вылетела из кухни в неизвестность. Дверь захлопнулась, рычаг рванул вниз, в темном дверном проеме показался Нож. Он был фиолетовый.

— Вот ты где… — сказал он хриплым голосом.

— Да.

Северин тут же пустил отца, ударил по кнопке на чайнике, высыпал на стол перед ним английских булавок из кармана. С каждой открытой булавкой Нож дышал тише и под конец почти не шипел от боли, пока двигал руками, шеей, корпусом.

— Аделаиде нужны ножницы. — сказал мужчина. — Специфичность. Они с Андреем должны быть уже близко.

— А Оксана?

— Она из тех, кто предпочел не драться с Морозом.

Волшебник вынул из пазов ящик с ножницами, положил на пол и сел на колени перед ним.

— Твой коридор, пап. — начал он. — В меня ни разу не попали.

Нож рассмеялся.

— Ох, как ты побежал, как побежал… как заяц! Мне было так смешно, я еле поднял свист…

— Ты крутой.

— Ай, дудки. — махнул он рукой. — Одно меня спасает: пятерка для меня оптимум. Шаг вверх, вниз — полная задница.

В кухню ввалились Андрей и Аделаида. В тетушкином боку до самого поднятого вверх локтя торчали ледяные стрелы, а в противоположной руке она все еще держала свою саблю абсурда. Та была в крови по самую рукоять. В сознании же ее держал только горящий синим светом камень в тюрбане. У Андрея был изящный порез от уха до уха вдоль линии волос, как при неудачном скальпировании. По его лицу стекала кровь, резво, как вода.

— Ничего себе! — сказал Северин, принимая на руки родное израненное тело. Он тут же уложил ее на деревянный пол, шумно перевернул ящик с ножницами.

— Мы проиграли законную битву по причине бегства с поля битвы. — сказал Андрей.

— Но выиграли, потому что выпустили магов в Голых Лыдках. — сказал юноша, откусывая секатором ледяные стрелы как только мог близко к телу тети. Для приличия она закрыла грудь рукой.

— Ты бы видел, Северин, лицо Мороза: сколько жизней помню, все время белым было гораздо важнее просто махать кулаками и оставлять потомство, нежели вычислять и рубить корни великому Делу Тьмы.

— В большой драке они обретают себя, как мы обретаем себя в мелкой подлости. — прокаркал Нож.

— Что, дед прям настолько жесткий?

— Да даже не он! — поднял голос Андрей. Он был в возмущении. — Он тоже, конечно, наподдал, но девчонка… На секунду я подумал, что она летающий воин! Никто из вас не видел своими глазами Эру Волшебников, так что вам придется поверить мне на слово. Она чуть меня не скальпировала. Возможно, Мороз будет брать ее на работу. Уж больно ему понравилось это зрелище.

— Не переживай, Андрей. — Северин снимал с ключиц тетушки ее замысловатые серьги и скреплял ими рану у нее на боку. — Даже если она хорошо машет кулаками, у нее череп как у банки с килькой. Я бы дал ей покрепче, если бы знал, что надо.

— Что, правда?

— Я себе голову оторвал, а она поверила…

— Ах, ладно. — махнул Андрей. — Если ее попрет вверх, понизишь до человека, как того огненного мальчика.

Маг безумия склонился над тетушкой.

— Не больно. — сказал он громко.

Ее белая рука, колотила по полу, но она не кричала и даже не скулила. Камень на лбу сиял.

— Не больно. — наконец сказала она.

Северин поднял лицо на Андрея.

— А год назад ты меня чуть не убил за шутку с огненным человеком.

— И сейчас бы убил.

— Зато он теперь не жжет.

— Зато он теперь он инвалид.

— Он обычный человек. Это тоже достойно.

— Нет. — сказал Нож. — Северин, нет. Потерять силу — это живая смерть. И я умру, когда это со мной случится.

— Я знаю. — сказал он тихо. — Только вот в чем отличие этой смерти от той, что ты уже пережил?

За шторой его спутанных волос было видно скривившиеся губы.

— Жестокое существо. Ты отнял и гордишься? Ты убил, и упрекаешь меня в том, что мне хватило сил не умереть на месте? Ты смеешься надо мной? Ты вообще человек? Плясать на костях на моих, ты человек?!

— Прости.

— Никогда.

Северин смутился.

— Я не христианин. Мне и не нужно глобальное прощение. Я лишь причинил боль своим вопросом и извиняюсь за это.

Ведьма открыла глаза и наконец-то разжала рукоять сабли.

— Не смейте ругаться, идиоты.

Андрей же молчал, глядя в окно, лицо его было примерно такое же, как у Ножа.

— Гляньте, какая потеха. — сказал он.

Трое волшебников смотрели в окно на Веру Павловну, в ярости пытающуюся сбросить с себя блестящий на солнце колпак. Освобожденные Вороновы устроили оживление в кроне сливы, заговорили наперебой. Сверху на клетку села пеночка и высоко присвистнула, будто хихикнула.

— Ой. Это же Сема Воронов. — сказал Северин.

Сема был один из трех Мечников в городе, способных забраться на восьмерку. Правда, в отличие от Майского, ему приходилось срезать веки и он навсегда обращен в птицу. Остальные родичи Воронова глядели черными глазами, свистели, подбадривая смелую пеночку, сидящую спокойно на мотающуюся из стороны в сторону и принимающую удары плоских ладоней клетку.

