Как я был чиновником

Станислав Афонский

Герой ни сном ни духом не помышлял стать когда-либо каким-либо чиновником. Он был абсолютно уверен: все недостатки и нелепости в городе и районе происходят родом только из чиновничьих утроб и, чтобы исправить всё, нужно немедленно всех чиновников изгнать. Но 90-е годы были временем чудесных превращений, и наш герой, что называется «из грязи в князи», не вдруг, но дошёл до должности чиновника. Хотя сам себя таковым не считал и не признавал. Но, тем не менее, был… По должности.

Глава VII. История перерождения России от мала до велика

В начале 90-х годов прошлого века модны были слова о том, что возрождение России начинается с малых городов. Спорить с неоспоримым никто не тужился, а если кто и сомневался, то помалкивал, ожидая развития дальнейших событий и в малых городах, и в столице, чьё возрождение, надо полагать, должно было начаться только во вторую очередь.

События в Клёве продолжались в полном соответствии с кем-то разработанным сценарием, где роли распределялись по должностям и симпатиям, с долями талантов. Главным образом абсолютно независимым народным депутатам, не забывающим время от времени пафосно говорить, что за их спинами столько-то тысяч, называлась впечатляющая цифра, человек, почему-то за их спинами отсутствующих.

Одним из спектаклей стала очередная сессия Горзавета. Главной повесткой дня её провозгласили утверждение новой структуры администрации района, предложенной мэром. Единоличным автором её он же и являлся. Все руководители подраздаланий администрации должны были от него впервые и услышать: как, с кем, где и каким образом они будут работать. И никто из пришедших на сессию не знал: абсолютно и совершенно случайно день сессии совпал с днём рождения мэра.

«Дневник. 31 мая 1993 г. Сессия, ожидавшаяся очень бурной, и даже буйной, с грандиозным скандалом, прошла удивительно гладко и спокойно. Структуру, предложенную мэром, утвердили почти без споров. Только в самом начале работы популярный депутат, он же легендарный и неповторимый Липин пытался снова внести в повестку дня вопрос о доверии к мэру «в свете последних публикаций» газеты «Маячок», скромно имея в виду свою собственную антимэрскую статью. И внёс. За недоверие Волику проголосовало иногда правое левое меньшинство: два депутата. Даже непримиримая Былигина, настойчиво добивавшаяся всего за несколько дней до сессии ликвидации должности помощника мэра по экологии, внесённой в структуру, ни звука не гукнула против. Более того — вышла на сцену с громадным букетом цветочков поздравлять мэра с днём рождения. И сделала это не без кокетства. Заводская группа безмолвствовала.

Думается, что причина неожиданной тишины да глади — поездка мэра к гендиректору Завода. Переговоры прошли успешно, какие-то соглашения были достигнуты и, вероятно, группе «заводских» депутатов дали соответствующие указания: боевые действия прекратить — перемирие. Та же Былигина и на Малом Совете говорила о Волике очень миролюбиво и сочувственно: «Не надо выкручивать мэру руки». Что ж, отрадно видеть замирение, да продлятся его дни «ныне и присно и во веки веков».

Улучшению и оздоровлению взаимоотношений между самой непримиримой частью депутатов радовались и в Горзавете, и в мэрии. Руки жали друг другу — поздравляли. Вражда всегда мешает и нормальной, и плодотворной работе: никто никогда не видел явлений обратных. Кроме того, она тащит на себе, как иглы дикобраза, множество побочных последствий, скажущихся в скором будущем не в пользу депутатов. Но и не в пользу мэра.

Долгого «замирения» не произошло. Вскоре страсти и сопровождающие их мордасти, шарахнули по городу с возрастающей силушкой. Причиной стали не столько какие-то ошибки или не слишком гениальные распоряжения мэра, сколько амбиции оппозиции. Количество оппозиционеров возрастало. Сказывались и события в стране, и настроения коммунистов, связанные с этими событиями, и их сторонников, а их было не мало среди ветеранов и руководителей предприятий.

