Холивар

Слушая Таю, 2022

Эмма, главная героиня романа попадает под сокращение. Но перед увольнением ей предлагают поучаствовать в неоднозначном эксперименте, суть которого четко не объясняется, но выполнение всех условий хорошо оплачивается. Девушка принимает предложение, не особо вдаваясь в подробности эксперимента, надеясь лишь на быстрый заработок и возможность хоть на время забыть о той реальности, в которой живет. Эмма становится участником эксперимента по перемещению во времени и попадает в 2127 год. Ее открытия, решения должны лечь в основу романа, который ей необходимо написать, чтобы вернуться обратно. Но в какой-то момент все меняется и спонтанный выбор героини приводит к необратимым последствиям. Каким бы не был фон, на котором разворачиваются события в романе, это все равно история о любви, о поисках себя. Декорации будущего – лишь украшения простых вопросов, иногда оставленных без ответов, но актуальных в любое время.

Холивар

1 глава. Как все закончилось

6 марта 2022 года.

Теперь мое утро начинается не с кофе, а с просмотра новостей в Яндексе и Инстаграме, а заканчивается — ватсаповской полемикой и вольной интерпретацией перечитанного почти со всем списком моих контактов в телефоне.

Итак, что сегодня? Master card и Visa свернули свою лавочку в России, Зеленский получил поддержку от Маска, и мне почему-то сразу представилась такая картина: еще в бытность свою комиком камрад Зеленский мечтал, наверное, встретить Путина, Маска и кого-нибудь из американских президентов в неформальной, так сказать, обстановке, но желания всегда имеют свойство сбываться с поправкой на чувство юмора вселенной. Вот и его мечты исполнились, только как-то уж слишком генно-модифицировано.

Что теперь будет? Чем все это закончится? Вопросы эти, конечно, были открытыми и насущными, но в большей степени я беспокоилась сейчас о том, как мне, конкретно взятому человеку, жить дальше.

Дело в том, что три дня назад, на фоне всех этих событий, мою должность и должность креативного директора в нашем рекламном агентстве решили сократить. Со следующей недели я буду безработной, незамужней, тридцатидвухлетней барышней, проживающей в ипотечной квартире, взнос за которою платить уже сейчас нечем.

Расчет при увольнении будет мизерным (если будет вообще), потому что отпуск в этом году я уже успешно отгуляла. Замдира, правда, заикнулась об увольнении по соглашению сторон, но думаю, одну из сторон, указанные там договоренности явно радовать не будут. Мама сейчас помочь ничем не сможет, а семнадцатого числа, даже если весь мир вывернется наизнанку, нужно платить за ипотеку.

Но тут еще такой момент: завтра утром нас всех, невольно уходящих по собственному желанию, собирают на какой-то таинственный брифинг. И все бы ничего, если бы не наша секретарша Анечка, которая, как и все секретарши, слышит гораздо больше, чем полагается ее перегидридной головке, и, пренебрегая техниками шпионажа, не умеет долго хранить информацию, полученную от вышестоящего руководства, в своих облачных белокурых серверах.

Короче, именно Анечка, в пятницу вылетев из переговорной, как стрела подвыпившего Купидона, понеслась по всем кабинетам, начав, конечно, с нашего, с одним-единственным призывом: «Ни в коем случае не соглашайтесь на их предложение! Это самоубийство!»

Доказательствами ее заявление, конечно, подкреплено не было, но смуту в наши и без того обеспокоенные ряды почти уволенных она внесла нехилую.

И вот сегодня, проведя воскресенье в каком-то забытье, то и дело залипая в новостях и сторис Инстаграма, размышляя о судьбе России, Запада и своей собственной, я, наконец, попыталась абстрагироваться от всего увиденного и заснуть пораньше, чтобы завтра предстать на брифинге, на который не стоит идти в полном здравии. Но сон не случался.

«Господи, но почему сейчас? Почему не через год или месяц?»

Перспектива стать безработной в мире, где, словно карточные домики, рассыпаются платежные системы (как, кстати, теперь расплачиваться? У меня все карты привязаны к Apple Pay, а где их пластиковые близнецы, я уже и не помню), где привычный уклад жизни летит ко всем чертям, обрастая санкциями, как мхом на деревьях с северной стороны, такая перспектива не то что пугала, обездвиживала. И только одно оставалось неизменно — семнадцатое число каждого месяца, день оплаты ипотеки.

Я прекрасно помнила текст договора с банком, в котором доходчиво было написано: «…за каждый день просрочки начисляется…» и понимала, что счетчик сейчас заработает по полной, поскольку мне действительно негде будет взять денег.

«Сорок три тысячи семьсот рублей. Блин, это и мало, и много. Когда-то я могла туфли себе купить на эту сумму, а сейчас… Занять, конечно, можно, но буквально со следующей недели я безработная. Чем отдавать? Никаких сбережений у меня, конечно же, не было. Кто их делает? Ведь разве можно предугадать сокращение в нашей стабильной и размеренной жизни?»

Мысли бились и разбивались друг об друга. Я прикидывала, пересчитывала и в таком математическо-депрессивном состоянии, наконец, уснула.

Утро. Утром всегда все заново. Даже если с вечера решился сменить веру, пол и гражданство, утром все равно книга жизни открывается с чистого листа.

Я проснулась. Солнце неспешно вкатилось через окно, послышались переливы птичьих голосов, где-то вдалеке проехал сумасшедший мотоциклист.

Тепло, то тепло, которое еще хранит запахи стареющей зимы, но уже льется отовсюду: из окон, дверей и дымоходных труб добрым светом приближающейся весны.

Я хотела сохранить ощущение этого утра, а потому решила первый раз за десять дней не читать новости и в таком дзенском состоянии дойти хотя бы до дверей комнаты переговоров.

Уже перед выходом из дома меня вдруг накрыло странное ощущение, будто не стоит волноваться о платежах по ипотеке и сокращении. Я словно нашла какой-то выход. Хотя сама еще не понимала какой.

2 глава. Странное предложение от Замдира

— Ну что, знаешь, что там будет? — спросил меня Максим Леонидович, без пяти минут бывший креативный директор, когда мы и еще несколько несчастливчиков дожидались начала брифинга в комнате для переговоров.

Я посмотрела на него с удивлением. Так странно, еще две неделе назад он казался мне небожителем в темно-синем пиджаке от Канали, знающим, как устроен мир, концепция АИДА и чертов Excel, а сейчас он сидел рядом со мной в виде какой-то уменьшенной версии себя, смущенно улыбался и задавал тупые вопросы, чтобы как-то скрыть свой страх перед неизбежным.

Все-таки все мы равны перед богом и принудительным увольнением. Все мы просто люди.

— Не, Максим Леонидович, понятия не имею. Но Анечка говорила…

— Да слышал я… — грустно ответил он и, кажется, стал еще на размер меньше.

Наш не клеящийся диалог прервала Замдира, войдя в кабинет стремительно и чересчур, как мне показалось, уверенно.

— Добрый день, коллеги. Приношу свои извинения за ожидание, давайте приступим.

Все присутствующие сразу же встрепенулись, отбросили свои смартфоны и устремили взгляд на человека, от которого ждали чуда.

Замдира — я даже иногда забывала, что ее зовут Ирина Александровна, так к ней стойко приклеилось это нарицательное обозначение должности — начала, как всегда, из далекого далека, смешав ситуацию в Украине с производственной необходимостью и целями компании, добавив отток иностранных заказчиков больше чем на восемьдесят процентов за последнюю неделю и приправив весь этот коктейль еще и последствиями коронавируса.

Как я и предполагала, о выплатах за увольнение можно было забыть, во-первых, потому что уходим мы как бы по собственному желанию, а во-вторых, потому что сейчас такая ситуация, производственная необходимость, цели компании, и опять все по кругу. И милее всего то, что нам даже не разрешат доработать до конца этой недели, а как щенят, разодравших любимое кресло главы семьи, просто выкинут на улицу прямо с сегодняшнего дня.

Это было как-то уж слишком. Ладно я, работающая здесь три года, но сидевшие рядом со мной завхоз, работники типографии и даже тот же Максим Леонидович — люди, которые стояли у истоков создания агентства, с ними так поступать было просто не по-человечески.

— Я понимаю вашу обеспокоенность, — наконец сказала замдира. — И потому у меня есть к вам немного необычное предложение. Это, пожалуй, единственное, чем может поддержать компания вас сейчас. Один из наших партнеров, — замдира замолчала, словно пытаясь подобрать нужные слова, — предложил нам участие в неоднозначном эксперименте, — она опять замолчала и начала натирать кончик шариковой ручки.

«Что это она так нервничает? Не пойму, что за фигня», — подумала я.

— В общем, эксперимент спорный… им нужны добровольцы… естественно, на платной основе, — будто извиняющимся тоном сказала она и наконец обвела нас всех взглядом.

— В требованиях к кандидату есть некоторые ограничения… так что кому будет интересно, можете остаться сейчас, я расскажу более подробно, — она опять выдержала мхатовскую паузу, а потом продолжила:

— Коллеги, на этом у меня все. Сейчас можете подойти к Анне Николаевне, за трудовыми книжками и бланками с расчетом.

Все присутствующие остались на своих местах. И из собратов по несчастью тут же превратились в голодных волков-одиночек, готовых наброситься на соседа и загрызть его до смерти.

Немного подождав, Замдира удивленно спросила:

— Что, все хотят участвовать? Предложение действительно необычное и, даже я бы сказала, трудновыполнимое.

Ни один из присутствующих даже ухом не повел. У меня была только неподъемная ипотека, у всех других семьи, дети, кредиты, ипотеки и оплаченные путевки на лето в олинклюзивское зарубежье. Сдаваться без боя никто не собирался.

— Хорошо, тогда, коллеги, дайте мне пару минут, я принесу документы для ознакомления, — с этими словами Замдира встала и уже без той уверенности, с которой недавно входила в кабинет, направилась к двери.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Анечка сказала, чтобы… — начал было завхоз.

Но ответ «Да слышали!», сказанный почти в унисон, прервал его неудавшуюся попытку смутить конкурентов.

Больше никто высказываться не пытался.

Замдира вернулась, держа в руках несколько белых конвертов и лист бумаги.

— Коллеги, предлагаю обсудить условия с каждым по отдельности, чтобы не было лишних вопросов. Останьтесь кто-нибудь один, а остальные, подождите, пожалуйста, в коридоре.

Все, естественно, остались сидеть на своих местах.

— Блин, детский сад какой-то, — тихо сказала я и, резко встав из-за стола, направилась к выходу. Тут же за мной последовали креативный директор и завхоз, три оставшихся претендента даже не посмотрели в нашу сторону.

Это были работники типографии, они, сколько я их помню, всегда и везде появлялись втроем.

— Эмма, Максим, вы понимаете, у меня же двое детей, — начал свою оправдательную речь завхоз, когда мы уже сидели в коридоре. — Мне сейчас где работу искать? Вы видели, что в стране творится? Жена не работает, дети — школьники еще. Вы же понимаете, что я на любое предложение сейчас согласен, лишь бы платили.

— Петр Васильевич, да что вы нас-то убеждаете, — ответил креативный директор, — не мы ж выбираем.

— Да я понимаю, но, может… если вам предложат, вы… обо мне вспомните.

— А вдруг там на всех мест хватит, — неуверенно добавила я.

— Ну дай бог, чтоб на всех, а то у меня ж, понимаете, двое школьников-пацанов, мне как их… — он не договорил, в этот момент открылась дверь. С задумчивым видом и с конвертами в руках из кабинета вышла троица наших «коллег».

Пройдя мимо нас и не сказав ни слова, они пошли по коридору молча, рассматривая внимательно узор на ковролине.

Завхоз подскочил так, как будто стул под ним кто-то нагрел до температуры плавления пластика, и с виноватой улыбкой сказал:

— Ну я пойду, если вы не против…

— Ой, да идите уже, Петр Васильевич, идите, — ответил креативный директор и, достав телефон, погрузился в поток новостей из YouTube.

