Профессор и Душа

С. Гаспарян (2024)

В этом безумном мире кто-то должен спасти Россию и планету. В московском дворе находят артефакт, туда прилетает НЛО с пришельцами. Они обеспокоены угрозой исчезновения человечества. Профессор входит в связь с пришельцами, сообщает жильцам дома, что им поручена фантастическая миссия — спасти Россию. Для этого надо возродить души россиян, вернуть им веру и любовь. Пришельцы нарекают Профессора Избранником. Ему дают в помощники чудное явление. Люди вновь обретают духовный мир, обращаются на путь истины и веры, совершают благовидные поступки. Высокая миссия попадает в поле зрения Лубянки и Петровки, 38. Власти понимают, что ее последствия представляют угрозу для общества. За Избранником начинается преследование и травля.

Глава 2. ПРОФЕССОР

Только забрезжил рассвет, когда проснулся Профессор с предчувствием неведомых событий. Лежал, рассматривал трещины на потолке, стараясь осознать, что волнует его. Но долгое созерцание оказалось безрезультатным. Когда первые лучи солнца осветили спальню, стряхнул тревогу, встал.

Сегодня было воскресенье, а в пятницу его уволили.

…В пятницу позвонили из отдела кадров, попросили зайти. Профессор летел на крыльях ожидания, уверенный, что финансирование проекта двигателя пятого поколения решено, и повысят зарплату сотрудникам отдела.

Неделю назад был нелицеприятный разговор с генеральным директором Сергеем Дмитриевичем Кругловым. Спорили до хрипоты, вспомнили о званиях и заслугах. Профессор в отчаянии упрекнул: Круглов забыл, благодаря кому занимает директорское кресло. Круглов осознал и сделал правильные выводы.

Начальник отдела кадров, Вера Сергеевна, грустно поздоровалась, протянула приказ и уткнулась взором на пятнышко на оконном стекле.

Профессор ознакомился с текстом и ничего не понял.

— Вера Сергеевна, это первоапрельская шутка? — хрипло сказал он.

Приказ трепетно дрожал в руке и гласил: профессор, по согласованию с главком, освобождается от работы в связи с переходом на преподавательскую деятельность.

Вера Сергеевна вздохнула, покачала головой, не веря в происходящее. Протянула ручку Профессору. Тот судорожно царапнул пером, прорвал бумагу.

Вот так нежданно-негаданно, в одночасье, благодаря чуткой заботе «друга-директора» Профессор был убран с глаз долой, из сердца вон.

Вера Сергеевна вытащила из сейфа конверт и протянула Профессору.

— Что это? — спросил поникшим голосом.

— Расчетные. По приказу директора, чтобы вас не травмировать…

— Спасибо. Какое лицедейство!

Ошарашенный Профессор выскочил из кабинета, и, не реагируя на сожаления сотрудников, поспешил к Круглову, надеясь получить объяснение.

Ольга, секретарша директора, особа довольно ограниченная, в томном возбуждении смотрела очередной мексиканский сериал.

— На месте? — Голос Профессора взорвал мелодраматическую атмосферу. Ольга с невероятным усилием вырвалась из страстных объятий Хуанито, округлила бездумные глаза и сообщила, что директор занят.

Профессор сдержался, резко открыл дверь и шагнул в кабинет.

Круглов пил кофе и, в отличие от пристрастий секретарши, смотрел американский боевик. При виде Профессора радушно заулыбался, словно они давно не виделись, и вот представился случай.

— Привет! Заходи. Кофе будешь? — Дружелюбный прием озадачил Профессора, сбил решимость. Он на негнущихся ногах подошел к журнальному столику, кивнул: то ли поздоровался, то ли согласился выпить кофе.

— Давно мы не кофейничали. Садись.

Профессор, с трудом согнув колени, опустился в кресло. Круглов налил из кофейника, придвинул чашку к Профессору.

— Пей! — приказал Круглов, но Профессор к чашке не притронулся. — Нашего замминистра сняли за взятку. Душа-человека обидели. За что? За благодарность. Это же в нас сидит генетически. Взятки брать и давать! И сам покушает и у других ложку не отберет. Он без работы не останется. Даст в руки кому надо, опять будет руководить!

— Кем руководить? — спросил озадаченный Профессор.

