Пятнадцатое воплощение. Исторический роман

Тамара Ла

Роман Тамары Ла «Пятнадцатое воплощение» – это историческое повествование. Действие происходит в 4-м веке до нашей эры на фоне походов Александра Великого и крушения персидского царства. В Индии, Персии, Греции главный герой – индийский воин и философ Рамалли – стремится всегда оставаться самим собой, быть справедливым и человечным. Любовь к прекрасной вавилонской жрице Таллат он проносит через все годы и расстояния.

Индия. 336—335 годы до н.э.

Полгода назад вернувшиеся из Персидского царства, Рамалли, Шарад и Марури втроем перешли на службу к радже Дакшипатхе, набравшему в свое войско много доблестных воинов.

В конце лета Дакшипатха отправился помочь соседнему правителю, борющемуся против южного царя.

После месяца стычек, отступлений и наступлений небольшое войско Дакшипатхи возвращалось домой в разгар осенней жары. Ведущая домой дорога вынырнула из приречных зарослей и пошла петлять между редких рощиц и отдельных приземистых деревьев, окутанных светло-зеленой листвой, росших на равнине, протянувшейся от реки Чамбал до светло-голубых, южных гор Виндхья

На третий день пути впереди показался городок, расположенный возле речки — в месте ее слияния с рекой Бетв. Этот городок — центр владений раджи Дакшипатхи.

Бетв — один из многочисленных притоков священной Джамны (Ямуны), в свою очередь на севере сливающейся с Великой Гангой, Матерью Рек.

В полдень следующего дня войско прибыло в столицу, и царь распустил воинов по домам. Рамалли сразу поспешил в расположенное неподалеку село и вскоре, спрыгнув с коня, ввел его во двор родного дома, радостно улыбаясь навстречу своим родственникам, жене и детям, выбежавшим его встречать.

Замечательно тенистые тиковые деревья в легком ветерке колыхали свою листву над домом и двором, обнесенным высокой каменной стеной. За северной оградой по камешкам оврага журчит ручей, а за южной стеной и равниной видны горы — удивительно ровной голубой полосой тянется горный массив Виндхья — обиталище великой богини Парвати.

В полдень жарко даже в тени травяного навеса в боковом дворике, где лежал на циновке Рамалли. Лежа на боку, подперев голову рукой, он смотрел, как его жена Нандана в ярко-розовом одеянии готовит на очаге обед и одновременно присматривает за играющими рядом с ней детьми — своими и племянниками.

Рамалли женился пять лет назад, охотно доверясь решению родни и своей матери Мадумати. Ему было тогда 17 лет, а Нандане — 15. Родня выбрала ему в жены девушку из хорошей семьи, живущей в западном конце селения. Нандана в самом деле легко вошла в большую семью, оказалась заботливой и ласковой женой, хлопотливой помощницей своей свекрови — стала точно еще одной из дочерей Мадумати. Четыре месяца назад Нандана родила второго сына.

У Рамалли — несколько старших и младших братьев и сестер. Большинство из братьев обзавелись семьями, и все вместе живут в родном доме. Их отец — Амирам, сын Васути, погиб десять лет назад — в большой войне северных царей он сражался на стороне Маурьев и был убит в битве при Ганге. Рамалли было тогда 14 лет.

Детство его, братьев и сестер прошло, окруженное любящей добротой родителей, их умелым и доброжелательным воспитанием. Ненавязчиво взрослые обучали детей спокойному восприятию окружающего мира, уважению к родным и старшим, доброжелательному отношению ко всем существам на свете. Сейчас Рамалли начал осознавать, что, наверное, именно это детство и юность, окруженные теплом любви, дают ему постоянную внутреннюю силу и способность к духовному развитию, к широкому и бесстрашному восприятию мира. В нем нет страха перед жизнью и смертью. «Страх — самое худшее», — не раз слышал он из уст своих учителей-наставников в воинских искусствах. Не ему бояться бога смерти Ямы-Антика (Уничтожающий), крылатых демонов-ракшасов, и богини Арати, по ночам присасывающейся к мужчинам, вытягивая из них силу.

От любви к миру, общения с родными, дружбы с товарищами — горячее ощущение полноты жизни.

Глубокая, всосанная с молоком любящей матери, любовь к прекрасной родной земле. Любовь к буйно-щедрой красоте природы, неустанное любование ею.

Индия — словно сказочная страна Света Двипа! Зеленые равнины и горные леса, синие реки, льющиеся меж берегов, поросших густой зеленью деревьев и кустов. Пьяняще душистые запахи деревьев и растений, осыпанных бесчисленным множеством цветов. Города и села, красивые черноглазые и черноволосые люди в легких ярких одеждах, маленькие храмы под высокими шапками крыш, символизирующие лесистые горы с пещерами.