Завхоза я тоже помнила твердым, таким напористым мужиком, который, изредка появлявшись на планерках, задвигал с пылкостью Ленина на броневике, истории, о том, что сроки по поставке дизайнерского картона в типографию нереальные, и что вообще нужно менять поставщиков и начальника логистики. Но стоило только выбить из-под его ног привычный броневик, как он мгновенно превращался в заискивающего помятого дядечку с детьми-школьниками и неработающей женой. Что это? Почему маски и статусы моих «коллег» слетают сегодня с неимоверной скоростью, обнажая их незащищенные истинные физиономии?

Да, я тоже готова была согласиться на любые оплачиваемые эксперименты, потому что платеж по этой чертовой ипотеке сам себя не погасит, но выклянчивать таинственный конверт с извиняющейся улыбкой на лице в мои планы не входило.

Наконец завхоз вышел с конвертом в руках, светящийся, словно люминесцентная лампа, подмигнул нам и кивнул головой в сторону кабинета, мол, следующий — заходи.

Мы переглянулись с креативным директором.

— Ты пойдешь? — спокойно спросил он.

— Да хотите, вы идите, какая разница, — равнодушно ответила я.

Креативный директор встал и медленным шагом направился в кабинет.

Я же принялась перебирать в голове имена и фамилии тех, у кого можно было бы занять денег на неопределенное время. Если все предыдущие вышли от Замдира с конвертами, то и креативный директор его точно получит, а мне, простому бренд-менеджеру, уж точно рассчитывать не на что. Я трезво оценивала свои шансы, а потому и начала готовить план Б.

Минут через десять креативный директор вышел, как я и думала, с конвертом в руках. Вроде и пиджак его сразу как-то подраспрямился, и в росте он немного прибавил.

— Эмма, заходи. Ну… удачи тебе, — смущенно сказал он и пошел вдоль по коридору, рассматривая, как и все предыдущие, неимоверно интересные узоры ковролина.

Я спокойно встала и тоже медленным шагом вошла в кабинет.

Замдира сидела за столом, на котором больше не было конвертов.

«Блин, к чему этот цирк? Если она сейчас хоть слово скажет про производственную необходимость, я просто молча встану и уйду, мне уже терять нечего»

— Эмма, ты последняя, да? — Замдира тоже разговаривала с какой-то новой, незнакомой мне интонацией в голосе.

Я кивнула и опустилась на стул.

— Что, наши джентльмены девушку вперед не пропустили? — попыталась вроде как пошутить она.

Я развела руками. Ничего отвечать не хотелось.

— Эмма, я немного расскажу тебе о нашем партнере. Это дочерняя компания одного инновационного центра, они проводят подготовку… — замдира запнулась, опять, видимо, подбирая слова, — подготовку гражданского населения в условиях информационной войны.

— А что, у нас и такая уже началась? — ехидно спросила я.

— Да, и причем очень давно. Я не буду вдаваться в подробности, скажу только, что эксперимент, который проводят сейчас наши партнеры, достаточно неоднозначный и еще не получил поддержку на некоторых уровнях, но то, что эта единственная возможность получить неплохое вознаграждение за, так сказать, временную командировку, я считаю, очень важно. Кроме того, это огромный вклад в поддержку действий нашего правительства.

Ну, такие громкие лозунги меня не впечатлили, не очень убедительно они звучали из уст человека, который двадцать минут назад уволил нас с работы без компенсации, выдав собственное желание об увольнении за наше.

— А куда командировка и насколько? — спросила я.

— Эмма, это не столько командировка… это, скорее, отсутствие, тебя не будет около недели, — Замдира говорила так, будто видела меня в первый раз.

— Ну в смысле, отсутствие, я ж не здесь останусь, куда-то ж ехать придется?

— Фактически ты останешься здесь. Я просто не могу тебе сейчас все нюансы объяснить, — с этими словами она протянула мне лист бумаги. — Вот.

Ты можешь со всеми условиями ознакомиться дома. Там достаточно понятно все написано.

— Ирина Александровна, я не понимаю, это что, что-то незаконное? Почему вы так путано объясняете?

— Нет, что ты, ничего незаконного, ты же знаешь, наша компания не стала бы рисковать своей репутацией. Просто это предложение… как бы тебе объяснить, мне оно не понятно, но я обязана была вам всем его озвучить и предложить принять участие.

— Ну хорошо, — я взяла лист бумаги и, не вчитываясь в написанное, сложила вдвое и спрятала под телефон. — А почему у всех остальных были конверты, а у меня просто листок бумаги?

— Потому что остальные не подошли по разным причинам, в основном из-за возраста, но открыто об этом я им не сказала, а предложила, так сказать, уйти в запас. В конвертах такие же инструкции, как и у тебя, только пока без активации. Если ты откажешься, то возьмут кого-то из них, но право первого выбора за тобой.

— Да уж, — удивленно сказала я. — Получается, я, по факту, единственная, кому предложили участие в этом эксперименте?

— Получается так, — с вымученной улыбкой ответила замдира.

— Ты почитай дома все внимательно, обдумай, не торопись соглашаться, взвесь все за и против, — я услышала некую тревожность в ее голосе.

— А кому-то потом надо будет позвонить, чтобы сказать о своем решении?

— Нет, никому звонить не надо, в письме указанно, что необходимо будет сделать. Эмма, я хочу, чтобы ты понимала: это официальное предложение от твоего работодателя, но, приняв решение об участии, вся ответственность переходит к инновационному центру и к тебе.

Я внимательно посмотрела на своего руководителя.

— Понятно. Все? Я могу идти?

— Да, зайди только к Анне Николаевне, не забудь.

Я кивнула, взяла телефон, листок бумаги и направилась к выходу.

***

«Командировка будет, но останешься ты здесь, снимают с себя всякую ответственность. Что за бред?»

За несколько лет работы в агентстве я первый раз слышала настолько невразумительные и сбивчивые предложения от руководсва. Обо всем этом я размышляла, идя по коридору и рассматривая, теперь и мне показавшийся удивительным, узор на ковролине.

Я не зашла ни к Анне Николаевне, ни в свой кабинет, а почти незаметно выскользнула из здания, чтобы ни с кем не встретиться, и, зайдя в ближайшую кофейню и заказав латте с корицей, принялась изучать документ.

В самом верху листа красовался логотип инновационного центра, состоящий из двух английских букв, а ниже громкий лозунг о развитии технологий и прочая чушь.

Пробежав вскользь абзац с водной частью о том, что они меня приветствуют, рады, что я разделяю их стремление в поддержке действий правительства в этот сложный период и восхищаются моим патриотизмом и самоотверженностью, я отложила лист бумаги, сделала глоток кофе и посмотрела в окно.

«Вчера на ХэдХантере я разместила свое резюме, отправила в несколько компаний из предложенных, но надо смотреть правде в глаза, за десять дней я нигде, даже если прям сейчас найду новую работу, не получу нужной суммы для оплаты ипотеки. Занять, сдать золото в ломбард, выпросить жалкие остатки ЗП — все эти действия могут принести тысяч тридцать, не больше. Где брать остальную сумму?»

За окном все так же правило солнце, щедро одаривая грязные тротуары и отрешенных пешеходов своим тотальным теплом. Такая погода была плохой почвой для роста отчаяния, она призывала к действию, к поиску решения. С этим настроем я и продолжила читать.

«Описание проекта»

«Дорогой друг (друг! Какой я вам друг? Собака, что ли?) на протяжении многих лет мы проводим исследования в области создания альтернативных вариантов развития событий. И именно тебе выпала удивительная возможность стать частью этого процесса, повлиять на ход истории… (чего? Блин, все что угодно ожидала, только не такой чуши!)

Нам нужны добровольцы, патриоты, люди с осознанной гражданской позицией, чтобы предотвратить надвигающуюся всемирную катастрофу. Наш мир уже никогда не будет прежним, и только тебе решать, как ты войдешь в это новое будущее: знаменосцем или… (о чем это? Они что, меня на митинг хотят сагитировать? Или что? Ни фига не пойму!)

Эксперимент, в котором мы предлагаем тебе участвовать, продлится с 9.03.22 по 16.03.2022 года, в этот период все контакты с внешним миром тебе будут недоступны. На емейл, указанный ниже, отправь пустое письмо с темой"Согласна", и мы вышлем тебе дальнейшие инструкции.

Ты участвуешь в великом процессе… (блин, я ничего не поняла. Я буду тут или надо куда-то ехать? Что конкретно нужно делать? И как это «контакты с внешним миром тебе будут недоступны», что, телефон заберут, что ли?)

Но следующий абзац заставил мое сердце учащенно биться. Всего лишь несколько простых слов, без всех этих громких призывов, были самыми понятными для меня во всей этой тарабарщине.

Стоимость участия в проекте — двести шестьдесят пять тысяч рублей, выплачивается разовым платежом после успешного окончания эксперимента, также возможна дополнительная бонусная компенсация по итогам работы».

Мне аж солнце ярче засветило через окно. «Двести тысяч сейчас! Я успею за ипотеку заплатить! И еще деньги останутся. Всего лишь неделя, и двести шестьдесят пять тысяч! Работы у меня нет, чем еще заниматься? Блин, конечно, да пусть отправляют в любую командировку, или что они там хотят, мне без разницы, главное двести шестьдесят пять тысяч! Блин, это лучшая новость за последние недели! Но если это митинг или политические акции, то ни за какие деньги в этом я участвовать не буду!»

Я еще раз прочитала письмо, думая, что, может, что-то пропустила, но никаких и намеков на участие в протестах там не было.

Выдохнув, я открыла почту на Яндексе, ввела адрес, указанный внизу страницы, несколько раз проверила правильность его написания и, напечатав большими буквами в теме сообщения «Согласна», отправила письмо.

События последних дней, новости, видео на Ютуб — все это подталкивало меня сбежать, скрыться, не слышать, не верить в происходящее, да, возможно, позиция страуса не совсем героическая, но я не знала, что нужно делать.

Мой мозг отчаянно пытался воздвигнуть хоть какие-то основы стабильности и предсказуемости жизни, но с каждым днем эти попытки становились все безуспешнее. И поэтому сейчас мое вынужденное отсутствие на неделю было не только спасительным в плане оплаты за ипотеку, но и помогало мне спрятаться от всего происходящего, не испытывать эмоций, не бояться реальности.

Уведомление о входящем сообщении заставило меня вздрогнуть. Я открыла почту, письмо было от инновационного центра.

«Дорогой друг! (блин, опять"друг") ты сделал правильный выбор! Твое имя навсегда войдет в историю и…» (опять вода, вода, давайте уже по теме)

Я, пробежав глазами по всем восторженным манифестам, перешла к разделу об инструкциях.

«Подготовка к перемещению для Эммы Прозак», — значилось в середине страницы выделенным текстом.

«Перемещение? То есть ехать все-таки куда-то придется?» А еще, меня удивило, что им известна моя фамилия, но, хотя, что здесь удивительного, в моем письме, в подписи, у меня ж указаны все эти данные и телефон.

«Перемещение произойдет в любом удобном для тебя месте, желательно чтобы это была твоя квартира или любая комфортная для тебя территория, где в течение двух дней тебя никто не потревожит.

Процесс по перемещению безболезненный, не требует никакой дополнительной подготовки с твоей стороны. Необходимо только соблюсти несколько несложных правил:

1. Перед днем перемещения не рекомендуется ничего есть. Возможно употребление чистой негазированной воды в объеме не больше одного литра.

2. Перед днем перемещения запрещается вступать в какие-либо контакты. Это строгое условие. Необходимо соблюдать молчание целого дня.

3. Перед днем перемещения запрещается читать любую литературу и сообщения в социальных сетях.

Если эти условия тебе подходят, то перемещение будет назначено на девятое марта две тысячи двадцать второго года».

«Все-таки не пойму, перемещение будет у меня дома? Может, игру какую-то тестировать надо? Виртуальная реальность, или что-то типа этого? Блин, ничего толком не пишут, как-то все размыто и путано».