— Они решат! — с подобострастием ответил Круглов. — Руководитель это пожизненное клеймо. Мечта! А как ты руководишь, хорошо или плохо, без разницы. Главное — ты в обойме. И будут с тобой носиться до пенсии или пока с почестями не предадут земле.

Профессору доходчиво объяснили, кто становится начальником. Будь у тебя семь пядей во лбу, имел большой опыт работы, начальником не назначат ввиду отсутствия клейма.

— Теперь о делах, — лицо Круглова стало жестким, подавляя желание собеседника перечить. — Денег нет. Финансирование проекта приостановлено. Чертежи двигателя в архив, отдел передать Смирнову. Преподавание пойдет тебе на пользу, появятся идеи, а к тому времени и деньги будут. В главке посчитали, лучше сдать проект в архив, чем подвергнуть риску утечки. В наше бардачное время люди с ума сошли: ищут, кому «мозги» родины продать. Так что благодари! Не уйдет твоя разработка на запад! Не попадает в руки гнусным капиталистам. — Круглов улыбнулся, показав, что аудиенция завершена.

Профессор мог позвонить, попросить помощи, но понимал, если бы позиции директора не были сильны, об его увольнении он и думать не посмел. Значит, в главке согласились и вопрос решен. Там сидели люди новые, недоступные. Для них нет понятий чести, патриотизма и любви к родине. Занимая должности, пекутся о своем благе, богатеют, готовы в любой момент покинуть страну.

В отдел Профессор не вернулся. Долго гулял, рассуждая о происшедшем.

Генеральный директор Круглов был однокурсник Профессора. Дружбу они никогда не водили, общих интересов не имели, ни к чему не обязывающие отношения. После распределения их дороги разошлись.

Круглова за глаза звали Шариком — не по ассоциации с фамилией, а за образ жизни. Он катился по отделам главка, угодливо прыгал перед начальством, лихо проходил виражи обстоятельств, не считаясь с моралью, поднимался по карьерной лестнице все выше и выше.

Шарик был в партийных органах, вручал знамена и грамоты, дорос до начальника главка в министерстве. Профессор виделся с ним по торжественным случаям и радости особой не испытывал. Он не менялся: был стабилен и прыгуч. Заискивал, показывая, как ценит и уважает Профессора.

Профессор по распределению попал в секретный институт и остался там. Защитил диссертации — кандидатскую, докторскую. Стал начальником отдела по разработке новых двигателей.

НПО создавало двигатели для космических кораблей, ракет, самолетов. Десять цехов, множество лабораторий, тысячи смежников, заводов и фабрик. Научного персонала более тысячи человек. Финансирование бесперебойное. Дух захватывало от предоставленных им возможностей и возлагаемых на них надежд. И коллектив ожидания оправдал.

Когда генеральный директор ушел на пенсию, Профессору предложили возглавить институт. Он отказался: административная суета помешает завершить проект. Тут и запрыгал перед ним Шарик. Он красочно обрисовал, как они, пара тяжеловозов, впрягшись в один хомут, воплотят мечту Профессора. То ли красноречие ублажило, то ли прыжки загипнотизировали — Профессор предложил его.

Став генеральным директором, Шарик повел себя демократично и учтиво. По любому вопросу спрашивал мнение Профессора. Поначалу это импонировало, потом раздражало, вскоре, на облегчение Профессору, исчезло.

При Шарике изменилось финансирование. Перспективные и готовые разработки легли на полки, с трудом выплачивалась зарплата. Началась распродажа оборудования, сырья и автомашин. Генеральный директор все прибрал к рукам. Вопросы решал единолично.

Начались сокращения, многие уволились. Министерство все обещало изыскать финансы или способствовать получению заграничного гранта.

Надо отметить, что Шарик стал выглядеть респектабельно. Одевался дорого, стильно. В шикарном костюме и модной шляпе, с ослепительной улыбкой, стал похож на артиста, непонятным образом ставшего директором секретного учреждения с нищающими сотрудниками

Теперь Профессор порывался поговорить с ним, но наталкивался на привычную отговорку: «Занят, старик! Кручусь-верчусь, дома не ночую!»

