Священная ложь

Стефани Оукс, 2015

Жестокая и обнадеживающая история об опасностях слепой веры и силе веры в себя. Кевинианский культ отнял у семнадцатилетней Минноу Блай все: двенадцать лет ее жизни, ее семью, ее способность доверять. А когда она взбунтовалась, отнял и ее руки. Но теперь Пророк погиб, а Община сожжена дотла. Окровавленная и истерзанная Минноу – основная свидетельница происшествия – оказывается в тюрьме для несовершеннолетних. Ее саму и ее близких подозревают в многочисленных преступлениях. Минноу вынуждена забыть все, чему ее учили в Общине, чтобы выжить за решеткой. ФБР предлагает девушке сделку: долгожданная свобода в обмен на честный рассказ о той ночи. Но она никогда и ни за что не скажет всей правды о смерти Пророка. Что же скрывает Минноу Блай? Великолепно написанный, захватывающий и пронизанный искорками неожиданного юмора, этот шокирующий дебют идеально подходит для почитателей книг Эмили Мердок «Если ты найдешь меня» и Новы Рен Сума «Стены вокруг нас», а также для поклонников сериала Orange is the New Black.

Глава 17

Я шагаю на обед вместе с Энджел и Рашидой. С некоторых пор я спокойна даже без Энджел. Местные обходят меня стороной — во многом, как ни странно, из-за ботинок.

Из-за рук мне выдали ботинки на липучках, а Энджел сказала, что их дают тем, кому нельзя носить обычную для тюрьмы обувь. Тем, кто может убить за один лишь косой взгляд. Тем, кому не положены шнурки, потому что они запросто могут на них повеситься или использовать как удавку.

— Рашида, а почему ты не ешь куриные наггетсы? — спрашивает за обедом Энджел.

Я гляжу в свою миску с водянистым томатным супом, потом на поднос Рашиды, где лежит лишь горка капустного салата и кусочки фруктов.

— А тебе какое дело? — огрызается та.

— Потому что обычно ты ешь как не в себя, а куриные наггетсы здесь самое съедобное.

У Рашиды блекнет улыбка.

— Я как-то раз бывала в тюрьме, где одного парня только что ударило током. Навещала дядьку в Дип-Лодже. В общем, пропекся бедняга настолько, что провоняли все стены, причем пахло именно жареной курицей, как у нас в день наггетсов.

Энджел на мгновение проникается серьезностью момента, но потом вдруг хохочет:

— Брешешь! Ты никогда не бывала в Дип-Лодже.

— Бывала! И чувствовала, как пахнут мозги, запеченные прямо в черепушке!

— Это у тебя, Рашида, мозги давным-давно запеклись.

— Чтобы ты знала: учителя меня хвалят, — парирует та. — А мисс Бейли говорит, что у меня уникальное мышление, которое нельзя оценить стандартными мерками.

— Она права. Ты ненормальная, — соглашается Энджел.

— А кто такая мисс Бейли? — перебиваю я.

— Учительница чтения, — поясняет Рашида.

Я знаю, что ко мне уже присматриваются, пытаясь понять, готова ли я к учебе. Днем здесь совершенно нечем заняться — только и остается, что глазеть на решетку. Энджел принесла мне из библиотеки пару комиксов; я давно их прочитала, хоть и не поняла половину текста. Иногда Рашида из соседней камеры говорит, какая за окном погода, или Бенни поддается уговорам и рассказывает о книге, которую нынче читает (обычно о совершенно незнакомых мне местах или событиях) — но в основном я предоставлена самой себе, своим мыслям и воспоминаниям.

Больше всего на занятия в школе, не считая уроков с Берти, походили те светлые, пахнущие зеленью дни в Общине, когда Пророк собирал детей возле пруда и зачитывал нам из Книги Пророчеств истории про мудрых верующих, облаченных в золотые перья, которые разили адских демонов-язычников мечами, сотворенными из Божьего света.

Однажды, когда мне было лет восемь или девять, Пророк, как обычно, позвал детей на урок. Констанс шла рядом, держась за мою руку, точно маленькая. Мы уселись возле пруда. Вдалеке мужчины стучали топорами, а моя мать шумно дышала через нос, глядя в темную воду. Больше от нее не было проку, поэтому ей поручали следить за детьми во время уроков.

Пророк из-под широкой мантии извлек книгу.

— Не забредайте в земли язычников, ибо они оскорбляют Бога своими искусствами, которые не дают Ему покоя, и танцами, которые ломают тело в кривых движениях; ибо они оскверняют веру злыми писаниями, которые подвергают все деяния Господа, как и само Его существование сомнению и критике.

Конец ознакомительного фрагмента.