Клеопатра

Таня Салим (2024)

Давным -давно боги Олимпа украли шкатулку света с тьмой из сада Жизни, чтобы наказать людей и заполучить силу первородных богов. В парад трех Лун они вдохнули жизнь в богиню мира — Пандору, а ее душу связали со шкатулкой, открыв которую, она должна освободить силу, способную погубить людей. Узнав об этом, богиня Судьбы, прокляла богов, а несчастной подарила новую жизнь. Пандоре предстоит вспомнить прошлое, найти шкатулку и вернуть ее в храм Судьбы, чтобы вырваться из бесконечного круга чужих ошибок.

Глава 3

3. Глубина справедливости. (Клеопатра)

Телефон зазвонил сразу после того, как Афродита и Гефест ушли.

— Да, я поняла, сообщу о Клеопатре, перезвоню позже, — протянула Манго и положила трубку. — Звонил Алекс, говорит, что Арес и Пандора в Египте.

— Муза, её зовут Муза, — поправила я.

«Алекс… как только химера произносит имя своего брата, цербера, перед глазами всплывает образ брюнета с гипнотическим взглядом неоново-зеленных глаз».

Я киваю, стараясь не смотреть ей в глаза.

«Что связано любовью и соединено нитью судьбы, нельзя отречь. Я говорю это всем и всегда. А сама? Что я натворила? »

Я качаю головой, но Манго уже привыкла к моим внутренним диалогам.

«Твоё всегда возвращается в твою жизнь ».

Я взглянула на Манго и села на диван, переводя немой взгляд в открытое окно и вдыхая морской воздух.

«Я отреклась от самых дорогих мне людей, как отреклись однажды и от меня. Я посчитала, что так они будут свободны, забрала у них чувства, которое они испытывали ко мне, убила воспоминания, заключая всё это в кулоны — амулеты, что висели на их шеях и сияли черно — золотым, золото — это их чувства и воспоминания, а чёрный — это моя сила тьмы и света. Я отказалась от них ради их блага».

Я взглянула на амулет, болтающийся на шее химеры, которая вновь заботливо принесла мне кружку молока и села рядом.

«Кружка тёплого молока и мы будем в порядке. — так он всегда говорил. — Его нет, а молоко осталось. Мой Цербер. Он как глоток свежего воздуха. Моя нежность. Моя слабость. Моё падение. Моя боль. Я наказала себя сама, но мне так хочется окунуться в омут его глаз и забыться. Однажды всё пройдёт. Пройдёт. Пройдёт».

— Ты решила помочь им?! — промурлыкала Манго. — Даже отказалась от сделки. Зачем тебе это?

— Я хочу справедливости.

«Единственная отговорка на все действия, которая не касается меня».

— Ты так всегда говоришь, — она наклонила голову к плечу и улыбнулась, обнажая длинные клыки. — Хочешь наказать их?

— Они наказали сами себя. Я всего лишь ускорю бумеранг, летящий в их сторону.

«Я злая, я смотрю сквозь них, а вижу лишь своё одиночество, на которое сама себя обрекла».

— Мы полетим в Элизии? — наконец спрашивает она. — Я не против прогулки.

— Ненавижу летать, — улыбнулась я и встала с дивана, направляясь наверх собирать вещи.

«Чемодан, конечно, не взять, а значит, всё самое необходимое надо втиснуть в один рюкзак».

Я вздохнула, кинула в рюкзак пару вещей, естественно, не забыла перчатки и пошла вниз. Ипостась Жизни сменила ипостась Смерти — защитника.

«Книги, свечи, карты, камни, амулеты и вот незадача, как втиснуть карту мира в рюкзак ». — я стояла перед доской, снимая магниты.

— Просто согни пополам, а потом ещё и ещё, — Манго подошла и свернула карту, следуя своим же инструкциям.

Мы вышли на улицу, и химера из маленькой девушки за считаные секунды выросла в огромного льва, из рыжей пушистой гривы пробивались крохотные рога, спину украсили огромные крылья, а татуировка в виде змеи на ноге превратилась в хвост. Я по сравнению с ней теперь выглядела как ребёнок. Манго обвила мою талию длинным хвостом, поднимая, я скользнула пальцами по радужным чешуйкам и приземлилась на могучую спину.

Манго завертела шеей в разные стороны, продолжая топтаться на одном месте, так она делала перед взлётом. Все думают, что парк-дендрарий нужен, чтобы скрыться от людей, ошибочка, на самом деле это взлётная полоса для химеры. Она, наконец, разбегается и после ворот, которые медленно закрываются за нашими спинами, расправляет крылья и взлетает.

Чувства, которые испытываешь во время полёта не передать словами, глоток свободы, при котором сердце стучит будто барабан древнего шамана, а мысли скачут галопом или, наоборот, ползут словно черепахи. Мои сейчас — черепахи, которых мы видели, пролетая над океаном, иногда хочется спрятаться в свой панцирь и никогда не вылезать оттуда.

«Может, однажды я много на себя взяла, а теперь не справляюсь?” — я прижалась ещё ближе к тёплому львиному телу и закрыла глаза.

Спустя пятнадцать минут химера громко рыкнула, призывая открыть глаза и взглянуть на развернувшуюся картину впереди — развалины храма Солнца и Луны, а возле разрушенных колонн — тело огромной змеи.

— Василиск, — сказала я, глядя на неподвижное тело. — Надо спуститься. Только осторожно.