Рамалли горячо любил ослепительный свет дня и тьму жаркой ночи, слепящие лучи священного солнца и волшебный, мягкий свет Луны. Каждый день восторженно встречал сияние зари, а вечером радостно прощался с Солнцем. Засыпая под яркими звездами ночи, Рамалли просыпался перед рассветом и, тихо встав среди спящих товарищей в походе или дома среди родных, выходил в сад и, замерев, ждал появления солнца. Стоял во тьме, пока, раздирая черный покров ночи, в пленительно ослепительной красоте не показывала себя всему миру Ушас — вечно юная, вечно прекрасная, всем показывающая свою нагую красоту Дева-Заря!

Он всегда испытывал глубокую любовь к священной красоте Огня. Он любил каждый листок, каждую травинку, каплю воды в реке, каждый изгиб облака и реки. И, наверно, из-за этого в любом бою и поединке Рамалли не ощущал безнадежного ужаса перед смертью. Жизнь для него — мощный, щедрый к нему поток, наполненный любовью к прекрасной земле и ее обитателям.

Поэтому он не имел разрыва между душой и телом, развитием своей души и боевой жизнью великолепно подготовленного воина — то и другое любовно дополняло друг друга. Погружался ли Рамалли в отвлеченные размышления, внезапно захваченный ими, или в бою, сжимая в руках меч, погружал его в тело противника — для него в этом не было противоречия. Он ясно сознавал, почему в глазах брахманов и святых мудрецов выглядит преступным и невозможным убиение любого живого существа, но сам он не видел ничего плохого в столкновениях вооруженных людей — в их кровопролитной борьбе друг с другом. Бережное сохранение жизни и ее жестокое обрывание — едины и прекрасны в составляющей мировой узор Игре-Лиле. Убийственный удар острия кинжала, вскрывающий тело и выпускающий кровь жизни, и прекрасное слово, точно определяющее Истину, по своему действию одного происхождения, равно прекрасны своей пронзительной отточенностью.

Каждый день и час Рамалли принимал, как щедрый и прекрасный дар Мира.

И все же Рамалли, этот высокий, темно-загорелый воин, доброжелательный и спокойный, с дружелюбными внимательными глазами, отличался от своих боевых товарищей, тупо обособленных от всего, кроме войны, и Рамалли уже осознавал это свое отличие. Воины вокруг него способны воспринимать только войну; словно животные, они даже не осознают себя отдельными личностями, — им незачем это. А Рамалли сознавал насколько неудержимо влечет его любознательность к каждому своему и чужому поступку, смыслу и значению дня и ночи, каждого попадающегося на дороге камешка. В родном селе он нередко беседовал со всеми уважаемым брахманом Вишнувиртой.

За свои 60 лет Вишнувирта полностью выполнил 4 предназначения человека. В юности — это изучение Вед, в зрелости — быть главой дома и семьи, затем отшельником постигать араньяки — толкования Вед, и, наконец, странствовать, отдавая накопленные знания ученикам. Брахманы считались самыми умными и уважаемыми членами общества.

Арии — «благородные» — тысячу лет назад пришли с севера на земли Ирана и Индии, и ныне их потомки населяли Индию — множество племен жило здесь со своими языками, обрядами, богами и легендами, и одновременно всех их связывала единая ведическая культура, живым словом постоянно из рода в род передаваемая учителями-брахманами сыновьям и внукам.

Роскошно яркая красота природы породила дивные сказания о богах, героях, мудрецах, — невиданный, ни с чем несравнимый размах воображения. Красочные представления и отточенные идеи наполняли сказания и философские системы Индии — от самых сказочных, до предела насыщенных буйной земной жизнью, до умопомрачительно сложных абстракций-идей, которым предаются в уединении своих лесных жилищ мудрецы-аскеты.

Брахманы хранили и развивали учение о существовании мира, бесчисленное число раз возникающего и разрушающегося в круговращении времени-Калы. Единому ритму рождения и смерти подвержено всё — от биения и пауз пульса до периода, составляющего бесчисленное множество лет.

Знатоки Вед утверждали:

— Жизнь нашего земного мира делится на 4 периода-юги. Самой первой и лучшей была Крита-юга. Сейчас уже почти три тысячи лет длится Кали (Черная) юга — самая худшая и последняя из юг. Человечество снизошло с высот совершенства Крита-юги к нашему времени всеобщего невежества и озлобления.

— Как любое существо, Вселенная вновь и вновь переживает цикл рождения, развития и смерти. Вечную тройственность бытия мы носим в своей душе. Эта триединность Бытия выражена в трех понятиях саттва-раждас-тамас: энергия созидания, энергия сохранения, энергия разрушения. Каждый процесс после своего начала переходит в фазу покоя-равновесия, а затем его постигает разрушение, расчищающее место для начала нового творения, и этому круговороту подвержено всё в мире. Разрушение — это начало нового процесса, оно — свойство и основа каждой юности, необходимое человеку для сотворения чего-либо нового. Столь же необходим период равновесия перед началом нового цикла становления-разрушения.