«Восьмого марта тебе на контактный емейл придет письмо с активацией перемещения. Ты на правильном пути, твой выбор… (опять водная часть, которую читать смысла нет)

Я еще раз просмотрела письмо, пытаясь найти в нем указания на сам процесс перемещения, но мой взгляд привлекала только одна строчка, где была написана сумма в двести шестьдесят пять тысяч рублей.

Меня совсем не пугала неизвестность и все эти эксперименты, больше страху наводили заголовки в Яндекс-новостях и в Телеграме, а так же необходимость обморочно искать деньги для оплаты ипотеки, поэтому, допив кофе и посмотрев еще раз на оптимизм солнечных лучей, я решила, что приму участие в этом эксперименте, чего бы мне это ни стоило.

Когда решение уже было принято, я огляделась по сторонам, ища глазами официанта, чтобы оплатить счет. Но ни его, ни даже других людей в кафе не было. Я подождала возле барной стойки, пару раз понажимала кнопку вызова официанта, но никто так и не вышел.

«Ну, что мне час их тут ждать?» — подумала я, и с решением изменить свою жизнь и листом бумаге в руке, вышла из кафе, не оплатив по счету.

3 глава. Подготовка к перемещению

Остаток дня я провела достаточно странно. Будто прощаясь, позвонила своим друзьям и знакомым. Все удивлялись какой-то обреченности и фатальности в моем голосе и настрое.

Мама вообще, заподозрив что-то неладное, решила вылететь ко мне ближайшим рейсом. Мне пришлось долго успокаивать и убеждать ее посредством отправки своих фото с разных ракурсов в Ватсап, что все со мной хорошо, просто сказывается нынешняя обстановка в стране и неожиданное сокращение.

Уже было около двенадцати ночи, когда зазвонил телефон. Я почти уже спала, и полусонными глазами, разобрав на экране «Мирусик», ответила:

— Эм, слушай, я тут подумала, по поводу твоей ситуации, слушай, но хочешь я теть Марину попрошу, она тебя хотя б временно к себе, в хоспис, возьмет. Там конечно, работа — жесть. Но зато каждый день платят. Ты за десять дней, если каждый день работать будешь — как раз на ипотеку свою соберешь, а потом уже, за месяц, что-нибудь нормальное себе найдешь.

Я потерла глаз, посмотрела на часы.

— Мир, ты нормальная? Я буду в хосписе работать? Ты прикалываешься? По двенадцать часов за умирающими убирать? Ты бы мне еще промоутером в костюме хот-дога предложила поработать. Да не гони, я ж тебе сказала уже, что мне предложили. И этот вариант, не такой напряжный! — ответила с раздражением в голосе я.

— Смотри сама, я думала, тебе деньги нужны, а не приключения на одно место. — ответила Мира, уловив мой настрой.

— Блин, да! Мне деньги нужны, но не таким способом заработанные. Короче, давай завтра поговорим, я спала уже… — Мира бросила трубку, не дав мне договорить.

Я хотела ей перезвонить, но что-то меня останавливало. Злость. Определенно злость на нее, это я еще днем поняла, когда рассказывала ей про увольнение. Конечно, умом я понимала, что она не должна решать мои финансовые проблемы, но, черт возьми, мы давние подруги, хотя бы просто предложить свою помощь оан могла. Ее турецкий мавр уж явно не обеднел бы. И тем более с возвратом, я нашла б работу и все ей вернула. Но Мире, почему-то даже в голову пришло, предложить мне дебильную работу, а не свою финансовую поддержку.

Восьмое марта.

Я проснулась и сразу же, схватив телефон, открыла почту. Во входящих, помимо скидок от «Перекрестка», приглашений на вебинары и коворкинги, я, наконец, нашла заветное письмо, отправленное в 00:01 восьмого марта две тысячи двадцать второго года.

Я радостно открыла его и стала читать:

«Эмма, приветствую тебя в день перед днем перемещения. Это письмо единственное, что тебе рекомендовано читать сегодня. На телефон установи программу ниже по ссылке и пройди процедуру активации, больше никаких действий от тебя не потребуется. Перемещение произойдет ночью с восьмого на девятое марта этого года.

Оставайся весь день дома, отключи телефон и постарайся уснуть. Не забудь, что сегодня тебе желательно ничего не есть и не пить кроме воды.

Если ты примешь решение провести день во сне, не используй никаких седативных средств.

Будь в спокойном и расслабленном состоянии, мы уверенны, что у тебя все получится. Твой выбор навсегда изменит твою жизнь и жизни всех…». (ну понятно, понятно…)

«Блин, а может, все это развод? Ну какое может быть перемещение, если я из квартиры не выхожу, никто ко мне никаких проводков не подключает, ничего вообще не объясняют, хрень какая-то.

С другой стороны, даже если это и развод, завтра я проснусь в своей кровати, через неделю наступит семнадцатое марта, у меня сейчас на карте тысяч пять и еще налички дома тысячи три. У кого я смогу быстро занять денег? Ладно, если действительно так и будет, ну в крайнем случае обращусь к Русику. Он не откажет, но не очень бы хотелось прибегать к его «безвозмездной» помощи.

В любом случае я ничего не теряю, завтра с утра все будет понятно, а сегодня попробую проследовать их требованиям. Что там? Установить программу, ничего не пить и не есть и провести день во сне. В принципе, не так сложно, таким мог быть просто один из моих депрессивных одиноких выходных.

Я прошла по ссылке и скачала программу под названием «П 2127».

Потом открыла ее, и посредине экрана появилась просто зеленая полоска, над которой значилось: «Проведи по полосе активации указательным пальцем правой руки».

Я не задумываясь последовала совету, провела по зеленой полосе пальцем, и тут же на экране появились песочные часики. А потом зеленый кружок со словами «Активация прошла успешно».

Я потыкала еще по экрану, но больше никаких активных кнопок или описаний там не было.

«Ну, вроде как активировалось. Так, что дальше? А блин, сегодня ж восьмое марта, надо маме поздравление отправить, а то она точно прилетит ближайшим рейсом».

Я открыла Ватсап — там уже, как всегда, в день традиционного праздника было несколько сообщений от не очень близких подруг и родственников. Терпеть не могу эти ролики с пожеланиями счастья и любви на фоне переливающихся сердечек.

Я открыла сообщение от соседки — она всегда присылал более-менее адекватные поздравления — там был черный большой кот с розой и цитата из Булгакова о любви и участи того, кто любит. Недолго думая, я переслала эту картинку маме.

Я хотела еще отправить пару сообщений подругам, но вспомнила о предупреждении ничего не читать сегодня, и потому просто посмотрела, от кого пришли поздравления, и закрыла Ватсап.

Меня посетила неуверенная мысль о том, что надо бы глянуть хоть одним глазком новости в Яндексе, но, предполагая, какой эмоциональный шлейф они за собой оставят, я отбросила эту идею.

«Да и нельзя ж ничего читать», — с облегчением подумала я.

«Так, ладно, что дальше делать? Ну пить и есть пока не хочу, о, пойду-ка искупаюсь».

Я направилась в душ. Долго-долго терла себя мочалкой, пару раз намыливала и смывала шампунь с волос. «Я так даже перед свадьбой не купалась», — вдруг подумалось мне.

Потом, завернувшись в огромное махровое полотенце, я вышла из ванны и, оставляя мокрые следы на полу, на носочках пробежала в спальню.

На часах было всего лишь 11:38.

Я знала об этом свойстве времени: когда нечем заняться, а хуже еще, когда чего-то ждешь, время начинает просто прилипать к воздуху. Оно становится медленным, тяжелым и неповоротливым.

Так было и сейчас. 11:38.

Высушила волосы, уложила, сделала маску.

11:56 «Всего лишь восемнадцать минут прошло, чертово липучее время! Ни есть, ни пить, ничего не делать до самой ночи — да я с ума сойду!»

Я легла на кровать, передо мной на стене висели большие часы фирмы Мado с божьими коровками на стрелках и циферблате. Подарок мамы на день рождения.

Она коллекционировала часы, в одной из ее комнат настольных, настенных и даже напольных экземпляров было столько, что в каком-то из журналов «Я покупаю» за 2018 год была даже целая статья, посвященная моей маме и ее коллекции времени.

«Нет! Через полчаса эти коровки меня взбесят своей заторможенностью, уберу-ка я этот дорогой подарок от греха подальше!»

Я встала на кровать, дотянулась до часов — они оказались тяжелее, чем я думала — аккуратно сняла их со стены и положила циферблатом вниз на тумбочку. Вернувшись в свое исходное положение и посмотрев на пустую стену, я почувствовала облегчение.

Ну что ж, нечасто человек 21 века остается один на один с собой. Кроме мыслей и воспоминаний мне больше нечем было себя занять. Непривычное занятие, если честно.

Я в последний раз посмотрела на экран телефона (время — 12:01) потом поставила на беззвучный режим и закинула мой старый добрый айфончик под кровать. «Чтоб не искушал!»

Мама сегодня звонить не будет. Мы вчера долго общались по телефону. Я пыталась ее, впрочем, как мне кажется, безуспешно, убедить, что улетаю на несколько дней в Турцию, к Мире.

Это моя подруга детства, мама хорошо к ней относится, знает ее историю про фиктивный брак с турком, знает, что я иногда летаю к ней на ее съемную мини-виллу попить ракы и насладиться подобием пиде в Мирином исполнении. И поэтому всякий раз, когда мне нужно слиться со всех радаров, история с поездкой к Мире выручает (не, ну я и правда к ней частенько летаю, особенно когда мили халявные накапливаются).

Мама. Мама. Мне почти 33 года, но многие говорят, что я все еще нахожусь под ее колпаком. Нет. Тут другое. Когда умер папа, она осталась одна в нашем большом доме. С новым ремонтом в зале, с огромной коллекцией дорогих часов в гостиной, с наконец-то выветрившейся от табачного дыма кухней, но одна, совсем одна.

Мне было жаль ее, хотя она и стойко держалась и ни разу после похорон не заплакала и не заговорила со мной об отце. Я хотела ей помочь, поддержать как-то, но ничего разумнее не придумала, чем пожертвовать своими интересами, временем и правом на личную жизнь.

Моя подруга — психолог, говорит, что я не должна ее спасать таким образом и я не помогаю ей, а наоборот разрушаю своей жалостью. Она могла бы направить внимание на свою жизнь, и в этом было бы больше пользы и для нее, и для меня.

Возможно, но, видимо, после моего неудачного замужества я нуждалась в ней не меньше чем, она во мне. И мы обе такой больной заботой друг о друге не давали голодному одиночеству, поджидавшему ночи в углах наших с ней домов и квартир, окончательно пробраться в наши стойкие, но хрупкие сердца.

***

Я сама не заметила, как провались в сон. Какие-то образы всплывали и тут же растворялись в моем сознании.

Вот я будто бы опять в парке, опять фата, белое неудобное платье, опять сильный ветер, и мама — говорит, что это плохой знак. И тут же все расплывается, и, будто в «сюите» Кандинского, краски на холсте изгибаются, образуя невнятные неяркие образы.

Потом вновь проступает четкость, и папа просит меня вернуться домой, показывает какие-то газеты с напечатанными в них моими рассказами, я не слушаю его и смотрю вперед, а там, за его спиной, раскинулась Красная площадь. Я вижу Храм Василия Блаженного с его игрушечными куполами, такими яркими и будто сделанными из зефира и пастилы. Я смотрю на Москву, даже не на Москву, а на ощущения Москвы, но при этом понимаю, что коснуться того, что я вижу, уже не смогу. Папа что-то рассказывает и рассказывает… я просыпаюсь.

Уже настал день. Яркий и воодушевляющий свет весеннего солнца призывал к действиям.

«Главное — перешагнуть порог в час дня, потом уже время пойдет быстрее».

Я знала об этой, подмеченной мною еще со студенческих времен, штуке.

С утра до часу — время очень медленное (ну, если контролируешь его), после часа дня и до шести — двигается значительно быстрее, а с шести и до девяти — пролетает практически незаметно.