Я дотронулась до её гривы, и химера, махнув хвостом, пошла на посадку. Она приземлилась мягко и помогла мне слезть, снова обхватив хвостом. Обойдя пару колонн, увидели зеркало и змею, здесь всё пропиталось ароматом винограда и кофе.

— Мёртвый Василиск, — подытожила химера. — Последняя королева змей пала.

— Почему чешуя голубая? — спросила я удивлённо. — Обычно чешуя ярко-синяя или зелёная, но не голубая.

Химера пожала плечами и тут же перевела тему.

— Сколько раз я просила, чтобы ты не засыпала во время полёта?

— Я не спала, я медитировала.

— Ага, точно, посапывая мне в гриву, ладно слюнки не пускала, моя гроза богов.

— Эта Пандора мне нравится больше. Смотри что может. Убила королеву змей, — я обошла тело и увидела надрез на голубой чешуйчатой коже. Я подошла к голове Василиска и склонилась. — Собрала кровь, значит, знает, что с ней можно сделать. Кровь — это хорошо, но зубы лучше. Поможешь?

— Зачем тебе зубы Василиска?

— В долине смерти много опасных тварей, а яд Василиска смертелен для каждого из них.

Химера ловко приоткрыла пасть змеи, я окутала зубы нитями и аккуратно вытащила несколько клыков, складывая в мешочек.

— Огромная змея посреди руин. Непорядок, — сказала химера, закрывая рот существа. — Ты можешь убрать её?

— Пускай Гадес этим занимается.

— Клеопатра! — настойчиво протянула Манго.

Я покачала головой и дотронулась до змеи, окутывая тело Василиска нитями, теперь он словно кокон бабочки скрытый золотыми путами, нити сжимают тело, и Василиск рассыпается золотыми искрами. Теперь он спрятан в моей сокровищнице, как и предыдущие два.

Как только Василиск исчезает, земля под нашими ногами вздрагивает, взметая песок волной магии. Мы упали на горячую землю. Я моментально узнала эту магию, магия хаоса. А когда песок осёл, я увидела полное тому подтверждение: песок под телом змеи стал чернее ночи.

— Что это было? — спросила Манго, поднимая взгляд.

— Магия хаоса. Поверить не могу, — я провела рукой по чёрному холодному песку и почувствовала древнюю первородную силу. — Её я не с чем не спутаю. Она отпечаталась на коже.

Но среди холодного песка ощущалось едва заметное тепло, я начала раскапывать чёрный песок, разбрасывая его в разные стороны, как ребёнок потерявший игрушку в песочнике.

— Что ты ищешь? — испуганно спросила Манго. — Что ты почувствовала?

Но я её как будто не слышала, продвигаясь по чёрному песку. Моя рука коснулась чего-то горячего. Я загребла полную ладонь, пропуская песчинки между пальцев, пока в руках не осталась чёрная жемчужина с синими чешуйками.

— Хаос слышит всех нас, — протянула я, дотрагиваясь до камня.

«Особенно меня».

Жемчужина вспыхнула тьмой, и внутри загорелся синий туман.

— Камень связан с Василиском?

— Прокля́тая кровь не даёт ни жизнь, ни магию. Это послание от Хаоса.

— И что это значит? — спросила химера, смотря на меня огромными оранжевыми глазами.

— Не знаю, — я окутала жемчужину золотыми нитями, продевала камень и повесила на шею. — Ладно, пойдём. Как насчёт прогулки?

Я двинулась в сторону разрушенной аллеи сфинксов, а затем и дальше ступая на горячий песок. Манго шла рядом, иногда обгоняла, она любила длительные прогулки в отличие от меня. Я же всю дорогу поглядывала на жемчужину и думала, что делать с ней дальше.

— Как твоя спина? — спросила Манго.

— Делаю упражнения каждый вечер.

«Только не особо помогает, но спина — это ничто по сравнению с тем, что метки хаоса на моих ладонях горят огнём».

— Алекс говорит, если болит спина, значит, в твоей душе царит хаос, ты не выплёскиваешь эмоции и у тебя много забот.

— Не цербер, а провидец! Он случайно не проводит тренинги на тему «как жить долго и счастливо», а то я бы записалась, — химера рассмеялась.

— Мой брат очарован тобой, и он с удовольствием проведёт для тебя тренинг на любую тему.

— Не сомневаюсь в его способностях.

«Меньше всего мне хотелось встречаться с цербером, он мог не помнить, но чутьё у стража тьмы точно ничем не отобьёшь. Рядом с ним я всегда чувствовала себя как в очищающем огне, что лавой течёт в его венах».

— Люблю Элизий, восточная сказка, оазис среди песков с лугами цветов и водяными садами.

Элизий — город, созданный Гадесом и Аресом, вечная жизнь среди тьмы смерти. Над городом воздвигнут защитный купол, чтобы никто из чудовищ и богов не мог напасть, пожалуй, самое безопасное место на земле.

Мы миновали золотистую сторожевую стену купола на окраине оазиса, песок под ногами сменился цветочным лугом, а затем показалась стена города, украшенная сине-золотым орнаментом. С верхушки свисали двенадцать огромных Татцельвурмов, змееподобные монстры с кошачьими лапами, мордой и хвостом, беззаботно покачивались, греясь на солнце, их чешуя светилась синим и фиолетовым оттенком, заменяя украшения и стражу.

