То, чего не избежать

Снежана Руслановна Аникина, 2021

События разворачиваются в конце девятнадцатого века. Повесть рассказывает о молодом дворянине Николае Дьякове, который решил посвятить свою жизнь семье, саморазвитию и писательскому делу, не имея никакого желания влюбляться и вступать в брак. Но всегда ли будет так? Был бы он по-настоящему счастлив, если бы в конце концов не нашлась та, с кем можно было бы разделить радость и горе, поделиться мыслями и переживаниями, кем можно было бы восхищаться просто потому, что она существует?

2

Вот уже Дьяков был на месте. Его встретила горничная Алёна: лет сорока, но выглядела моложе своих лет, низенького роста, в длинном платье во французском стиле и с чёрным тёплым платком на плечах. Когда Николай вошёл в квартиру, он тут же услышал различные голоса гостей. Попросив Алёну принести зелёный чай к нему в комнату, молодой человек снял с себя пальто и аккуратно повесил на вешалку, после чего перед зеркалом немного привёл себя в порядок.

Тут на расстоянии в пять шагов появилась фигура его матери, Елизаветы Александровны Дьяковой. Она была ухоженной, неконфликтной, доброй женщиной средних лет, всем сердцем любившей собственных детей и мужа; белоснежная кожа, как и у сына, густые тёмные волосы были убраны в большую и красивую шишку. Она всегда желала выглядеть элегантно, что и удавалось.

— Коля, наконец-то ты вернулся. У меня уже нервы начали понемногу бушевать оттого, что тебя всё нет — пять минут уже. Мы ведь договаривались, да и гости ждут как чуть ли не главного на вечере.

— Прошу прощения, мама. Слегка увлёкся прогулкой да Альберта встретил.

— Оба такие большие охотники до прогулок… Ладно. Слава Богу, вы порядочные люди, но за тебя я больше счастлива.

— А кто же, по-твоему, меня воспитал? — с нежностью спросил Николай, взяв материнские ручки в свои и нежно поцеловав их. При этом не дожидался ответа из-за его очевидности. Елизавета Александровна удовлетворённо выдохнула.

— Конечно, сынок, конечно… Но надеюсь, ты не уйдёшь спустя минут десять в комнату и побудешь со всеми нами?

— Только ради вас, мои дорогие.

Чуть ещё поправив рукава белой рубашки и чёрные жилет и сюртук, Дьяков с гордым видом стал направляться в гостиную, однако мать с надеждой и будто осторожностью в голосе произнесла:

— Милый мой, а среди гостей, возможно, и твоя будущая спутница жизни.

От такой новости Николай встал в ступор, а после посмотрел на неё.

— Маменька, это правда? Что это значит?

— Да, Коля… Но, молю, не держи зла. Пора бы уже начать думать об этом.

— Но мне нет никакого дела до женитьбы. Для меня учёба и искусство превыше всего.

— И никто не спорит. Но всё же… Спустя время ты поймёшь, что это тоже важно в жизни человека, и спасибо скажешь.

— А подождать?..

— Пойми: ждать нельзя. Жизнь страшна и загадочна. Только Богу известно, что с нами приключится в будущем, когда мы встретим свою смерть… Жизнь так коротка… Так что медлить и откладывать просто-напросто нельзя. Необходимо уже начать тщательно искать, чтобы найти достойного человека. Да и у нас с отцом постоянно сердце за вас с Олечкой болит, хоть у него и твёрдый характер, в отличие от меня. Мы жаждем того, чтобы у вас в жизни всё сложилось благополучно. Услышь родительские сердца! — тихо, но с возбуждением и беспокойством объясняла женщина. От этого Николаю стало жаль своего родного человека, появилась какая-то пристыженность. Он стал вглядываться в её глаза, влажные от слёз, после чего вновь взял её руку в свои.

— Я понимаю ваши чувства, переживания. Соглашусь, жизнь коротка. Но всё приходит со временем. Спешка ни к чему хорошему не способна привести. У нас всё будет прекрасно, и вы будете покойны. И нервничать нельзя. А вы же, надеюсь, не окончательно решили гостью сделать моей будущей спутницей?

— Нет, не окончательно, — со смешком ответила та. — На данный момент она просто как вариант. Это всего-на-всего от нас небольшая помощь. Но решать-то тебе и только.

После спокойного и душевного разговора мать и сын направились в гостиную. Помещение было большим и просторным, имело викторианский стиль (впрочем, это касалось всей квартиры Дьяковых), где доминирующим цветом являлся терракотовый.