Волик, несмотря ни на что, старался оставаться объективным и относиться ровно к представителям всех политических и общественных движений в городе, не выделяя никого. Не раз он подчёркивал такое своё отношение на оперативках и доказывал действиями: отказал «демократам» в их притязаниях на руководящие посты в мэрии, не тронул клёвское отделение Союза офицеров — пошёл поперёк указа президента России.

«Дневник. 13.12.1993 г. Союз офицеров специальным указом Ельцина запрещён после трагических октябрьских событий в Москве. Но Гудкин, управляющий делами мэрии, сказал: мэр разрешил сохранить в Клёве здешний Союз офицеров. Дескать, то в Москве запрещено, а здесь — можно…»

Волик на риск пошёл вполне сознательно — ни к чему ещё более обострять ситуацию в городе, настроив против себя ещё и офицеров — ведь всё равно оппозиция истолковало бы распоряжение деятельность союза прекратить инициативой мэра: распоряжение-то по городу он бы подписал. И Союз офицеров в Клёве продолжал благополучно быть. Именно быть… Вот ещё одна запись в дневнике.

«Заходил Французов, неимоверной активности член Союза офицеров, сетовал на то, что их Союзу не дают помещения в мэрии и люто клял власть, не дающую им землю под картошку — выделить выделили, но совсем не там, где бы им хотелось… Однако, после того, как клёвское отделение Союза офицеров, клятвенно пообещав, не оказало никакой помощи в подготовке к празднованию Дня Победы, сочувствия к посаженной ими не там картошке нет».

Эта запись сделана в то время, когда я ещё был депутатом Горзавета, членом Малого Совета, председателем постоянной депутатской комиссии и «прочая — прочая». В том числе занимался и организацией празднования 48-й годовщины победы над Германией в составе городской комиссии по организации этого праздника. Естественным, обязательным и непременным представлялось участие в подготовке этого воинского праздника и Союза офицеров — в нём состояли многие фронтовики.

С детских лет 9 мая оставался праздником нашей семьи и моим лично: день Победы мы, отец, мама и я, встретили в городе Мезеритц, войдя в него ещё в апреле 1945 года вместе с частями Красной Армии. Захотелось провести этот праздник как-то особенно — не по шаблону, чтобы запомнился фронтовикам. Придумал в деталях сценарий. Предложил его депутатам и администрации. Одобрили. Хочется думать, не только потому, что автор занимал некие должности в органе представительской власти, а потому, что сценарий, кажется, получился интересным. По нему за час до начала празднования на площади Мира фронтовики собирались возле здания мэрии под транспарантами с названиями всех фронтов Великой Отечественной войны и шествовали по улице 40 лет Октября до площади Мира колонной. При вступлении их на площадь звучала торжественная мелодия хора «Славься, славься ты, Русь моя! Славься ты, русская наша земля!» и — звон колоколов. Перед трибуной фронтовики стояли под знаками фронтов, где им приходилось воевать…

Торжественно было задумано. Зрелищно и, казалось, эффектно… С одним только но: предполагалось, что во время шествия фронтовиков по улице горожане будут приветствовать их — победителей, естественно. Но граждане на улице не проявили к шествию никакого видимого интереса. Подумалось: надо бы учеников школ привлечь — выстроить вдоль тротуаров, велеть махать флажками и цветы дарить. Не хотелось искусственности, а департамент образования не додумался, наверное, да и не знал, что нужно додумываться.

Тот же Французов заверил во всенепременнейшей активнейшей помощи и привлечении других членов офицерского Союза к такому святому, как день великой Победы, делу и… Исчез надолго и таинственно. Вплоть до 9 мая его не было ни видно, ни слышно.