Наиболее просто сотворение мира было выражено в легенде о том, как Агни-Огонь и Сома-Жертва образовали в водах Космического Океана яйцо — золотой зародыш мира, из его серебряной половины возникла Земля, из золотой — небо. Над всем этим миром стал царствовать Индра — бог, установивший порядок, а вместе с ним — многочисленные боги и богини.

Другие мудрецы считают, что движение мира, его начало, развитие и конец — это вселенский, символический танец Шивы-Рудры (Ревущего) — великого творца, хранителя и разрушителя мира, доарийского бога дравидов.

В другой, не менее красочной, поэтической и философской символике мир — это творение Вишну, восседающего на кольцах космического Змея Шеши. В конце кальпы (период существования мира) Шеша просыпается и сжигает обветшавший мир огнем своего дыхания.

Огонь («Вестник») занимал центральное место в народных и философских представлениях. Огонь священен, как олицетворение жизни, он — ее создатель, разрушитель и вечный хранитель. Огонь — это любое движение, изначальная форма жизни, ее начало, развитие и конец. Единственный из всех он — Джатаведас — «Знаток всех вещей».

В Индии рано возникло учение о перевоплощении души — частицы вечного огня, переселяющейся из одного тела в другое. Это учение развивалось сначала, как тайная доктрина, сокровенная от всех, но с течением времени оно стало доступно всё большему числу людей, ищущих знания о смысле жизни.

— Родители дают человеку лишь форму тела, а вселяющаяся в него душа, оживляющая его и покидающая в момент смерти, не знает гибели, потому что она часть Великой Вечности, — сказал Вишнувирта Рамалли, зашедшему к нему по пути на центральную площадку для воинских упражнений.

Брахман добавил, подчеркнув:

— Знай, твоя душа — частица вечного и великого огня.

Разговаривая, они сидели на пороге хижины, стоящей на окраине села.

Жаркая осень. Мирная послеполуденная тишина царила всюду. Едва слышно шелестела над ними листва деревца амалаки. Позади и сбоку хижины росла рощица гранатовых деревьев и высокое дерево манго. Густые ветви деревьев согнулись, увешанные плодами.

— Тщательно соразмеряй свои поступки и мысли с последствиями, — наставительно сказал брахман. — Не радуйся своему счастью и не горюй в несчастье, ибо то и другое лишнее в глазах истинной мудрости. — Он смолк и, погрузившись в безмолвие, устремил зоркий взгляд на дальние поля и извивающуюся по ним дорогу.

Рамалли, державший ножны с мечом на голых коленях, в свою очередь взглянул на группу всадников, показавшихся на въезде в село.

Вдруг сбоку он заметил подкрадывающегося соседа-приятеля — сквозь высокие кусты, осыпанные розовыми мелкими плодами, мелькнуло его светло-загорелое полуобнаженное тело. Далипур одним махом, точно тигр, бесшумно перескочил каменную изгородь и начал вдоль нее подбираться поближе.

Неуловимо легким движением вставая и с легким шелестом вытянув из ножен широкое, сверкающее, словно зеркало, лезвие меча, Рамалли двинулся ему навстречу: слегка пригибаясь, наклоняя плечи внутрь.

Готовые к нападению, они пристальными немигающими глазами выбирали уязвимые места для поражения. На груди Далипура ярко блестит амулет Шивы — покровителя мужской силы. Мгновение — и Далипур в прыжке взвился в воздух. Рамалли увернулся от обрушивающегося сверху разящего удара, мгновенным перекатыванием по земле направо избежал второго удара и, вскакивая, отразил третий…

Оба воина, делая опаснейшие выпады, то отступая, то вскидываясь в прыжках, кружились вокруг друг друга, словно в боевом танце. Демонстрировали лучшее боевое искусство, распространившееся по Индии с далекого южного Керала.

Старый мудрец поднялся и, взяв с собой зонт от солнца, вышел из тени хижины, и неторопливой, исполненной достоинства поступью, направился по тропинке-улице к храмику, укрывшемуся в густой роще разросшегося баньяна — наступало время принести бескровную жертву Огню.

А воины продолжали свой поединок: без устали метались на фоне изумрудно яркой зелени кустов и травы. Один — загорелый до темноты, другой — золотистый, как мед. Делая паузу, уравнивая дыхание, не сводя глаз, двигались друг против друга, выбирая лучшую позицию, а затем вновь обменивались неистово стремительными ударами хищно нацеленных мечей. Борьба на краю жизни и смерти. Смертельно опасная игра, словно вселенский, вечный и совершенный танец бога Шивы — Создателя и Разрушителя Мира.

Несмотря на изнеженный, томный вид, Далипур — воин кровожадный и свирепый, но сейчас их поединок — только игра. Оба сдерживали последние смертоносные движения; уловив просчеты-ошибки «врага», или делая убийственный выпад, издавали предупреждающий крик; возгласами радости отмечали замечательно-сильные и ловкие удары друг друга.