Я перевернула часы с божьими коровками — начало второго. Есть уже хотелось, прям очень, но даже больше, чем есть, хотелось пить.

Я посмотрела в сторону кухни. Кофемашина поблескивала гранями и будто дразнила меня своим предназначением. Она знала, что чудесный, волшебный, крепкий, ароматный, божественный кофе, рождавшийся в недрах ее механизмов, был для меня сродни первому глотку воздуха после сна.

Я иногда даже не разговаривала с Лешей (когда мы еще жили вместе), пока не выпивала свой утренний латте. И поэтому сейчас она, моя старая кофейная подруга, прошедшая со мной уже столько всего, стояла молча на кухонном столе и испытывающее ждала, выдержу я или нет.

«Да, знаете что, еще неизвестно, случится там что-нибудь или нет. А я уже, как дура, приняла этот обет молчания и голодания! Там же не так категорично написано про питье. Голод я могу победить, но тягу к кофе… Что будет от одной-двух чашечек латте?»

Я знала, что все равно смогу убедить сама себя в необходимости кофепития, найду необходимые аргументы и часом раньше или часом позже, но сорвусь.

«Так смысл тянуть? Выпью уже и покончу со всем этим».

Кофемашина послушно зажужжала, кофемолка где-то внутри нее резко взялась за дело, и через минуту-две черные струи свежемолотого кофе полились в мою кружку.

Я пила свой запретный латте, смотрела в окно и думала даже не о сегодняшнем перемещении… (я совсем почему-то не волновалось о том, что должно случиться ночью) Я пила кофе и вспоминала о Леше.

***

Странно так, мы остались жить в одном городе, но за эти три года ни разу нигде не встретились. Я сталкивалась в самых необычных местах с кем угодно: одноклассник, чье имя уже и не вспомню; однокурсница, которая, проучившись всего полгода с нами, перевелась на курс по телевидению — кто угодно и где угодно, но только не он. Я знала, что Леша живет здесь, знала, что один, но… ни разу еще наши пути не пересекались.

Это, наверное, и хорошо. О чем нам было с ним говорить при встрече? Пройти, отведя глаза, будто не заметив, — глупо! Десять лет, проведенных вместе, все-таки достаточно долгий срок. Кинуться друг к другу с поцелуями? Он терпеть не мог такой наигранной показухи, а я — не выносила поцелуев при встрече.

Оставалось одно — самое гуманное и логичное — не встречаться в этом огромном городе, где все дороги неизменно пересекаются, а люди встречают друг друга в день по сто тысяч раз.

Нам было по восемнадцать, когда мы стали общаться. Точнее, знали-то мы друг друга давно, жили в одном дворе, но вот поцеловались первый раз именно летом 2008 года.

Только ленивый не говорил нам тогда, что первая любовь в очень редких случаях кончается фразеологизмом «жили долго и счастливо», но мы умели с Лешей ломать стереотипы. Поступили в институты в одном и том же городе, стали — тайно, конечно — снимать вместе квартиру и прожили девять счастливых лет, пока в один прекрасный день не решили пожениться.

Это была изначально глупая затея. Я, тупо, хотела фото в свадебном платье, а он, может, просто устал придумывать отмазки на вопросы: «Блин, брат, а чего ты не женишься?» И вот, после девяти счастливых лет житья на съемных квартирах и без штампа в паспорте мы решили расписаться и взять ипотеку.

То, что зарождалось как дикое, не штампованное чудо, только в таких условиях, видимо, и могло существовать. Свадьба и ипотека стали двумя гвоздями в крышке гроба, на дне которого покоилась наша чистая любовь.

Мы были легкими и свободными, как дети, и не хотели брать на себя никаких обязательств, но, когда реальность сжала нас своими юридическими терминами-тисками, заставив подписать кучу документов, мы вмиг повзрослели.

А повзрослев, поняли, что «мимишная» любовь не имеет ничего общего со случайным сексом в машине или знакомством в ночном клубе. Все как-то резко стало серьезно, грубо и очевидно. Мне кажется, мы даже изменять друг другу начали одновременно, практически сразу после этой долбанной свадьбы.

Через год нашего бессмысленного брака последовал достаточно осмысленный развод. Без детей и имущественных притязаний все свершилось очень быстро: в августе подали заявление — в сентябре уже развелись. Он оставил себе на память мое обручальное кольцо, я — ипотеку с ежемесячным платежом в 43 700 рублей и его фамилию. Она мне всегда казалась какой-то вдохновляющей.

Прозак! П-р-о-з-а-к! Там что-то с прабабушкой полячкой было связано в их роду… Но не суть. Я мечтала, что такая фамилия как раз подойдет для будущей знаменитой писательницы. Тогда я еще хотела ею стать…

Время, увлеченное моими размышлениями, стало течь неравномерно. «Сейчас, наверное, уже около четырех». Я посмотрела на электронные часы в окошке микроволновки — 14:38.

«Блин! Ну вот, все, как договаривались. Я ничего не ем, но выпить-то еще хотя б одну, последнюю кружку кофе можно?»

Если появились такие мысли, я знала, надо идти и готовить кофе. Это начало долгого убедительного монолога, в котором я, которая хочет кофе, непременно победит ту часть меня, которая хочет придерживаться правил и оставаться на месте.

Кофе. Тишина середины дня. Окно.

Сегодня очень странный день. Я давно не находилась в такой зависимости от времени.

Дни, месяцы, годы пролетали мимо меня, как столбы и маленькие милые домики для едущего в электричке. Я не успевала рассмотреть и запомнить цифру, которая мигала на экране телевизора в канун Нового года, как эта цифра уже сменялась следующим порядковым номером.

В контексте одного дня что-то происходило, что-то радовало, разочаровывало, но в контексте лет ничего не менялось, в сущности. Все было одинаково. Кофе. Тишина. Окно.

«Ночь, улица, фонарь, аптека… все будет так. Исхода нет…»

***

Слишком долго тянулся этот день. Я сделала еще несколько подходов к кофемашине. Еще раз искупалась, сделала себе очень красивую, как мне показалось, укладку утюжком, освоила вечерний макияж по каталогу из Мака, который мне давно дали в торговом центре, а я все не успевала его рассмотреть. Смыла его, сделала макияж в стиле женщины-вамп, еще раз смыла. Посмотрела на себя, на часы, висевшие в прихожей, — 19:04.

«Отлично! Еще немного, и все прояснится».

Я поймала себя на мысли, что до конца не верю во все эти перемещения. Я ничего не хотела загадывать наперед, но, блин, не было у меня ощущения перемен. Это чувство всегда появляется перед какими-то грандиозными событиями в жизни, а сейчас, вот, ничего не было.

Я понимала, что в первый день просрочки по ипотеке начнутся пока еще вежливые звонки операторов банка с приговором «…можно я зафиксирую указанную вами дату платежа?» Нужно будет выходить на работу и подписывать документы об увольнении, передавать дела кому-нибудь из секретариата и… Что делать дальше?

Конечно, найду опять работу в рекламе, писатели нынче не в цене, найду и в итоге эти несчастные сорок три тысячи семьсот рублей. Но дальше? Все мое будущее сливалось в какую-то серую бесконечную картину, в которой, как не меняй пазлы, смысл не изменится. И потому, может быть, я с надеждой ждала продолжения этой истории. Я ждала изменения пазла, чего-то нереально нового. Ждала, но не верила.

Засыпала в эту ночь я очень долго. Ну, еще бы! Кружек сто кофе, наверное, выпила, еще и не делала ничего целый день. Интересно… устаешь от такого тупого шатания по квартире гораздо больше, чем от плодотворного рабочего дня.

Ночь. Наконец-то ночь. Еще немного, и все станет ясно.

Я вспомнила свои детские ощущения, когда мы с родителями собирались ехать на море. Я знала, что вставать надо в 4 утра, но все никак не могла заснуть, думала о море, ракушках, мороженом, крутилась, вертелась по двадцать раз, проверяла свой чемодан с купальником и новым надувным кругом.

Я так ждала ночи и просила время побыстрее пролететь, чтобы мы уже всей семьей радостные и сонные сели в нашу машину и поехали к морю.

4 глава. Все это лишь моя фантазия

Утро. Я проснулась от того, что меня безумно сильно тошнило.

Рвотные позывы усиливались, и в итоге весь кофе, который находился во мне, вырвался наружу. Рвота не прекращалась долго, у меня уже лились слезы и сопли, но и проклятый кофе тоже лился из меня, не переставая. Мне было ужасно плохо.

— Тебе ж говорили не пить ничего!

Я аж поперхнулась. И начала теперь кашлять так сильно, что думала, опять вырвет.

Возле кровати стояла девушка лет 20, одетая в белый, кажется латексный, обтягивающий комбинезон и пристально смотрела на меня.

— Еб твою мать, ты кто? — откашлявшись, спросила я. Рвота прекратилась.

«Раз в белом — значит медсестра. Офигеть, я доигралась! Вызвали врачей уже! Ну, супер!» — эти мысли пролетели стрелой у меня в голове.

Девушка, между тем, все стояла, молчала и улыбалась. Я привстала с кровати и огляделась. «Блин, так и знала, что все это развод!»

Моя обычная комната, все было так же, как перед сном, только лужи свежевыблеванного кофе под кроватью, и на ней и какая-то тупица в белом.

— Я говорю, ты кто? И какого хрена в моей квартире делаешь? — быть гостеприимной не было ни сил, ни желания.

— Зачем ты кофе пила? — голос девушки был каким-то механическим, и, что самое страшное, говорила она, не открывая рта, а все так же тупо продолжая улыбаться.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Неимоверным усилием воли я переместилась из горизонтального положения в вертикальное. Голова загудела, будто кто-то ударил во все семь литавр одновременно. Перед глазами все поплыло, поплыло и вдруг пропало. Будто резко выключили свет, звук и откачали воздух из пространства, где я находилась.

«Не может быть, чтобы она была врачом. Слишком нетипичный костюм. И как она так разговаривала, не открывая рта? И почему у меня дома? А куда, кстати, я свой телефон закинула?» — я разговаривала сама с собой с закрытыми глазами.

— Твой телефон лежит под кроватью. Он никому не нужен!

Я открыла глаза, вскочила, будто на меня кто-то вылил ведро кипятка, и немедленно бы опять упала в обморок, если бы чьи-то руки меня не подхватили.

Передо мной сидел толстый, огромный черный кот.

«Я, конечно, люблю Булгакова, но не настолько. Не настолько, чтобы сойти с ума и поселиться в мире его фантазий. Это был кот Бегемот из"Мастера и Маргариты", не иначе».

Я обернулась посмотреть на того, кто подхватил меня, и офигела еще больше. Я повторюсь, я не большая поклонница творчества Булгакова, но, твою мать, спас меня от падения в очередной обморок не кто иной, как Коровьев. Треснутое пенсне, клетчатый пиджачок, усы эти, как старая кисть… Я помнила этот образ еще по роли Абдулова в фильме. На секунду мне показалось, что это он и есть.

— Конечно, это я и есть. Абдулов Александр Гаврилович, — хихикнул Коровьев.

Свет и звук отключили, а воздух опять откачали. Теперь, я думаю, надолго, а может, для меня уже и навсегда.

«Ну и кто сейчас передо мной будет, когда я открою глаза? О! Раз мыслю, значит, еще существую! Уже хорошо! А, может, когда умираешь, все равно продолжаешь думать, вот прям как я сейчас? Так что, кто теперь будет? Элвис Пресли? Или Гарри Поттер?»

Я осторожно открыла один глаз. Нагнувшись, надо мной стояли красивый мужчина с пышной челкой и длинными бакенбардами, а рядом с ним мальчишка в круглых очках и со шрамом на лбу.

— Да ну на хер! Ну, это все! Это точно клиника! — я надеялась, что отключаться больше не буду.

«Умерла, так умерла. А если не умерла, если крыша поехала, то, что ж… Все равно надо встать, в туалет хоть сходить, умыться, а там видно будет!»