Один из них свисал над самими воротами, розовые глаза уловили нас ещё у стены защитного купола. Чудовище втянуло резко воздух, вдыхая запах нашей магии, скользнуло своим пушистым хвостом по моему боку и открыло ворота.

Пройдя, мы нырнули в узкие улочки разноцветных домов. Здесь жили в основном боги, неугодные Олимпийским, полубоги, нимфы, но реже встречались и люди.

— У меня мурашки от них, — бросила химера, быстро удаляясь от стены и подходя к магазинчику с платками и драгоценностями.

Мы зашли в крошечное помещение и утонули в роскоши разноцветных платков, расшитых золотом и серебром. Мягкий аромат лаванды окутывал подобно одеялу, так пахла магия богини Афины, но к нам вышла всего лишь нимфа.

— Что-то желаете? — она поклонилась, и я вдруг почувствовала аромат магии, которая пахла луговой свежестью.

— Как вам вот этот? — спросила Манго, показывая мне оранжевый платок, с вышитой золотом виноградной лозой.

— Мне нравится, люблю виноград.

— А себе я возьму синий с Татцельвуром.

— Ты же их боишься. Зачем тебе платок с их изображением?

— Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее, — ответила она, протягивая платки нимфе.

— Пожалуйста.

Нимфа красиво сложила покупки цветком, а середину украсила тоненьким золотым браслетом, протянула нам пакеты, и от её плавного движения я уловила сладкий запах незабудок.

— Магазин Афины, а я почему-то чувствую магию Геры? — спросила я.

— Не понимаю, о чём вы? — ответила нимфа, округляя глаза.

— Не смей мне лгать! — шикнула я, нащупывая её нить судьбы. — Шпионишь? Хочешь билет в Тартар в один конец?

— Я? Нет, нет! Она приказала, я не могла отказать, она же богиня! — оливковые глаза нимфы наполнились слезами.

— Что она приказала? — Манго схватила и дёрнула её за руку. — Говори!

— Следить, чтобы здесь не появлялся Гефест и Афродита!

— Как часто докладываешь и как давно следишь? — спросила я, дотрагиваясь до её нити.

— Уже год! — пропищала нимфа. — Ухожу за товаром раз в месяц и докладываю. Пожалуйста, я хочу жить…

— Хочешь жить, будешь ей лгать, я намного хуже Геры, — прошипела я, перебирая в руке её нить судьбы.

«Тёплая нить судьбы говорит, о том, что нимфа перед нами была очень молода, а молодыми проще манипулировать».

— Как скажете! — зарыдала она, и химера отпустила её руку.

Манго бросила на прилавок деньги, и мы вместе вышли из магазина.

— Почему магию Геры до сих пор не почувствовали? — спросила Химера, накидывая платок на голову.

— Магия слишком слаба, а они, вероятно, не заходили в этот чудный магазин.

Мы двинулись дальше по улочкам, земля была устлана мелкой разноцветной плиткой, на клумбах цвели нарциссы — любимые цветы Гадеса. После получаса блужданий по городу вышли на площадь, откуда открывался вид на восточный дворец. У фонтана нас уже ждал цербер.

— Рад вас видеть, — сказал Алекс, обнимая сестру. — Давно же я тебя не видел, сестрёнка.

— Пять дней, не меньше, — пошутила Манго.

— Моя богиня, — Алекс подал мне руку. — Вас я хочу видеть намного чаще, чем сестру. И вижу в своих снах, вы приходите ко мне со сладким запахом персиков в ипостаси Жизни, а иногда и в ипостаси Рождения. Но даже в ипостаси Смерти вы прекрасны.

— Давай только без подробностей, — я засмущалась как девчонка под его пристальным взглядом, щёки вспыхнули румянцем. — Манго говорит, что ты проводишь тренинги, проведи для меня на тему «как жить долго и счастливо»?

— Для начала нам просто необходимо узаконить наши отношения и съехаться, в конце концов, а то нехорошо жить в разных мирах, — улыбнулся цербер, его слова заставили и мои губы дрогнуть в улыбке. — Только вместе мы сможем быть счастливы.

— А есть другие варианты? — спросила я. — Боюсь, ты сбежишь, не выдержав мой сложный характер.

— Не сложнее, чем у Гадеса. Богу царства мёртвых угодить куда сложнее, чем прекрасной богине, — ответил Алекс, я махнула рукой и зашагала в сторону дворца.

— Один плюс в твою копилку, ты всё же заставил её улыбнуться, — шепнула за моей спиной Манго.

— Полагаю, Арес и Муза прибыли с утра? — спросила я, не оборачиваясь и избегая его взгляда.

— Арес позвонил утром, они переместились из Афин в пустыню, я забрал машину, а они поехали в храм Солнца и Луны, пока не появлялись.

— В храме их нет, — сказала Манго. — Мы там были.

Он пожал плечами и повёл нас за собой к воротам дворца, здесь так же, как и при входе в город, свисали Татцельвурмы, совсем ещё малыши, глаза чёрные, а шерсть и чешуя розовая.

Нас встретил восточный дворец, окружённый водными садами. Возле главного входа был припаркован мотоцикл и машина Ареса. Мы прошли по мостику над прудом с Золотыми Рыбками и ступили на пол, украшенный восточной мозаикой, в центре раскинулся бассейн с лепестками роз; пройдя мимо воды, мы вошли наконец в двери белоснежного замка.