Вопрос о помещении для Союза офицеров не представлялся не решимым — нашли бы обязательно. Но вот грянули неожиданные чрезвычайные события первомайского дня в Москве. Союз офицеров устроил там самое настоящее побоище совместно с коммунистами и российскими нацистами. Били по головам даже флагштоками с прибитыми к ним красными флагами — кадры с этой жутью показывали по телевидению не раз. Избитыми оказались около шестисот человек… Предоставить Союзу офицеров комнату в здании администрации района после такого впечатляющего всероссийского скандала никто бы не решился, даже если бы захотел. Тем более после указа о полном запрещении какой бы то ни было деятельности этого союза. Вскоре вышел и категорический закон: никаких штабов, приёмных и кабинетов каких бы то ни было политических партий и общественных объединений в помещениях муниципальных учреждений быть не должно. (Этот закон ещё придётся вспомнить…)

Члены клёвского отделения Союза офицеров стали одними из самых непримиримых и агрессивных врагов первого мэра. Несмотря на своё к ним не только терпимое, но и доброжелательное отношение, Волик не удостоился симпатий официального Союза. Для его тогдашних членов он олицетворял собой власть «демократов» — противников коммунистов. Поскольку коммунистами являлись и они, то соответственно распределяли и свои симпатии: хорошим мэром мог стать только коммунист, любой демократ — только плохим. Правда, среди «демократов» в кавычках многие из тех, кто считался демократами без кавычек, таковыми на самом деле не являлись. До своего «одемокрачивания» многие были «верными ленинцами», а многие в душе, да и в действиях, и остались таковыми. Волик тоже состоял в Правящей, но вышел из её доблестных рядов добровольно — как это сделали многие её члены. Быть членом партии и быть настоящим идейным её бойцом — всегда было не одно и то же.

Волик какое-то время находился в товарищеских отношениях с Ефимом Немцыным. Послухам. Насколько они были товарищескими, более достоверной информации от слухов не поступало. Несколько раз мэр присутствовал на областных заседаниях демократов. Скорее из любопытства — тесного делового контакта с ними не имел. Не наблюдалось его близости и с коммунистами. Волик добросовестноисполнял требования закона: глава администрации региона не вправе отдавать предпочтения ни одной из политических или общественных организаций. Впрочем, не столько из уважения к закону, сколько из личных убеждений.

Ожидать от этого повествования о первом мэре Клёвского района подробного и детального рассказа обо всех сторонах официальной и не официальной деятельности Владислава Ивановича Волика не нужно — не будет. Достоверных фактов у автора нет, как нет и желания заползать во все извивы и закоулки закулисных делишек мэра, даже если таковые и имелись. Слухи и домыслы, как бы увлекательны они ни казались, — есть только слухи и молва. Факты же бывают часто увлекательнее даже самых удивительных невероятностей, происходивших в одном из городов России в переломный период её истории. Нечто подобное творилось и вытворялось и в других городах Верхнестарогородской области. Газеты сообщали об этом оперативно. Вот только ни сравниться с количеством всевозможно и разнообразно отрицательной информации о событиях в Клёве, ни угнаться за ними, не мог ни один район. Город прославился на всю Россию — статьи о первом его мэре, одна разгромнее и язвительнее другой, печатались даже во всероссийских газетах, поражая воображение добрых россиян. На людей таращились с ужасом, едва узнав, что живут они под кошмарным гнётом страшного кстовского мэра, которым впору пугать не только детей, но и слабонервных взрослых.

Политическая обстановка в Клёве органично вписывалась в нервную ситуацию страны.

«Дневник. 22.09.1993 г. Вчера вечером слышали и видели по ТВ выступление Ельцина и его обращение к народу. Указом президента упразднён Верховный Совет и съезд нардепов Российской Федерации. Деятельность депутатов прекращена для устрашения и кризиса власти. Назначен срок выборов нового парламента: 12 декабря.

Шаг Ельцина вполне логичен — с его позиции. Вреховный Совет в своих провокациях переборщил.

Утром включил радио. Услышал: сторонники Хазбулатова собрались заполночь, «отстранили» от власти президента Ельцина, министра обороны, внутренних дел и ещё кого-то. Руцкой скоренько кому-то присягнул, ставши таким образом вроде как «президентом России». Так что с утра сегодняшнего дня Россия ославилась аж двумя президентами: один избран народом и получил доверие его на референдуме, другой — назначен упразднённым Верховным Советом.