Я попыталась встать. Персонажи моих галлюцинаций молча отступили на шаг назад. На удивление тело было более послушно, чем в предыдущие разы. Конечно, и голова еще побаливала, и ноги какие-то ватные были, но в целом состояние было, как говорят врачи, удовлетворительное.

— Ребят, что за фигня? Кто вы и что делаете в моей квартире? — я сидела на кровати, спустив ноги, смотрела на стоящих недалеко от меня Элвиса Пресли и Гарри Поттера. Они молчали.

— Ладно. Понятно.

Я медленно встала и, поскольку место, где я находилась, все еще было моей квартирой, не дождавшись ответа от этих индивидов, пошла в туалет.

«Если сейчас вернусь, а они все еще будут там, значит, у меня точно поехала крыша». Я вернулась. Они были там. Я села напротив Элвиса и Гарри и стала внимательно их разглядывать.

Я, конечно, остановила свой взгляд сначала на Пресли. «Да это ж надо, какой у меня изобретательный ум!» Я видела все. И мелкие оспины на правой щеке у Элвиса, и немного недобритую щеку, и его прекрасные голубые глаза с пушистыми ресницами, и белые пуговицы на бордовой рубашке, которая небрежно была расстегнута наверху и оголяла ключицы и яремную ямку. «Красивый все-таки мужчина был!»

Элвис Пресли молчал, смотрел на меня как-то удивленно и даже не моргал, как мне показалось. Я хотела было плавно перевести взгляд на Поттера, но потом меня как осенило!

«Блин, че я туплю? Какой Элвис? Да ты встань, подойди к ним и дотронься! Если это больное воображение, то осязаемости оно уж точно не будет иметь!»

Я встала и протянула руку к Гарри Поттеру, он просто был ближе ко мне.

— Не трогай меня! — взвизгнул он и отпрыгнул.

— О, блин! — я прям испугалась его визга. — Че ты орешь, как придурок? Может, все-таки объясните, что вы в моей квартире делаете? — я посмотрела на более вменяемого Элвиса.

— Это не твоя квартира, — ответил он. Голос его был глубокий, грубый, низкий.

«Такой, как и должен быть у настоящего Пресли», — почему-то подумалось мне.

— Прикольно, а чья ж тогда? — я обвела взглядом свою комнату, чтобы уж наверняка удостовериться.

Я стояла напротив Элвиса, а Гарри Поттер прятался за ним.

«Блин, он еще и выше меня!» — пролетели у меня в голове шальные мысли.

— Ты там, где и собиралась быть.

«Ух, сейчас прям и запоет"лов ми тэндр, лов ми тру"… ну и голос у него».

— А где я собиралась быть? — я чувствовала, как расплываюсь в улыбке, глядя на этого безумно красивого мужчину, а главное — слыша его бархатистый голос.

— Ну что ты как тупица? Вспоминай!

«Блин, ну так я ни Элвису, ни кому-то другому не позволю со мной разговаривать!»

— Слышишь, ты поспокойнее разговаривай! Я тебя сюда не звала, если что-то не нравится, давай, — я указала в сторону прихожей. — Это еще пока моя квартира, и где здесь дверь, я могу показать!

— Тебе не нравится разве? — Элвис смутился, и видно было, что он прям растерялся от моего ответа.

— Нет, блин, конечно! А кому это понравится? Так, знаешь ли, с девушками не разговаривают! — ответила я уже более спокойно, смягчаясь от его растерянности.

— Я же говорил, — выглянул из-за спины моего красавца Гарри Поттер. — То, что в мыслях, не говорят, — он сказал какую-то чушь и с гордым видом окончательно вышел из-за спины Пресли.

— Ребят, давайте серьезно. Что это все за фигня? Объясните уже, — я стояла напротив Элвиса Пресли и вроде как даже почувствовала запах его духов — «Green Irish Tweed», кажется, так они назывались, читала где-то об этом, но только не знала, как они звучат.

Заговорил первым Поттер:

— Произошло перемещение. Ты из-за того, что пила кофе и отправляла маме кота с цветком, на два дня позже пришла в себя.

— Чего? На два дня? — Поттер опять спрятался за спину Пресли от моего гневного крика-вопроса. — Да вы гоните? Не может этого быть!

— Очень может! — медленно и спокойно заговорил Пресли. Он опустил голову вниз и стал прогуливаться по комнате взад и вперед, заложив руки за спину. А Поттер забился в угол комнаты.

— Очень даже может быть, Эмма. На самом деле все на свете может быть. Перемещение произошло. Ты здесь, в альтернативном будущем. Для твоего удобства наши комнаты ожидания приняли образ, близкий тебе по воспоминаниям, чтобы сразу не шокировать тебя. Почему ты подумала о Гарри Поттере и Элвисе Пресли, нам непонятно, но на всякий случай мы воссоздали их внешность, чтобы тебе было удобнее адаптироваться.

«Мда…"Какую чушь иногда несут люди"», — вспомнилась мне строчка из Коэльо.

— Ну-ну? И что дальше? — признаться, я готова была слушать его и слушать, не вникая в его бредовые слова, только бы он не замолкал и продолжал ходить по моей комнате.

— Дальше? — Элвис поднял голову и посмотрел на меня. — Все зависит от тебя. Сможешь сделать некоторые описания, которые тут нужны, тогда «дальше» для тебя будет возможно. Не сможешь… — он опять посмотрел на меня в упор.

«Боже, ну это ж надо, какой красивый мужчина!»

— Если не сможешь, вернешься, наверное, опять к себе, но этого я точно не могу сказать…

— Да уж, прикольно, то есть, получается, это альтернативное будущее и мне надо что-то описывать? — я задала вопрос таким тоном, каким разговаривала бы с сумасшедшим или сильно пьяным человеком.

— Абсолютно верно, — спокойно ответил Элвис, а очкарик все так же встревоженно смотрел на меня, будто я собиралась разломать его любимую палочку.

— И, раз ты уже пришла в себя, предлагаю выйти на улицу. Тебе надо некоторое время побыть здесь, до тех пор, пока тебя не встретит Сам Вова.

Ну, тут меня уже разобрал смех. Это был какой-то истерический смех, не свойственный мне. Я смеялась громко, прямо вызывающе громко.

— Кто, блин? Вова! Да ну, офигеть! Это что, в альтернативном будущем тоже Вова! Да ладно?! — я смеялась уже через силу, это все больше стало походить на истерику.

Элвис и Поттер (этот мелкий засранец, подбежал к нему, когда я начала истерично смеяться) смотрели друг на друга и на меня непонимающе. Они явно даже не догадывались, что могло вызвать во мне такой приступ.

Немного успокоившись, я продолжила.

— Ну, значит, Вова! Что ж, очень хорошо. А кто еще остался? Ленина, надеюсь, с мавзолея не подняли? — настроение мое явно улучшилось.

— Не понимаю, о ком ты, но Сам Вова, наверное, тебе все объяснит. Если ты готова, то пошли! Только, вот, возьми, — Элвис протянул мне какую-то маленькую пуговичку.

Я взяла ее, немного коснувшись своими пальцами кожи его ладоней.

«О, нет! Эта магия первых прикосновений, она может далеко сейчас увезти мой воспаленный ум».

— Это что? — я принялась рассматривать пуговичку, думая только о руке Пресли, которой коснулась.

— Это переводчик и адаптер! — начал было Поттер, но, когда увидел мой гневный взгляд, призывающий его немедленно заткнуться, а еще лучше выйти из этой комнаты, сразу же опять скрылся за спиной короля рока.

Элвис, поняв всю ситуацию, улыбнулся (о, боги, держите меня, что это за улыбка) и, глядя на меня уже более игриво, продолжил:

— Это адаптер, приложи его к мочке уха. Без него ты не сможешь общаться. Речь за последние время очень изменилась. Несколько языков смешались в один общий. Этот адаптер будет переводить современную речь на твой язык. Также он защитит сетчатку глаза от света и излучений, которые ты увидишь. Тебя предупредят, когда его нужно будет активировать. Сейчас просто приложи к мочке уха, он останется там до тех пор, пока не появится в нем необходимость.

— А, речь изменилась, ну конечно, я понимаю, это ж будущее, конечно, — с сарказмом сказала я. — В будущем все по-другому, машины, наверное, по воздуху летают и все такие в белом ходят, улыбаются друг другу, конечно, конечно, это ж будущее.

Я открыто прикалывалась с моих непрошеных гостей, но обаятельность Пресли не позволяла мне быть грубой в своих шутках.

Я приложила этот адаптер к мочке уха, и он аккуратно сразу зафиксировался, как сережка, без боли и дискомфорта.

«На клею, наверное, каком-то специальном», — подумала я.

— Ладно, гости из будущего, ну а кофе-то мне перед встречей с самим Вовой можно выпить? — снова с сарказмом спросила я.

Элвис кивнул головой.

Блин, как же быстро человек ко всему привыкает: передо мной стояли Элвис Пресли и Гарри Поттер. Кстати, один из них был вымышленный персонаж, и он совсем не походил на Дэниэла Рэдклиффа, а скорее на то маленькое чудовище, которое постоянно причитало «моя прелесть, моя прелесть», забыла, как его зовут.

Так вот, передо мной стояли люди, даже если это и были актеры, то в очень необычном амплуа. Находилась я, по их словам, не в своей квартире, и при этом — удивляюсь просто — я была абсолютно спокойна. Ну, пока еще ничего особо сверхъестественного не произошло. Может, поэтому-то и беспокоиться было не о чем. Говорить можно что угодно. Посмотрим сейчас, куда они меня отведут.

— Может и вам сделать? — спросила я, посмотрев только на Элвиса.

— Нет, мне не надо, — ответил Пресли и подошел к окну.

«Точно! Окно! Блин, как я сразу не додумалась!»

Я стрелой подлетела к окну, чуть не сбив короля рока с ног, и отодвинула занавеску.

За окном было унылое утро, лежавшее серо-розовой органзой на знакомом мне дворе. Старые покосившиеся качели, лавочка с загадочной надписью красной краской «хил билли жив», пара машин с разбитыми окнами и спущенными колесами, которые стоят в нашем дворе уже целую вечность, приоткрытый канализационный люк с воткнутой в него палкой, потрепанные тополя — никакого и намека на таинственное перемещение не было. У меня будто что-то оборвалось внутри. Как все-таки я хотела поверить в чудо.

Но теперь вставал другой вопрос: «Кто действительно эти люди? Зачем этот цирк? Чего они хотят? Я не такая уж важная персона, чтобы устраивать весь этот маскарад. Денег у меня особо нет, квартира в ипотеке… Драгоценности? Блин, да ну… что-то здесь другое, но что?»

Я теперь уже с опаской посмотрела на стоящего рядом псевдо-Элвиса. Каким-то не таким уж и брутальным он мне показался.

«Постараюсь не выдавать своего волнения. Надо как-то добраться до телефона и позвонить Русику. Он мент, он сразу сообразит, что делать».

— А можно я с вами сфотографируюсь, вы ж все-таки Элвис Пресли? — я постаралась улыбнуться, но получилась гримаса.

— Только где там мой телефон? — я старалась держаться непринужденно и, будто нехотя, осмотрелась по сторонам.

— Да вон, под кроватью, — сказал как-то печально Элвис. Он стоял возле окна и водил по стеклу пальцем. Мелкий засранец Поттер сидел на краю кровати и внимательно наблюдал за мной.

«Точно!»

Я вспомнила, как в день до этого ложного перемещения закинула свой айфончик под кровать, чтобы ни с кем не разговаривать.

«Вот зачем? Что, нельзя было просто на тумбочку положить?»

Я осторожно посмотрела в сторону кровати. Поттер теперь, как мне показалось, злорадно улыбался.

«Короче, просто подойду и достану телефон. Что из этого целую историю придумывать?»

Я решительно подошла к кровати, не глядя на очкарика, присела — не достаю. Пришлось опуститься на колени и почти залезть под кровать, чтобы дотянуться до телефона.

Кстати, я не без удивления заметила, что была одета в свой домашний сарафанчик, купленный когда-то давно на распродаже в Zara.

«Вроде бы когда я засыпала, то была в майке и шортах и не помню, чтоб переодевалась. Странно».