Прошли через две арки и очутились в гостиной; здесь на диване сидел Гадес, читая книгу.

— Клеопатра, — он встал, обнимая меня. — Рад видеть, сестрёнка.

Он выше, и чтобы его обнять, мне постоянно приходится вставать на носочки, синие глаза будто океаны, пока ты в них тонешь, повелитель царства мёртвых проникает в самую душу и узнает о тебе всё: чувства, желания и страхи.

— Здравствуй, братик. Ты уже успел познакомиться с Музой? — спросила я, и он пожал руку Манго.

— Они прибыли недавно, но да, она прекрасна, умна и непредсказуемая. Киндер-сюрприз для бога Войны.

— Одним словом, она другая, а значит, пойдёт до конца. Арес в таком же восторге, как и ты?

— Не думаю, он говорит, она помогла ему справиться с Василиском, последней хранительницей этих земель.

— И что ему не нравится? Что вся слава досталась ей? — я улыбнулась и села на диван. — Василиски доставляли много хлопот живым.

— Но не мёртвым, — его взгляд упал на жемчужину, но брат промолчал. — Пандора нашла браслет. Они сейчас отдыхают. Думаю, за ужином мы сможем поговорить все вместе. Комнаты для вас готовы, вам тоже лучше отдохнуть с дороги.

— Наверно так не привычно, столько гостей сразу, — сказала я, выходя из комнаты вслед за Манго.

— Я только рад.

Мы с Манго поднялись на второй этаж по лестнице, выложенной синей мозаикой. Я останавливалась здесь нечасто, но свою комнату имела. Белоснежная, обставленная в ногу со временем, несмотря на восточный стиль дворца, она олицетворяла моё стремление вырваться из пут прошлого, как будто это было так легко. Я прошлась по толстому ковролину и тяжело выдохнула, разглядывая проекцию звёздного неба на потолке. Положив жемчужину на подушку, я прошла к огромному окну с видом на водный сад, открыла и перегнулась через подоконник, чтобы увидеть всё это великолепие во всей красе, но спину снова защемило, а в голове пронеслись слова химеры и цербера.

«В твоей душе царит хаос. Нехорошо жить в разных мирах».

«Алекс. Много он знает? Может, и не знает, но точно чувствует. И смотрит так пристально, прожигая взглядом своих неоново-зеленых глаз, что хочется провалиться в глубины Тартара, там хоть не так жарко».

Я достала из рюкзака карту и повесила на стену. Положив рюкзак в шкаф, взяла с тумбочки лиру, села на кровать и сняла перчатки, рассматривая метки на своих ладонях.

«Метки хаоса, я Рождение, Жизнь и Смерть».

Вздохнув, я провела пальчиками по струнам лиры. Музыка меня успокаивала.

«Метки на моих ладонях выглядят жутковато, поэтому приходится прятать руки в перчатки. Это не метки хаоса, а метки моего одиночества, так всегда, чем я сильнее, тем более одинока. Меня боятся, ненавидят или восхищаются, но я точно никого не оставляю равнодушным. И всё, что между рождением и смертью — это жизнь, и я так устала быть одна».

В дверь постучали, и она приоткрылась, Муза застыла в проходе, но играть я не перестала.

— Спасите меня, — протянула она, захлопывая дверь и прижимаясь к ней спиной.

— Что случилось?

— Он ходит за мной как цербер за душами!

— Цербер, к сожалению, или к счастью, ходит за мной. Проходи.

Я пригласила её сесть на кровать. Муза устроилась рядом и заслушалась мою колыбельную.

— Вы красиво играете.

— Спасибо, но думаю, ты играешь даже лучше меня.

— Я умею играть на арфе, на лире никогда не играла.

— Это почти то же самое.

— Мама тоже играла колыбельную, — она грустно улыбнулась. — Она всегда успокаивала, и я чувствовала себя в безопасности. А сейчас всё так запутано и пугающе.

— Так Арес напугал тебя? — спросила я, а она встала с кровати и подошла к карте.

— Он не спускает с меня глаз. Указывает, что и как делать.

— Типичный бог Войны, он всегда был таким, — ответила я.

— Так вы знали, где браслет? — спросила Муза, изучая метки на карте.

— Я могла только предполагать, читая послание звёзд как это делаешь ты.

— Чем я вам так не угодила, раз вы нарекли мне смерть? — спросила она, разводя руки в стороны. — В чём я виновата?

Я пожала плечами, отложила лиру и надела перчатки. Боясь взглянуть на её потерянные глаза.

— Я разве сказала, что ты виновата? Поверь мне, маленькое сокровище, я сделала многое, чтобы ты переродилась, смогла вернуть шкатулку света с тьмой на место и обрести силу, что была тебе дарована, а виновные понесли бы наказания.

— Мои родители ни в чём не виноваты! — бросила она. — Все ошибаются!

— Верно, все без исключения ошибаются, но чья-то ошибка стоила тебе жизни. Тебе даже не дали шанс. Ты была виновата ещё до своего появления на свет только потому, что кто-то так посчитал и ошибся, а теперь судьба выставляет им счёт, и платить по счетам действительно пора. Так будет справедливо.

— Жизнь не справедливая штука, когда дело касается невинных.

— Раньше было так: перед рождением душе показывали судьбу, а потом она погружалась в реку забвения, забывая обо всём. Я могу направить и подсказать, но только вы сами решаете, каким путём вы пойдёте.