Мэр по этому поводу выразился кратко: «Бардак. И добавил: «На х.. мне сдался этот Руцкой».

На улице всё спокойно. Никаких внешних изменений нет.

Председатель клёвского горзавета Лапкин позавчера уехал в Китай вместе со своим другом Форсовым. Весьма удачно выбрал время…

Вчера ходил к директору «Академии румбо» по вопросу о чемпионате мира по румбо. В мэрии города, где этот чемпионат состоится, нет о нём никаких официальных документов. Абсолютно никаких!

Директор, Г. М. Бодриков, отказался давать мэру какую-либо информацию в письменном виде. Весь на Волика разобижен и весь он мэром возмущён «насквозь и даже глубже». И в самом деле: как это, понимаете, так — мэр не верит ему на слово и зачем-то какие-то бумажки от него, Бодрикова, требует! Возмутительно! А ещё мэр поддерживает лютого врага Бодрикова — Ясина, четырёхкратного чемпиона мира и по совместительству — «мафиози». Любит мэр коммерсантов и «мафию». А «мафия» — это тот же Ясин, Медвянин, Веснягин и другие призёры чемпионатов — ученики самого Бодрикова).

Доводам, что амбиции можно бы оставить на потом, а сейчас не стоит осложнять ситуацию перед чемпионатом, чтобы провести его на высшем уровне, не внял.

После доклада о результатах визита к Бодрикову мэр с досадой махнул рукой и изрёк: «Редиска он, хоть и школу румбо построил».

«Невероятные слова приходится слышать, — озадаченно потеребил себя за правое ухо левой рукой Любопытный. — Как это так, чтобы у главы города — и никакой информации? А что вообще нужно знать, и зачем, мэру о спортивном соревновании в деталях, если проводит его не городская администрация, а „Академия спорта“?». «Слова невероятными быть не могут в принципе — могут быть неимоверными действия, о которых говорится словами, — назидательно поднял палец к потолку, призывая в свидетели небо, Знающий. — Речь не просто о каком-то соревновании, а о чемпионате мира. Происходить он будет на территории города — его, город, нужно соответственно подготовить. Приедут люди забугорные, журналисты, официальные представители… А глава города знать не знает ни какие страны примут участие, ни сколько их — этих стран и участников из них. Одни лишь разнообразные слухи из десятка уст. Бодриков — мужик авторитетный, но и увлекающийся: может сказать, что приедут спортсмены из сотни стран, а на самом деле из тридцати… Мэр города, наконец, и открывать этот чемпионат должен. Иначе журналисты что-нибудь не так поймут, да и неприлично, как-то, чтобы мэр города оставался в стороне от мероприятия всемирного масштаба, в его городе происходящего. Это странное явление может и на престиж страны повлиять не в лучшую сторону: вот, мол, какие русские безалаберные».

Но, тем не менее, всё оставалось по-прежнему: мэр находился в полной информационной блокаде. Бодриков держал глухую и немую оборону: не желал ничего ни слушать, ни говрить. Официальные запросы со стороны аппарата администрации — ноль внимания. Запрос за подписью мэра — фунт презрения. Под фигурным вопросом оказалось даже приглашение главы администрации на церемонию открытия чемпионата.

Бодриков демонстрировал свою полную независимость от города. Гарантией её был могущественный генеральный директор Завода — главный спонсор «Академии». Его славным именем Бодриков даже назвал своё детище: долгое время на нём красовалась броская вывеска: «Всемирная академия румбо имени Егорищева». К искренней потехе губернатора Ефима Немцына. Он даже сфотографировался на её фоне. Этот повод для иронии губернатора вряд ли следует отнести на счёт наивности директора академии. Это был его тонкий дипломатический ход — польстить тщеславию того, чьим именем академию назвали. Егорищев мог бы и потребовать снять вывеску с его фамилией, но этого не сделал. В трудное время ручку дающего можно и поцеловать — для пользы дела, чтоб щедрее была и не оскудевала.