Наконец, я нащупала свой заветный айфончик.

Я осторожно поднялась, огляделась. Находившиеся в комнате были на своих прежних местах.

Надо было теперь выйти, чтобы позвонить Русику.

— Ну, пойду тогда кофе себе налью, — я будто отпрашивалась у Элвиса. Тот ничего не ответил. Я быстрым шагом направилась на кухню, про себя проговаривая, как мантру «только б не разрядился, только б не разрядился».

Телефон послушно включился. Зарядки еще было целых восемьдесят шесть процентов. Я тут же начала судорожно искать в контактах телефон Русика.

«Вот он!» Набираю. «Сеть не найдена». Еще раз. «Сеть не найдена». Да что за фигня? Еще раз. «Сеть не найдена».

— Что, не получается? — я аж вздрогнула. У входа в кухню стоял Элвис, облокотившись о дверной косяк.

— Что не получается? Я ж сфотографироваться хотела, а тут что-то телефон не включается.

— Эмма, давай я тебе немного все объясню. Хотя это и не моя задача, — Элвис выпрямился, подошел к кухонному столу и сел на стул, развернув его перед этим спинкой вперед. И, сложив руки на верхней перекладине и уперев в них свой прекрасный подбородок, сказал:

— Давай, делай себе кофе и садись. А то мы еще очень долго будем вот так друг за другом ходить.

Я начала нервничать. Достала из холодильника сначала кефир вместо молока, потом, сообразив, быстро поменяла пакеты.

«Блин, ну какое это будущее? Если молоко я открыла пару дней назад, а оно все еще не прокисло?»

Кофе был готов. По кухне поплыл терпкий запах свежемолотых кофейных зерен.

«Я дома. Все в порядке. Блин, вот же надо купить сначала козу, чтобы потом, когда ее не станет, понять, как без нее классно! И теперь я рада, что дома. Хотя еще сутки назад мечтала о перемещении в неизвестном направлении».

— Ну, слушаю, — я села за стол и придвинула к себе кружку.

«Ох, первый глоток кофе. Фух, можно жить дальше! Хотя, если честно, после того, как я без остановки извергала этот напиток из своего желудка совсем недавно, я думала, что больше к нему не притронусь. Но как быстро все забывается!»

Элвис сидел напротив меня. Рельефы мышц его в меру накаченных рук, очертания которых проступали через рубашку, голубые с темными крапинками глаза и густые ресницы, пухлые темно-красные губы, маленькая ямочка на подбородке.

«Ох, черт! Кем бы он ни был, актером или клоуном, но передо мной сидел потрясающе красивый мужчина!»

— Эмма, как я тебе и говорил, ты сейчас находишься в альтернативном будущем, если точнее, в 2172 году.

Я закашлялась, но ничего не сказала.

— Перемещение состоялось. Я не Элвис, а это не твоя квартира. Этот принцип адаптивности был заимствован… Не знаю, как это сказать. В общем, чтобы тебе легче было привыкнуть к новой реальности, ты еще какое-то время будешь видеть образы и события своей прошлой жизни, но со временем все встанет на свои места. Как я тебе уже и говорил, без адаптера-переводчика ты не сможешь понять современную речь. Русский язык за 150 лет очень сильно изменился, перешел на другой уровень. Понимать сигналы мозга, то есть читать мысли, это нормальное состояние нынешнего человека. Ничего в этом удивительного нет. Поэтому, когда ты пытаешься звонить какому-то Русику или подозреваешь нас в мошенничестве, поверь, это настолько нелепо выглядит, что даже не грусть, а тоску наводит.

Мои глаза медленно полезли на лоб, а по спине пробежал строй мурашек.

«Они в моем телефоне ковырялись, раз про Русика знают!»

— В начале нашей встречи я попытался с тобой разговаривать, может быть, излишне грубо, ты извини, но, пока наш диалог строится только на твоем восприятии, все слова, типа: «что за фигня?», «тупица», «офигеть» я беру исключительно из твоей головы.

В общем, это, наверное, тебе лучше гонцы объяснят. И кстати, пока зашел разговор на эту тему, — Элвис пристально посмотрел на меня. — Твоя речь так засорена какими-то страхами и ненужными воспоминаниями. Тебе тяжело будет, если не избавишься от этого.

— Ой, да ладно! Давай, еще поучи, как мне разговаривать! — возмутилась я.

Элвис не ответил. Повисла небольшая пауза.

— Ну и что дальше? — спросила я после затянувшегося молчания.

— А дальше ты должна понять, что на тебя рассчитывают. Не сможешь сделать описания, которые попросят, для тебя все закончится. Закончиться может по-разному: либо ты вернешься обратно и проснешься с головной болью и кратковременной потерей памяти, либо вернешься, но справиться со всем, что ты здесь увидишь, не сможешь и попадешь в больницу, из который выйти уже, по-видимому, не сможешь, — он говорил спокойно и будто бы совсем не обо мне.

— Прекрасная перспектива! Попасть в дурку, прям здорово! — я смотрела на Элвиса и пыталась отыскать в его лице хоть намек на шутку.

— Никаких шуток. Это, собственно, все, что я хотел сказать, поэтому переставай уже мучить свой телефон. Здесь он работать не будет, радиоволн таких частот уже давно не существуют, не тяни время, допивай кофе, и пойдем уже.

Я повертела в руках телефон. На экране красовалось мое селфи, и прямо на лбу у меня светилось время — «11:42», а под ним — «Среда, 9 марта». Элвис перехватил мой взгляд:

— Да. И год он тебе сейчас покажет 2022-й. Механизмы, в отличие от тебя, никуда не перемещались.

— Ага, и молоко, и моя квартира тоже! — нервно добавила я.

— Эмма, я ответ знаю, но, правда, объяснить тебе не могу. Нет, слов не могу подобрать, — Элвис сказал это без пафоса, а потом встал и пошел по коридору в спальню. Я посмотрела ему вслед. Не буду говорить, о чем я подумала, нужно быть серьезной и собранной, а не терять контроль над собой.

«Посмотрим, как они дальше всю эту чушь с будущим будут разыгрывать. Блин, к чему все это? Ну выйдем мы сейчас на улицу, и что? Я там летающие корабли и инопланетян увижу? На фига продолжать топить за эту историю с будущим? Хорошо, давай посмотрим, что ты на улице будешь мне внушать. Пойдем, мой Элвис, пойдем».

— А переодеться хоть можно? — не без издевки крикнула я в пустоту коридора.

— Да как хочешь, — отозвался из комнаты мой король. — Хотя это не имеет смысла, но смотри сама.

Элвис он или не Элвис, но надеть мой новый красный брючный костюм с рубашкой, которую я тоже не планировала застегивать наглухо на все пуговицы, мне захотелось.

Немного подкрасилась, расчесалась. Все вещи, предметы и одежда были на своих прежних местах. «Тоже, видимо, никуда не перемещались», — с сарказмом подумала я.

— Все. Готова! — крикнула я в сторону спальни.

Моя свита тут же показалась, и мы вышли из квартиры.

5 глава. Король, очкарик и соседские бабушки

Мой обычный подъезд пахнет борщом и подвалом. Лифт, кнопка лифта, подпаленная зажигалкой, рядом с ней наклейка с изображением то ли пони, то ли единорога. Заходим внутрь, меня пропустили вперед. Тусклый неуверенный свет. На стенах лифта все также висит замурованная в прозрачный пластик реклама. Рядом с панелью управления лифта, где цифры этажей, чьей-то старательной рукой подписано «6» напротив моего 5 этажа, а напротив цифры 6 на панели, сбоку красным маркером — «5».

Когда только въезжала, сразу отметила этот момент. «Конечно же, мой этаж должен, блин, вот так по-дурацки даже в лифте находиться. Ну как так можно было сделать? Когда на кнопку"5"нажимаешь — попадаешь на 6 этаж, а нажимаешь на"6" — попадаешь на 5!»

«Ну, убейте меня, если это такое будущее», — подумала я.

— Будь осторожна со своими желаниями — они имеют свойство сбываться, — сказал, лукаво посматривая на меня, Элвис Пресли.

«Тоже мне, Воланд!» — я взглянула на него, но ничего не ответила.

— Ну, Воланд, не Воланд, а Михаил Афанасьевич во многом оказался прав.

«Блин, как он это делает? Может, у меня с головой еще не все в порядке, и я думаю, что думаю, а на самом деле говорю все свои мысли шепотом?»

— Не знаю, как у вас, а в наше время неприлично было бы заглядывать в голову собеседницы без спроса и подслушивать ее мысли, — сказала я.

— Так мы ж не в твоем времени, — парировал Элвис.

«Грубиян!» — подумала я, и король тут же утвердительно кивнул головой.

Мы вышли из подъезда. Начинался день. Весеннее солнце уже походило на свет энергосберегающей лампочки, светило, но еще не грело.

Перед домом на скамейке сидели соседские бабушки. Я поздоровалась, но ни одна из них мне не ответила.

Есть же шутки про бабулек, которые сидят перед домом и всех проходящих обсуждают — вот это конкретно мой случай! То, что я жила одна, знали все в моем подъезде. И, когда бы я ни проходила мимо, мне вслед, кроме стандартного «Проститутка», еще и всегда прилетало «Понятно, куда идет! Вон как вырядилась!»

Ругаться с ними было бесполезно, вся эта старперская банда плотно сидела на валидоле, и одно мое неверное слово могло спровоцировать мхатовскую постановку сердечного приступа со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В этот раз повод был хоть куда: красавец-мужчина и очкарик-малолетка выходят со мной явно из моей квартиры, и я уже предполагала, сколько шума наделает этот выход, но… банда молчала. Это было очень странно.

— Ого! Даже ничего не сказали, — удивилась я, когда мы немного отошли от старперов.

— И не скажут. Тут вообще никто с тобой разговаривать не будет, — ответил Элвис.

— Это почему? — я поравнялась с ним, очкарик молча шел позади нас.

— Я тебе уже объяснял. Это все образы, воссозданные из твоей памяти, чтобы легче было приспособиться к новой среде. Это, скажем так, не настоящие люди.

Я остановилась. «Ну, это час икс: сейчас или никогда!» Нужно было уже поставить точку во всей это постапокалиптической постановке. Остановилась и моя свита.

— То есть, ты хочешь сказать, если я к ним сейчас подойду и начну с ними разговаривать, они мне не ответят? — я была настроена действовать.

— Абсолютно верно!

«Он думает, что я не пойду!»

— Нет, я знаю, что пойдешь, — Элвис спокойно смотрел на меня.

— Блин, да надоел! Хватит уже лазить в моей голове! — я развернулась и быстрым шагом пошла назад к банде старперов.

Я зашла в самый эпицентр тайфуна: остановилась между двумя лавочками, заполненных до отказа матерыми бабулями-горгульями, готовыми в любую секунду растерзать меня за прелюбодеяние.

— Здравствуйте, бабушки! Как вам мои друзья? Решили, вот, жить втроем. Что думаете? — я огляделась. Горгульи молча смотрели мимо меня. — Говорю, — еще громче крикнула я, — что жить будем втроем! Неизвестно, от кого рожать придется! — я, конечно, уже перегибала палку, но и их поведение было не менее странным.

Ответа не было. Я подскочила к лидеру банды старперов, Галине Леонидовне, самой несносной и скандальной соседке, которая держала в страхе весь дом, и начала несильно, а потом все резче и резче, теребить ее за плечо. Никакой реакции.

— Галина Леонидовна! Проснитесь! — но, всматриваясь в ее пустые и мутные глаза, я понимала, что разговариваю с неживым человеком.

Я наклонилась к ней, чтобы послушать дыхание — его не было. Схватила резко ее черепашью руку — пульса тоже.

— Блядь… Твою мать! Что за фигня? Что это вообще? — вот тут я реально испугалась.

Опомнившись, я быстро вбежала в подъезд, благо кодовый замок на двери давно уже был выломан, и, мгновенно поднявшись по ступеням, стала звонить и стучать во все двери.