Нож протянул Северину сигарету, но из темноты ее перехватили тонкие пальцы Аделаиды. Андрей отошел от окна. Вслед ему обернулся Нож.

— Не знаю, как у вас с Северином принято, но мне, как человеку, мужчине и как магу очень бы хотелось услышать от тебя объяснение, Андрей.

— С удовольствием, Нож. — разбудил в себе бодрость мужчина. — Больше всего на свете люблю рассказывать о себе. Сейчас в моей жизни снова появилась одна давняя знакомая. Настолько давняя, что можно сказать, из прошлой жизни.

— Надеюсь, она не из бессмертных чудовищ? — строго посмотрел маг ветра.

— Нет. Я что, похож на того, кто совершает одну и ту же ошибку дважды?

— Ты похож на человека, который занимается этим все время. Это свойство приходящих магов. Из жизни в жизнь. Одно и то же. Иначе не вернешься.

Андрей улыбнулся.

— И много ты видел приходящих магов кроме меня?

Нож улыбнулся в ответ, но ничего не ответил. Андрей же продолжал.

— Prosecutor veritas был не на меня. А был заказан, чтобы уничтожить мою теперешнюю страсть. Я не мог этого допустить, поэтому мне пришлось делать транспонированного доппеля, то есть раздваивать ее, а не себя. Если бы это не сработало, мне бы было очень приятно наблюдать казнь Вороновых. Поэтому я дал ход делу. Все же увечия мне пришлось нанести себе самостоятельно, чтобы было ощущение, что я дрался и победил. Как я понимаю, Северин услышал, о чем щебечут птицы, — подросток кивнул, — и если бы Вера спросила их о цели чар, всем бы стало неловко. Поэтому они сейчас ничего не смогут сказать. Они — птицы в лесу. Прокляты, безусловно, но живые.

— Там есть кому о них позаботиться. — сказал Северин.

— Ты о нем? — показал Нож на окно. — Вряд ли он будет этим заниматься.

— Не хотите"Песню храбрых"? — вдруг сказал Андрей.

Майский отвернулся от окна.

— Нашему Дому нельзя зелья.

— Он что, никогда не видел, как ты это делаешь? — поднял оттенок брови Нож.

— Я, конечно, знала, что верность — проклятие наших мужчин. — Аделаида смотрела на племянника, но рука ее белым призраком лежала на черном плаще мага смерти. — Но Андрей всего навсего твой учитель. Да, ты живешь у него. Да, ты ешь с ним за одним столом. Ты даже сжег его заживо и приготовил ему сотэ из поверженного врага. Но я так надеялась, что ты на самом деле свободен и предан ему, потому что он делится с тобой"Песней храбрых". — она схватила молодые впалые щеки мага смерти. — Потому что Мечника удержит на орбите только зависимость…

— И твои успехи в учебе, Северин. — сказал Нож. — Мы тоже считали, что вы мухлюете.

— Что-то я ничего не понимаю. — честно признался волшебник, смотря на Андрея.

Андрей усмехнулся, его черное острое плечо мягко выплыло из под звенящих браслетов Аделаиды, и скрылось в лаборатории, откуда он вернулся уже с мелкой кроваво-красной ампулой. Маг смерти занял место в глубоком кресле напротив окна.

— Ты читал про концепцию разделения, Северин?

— Устаревшая, мифологическая. Хороша, как сказка на ночь.

— Устаревшая, не устаревшая, но гипотезы делятся на те, что хорошо и плохо описывают явления. — пальцы его крутили ампулу. — Если прямо и глупо смотреть на концепцию разделения, то, действительно, позор: нас раскидали поганой метлой по разным углам, сделали тебе желудок из бумаги, а мне кости, ломкие, как сахар. Есть, конечно, и плюсы: я выгляжу моложе Ножа, хотя это я учил его курить, а магов изобилия нельзя расстрелять, но мораль в том, что все стоят на своем, в своем красном углу. — рука Аделаиды распустила ему волосы и разворошила их, словно черный океан. — Но с если рассматривать концепцию разделения в обратную сторону, то получается, что отнятые у нас возможности возвращаются, если — он подмигнул ведьме. — объединять усилия.

Ампула лишилась колпачка, Северин проводил острый стеклянный край взглядом, пока бледный профиль мага смерти обратился вверх всей своей географией. Прислонив к краснеющим с каждым глотком губам блестящий пузырек, Андрей зажмурился. Все, как обычно. Маг отставил пустую ампулу на стол, расслабленно погрузился в мягкую тьму кресла. На одном дыхании произнес.

— Vesuvius…

И в эту секунду веки его исчезли. Тело его, и без того расслабленное, расплылось опиумным сном, поползли в бок щиколотки ботинок и грузилами на дно пошла вниз белизна рук. Из его темных глазниц и узких ноздрей валил к потолку буро-красный дым. Аделаида, блестящая, как звезда, втягивала мрак Везувия через быстро краснеющую сигарету.

Холодный свет в раме окна, в нем две одинаковые худые спины. Та, что старше, накренилась плечами, голова с русой соломой легла на родное плечо.