Волик, утратив терпение и наплевав на личные амбиции ради престижа страны, решился приехать на территорию «Академии» в сопровождении начальника милиции сам, без приглашения. Их обоих… не пустила охрана «Академии», довольно грубо показав от ворот поворот в буквальном смысле. (В скобках: охрану своей территории директор академии подчинил только себе, как внутреннюю охрану Ватикана. Некоторые «Всемирную академию» так и называли: клёвский Ватикан). Оба потрясённых первых лица города едва не потеряли свои лица и с трудом оправились от шока: не впускать куда бы то ни было внутри им подопечных территорий! Возмущению, казалось, не будет конца и края. Но нашлись и конец, и край: мэра всё-таки милостиво на открытие чемпионата пригласили…

Кстати сказать, в упоении от своих мировых достижений, и титула всемирной, команда Бодрикова вполне искренне считала: все, без исключения, политики мира, региона, области и района выступают на открытиях крупнейших спортивных соревнований только лишь с единственной тщеславной целью: примазаться к грандиозным лаврам великих спортсменов, прилепить на себя хоть единый листочек с их венков сияющей славы, как банный лист после парилки.

Пучились и вскипали клёвские страсти вокруг чемпионата и прочие бои местного значения, в Москве решалась судьба страны… Параллельно им клёвские депутаты должны были как-то прореагировать на поражающую ситуацию в верховной власти…

«Дневник. 22. 09.1993 г. В 10 часов назначено расширенное заседаниеМалого Совета. приглашены руководители предприятий, ФСБ, милиции… Вёл заседание Постин — заместитель председателя горзавета, уехавшего развеяться в Китай. Зал заседаний почти полон.

Постин и начал. Усунув взор во вспомогательную бумажку, изложил, как смог, то, что и как понял на вчерашнем заседании областного Завета. За ним говорил Волик. Его речь была гораздо более содержательна и аналитична. Видно: он хорошо ориентируется в происходящем. В частности, депутаты Верховного Совета от нашей области намеренно не поехали в столицу на съезд, хотя машины им были забронированы.

Да, чуть было не забыл… Уж если на заседании присутствовал, а он присутствовал — как пропустить такое, легендарный депутат Липин, то уж он-то взять слово первым был просто обязан перед «лицом своих избирателей, стоящих за его спиной». Разумеется, по повестке дня. Естественно — опять о мэре. Конечно — опять о доверии к нему, злодею. Депутаты предложение не приняли.

После Волика на трибуну поднялся эмоциональный Денис Николаев. Пытался на чём-то подловить мэра, настаивал на признании неконституционности указа Ельцина и на необходимости чуть ли не поклясться в верности Верховному Совету.

Выступил и взвешенно мудрый, как всегда, Постригуч. Предложил поддержать решение сессии областного Совета: ввиду пагубного для страны двоевластия указы сверху исполнять только после их ратификации в областном центре.

В зал пришли активные коммунисты: Матушкин, Подставников, Черепахов и другие «штыки» клёвской когорты верных ленинцев. Было сразу видно: рвутся в бой и дискуссию… Но что может решить дискуссия в данном случае? Ничего ровным счётом. Только нервы взвинтит и неизвестно, во что выльется — в помойку, унитаз или бензин в костёр. Ясно только: будет что-то хреновое и не серьёзное. Но резолюцию какую-нибудь несусветную надискуссировать смогут. Не взяли бы потом Клёвский район за шиворот… Вывод и выход? Элементарно: никаких прений не проводить.

Отбросив все сомнения, быстро выхожу на трибуну. Говорю: в газете «Аргументы и факты» Гдлян предсказывал развитие событий именно так, как они и происходят «по первому варианту». Он предположил и итог: кровопролитие во всех странах СНГ, или Ельцин не удержит власть. Нам дорога Россия и мы не должны допускать кровопролития. Поскольку конституционность указа Ельцина очевидна, то не стоит дискуссировать на эту тему: «Предлагаю прения не проводить, решение областного Совета поддержать». Сел.