Мне никто не отвечал. Тогда я стала в прямом смысле их выламывать, биться плечом в те, которые мне казались более хлипкими. Ничего! Ни одна из дверей мне не поддалась. Я выбежала на улицу в надежде, что встречу кого-нибудь. Но кроме бабушек-зомби во дворе никого не было.

— А-а-а! — я орала так, как не орала, наверное, никогда в своей жизни. «Кто-нибудь же должен услышать!»

Когда уже голос стал садиться, а из глаз брызнули слезы, я остановилась. Наклонившись и упершись руками в колени, как после долгой пробежки, я стала глубоко дышать.

— Получше стало? — я подняла голову. Рядом стояли Элвис и Поттер.

— Отвали! — я опять опустила голову вниз.

— Можем идти дальше? — Элвис говорил спокойно, будто и не видел только что всех моих мытарств.

Я молчала. Что мне было делать? Я действительно, видимо, была не дома. Телефон не работал, соседи — не соседи. Я осознала, что совсем одна в этом пространстве!

У меня вдруг сильно закружилась голова, стало трудно дышать, будто я попала в очень тесное помещение. По телу пошла испарина. К горлу подошел ком, и меня вырвало. Стало немного легче. С трудом удержавшись на ногах, я выпрямилась.

— Поздравляю. Первый этап пройден! — Элвис держал в руке стакан воды. — Будешь?

— Не буду! — я резко выхватила стакан и жадно припала к нему губами.

— Это проблема вашего времени: невыдержанность и упрямство, — голос Элвиса звучал как-то по-особенному громко, будто мы действительно находились в тесном помещении.

Я посмотрела на него, ничего не ответив, отдала стакан. Потом присела на корточки и закрыла голову руками.

«Где я? Что это такое? Может, началась война, но где тогда все остальные, где танки и самолеты? Может, это галлюцинации, но разве могут быть они такими осязаемыми и реалистичными? Что мне делать? Телефон не работает, никого нигде нет, кроме этих придурков. Куда бежать?»

— Ну что, отошла немного, готова идти? — Элвис стоял надо мной и улыбался, как будто ничего особенного и не произошло.

— Куда идти? Куда ты меня все время тащишь? Пойдем, да пойдем! Куда, блядь, пойдем? — закричала я.

Элвис не обратил никакого внимания на мою агонию и дружелюбно протянул руку.

Я откинула ее.

–Ты можешь нормально объяснить, где я, что происходит? Война началась? — все еще на повышенных тонах проговорила я.

— Так, значит, еще не поняла? — Элвис смотрел на меня свысока, будто отец на своего неразумного детину.

— Поняла, не поняла. Да! Не поняла. Так объясни мне еще раз!

— Хорошо, объясняю еще раз. Произошло перемещение.

— Блин, да это я уже слышала! Дальше!

— Произошло перемещение. Эти образы все ненастоящие, они воссозданы…

— Да понятно, из моего воображения… Стоп! То есть, ты хочешь сказать, что это все мое воображение?

— Ну наконец-то! — Элвис свел ладони на груди и поднял голову к небу.

— Получается… — протянула я.

Негреющее солнце светило в глаза, недалеко от меня сидели бабушки-зомби, прямо напротив — стоял король рок-н-ролла, который умер в 70-е, если я не ошибаюсь, а рядом с ним стоял подросток, который и вовсе никогда не рождался.

— Я с ума сошла? Это все мои галлюцинации? Только так можно объяснить и эти таинственные перемещения, и то, что я сейчас вижу людей, которых в принципе не могу видеть живыми! У меня просто поехала крыша, — я стала усиленно тереть свой лоб, будто это что-то могло изменить. — Вот так люди и сходят с ума. Реальность становится для них их собственной, индивидуальной, — я посмотрела вдаль: серые коробки домов, детская площадка, вагончик с надписью «Хлеб».

— Что ты сказала сейчас? — Элвис приблизился ко мне.

— Что я сказала? Сказала, что поняла суть сумасшествия, что реальность для больного становится его индивидуальной и отличается от реальности нормальных людей, — я говорила уже поспокойнее.

— Эмма! Ты… молодец ты! Как для такого, как ты там говоришь, полудурка, открываются резко такие истины? Ты удивила меня сейчас!

— Спасибо за полудурка! — недовольно ответила я, опять не понимая, о чем это он.

— Ингвар, ты слышал, что она сказала? — Элвис обратился к Поттеру.

— Как ты его назвал? Игорь? — я обернулась, чтобы посмотреть на очкарика.

— Слышал, — голос очкарика стал каким-то низким и хриплым, совсем неподходящим для волшебника-малолетки. — Поэтому ж ее и выбрали. Она выхватывает больше отсюда и пишет неплохо, — Поттер говорил голосом человека, который много курит и вот-вот умрет от старости или туберкулеза.

— Интересно! Вообще у вас удивительный период в истории. Начало начал! — Элвис посмотрел на меня. Он теперь тоже говорил другим голосом, пропал тот бархатный завораживающий баритон, сейчас это был обычный среднестатистический голосок этакого соседа в майке-алкоголичке.

— Так, ну-ка, стоп! Дайте-ка мне минуту побыть одной! — я отошла от Элвиса и Поттера на несколько шагов.

«Значит так, все эти истории о будущем, конечно, полная чушь. Где я, пока не понятно, но если я реально сошла с ума, то единственное, что мне остается — принять это состояние и попытаться восстановить силы разума, чтобы, возможно, очнуться в нормальной реальности. Интересно, а я сейчас в коме? Или просто сплю? Ладно, не суть. В общем, что бы сейчас тут не происходило и кто бы со мной не разговаривал — буду все принимать спокойно. И может тогда мое состояние нормализуется. Мне нечего терять, умереть я здесь не смогу и боли, по-видимому, тоже не чувствую».

Я ущипнула себя за руку. «Нет, чувствую, но все равно бояться, я думаю, мне нечего! Буду наслаждаться пребыванием в этом зазеркалье собственного безумия, а там — посмотрим. Одно хоть хорошо, я рассуждаю здраво, я могу двигаться и говорить — все остальное… Да пусть хоть перевернется трижды, больше не будет никаких истерик и криков с моей стороны!»

Я обернулась к своим фрикам. Они стояли и улыбались мне.

— Уже все знаете? — посмотрела я на обоих с улыбкой.

— Ага! — ответили они почти в унисон.

«Двое из ларца, одинаковы, блин, с лица».

— Ну и какой теперь план действий?

— Пойдем к гонцам, — ответил Элвис.

— Ой, а можно твой голос вернуть? Ну, каким ты вначале разговаривал? Этот противный сильно.

«Классно быть сумасшедшей, не надо думать о приличиях и о чувствах других людей!»

— Уже нельзя, — без тени обиды ответил Элвис. — Ты же сейчас будешь проходишь погружение, поэтому и реальность постепенно начнет меняться.

— Жаль. А очкарика можно куда-нибудь подальше отослать?

«А что мне терять? Говорю и веду себя, как хочу! Вот это я понимаю — свобода идиота!»

Поттер глянул на меня исподлобья.

— Это можно. Ингвар? — Элвис вопросительно посмотрел на очкарика.

— Да пожалуйста! — Поттер развернулся и пошел по направлению к моему подъезду.

— Как ты его все время называешь? Не пойму, — я посмотрела вслед удаляющейся фигуре.

— Ингвар. Это его имя. Ты постепенно начнешь слышать и видеть некоторые вещи из нашего мира.

— Из нашего мира! — я перековеркала его слова. — Из моего мира, ты хотел сказать!

— Из нашего общего! — подмигнул мне Элвис.

— Он вот так просто уходит? А я думала, мое больное воображение как-нибудь по-волшебному от него избавится. Ну там, раз — и исчез, и дымок только вверх поднимается, — я улыбнулась Элвису. Элвис — мне в ответ.

— Да, можно было и так.

Я глянула в сторону, куда удалялся Поттер, его немного сгорбленная маленькая фигурка зашла в подъезд и исчезла.

— Ну, блин, да. Прямо офигеть какое волшебство!

— Пока так. Скоро будет лучше.

— Ладно. Так мы дойдем сегодня к твоим гонцам или нет?

— Да что к ним идти, вот они, — и Элвис показал рукой в сторону вагончика с надписью «Хлеб».

Я хотела было истерично рассмеяться, но вспомнила об обещании, данном самой себе: «спокойно реагировать на все, что предложит мне мой воспаленный мозг» и промолчала.

Пройдя с минуту молча, я все-таки не удержалась.

— И твои гонцы вон там, в хлебном вагончике? — я посмотрела на Элвиса как на такого же больного, как и я. Он утвердительно покачал головой.

— А Вова ваш, случайно, не в хозтоварах рядом сидит?

Элвис загадочно улыбнулся.

Мы подошли к вагончику и остановились.

— Готова? — Элвис внимательно посмотрел на меня.

— Фух, конечно! Еще бы!

«Что со мной может случиться? Это ж мои тараканы! Мой сумасшедший мир».

6 глава. Тук-тук-тук

Он открыл дверь, и на меня волной хлынула вода. Огромный поток воды. Я начала захлебываться, пытаться открыть глаза, всплыть, найти, как дышать. Все кругом бурлило. Я чувствовала мощное движение воды, которое затягивало меня в водоворот. Поток воды усиливался, руки и ноги мои стали неметь от такого напора.

Через какое-то время водоворот прекратился, и по ощущениям я оказалась в огромном водном пространстве. Воздуха оставалось все меньше и меньше, я начала судорожно махать руками, ногами, пытаться кричать, наконец, открыла глаза, но кроме мутной воды ничего не видела.

Это был один из моих самых страшных кошмаров, я всегда боялась именно такой смерти. И, когда я почувствовала, что уже не могу больше задерживать дыхание, в изнеможении я сдалась и открыла рот. Вода, на удивление, мягко и безболезненно проникла в горло, я ощутила слегка сладковатый вкус, похожий на сахарный сироп. Чем глубже проникала в меня вода, тем спокойнее я становилась, страх отступал. Оставалась только вода, я чувствовала, как вся наполняюсь ею. Как она проникает в жилы, смешивается с кровью, как попадает в пищевод и растворяется в желудочном соке. Мне не доставлял этот процесс дискомфорта. Наоборот, было очень легко и тепло. Глаза мои были открыты, я видела перед собою красно-желтые нити. Я не задавала больше никаких вопросов, мне было очень хорошо. Моего тела не было, моего разума не было. Была вода, одна бесконечная вода вокруг…

Я не знаю, сколько длилось это состояние, но в какой-то момент я вновь открыла глаза и ощутила свое тело. Все. Полностью. От макушки до пальцев. Какая-то невиданная мне ранее тишина появилась во мне. Я услышала себя. И благодаря этому, наверное, впервые в жизни, ощутила себя цельным живым организмом: вот пульсирует мое сердце, огромное, красное, сильное, оно равномерно гонит кровь по артериям.

Я вижу его, я чувствую его, я сердце.

Вот под сетью тончайших кровеносных сосудов расширяются легкие.

Я вижу их, я чувствую их, я легкие.

Вот темно-бордовая печень, селезенка, две округлые и ровные почки. Как гармонично устроен мой организм, как совершенен он в своем творении! Я вижу тебя, мой организм, я чувствую. Ничего лишнего, работа каждого органа отлажена и согласована. Я уникальна. Я неповторима…

Время пропало. Исчезли мысли. Я была лишь приглушенными ударами своего сердца. Тук. Тук. Тук.

***

— Тук, тук, тук! К вам можно? — толстенький, мягонький, невысокого роста мужчина в черном фраке, фалды которого сзади не смыкались и походили на надкрылья жука, постучал в полуоткрытую дверь и, не дождавшись ответа, потому как знал, что на этот вопрос ему никогда не отвечали, осторожно толкнул ее от себя. Тяжелая дверь из красного дерева, обитая кожей, в которой блестели серебряные мебельные гвозди, нехотя сдвинулась с места.