Кто-то сразу увидел двух появившихся Дьяковых, кто-то увидел, как те поворачивались куда-то в одно место, и решил повторить это, словно по цепной реакции, а кто-то будто почувствовал их присутствие и так же повернулся. Многие обрадовались приходу столь известного в городе человека, предмета различных и противоречивых чувств. Но данное общество состояло лишь из верных и хороших знакомых и друзей семьи. Николай глазами проходился по всем присутствующим: красавцы-военные, весёлые чиновники и владельцы собственных заведений, красавицы-кокетки… Почти все девушки здесь интересовались сыном Дьяковых, однако сам он никак не видел их в роли жены: не умели как следует поддерживать беседы, иногда позволяли себе некоторые неформальности в любой ситуации, слова бывали пустыми и высокомерными, а эмоции — неискренними. Но в какие-то периоды времени Николай не обращал на это внимание, чтобы сохранить себя в хорошей форме и не подставить родных. Дамы частенько расспрашивали молодого человека, желая узнать о нём как можно больше, пытались всячески удивить его каким-нибудь движением или фразой, даже местами перебарщивали (например, твердили, что он первая и последняя любовь всей их жизни, идеал, который не заменит никто, а если видели или придумывали себе в нём сомнение, то они обещали, что будут выпивать кофей раз за разом, пока не умрут). Из-за таких странностей Дьяков всё мыслил про себя:

«Светские пустышки… Как вы мне надоели… Девушки без острого и тонкого ума, трепетного и истинного чувства прекрасного и светлого. О глубоком поговорить с ними невозможно. Внешность — всё, содержание — ничего. Если пустую подарочную упаковку подарить, и тому очень обрадуются, несмотря на её очевидную лёгкость. Неужели помимо меня нет других мужчин? Будто все вымерли, стали призраками, один я существую на этом свете. Вот к ним бы и лезли со всякими глупостями. Всё твердят, что думают обо мне, письма пишут по нескольку раз для привлечения внимания и желанного ответа. Часто приходится избавляться от мусора. До них не доходит после их многочисленных попыток, что они мне не нужны? Или моё отсутствие внимания и заинтересованности только усугубляет положение? До чего ж ужасно… А ведь проблемы мне и моей семье ни к чему: дочери друзей и знакомых моих родителей, как никак, попадают в обморок или что ещё хуже, если признаюсь, даже неважно, каким способом. Уехать из Петербурга не могу, да и не хочу: к родителям, сестре и слугам сильно привязан. Но несмотря на это, я как-то продолжаю жить, вполне хорошо терпя этих «мёртвых» веселушек и кокеток. Уже смирился, даже не помню, когда я успел. Уж полно мне жаловаться. Но это лучше и интереснее, чем их разговоры».

— Добрый вечер, дамы и господа. Благодарю за то, что согласились прийти на этот вечер, — любезно обратился Николай к гостям.

Гости ответили на его слова радостью, вниманием и уважением. Некоторые господа даже подошли к нему, потрепали по плечу и задали парочку вопросов о жизни.

В какой-то момент Дьяков повернул голову в сторону и увидел красивую и смущённую девушку с белыми, как снег, длинными косами, убранными назад в хвост. Она иногда посматривала на Николая, чуть улыбаясь и, видимо, чувствуя стыд за себя из-за неудачных попыток держать себя в руках. Рядом же с ней стоял её отец, статский советник, — его он знал: это старый, но бодрый человек в дорогом вечернем костюме, с хорошими манерами и способностью говорить без лишних слов и с умеренным проявлением эмоций. А звали его Фёдором Романовичем Ворониным.

«А это, видимо, его дочь?..» — пришло в голову Дьякову, когда он повторно посмотрел на девушку. Дело в том, что он лишь пару раз краем уха слышал рассказы Воронина о его дочери, и то они почти сразу им забывались.

«Варвара, если не ошибаюсь…» — призадумался Николай. Поняв, что тот всё смотрел и смотрел на неё, гостья пыталась казаться строгой и хладнокровной, но нежный румянец портил вид, из-за чего она направилась к балкону, чтобы окончательно привести себя в порядок. Дьяков слегка поднял брови, а после глубоко вздохнул, видя перед собой повторяющуюся картину.

— Друзья! — вдруг обратился ко всем один из гостей-чиновников, державший бокал с шампанским. — Слышали ли вы об одной недавней страсти, приключившейся между княгиней Егоровой и князем Голубевым в Англии? Так вот: неделю назад все в округе говорили об их скорой свадьбе, сами, небось, знаете, а пару дней назад этот Владислав Дмитриевич сбежал куда-то в Италию. Поговаривают, вместе с англичанкой, которая моложе Василисы Ивановны на несколько лет. Видимо, та оказалась свежее взглядом и душой, женственнее и послушнее. А брошенная невеста впала в отчаяние и по сей день лежит в постели на лекарствах. Боже! Как она его любила… Он был ангелом… нет… богом для нее.