Взлетел донельзя возмущённый Николаев Денис. Казалось, трибуна сейчас вспыхнет от его пламенности: «Страшные здесь вещи говорят! Ишь он, какой умный, а все остальные дураки и их нечего слушать — это те, кто слева сидит (Слева от него сидел я). Эти слова меня, признаться, удивили. При чём тут «умный, не умный» я только, всего лишь, предложение внёс, а его можно и не принять, и послать…

По регламенту, как положено, моё предложение поставили на голосование и — приняли при одном голосе против. Кто-то в зале вскрикнул: «Как же так?!..»

И в самом деле: все собрались именно высказаться и послушать о происходящем в стране и вдруг, на тебе — прений не будет… Я даже усомнился: правильно ли сделал, внеся такое предложение? Может быть, лучше бы было выпустить пар?.. Нет, наверное, не лучше. Он мог бы и скопиться и взаимный раскол усилить. А так — собрание тихо и мирно вошло в деловое русло. Малый Совет моё предложение одобрил».

«Всё ясно, как дно пустой тарелки под ярким солнышком, — сдрейфил наш депутат. Вот и придумал такое предложение: ни да, ни нет, и взятки гладки. Кто бы ни победил — мы ни при чём, мы — помалкивали», — изобразил пренебрежение Любопытный. «Думаю, не так всё примитивно, как ваша милость изволит изречься, — отвесил шутовской поклон Знающий. — Политические дискуссии на уровне райцентра по вопросу лояльности к одной из враждующих сторон высшей степени власти абсолютно никакого решающего значения для судеб страны не имеют. Но вполне могли бы стать веской причиной для скверных последствий для района. В зависимости от того, которая из сторон в Москве пришлёпнет другую. Поговорить можно было бы, если бы разговор так и остался только разговором „по душам“. Но, скорее всего, кто-нибудь из разговаривающих предложил бы принять некую резолюцию: слушали, мол, — постановили, дескать. Противников Ельцина в зале находилось предостаточно для решения в пользу Веховного Совета. И появился бы документ — вещественное свидетельство: город Клёво противостоял президенту Ельцину — со всеми последующими результатами для города и его жителей, большинству которых на все дискуссии наплевать. Не в смысле репрессий тех или иных депутатов, а в другом: в выделении средств из федерального фонда, предоставления льгот Заводу… Избежав дискуссий — к ним особенно рвались именно противники Ельцина, депутаты исключили саму возможность появления опасного для города документа. Никто, ведь, не мог заранее знать, как поведёт себя президент после такой вздрючки. Мне кажется, депутаты поступили мудро». «Кажется, кажется, — пробурчало то, во что превратилось видение Любопытного. — Перекрестись, если… Посуществу трусы всегда мудрее смелых — больше шансов уцелеть…» «Да и смелость мудра, если смысл в ней виден, а не „пустые хлопоты“ ценой собственной головы… Я, вот, тоже не всё понимал в Ельцине и не во всём с ним согласен был. Но ещё больше был не согласен с действиями Хазбулатова, Руцкого и иже с ними… „Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…“ Видно же было: действия депутатов — угроза гражданской войны в России. Их необходимо было остановить любым путём… А насчёт перекреститься, то чего уж там — дело прошлое и уже давно как историческое, намотанное на ус: полезно знать и учитывать».

«Я лишаю тебя звания знающего! Что ты знаешь, если всё талдычишь „не всё понимаю“, „думаю“, „кажется“, — величественно вперил указующий перст в Знающего Любопытный. — Знающий, настоящий, должен быть твёрд в знаниях своих и уверен — в них и в себе». «Всё знать — ещё не значит всё понимать. Ты можешь зазубрить какую-нибудь математическую формулу наизусть и написать её, но не понимать её назначения. Можно читать книгу книг — Библию, знать её на память и не понимать смысла… Кстати, довольно широкое явление даже среди верующих. Она настолько универсальна, что каждый способен толковать её по-своему. „Я знаю, что ничего не знаю“ — так откровенно сказал один из самых знающих людей на земле». «Вот и тебя не назвать ли самым не знающим из всех знающих?» — ехидно осклабился Любопытный. «Возможно, ты прав, но от этого ничего не изменится», — добродушно кивнул Знающий.