— Хотите сказать, что мы идём не туда?

— Дорожка может блуждать, нить путаться, но в итоге мы всегда находим правильный путь. Идти всегда проще, когда кто-то освещает твою дорогу.

— И куда мне идти дальше? — спросила она, указывая на карту, где было отмечено ещё пять точек. — И кто осветит мой путь?

— Пять точек, отмеченных на карте, соответствует фазам трёх лун, и предположительно именно в этих точках спрятаны ключи от храма.

— Предположительно? Так, вы не знаете точно…

— Я знаю точно, где находятся два ключа, а о месте нахождения ещё трёх могу только предполагать. У тебя будут виде́ния, поэтому мы будем знать точно, так же, как и те, кто спрятал эти ключи, и узнаёшь ты, когда придёт время.

— И кто их спрятал?

— Боги Олимпа. Они думали наказать людей, а наказали себя, вот ирония.

— Верхушка камня побелела, — сказала Муза, показывая амулет на своей шее.

— Мы успеем. Ты должна жить, маленькое сокровище, — через окно в комнату влетела белая бабочка, покружилась над Музой и села ей на волосы.

— Я даже не знаю, где мне искать шкатулку, и сами посмотрите на карту. Ключи боги спрятали по всему миру.

— После гибели Пандоры шкатулка исчезла, и первый раз за много веков до нашей эры Египетский фараон случайно нашёл её в песках пустыни, он открыл её и пала его армия, их погубила тьма, сокрытая в свете, — сказала я, вставая и подходя к карте, висящей на стене, пальцем указывая на Египет. — Сын фараона спрятал шкатулку на краю света, но через много веков нимфы нашли её в Индии, многие из них погибли, так и не донеся находки Богам. И по сей день о ней никто ничего не слышал, но браслет напомнит тебе музыку бездны, она исходит из шкатулки света. У тебя будет виде́ние, которое приведёт тебя к ней.

— Мне страшно, — по её щекам потекли слёзы, и девочка задрожала всем телом. — Я словно танцую со смертью в песках пустыни, и я боюсь снова упасть, ведь цена ошибки будет моя жизнь!

Бабочка встрепенулась и вылетела в окно.

— То, чего мы боимся вначале, меньше всего страшит нас в конце, но, если ты сможешь победить свой страх, ты сможешь победить что угодно, а Арес поможет. Он ходит за тобой как страж тьмы за душой, что ему вверена, он осветит твой путь.

— Почему он? Почему не мои родители?

— Война в его душе не угаснет, пока он не спасёт тебя, — она обняла меня, роняя слёзы на рубашку, а я гладила её по волосам, пока Муза не прекратила дрожать. — Скоро ужин. Иди умойся и если хочешь, после ужина мы прогуляемся.

— Можно я заберу у вас карту?

В дверь снова постучали, когда я снимала карту со стены, на этот раз это была Манго.

— Ужин подан. Идёшь?

Мы с химерой и Музой пошли в столовую, где уже собрались все, даже Харон. Он был добр, но всегда ворчлив.

— Я чувствую тьму, исходящую от вашей жемчужины, — сказал Харон вкрадчивым голосом, его голубые глаза прожигали чёрную жемчужину хищным взглядом.

— Только тьму? — я дотронулась до жемчужины, что всё ещё была тёплая. — Ты уверен?

Сняв нить с себя, я протянула её Харону. Паромщик всегда чувствовал магию тьмы и света особо остро.

— Только не лги мне, а то пересадим тебя с парома на лодку и будет всё как в старые добрые времена, один за раз, — в моих зелёных глазах заклубились нити.

— Я чувствую тьму и свет жизни, — ответил Харон, перекатывая камень в ладони. — Камень из потустороннего мира. Ничего хорошего от него не ждите, лучше избавьтесь поскорее.

— Я сама решу, что делать с камнем! Не тебе меня учить! — мой голос завибрировал, заставляя Музу вздрогнуть.

«Последнее, что мне хотелось это избавляться от камня».

— Тьма, как и свет, есть во всём, — спокойно сказал Гадес улыбаясь.

— Поосторожнее, Харон, в гневе богиня и Стикс может заморозить, — пошутил цербер, сидящий рядом.

— Это не указ, а дружеский совет, — бросил паромщик, схватил яблоко со стола и вышел из столовой.

— Решила перепугать всех моих помощников? — спросил Гадес. — И кто будет работать?

— Египтяне, — улыбаясь ответила я.

— Так какие наши следующие действия? — спросил Арес.

— У меня должно быть виде́ние, так что остаётся только ждать, — ответила Муза, доедая карамельный пудинг, а Арес вопросительно взглянул на меня.

— Браслет поведёт Музу по неисповедимому пути и по памяти прошлого, главное не торопится.

— Вы обещали мне вечернюю прогулку, — напомнила юная богиня.

— Я пойду с вами, — закивала химера, расплываясь в улыбке.

Мы гуляли по водному саду и наблюдали за игрой золотых рыбок, пока в воздухе не появился запах свежести после дождя, озон прорезал атмосферу, несмотря, на синее небо без единого облачка. Я вышла за ворота дворца, и через мгновение передо мной появился Анубис в клубах чёрного дыма. Я вздрогнула от его близости, а свисавшие со стен малыши Татцельвурмы зашипели.