Господин обладал искусством повествования разного рода историй, чем и разбудил в присутствующих большое любопытство и зажёг огни в глазах. Возникли шёпот и рассуждения на данную тему.

— И что же дальше? Что там? — расспрашивали они того, чем он был, несомненно, доволен.

— А за ней сейчас ухаживает мелкий чиновник Барабанов. Да, да. Тот самый коллежский асессор из Москвы. Узнав об этой трагедии, он сразу же отправился за границу, к своей любви, хоть и невзаимной.

— Вот так драма… — полушёпотом произнесла Елизавета Александровна, стоявшая со своим сыном, а на расстоянии менее трёх-четырёх шагов никого не было.

— Любовь коварна, не щадит она никого. Мне особенно жалко влюбчивых людей. Это свойство им было дано бессердечно, жестоко, гадко.

— Ну, ну, Коленька, к чему такие глупые грубости? Во многих вещах есть хотя бы доля чего-то приятного, воодушевляющего, сладкого… Даже в любви. Впрочем, скоро поймёшь. Ты так говоришь только потому, что до этого никогда еще не любил романтично.

Дьяков промолчал. Он продолжал смотреть на гостей.

И вот спустя минут пять к нему подошла Воронина, которая помахивала веером с перьями у своего лица.

— Добрый вечер, Николай Викторович, — скромно, но с трепетом обратилась она к нему.

— Добрый вечер, Варвара Фёдоровна, — просто ответил Дьяков.

— Ой, так вы знаете меня?

— Догадался. Я вас практически не знаю, однако вашего отца — прекрасно, а вы оба стояли очень рядом, да и внешность похожа.

— Ясно… — начала снова понемногу пылать девушка. — Дело в том, что я предпочитаю малоизвестность в обществе. Стараюсь ничего лишнего не делать. А то могут ещё чего гадкого и подлого подумать, наговорить, и мне в итоге станет тошно.

— Понимаю. Но хочешь-не хочешь, а всё равно будешь как-то известен некоторым. Быть тем, кого знает подавляющее большинство, — не есть хорошо в некоторых случаях. Люди сделают своей обязанностью приставания, просьбы о чём-то и приглашения в миллионы мест, аж с ума сойдешь от такой нагрузки. Также содержание чужих мнений, сплетен бывает страшным и неожиданным, от смеха или же от ужаса можно упасть, когда узнаешь что-то новенькое о себе.

— Как вы интересно рассуждаете. Я вас примерно таким и представляла. А знаете, я о вас слышала много всего занимательного, даже иногда фантастического. Более того, я из множества разных разговоров вычленила какие-то факты более разумные, которые удачно подходили бы вам в моём воображении.

— Может, поведаете? — Николай уже полностью к ней повернулся, чуть показав заинтересованность, но сохраняя твёрдость в лице.

— Вы живёте в Петербурге с рождения, в этом году заканчиваете лингвистический факультет главного университета, в свободное время заняты саморазвитием, может, ещё чем-то, а также вас называют «Вампиром» и «Холодным красавцем». Вас то любят, то ненавидят…

— Любопытно… Собственно, ошибок нигде нет. С другой стороны, благодаря вам я только что узнал, что у меня существуют ещё «имена». Но это меня ничуть не трогает.

— Правда? Не ложь? А интуиция моя хороша… Николай Викторович, может, выйдем на балкон? Там воздух свежее, мыслится легче, не то что среди шума и духоты, — огонёк в душе и серых глазах Варвары стал сильнее и ярче, отчего она чуть больше зашевелилась. Дьякову же вполне понравилась эта идея: о Ворониной он почти не беспокоился, ему хотелось именно уличной, вечерней атмосферы, надышаться полной грудью и восстановиться после недолгого времяпрепровождения с гостями и их шума.

— Хорошо, я приму предложение.

Они направились в сторону балкона, а за ними наблюдали две сильно накрашенные и надушившиеся девицы с немного скорченными лицами. От увиденной картины они пуще прежнего нахмурились и надули свои почти красные щёки.

— Ведьма!..

— Тёмная соблазнительница!..

— Не оскорбляйте её. Сами-то, чучела, перепутали этот дом с огородом из-за вашей этой розовой девичьей слепоты и потому, что надышались своими токсичными духами, которые услышат даже люди за несколько вёрст, вот голова у вас и не соображает. Поэтому-то он и не подходил к вам и ушёл с Ворониной, — решил поиздеваться над ними один молодой человек, начав в конце смеяться.

— Брат! Умолк бы! — злобно отрезала одна из этих девушек.

— Что за несправедливость? За что нас так? — отчаялась другая, сделав губы бантиком.

— Ведите себя достойно, вы же в гостях, — прошептал им троим граф, являвшийся отцом брата и сестры.