Часть производственных помещений отдали в аренду под цеха и склады. Китайцы и вьетнамцы производили в них ширпотреб. Это в закрытом ящике, где, принимая на работу, до десятого колена проверяли родословную. В цехах изготавливали сладости, полуфабрикаты. По праздникам выдавали сотрудникам пару килограммов сладостей или сосисок в счет зарплаты. Сотрудники молчали, терпели. Голова шла кругом — от перестройки и рыночных отношений.

Профессор, осмыслив происшедшее, огорчился, забрел в кафе, заказал стакан водки и горячее. Водку выпил с удовольствием.

За соседним столом четверо мужчин уплетали шашлык, пили водку, громко решали проблему: Федор душил разборками, требовал больших откатов.

Спиной к Профессору сидел человек в кожаной куртке, с массивным обритым затылком, точно вбитым в туловище. Он решал вопрос радикально.

— Чего тут думать? Думать — себе вредить. Язву наживем. Мочить надо — и все дела! Дешевле обойдется. Он же крыса ненасытная. Не угомонится.

— Да погоди ты! Надо людей найти. — нервно возражал другой.

— А что их искать! Народ озверел, им злость куда бы деть! Кому кровь пустить! А если за бабло, так еще спасибо скажут.

Обсуждение проходило открыто, шумно, окружающих не стеснялись. Человека лишали жизни и не скрывали умысла.

Современная жизнь превратилась в кровавое ристалище, где нет закона и порядка. Если не хочешь валяться оплеванным, униженным на задворках жизни, а хочешь жить красиво и богато, забудь о душе и морали. Люди в одиночку или сбившись в банды убивают, грабят, предаются порокам, заглушая страх пьянством и наркотиками. Газеты — как сводки с фронтов. Дух смерти витает над столицей, превратился в обыденность, наводя на обывателя тихий ужас. Ведь по ошибке и тебя отправят к праотцам. Кто станет разбираться?

Профессора озарило: и у него возникли бы проблемы, если потребовал объяснений по увольнению. Может, в шикарном ресторане господа пили кофе с дорогим коньяком и решали, что с ним делать? Разрешили жить! Спасибо им за это. Проект двигателя представлял интерес для заграницы. Круглов не раз намекал: продать ее и обеспечить себе шикарную жизнь. Теперь проект продадут, заимеют счета в банке, а в архив отправят черновики и записи.

Профессор усмехнулся. В проекте есть узлы, он их осмотрительно не обозначил. Без них двигатель — игрушка. Он представил, как Круглов, весь трясется и обгаженный, стоит на коленях под дулами пистолетов.

Профессор решил уйти по-английски, сходить в институт, собрать вещи. Охрана посочувствовав, отдала честь. Профессора благодарно закивал в ответ. Открыл дверь кабинета — в храм фантастических идей, как шутили коллеги. Не включая света, стоял в раздумье, разглядывая свою тень на полу. Обвел взглядом кабинет, стараясь напоследок все запечатлеть в памяти.

Сел за старый дубовый стол. Сердце забилось, руки ощутили тепло от дерева. Сколько радостных минут озарения пришло к нему, когда работал за ним. На прощание Профессор погладил стол рукой. Перебрал документы, сложил по папкам, чтобы тот, кто займет его место, смог войти в курс дела.

Посидел в гнетущей тишине. Память оживала, слышались возбужденные голоса невидимых сотрудников, разгоряченных в своей правоте и желающих отстоять собственную точку зрения. В воображении возникали их лица. Кто-то уже покинул этот бренный мир. Те, что помоложе, уехали в поисках счастья на землю обетованную, но он помнил всех и любил. Они были частицей славного времени, когда создавались современные ракетные двигатели. Он мог гордиться собой, имел право. Конечно, если бы не он, нашелся бы другой. Страна богата незаурядными умами и бескорыстными талантами. Но судьба выбрала его. Итоги их работы — двигатели запущенных ракет, самолетов, ордена и звания.

Из шкафа вытащил старый саквояж, обязательный атрибут командировок на полигоны. Собрал подарки. Было бы тяжко смотреть в глаза сотрудникам отдела, объяснять причину увольнения.

Профессор встал, напоследок оглядел кабинет.

Грустные глаза Циолковского на фотографии с укором спрашивали: неужели он оставит его здесь?