Он был одет современно, белые джинсы и рубашка, но всё это контрастировало с древнеегипетскими элементами. На голове золотая корона-маска в виде головы шакала, шею украшали золотой ошейник с изображением змеи и амулет-ока Уаджет, золотой нагрудник с драгоценными камнями в виде весов истины, покрывающий плечи, грудь и спину. Анубис держал в руке жезл Уас, взгляд синих глаз был пронзительным, а улыбка мягко касалась губ.

— Повелитель Дуата, ты озарил этот мир светом, — улыбнулась я.

— Ты мой свет, Клеопатра. Я соскучился, — сказал он, делая три шага ко мне. — Берега Нила и поля Иалу истосковались по тебе, моя царица. Спасаешь жизни и мир, а в земли Дуата не заглядываешь.

Он приподнял свою маску и поцеловал мою руку.

— Скоро я спущусь в земли Дуата, чтобы прогуляться по берегу Нила и заглянуть в сокровищницу знаний, — ответила я, но он потянул руку к жемчужине.

— Царица моя, потусторонняя магия?

— Любая магия бесценна. Кому, как не тебе знать эту истину, повелитель Дуата.

— Ты должна хранить магию всех нас, но выбираешь всегда другую сторону.

— Я не выбираю сторону, Анубис. Я хочу быть справедливой ко всем, как и ты, верша суд. И я очень надеюсь, мне не придётся спасать ещё и вас от ошибок прошлого, — он наклонился ко мне, рыжая чёлка упала на глаза, втянув носом аромат моей магии, он расплылся в улыбке.

— Сладкий аромат самой Жизни. Властители загробных миров всегда желают Жизни, — взгляд скользнул с глаз на губы.

— Я не твоя и твоей никогда не стану, Анубис, моя судьба не вплетена в твою.Путь богини Судьбы отмечен одиночеством, — солгала я.

— Твоя судьба вплетена в жизни каждого из нас. Тебе осталось только сделать выбор. Я буду очень ждать тебя, моя царица. Ты ведь не забыла про наш уговор?

— Помню, Анубис.

Он поцеловал руку на прощание, опустил маску и растворился в воздухе, унося с собой свежесть дождя, вокруг вновь стало мучительно душно. Я погладила по морде малыша Татцельвурма, успокаивая, и вернулась к себе в комнату.

«Никакой это не хаос в душе, а нервы», — подумала я, открывая окно и впуская вечерний воздух в комнату, спину защемило вновь.

Переодевшись в шорты и топ для упражнений, я забрала короткие рыжие волосы в хвост. Выполнила всего три упражнения: поза кошки, щенка и змеи. После них всегда становилось легче, боль уходила, и появлялось желание двигаться вперёд. Но в этот раз из раздумий вывел стук в дверь, не успела я ответить, как в комнате появился пряно-сладкий аромат свежести с хвойными нотками, запахло кипарисом — так пахла магия Гадеса.

— Что хотел Анубис? — спросил он, прислоняясь к двери, не сводя с меня глаз.

— Соскучился.

— Будь осторожна, Анубис никогда не делает ничего просто так.

— В этом вы с ним похожи. Думаю, у меня нет оснований беспокоится на его счёт. Правители Египта не любят играть с чужими жизнями и не путают нити судьбы.

— Ты объединяешь все пантеоны богов, и я просто волнуюсь за тебя, сестрёнка, — сказал он, присаживаясь на кровать. — Я никогда не умел с ними общаться.

— С людьми?

— С детьми. Как объяснить Музе, что всё происходящее серьёзно и опасно?

— Она знает, что с ней было и что с ней будет, если они не вернут шкатулку в Храм.

— Мёртвые ничего не знают о смерти, а живые о ней не думают, они о ней рассуждают, только когда чувствуют боль утраты.

— И вину.

— Вина — бесполезное чувство.

— А как же искупление? — я закрыла глаза и сделала перекат на ноги, боль стала утихать. — Признанная вина искуплена наполовину, но полное искупление и осознание приходит, когда мы достигаем дна, только оттолкнувшись от дна, можно придать вину забвению.

Я снова перекатилась и взглянула на Гадеса, он улыбался.

— Когда ты предашь забвению свою вину? — спросил он, наклоняя голову набок. — Ты справедлива ко всем, кроме себя. Ты даёшь шанс за шансом человечеству и не одного себе. Ты не позволила себе любить тогда и делаешь это сейчас.

— Прекрати! — бросила я, зная, что нас могу услышать.

— Чего ты боишься? Как ты любишь говорить, каждое действие имеет последствие, это так. И ещё каждый может ошибиться, — его голос звучал тихо, но каждое слово попадало будто пулями в самое сердце. — Будьте готовы принять последствия своих решений. И смотри-ка тоже в точку. Кто был связан однажды, связаны навечно.

«Странно слышать слои слова из чужих уст».

— Когда ты примешь последствие своих неверных решении?

— Я отпустила их, даровала им свободу, — бросила я, и спину снова защемило, по телу будто прошёл электрический разряд.

— Да, но ты не спросила их. Не дала шанса принять решение самим и что мы имеем, они вернулись к тебе, через столько лет. Ты хоть видишь, как он смотрит на тебя?

— С презрением? — ухмыльнулась я.

— Я могу ошибаться, но что это, если не любовь? Я думаю, ты обязана вернуть им воспоминания и дать свободу, принять решение самим. Останутся они или нет.

