Неудержимолость

Стефания Данилова (2015)

Имя Стефании Даниловой (Стэф) — это, безусловно, бренд. Бренд, который не стыдно носить в памяти. Следующая за «Веснадцать» книга «Неудержимолость» — трансформация автора из эпатажной «анфан террибль» в человека-беспредел, не имеющего возраста. Пожалуй, нет того, чего бы Стэф не могла превратить в текст, если бы действительно захотела. После прочтения «Неудержимолости» не покидает ощущение, что вы попали в дом человека, которого знаете вечным жизнерадостным стахановцем, держащим лицо и удары, для которого, казалось бы, нет ничего невозможного. А внутри — испытательный полигон, мастерская скульптора, часовой механизм, химическая лаборатория и живой человек в одном лице. Вглядываясь в его лицо, вы с удивлением узнаете себя, живого и напуганного всем тем, в чём вы сами себе боитесь признаться. Настало время открыть глаза. Или эту книгу.

«Жизнь хороша, и жить так хорошо…»

Жизнь хороша, и жить так хорошо.

Справлять очередные юбилеи,

горбатиться над текстами, болея,

как водится, и телом и душой.

Смотреть, как ночь, от холода белея,

за окнами становится большой.

За пазухой не паспорт — паспарту

держать со всем словесным чёрным налом.

Созваниваться, зная, что по ту

окраину столицы ждут сигнала;

и голос от Обводного канала

берёт очередную высоту

второго этажа студгородка,

чтобы достигнуть слуха адресата.

И полуфабрикат считать прасадом,

вином — бутылку из-под молока,

а тошнота — от Бога и от Сартра —

не лечится, не лечится никак.

Но что нам Сартр, но Сартру мы на что?

Родившиеся в двадцать первом веке,

до университетской белой Мекки

маршрутки непокладистые ждем,

умея потеряться в человеке

хэмингуэйской кошкой под дождем.

Из города в другой придумать дверь

никто еще, увы, не догадался.

Кто приготовит чай, повяжет галстук,

причешет мысли в светлой голове?

Зачем Господь так сладко надругался,

запараллелив наши жизни две?

Я скатываюсь в подростковый слог,

как в снег лицом с американской горки.

Соседи снизу разорались: «Горько!»

а я им заливаю потолок

речами для тебя, и мне нисколько

не жаль закончить этот монолог.

Постскриптум должен выйти из себя

и, проскрипев зубами, удалиться.

Так хочется сесть в поезд на столицу,

хотя бы на сидячий наскребя.

И думать, не найдя цветка в петлице,

достойны ли

стихи мои

тебя.