— А если нет, как мне жить тогда? Не хочу испытывать душевную боль вновь.

— Если нет, то ты будешь знать, что они сами сделали выбор. Ты отпустила их однажды и отпустишь сейчас, это принятие последствий, сестрёнка.

— Помоги мне, — прошу я. — Мне больно.

— Помоги себе сама, — бросает он. — Или дай шанс помочь себе тому, кто этого действительно хочет.

Он встал и просто ушёл, хлопая дверью.

«Не знаю, что больнее, боль в спине или та правда, что резанула по сердцу», — я прикрыла глаза, и по щекам покатились слёзы. Согнув одну руку, я надеялась встать, но боль стала невыносимой.

Сквозь затуманенное сознание я услышала один стук в дверь, и спальню наполнил аромат корицы и молока.

— Я принёс тебе тёплое молоко… — и фраза цербера оборвалась, а по комнате словно громом разнеслось моё дыхание боли.

— Уходи! — только и смогла прошипеть я сквозь боль.

Он поставил кружку с молоком на прикроватную тумбочку и подошёл ко мне.

— Позволишь мне помочь? — я закачала отрицательно головой, но он, естественно, и слушать не стал.

— Я непонятно выразилась?

— Так встань и прогони меня, мой сладкий персик, — он сел рядом, а я опустила голову в пол. — Во мне тает дым тьмы, а в тебе клубятся нити света, но мы оба одиноки.

Я не ответила, и тогда он дотронулся до спины, начиная массирующими движениями расслаблять мышцы.

— Всё пройдёт, — прошептал он.

— Ничего не проходит бесследно, никто не спрячется от своей судьбы.

— Всем нам нужно убежище для нашего хрупкого сердца. У тебя есть убежище? — я покачала головой. — Даже у бога Войны есть убежище, там ему спокойно и тепло, туда он бежит, когда жизнь становится невозможной и пугающей. За своей богиней он пойдёт до конца и даже готов пройти через долину смерти к реке времени, я видел его глаза.

Боль уходит, и я могу лечь на пол полностью, но его руки так и продолжают массировать мне спину.

— Я не одинока, у меня три ипостаси, и я обрываю нити судьбы, забирая жизни!

— Ты даёшь шанс на перерождение и ведёшь по жизни, а я трёхглавый цербер, страж тьмы, и я буду убежищем для каждой твоей ипостаси.

Меня окутал чёрный туман, глаза сменили цвет на сапфировый, волосы длинными лунными кудряшками легли на плечи.

— Ипостась Рождения. Манго говорит, что эту ипостась ты принимаешь только дома, там, где тебе спокойно и безопасно, — он убрал со спины кудряшки и дотронулся до моей ладони.

«Так и есть, рождение, маленькая беззащитная девочка, несущая свет в этот мир».

— Муза сказала, что передо мной раскроются тайны прошлого и чьё-то хрупкое сердце разобьётся.

— Не беспокойся, у меня каменное сердце, — бросила я.

— Ложь, я, кажется, вижу твои крылья, — сказал он, и я почувствовала улыбку.

— У меня нет крыльев, их вырвали давным-давно.

«Я сама».

— Так говорится в легенде. Ты увидишь её невидимые крылья, когда ваши нити судьбы сплетены, а в мгновения прикосновений вы будете дотрагиваться до душ друг друга.

— Это легенда про любовь и страдания.

— Ты здесь порядком настрадалась, — прошептал он, нависая надо мной. — Так что нас определённо ждёт только любовь. Я помогу тебе подняться.

Он просунул руку мне под живот и медленно помог оказаться на ногах.

Теперь моя спина оказалась прижата к его груди, но вместо того чтобы поставить на пол, он подхватил меня на руки и понёс в ванную комнату.

— Что ты творишь?

— Контрастный душ поможет снять напряжение.

— Я еле стою, ты не посмеешь запихнуть меня под душ!

— Не серчайте, богиня, а то спину прихватит.

Цербер открыл стеклянную дверь душевой кабины, поставил меня и закрыл дверь. Надо мной включилась голубая подсветка. Поворот крана и тёплая вода коснулась тела, переключив на горячую, я подставила лицо струям и услышала, как за спиной стеклянная дверь открылась вновь. Душевую кабину наполнил аромат персиков и корицы. Я медленно повернула голову и увидела Алекса, его черно-золотой амулет на груди отливал голубым и напоминал о моём неверном выборе.

— Ни стыда, ни совести у тебя нет, а я ведь наказываю и за меньшее.

Я всматриваюсь в его зелёные глаза и не вижу в них ни капли сожаления, он улыбнулся, окидывая взглядом мои мокрые волосы. Отвернувшись от него, смотрю на наше отражение в чёрной плитке, а сердце при этом отказывается стучать. Цербер обнял меня одной рукой за талию, а другой начал массировать спину.

— Конечно, как скажешь, мой сладкий персик. Как только тебе полегчает, я с радостью приму любое наказание, — он убрал волосы в сторону и поцеловал в плечо.

— Посадим тебя на цепь, чтобы ты не распускал руки, — сказала я тихо, прикрывая глаза от потоков воды, выгибая спину, и прижимаюсь щекой к холодной плитке.

— Я не люблю грубости, мой сладкий персик. Может, всё же начнём с наручников? Пристегнёшь меня к кровати и сделаешь, что душе твоей угодно, только нежно.

— Пять минут назад ты говорил мне про любовь, а сейчас предлагаешь наручники? — я повернула кран на холодную воду, но он никак не отреагировал.

— Наручники более гуманнее, чем цепь.

Я почувствовала его учащённое дыхание и повернулась. Улыбка на его лице туманила разум, в глазах полыхало желание, с которым бороться не было сил.

— Желание-нелюбовь, — сказала я, и его бровь удивлённо взлетела вверх. — У тебя расширенные зрачки, температура твоего тела повысилась градусов на пять, даже под холодной водой, все мышцы напряжены, сердце скачет, будто ты бежишь со скоростью света по долине смерти, и твоё дыхание сбилось. Ты что, хочешь вырвать мои крылья?

— Ты сама сказала, что у тебя нет крыльев, но я готов пробежать по долине смерти со скоростью света, чтобы они выросли, — он переключил воду на тёплую, не сводя с меня ласкового взгляда.

— Не обещай того, чего не сможешь выполнить, — бросила я, отталкивая его, не выдерживая гипнотический взгляд зелёных глаз, но он ловит мою руку и резко поворачивает к себе так, что наши губы соприкасаются лишь на секунду, но этого достаточно, чтобы сбросить оковы страха.

В какой-то момент я потеряла течение времени, ощущая лишь его горячие руки на своём теле, поцелуи казались единственным спасением в этот момент, и Алекс спасал меня, касаясь губами каждого сантиметра тела.

Нас утягивало в пучину сжигающей страсти, и разорвать нити, переплетающиеся сквозь время, было точно невозможно. Он находил меня также быстро, как сейчас его руки находили застёжку моего топа. Тёплая вода казалась обжигающей или это страсть обжигала тело? Я хотела захлебнуться в нём, впивалась в спину ногтями, стараясь заглушить свой крик, но наслаждение от его близости было столь велико, что в итоге голос мой разрезал звук льющейся воды, отрезвляя окончательно.

Злость и смятение от его слов и действий разлилось волной по всё ещё пылающему телу, но прикосновение горячих рук и переплетение обнажённых тел оставляли лишь трепет. Мой мир треснул и пропал в забытье его объятий. Снова. Я обвила руками шею, а он зарылся рукой в мои мокрые волосы, не в силах отпустить.

— Никогда не сомневайся во мне, мой сладкий персик, я буду идти за тобой, будто твоя тень, — выдохнул он в губы. — Запах твоей магии отпечатан у меня под кожей.

— Моя магия пропитана мраком Эреба и справедливостью Немезиды, поэтому моё присутствие опьяняет тебя, — прошептала я, не смотря ему в глаза.

— Тонкий намёк на ещё один заход или на то, чтобы я убрался поскорее? — он поцеловал меня в губы, приподнимая и прижимая к стене. — Я не хочу уходить, мне холодно спать одному.

Меня окутал чёрный туман и ипостась Смерти, вновь взяла верх над другими ипостасями, сапфиры в глазах медленно угасли и загорелись изумруды, лунные кудряшки, будто гонимые огнём окрасились в рыжий и застыли на уровне плеч.

— Я привыкла спать в одиночестве, — шепнула я, выскальзывая из его мокрых объятий. — Нам нужен отдых, впереди долгая и тяжёлая дорога.

Обнажённое тело обдало холодным воздухом и накинув тёплый халат, я приготовила для него полотенце и вышла из ванной. Забравшись на кровать в позу лотоса, я взяла наконец кружку уже остывшего молока и сделала глоток.

«Он слишком торопится или я слишком долго лгу ему и себе? Во всяком случае даже боги иногда поддаются страсти». — пронеслось в голове, взяв лиру, и провела пальцами по струнам.

— Я напугал тебя, — то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал Алекс, садясь передо мной, обёрнутый полотенцем. — Всё что я сказал — правда.

Он забрал у меня кружку и сделал глоток, а я вновь начала играть.

— Я хочу быть рядом с тобой, хочу быть твоей поддержкой и опорой, моя богиня, не просто в минуты слабости проводить с тобой ночи, а быть твоим спутником вечность, — он наклонился и слизал капельку молока с моих губ.

— Не торопись, Алекс, ты не знаешь, какая нас ждёт дорога, и сможем ли мы её пройти вместе.

Но он не слушал, притянув к себе и отложив лиру, цербер с лёгкостью усадил меня к себе на колени, поглаживая по спине.

— Вплети меня в свою судьбу, Клеопатра, — прошептал он, едва ли не умоляя.

«Ты был вплетён в мою судьбу задолго до моего рождения», — хочется сказать мне.

— Я не в силах этого сделать, моя судьба в руках Хаоса, — ото лжи мои щёки залились румянцем. — Каждый мой шаг ведёт во тьму, а каждый шаг к справедливости ко дну. Не ходи за мной.

— В парад трёх Лун Хаос слышит нас, значит, я буду молить его вплести тебя в мою судьбу. Ты моя, — прошептал он и начал неторопливые и нежные поцелуи.

Я вздрогнула и испуганно открыла глаза, впиваясь в его плечи ногтями, готовая повторить все безумства, что были только что в душе, но мой стон смешался с истошным криком, разносящемся по восточному дворцу Элизия.

— Пандора слышит музыку бездны, — прошептала я, смотря в его давно позабытые, но такие родные глаза. Он поцеловал меня в губы и выпустил из своих объятий.