В большом полутемном кабинете за громоздким письменным столом с резными толстыми ножками, на котором безупречно ровно были разложены стопками бумаги, сидел мужчина лет шестидесяти. На сосредоточенном и даже суровом лице его застыли скука и безразличие ко всему происходящему. Он сидел, подперев рукой подбородок, и смотрел в сторону окна с опущенными тяжелыми бордовыми шторами.

— Я зафиксировал еще несколько выходов, — толстенький человек уже пролез в кабинет, но на середину комнаты не решался выходить и оставался недалеко от двери.

— Один выход сегодня был из Москвы, один из Санкт-Петербурга.

Уставший мужчина за столом, казалось, совсем не слышал слов говорящего, ни один мускул не дрогнул на его напряженном лице, только губы задвигались, будто существовали отдельно от всего лица.

— Кто выходил? Фиксировали?

— Да, конечно. Девушка 32 года в Москве, и в Санкт-Петербурге был мужчина 40 лет, — толстенький, обрадовавшись ответу, продвинулся немного вперед, к центру кабинета.

— На место выезжали? — мужчина за столом, наконец, перевел взгляд на говорящего и поменял позу. Руки он, скрестив, положил перед собой, а голову наклонил вправо.

— Да, я сам только что с московского адреса. Мы схватили преемника, но он не реагирует ни на что.

— Знаю я ваше «ни на что»! Чтобы не смели его и пальцем трогать! — закричал вдруг мужчина, и весь кабинет завибрировал. Казалось, даже воздух и вся тяжелая атмосфера в этом помещении сразу же пришли в движение. Толстенький человек и вовсе затрепетал, как крылья бабочки, и сразу же стал каким-то легким, воздушным. Казалось, дунь на него сейчас, и он тут же вылетит в это окно, как гелиевый шарик.

— Да мы его… и не смогли бы… он ведь… — что-то нескладное выходило из уст шарика.

— Если, как в прошлый раз, полутруп мне привезете, поедешь сам лично вместо него на возврат, — теперь от безразличия не осталось и следа, за столом сидел мужчина — сильный и властный, глаза его горели холодным огнем, крылья носа раздувались при разговоре. Это был начальник. Предводитель. От одного взгляда на которого становилось не по себе.

После услышанных слов толстенький человек затряс нижней губой, говоря что-то в свое оправдание, но беззвучно.

Начальник вдруг опять потерял всякий интерес к говорящему человеку и происходящему вокруг. Он резко встал со своего места и быстро подошел к окну. Его походка была стремительной, движения четкими. Во всем его теле угадывались годы напряженных военных тренировок. Такая резкость и энергия в движениях совсем не сочеталась с его выражением лица и общим состоянием, в котором он пребывал еще десять минут назад.

Предводитель резко раздвинул тяжелые шторы, и в комнату ворвался дикий поток солнечного света. Комната будто встрепенулась ото сна.

Толстенький человек, откатившийся к тому времени уже обратно к входной двери, тоже заметно повеселел. Видимо, он знал об этом ритуале своего начальника и понимал, что, как и комната, которая только что наполнилась светом, настроение его предводителя сейчас изменится в лучшую сторону.

Но чуда не произошло, и, постояв немного в раздумье и посмотрев на недосягаемый для толстенького человека пейзаж, начальник так же стремительно задернул шторы и вернулся на свое место.

— Приведи мне преемника из последних! С этим со всем надо быстрее кончать! У них, — и начальник многозначительно поднял указательный палец вверх, — данные о ежеминутных выходах по всей России, а ты мне приносишь данные о двух! Чтобы в течение часа тут был преемник!

Последняя фраза была грозным криком, почти рычанием, и толстенький человек отступил на шаг назад, ударился об дверь пяткой, извинился, еще раз, не глядя, сделал шаг назад — как-то неловко у него это вышло — и в итоге он почти вывалился из кабинета, закрыв за собою дверь.

Оставшись в полутемном кабинете, предводитель еще с минуту смотрел на закрытую дверь, затем достал из выдвижного ящика стола маленькую записную книжку в красной кожаной обложке, открыл ее на том месте, где была закладка-ляссе, снял колпачок с серебряной перьевой ручки, лежавшей рядом со стопкой бумаг, и аккуратно что-то вычеркнул.

— Мне бы только узнать, в каком году этот заумный еврей сюда явится, только б узнать… — начальник говорил сам с собой. Комната опять наполнилась его злобой, это было так удивительно, как пространство вокруг человека реагировало на изменения его настроения.

7 глава. Сумасшедший дом или больница

Я открыла глаза.

Место, в котором я находилась, было похоже на палату больницы. Белые стены, в комнате только моя кровать, с одной стороны окно с прозрачными белыми занавесками, с другой — небольшая белая тумбочка, в дальнем углу виднелся шкаф с белыми дверями, а напротив — входная белая дверь.

Привстав и оглядевшись, я начала осознавать и осматривать свое тело. Одета я была в белую, кажется, хлопковую ночную рубашку, руки и ноги — подвижны. Лицо, голова, грудь — я быстрыми движениями ощупала свое тело — все на месте.

Ни боли, ни ломоты — ничего не ощущалось. Было такое впечатление, что я очень хорошо выспалась. Я давно не испытывала такого прилива сил. Из воспоминаний в голове крутилось только что-то связанное с водой, но что именно, я не помнила.

«Мужчина какой-то мне помогал».

Я встала с кровати, опустила босые ноги на пол. Покрытие, опять же, белое, было теплым и приятным на ощупь. Я уверенно встала и направилась к двери. В эту же секунду раздался стук, не дожидаясь моего ответа, дверь открылась, и вошла женщина.

«Я действительно в больнице», — подумалось мне. Ведь женщина была одета в медицинский халат, белые удобные тапочки, а в руках держала листы бумаги.

Женщине на вид было лет 30-35. Светлые волосы прядями проступали из-под медицинской шапочки, взгляд больших выразительных глаз сразу же располагал к себе, открытая улыбка подтверждала общий благосклонный настрой. Ее появление в комнате не вызвало у меня беспокойства.

— Здравствуйте! — заговорила врач первая. — Как вы себя чувствуете?

Я неосознанно тоже ответила ей улыбкой на улыбку:

— Спасибо, все хорошо.

Она подошла ко мне ближе и взяла меня за руку.

— Отлично, пульс полностью восстановился. Пить хотите?

— Да, хочу, — только после вопроса я осознала свою действительно острую жажду.

Она достала из кармана халата маленькую прозрачную капсулу и протянула мне.

— Вот, только сразу не глотайте, подержите немного во рту.

— Хорошо, — я взяла капсулу, положила в рот, и тут же, как после «Орбита Эвкалипта» (или какая там самая термоядерная жвачка), вся полость рта наполнилась свежестью. Это была ни вода и ни мята, это какая-то необычная и неведомая мне свежесть, от которой жажда моя мгновенно прошла.

— Ого! Круто! Что это за жвачка? — я посмотрела на врача (или медсестру — по одежде я не могла распознать ее специальность).

— Это два литра воды, — она все так же улыбалась и смотрела на меня открытым добрым взглядом.

«Та-а-ак, начинается!» — и вдруг, как лавина, на меня обрушились воспоминания.

Будущее. Переходы. Перелеты. Гарри Поттер. Элвис Пресли. Водоворот. И, видимо, смерть.

От нахлынувшего я еле устояла на ногах, и женщина в белом услужливо подхватила меня под локоть.

— Сама справлюсь! — я отдернула свою руку от нее.

— Эмма, все хорошо! — меня уже начала подбешивать ее голливудская улыбка.

— Мы здесь для того, чтобы тебе помочь.

— Мы? — удивилась я. Комната вдруг стала безразмерной и наполнилась одинаковыми женщинами в белом, которые улыбались и смотрели на меня приторно мягко.

— О, боже мой! Что это? — я закрыла лицо руками и слегка согнулась.

— Не бойся! Не бойся! — как заводные куклы жужжали со всех сторон женщины.

— Да свалите от меня! — я еще больше сгруппировалась и накрылась руками.

Тут же все смолкло. Я открыла глаза, выпрямилась и опустила руки.

Комната была пуста.

«Охренеть! Блин, я не хочу в дурку!»

Я вернулась обратно на кровать, села и начала рассуждать: «Что же все-таки происходит? Я с ума сошла? Я умерла? Я действительно оказалась где-то за пределами 2022 года?» Ответа не было.

«И не будет!» — я инстинктивно посмотрела в сторону двери. Там снова стояла эта же женщина в белом. Она была одна, все так же улыбалась, но теперь держала перед собой поднос с какими-то тюбиками.

«Зубная паста, что ли?» — подумала я.

— Нет, это не зубная паста, — мягко ответила врач и подошла ко мне поближе.

«Опять читают мои мысли!» — спокойно проговорила я про себя.

— Эмма, так и я тебе отвечаю по средствам мысли. Движения губами — это только твоя проекция. Если ты захочешь увидеть истинное наше общение, то я перестану шевелить губами и говорить мы сможем, просто улыбаясь друг другу.

Врач уже подошла ко мне вплотную.

«Так что это за тюбики?» — я не произнесла ни слова. Слова были в моей голове, и они там прозвучали, как мелодия.

— Это еда на ближайшую неделю, чтобы нам не тратить время на это, — с этими словами приятная врач протянула мне один из тюбиков, лежащих на простом медном подносе.

Я взяла. Покрутила со всех сторон. Тюбик как тюбик. Просто белый, без надписей и картинок. Точно похож на зубную пасту, и такая же мягкая консистенция внутри. Я поперекатывала туда-сюда содержимое и стала откручивать крышку.

— Нет! — врач аккуратно отстранила мою руку. — Не надо откручивать! Просто приложи к губам.

Я послушалась. Приложила к губам тюбик с «зубной пастой» и тут же ощутила во рту какой-то безвкусный холодный гель.

— Тьфу! — я сплюнула его на пол и туда же кинула тюбик. — Что это за фигня?

Женщина снисходительно улыбнулась.

— Тебя так долго промывали, а ты опять к своим мыслям и словам возвращаешься!

— Не поняла? — я внимательно посмотрела на нее.

— Эмма, а что тут непонятного, уже пора адаптироваться. Приходить в себя. Времени на твои вопросы нет, — от милой улыбки на лице врача не осталось и следа.

— Блин, да что ж вы так все быстро переобуваетесь? Я вспомнила, как Элвис так же вдруг ни с того ни с сего стал говорить со мной резко.

— Да потому что слишком много тратим время на тебя одну. И, знаешь ли, с двадцатого века люди быстрее все понимают, чем ты.

— Опять двадцать пять. Опять история с этим перемещением.

— В общем, Эмма, — женщина положила поднос с оставшимися тремя тюбиками рядом со мной на кровать и присела с другой стороны. Я повернулась, чтобы удобнее было слушать.

— Давай ты просто слушаешь и, как в школе, не задаешь лишних вопросов. Принимай действительность такой, какая она для тебя открывается. Договорились? — заговорщический тон женщины и правда напомнил мне нравоучения моей исторички со школы.

— Ну, допустим, — я скрестила руки на груди и отвела от врача взгляд в сторону.

— Так вот, ты не сошла с ума и не умерла, и не случился с тобой тот бред, который ты себе напридумывала. Ничего в этом необычного нет. Ты находишься здесь. В корпусе прибытия. Сейчас 2172 год от Рождества Христова, если тебе так проще.

— Да, блин, да, — я перевела взгляд на женщину, говорившую, точнее, посылавшую мне эти мысли. — Совсем ничего необычного. Каждый день со мной такое происходило, знаете ли.

— Нет, не знаю. По моим данным, тебя перевели сюда в первый раз.

Я цыкнула.

— Да я преувеличиваю! — ответила я.

— Постарайся понять: здесь только твоя реальность. Не надо постоянно ходить с широко раскрытыми глазами, как будто ты в сказку попала. Никаких сказок. Мы все здесь работаем. Так же и ты — выполнишь свои обязанности и вернешься обратно. Еще раз повторю. Пока мы будем находиться в обучающей, но твоей реальности, потом перейдем в общую реальность. Поэтому всякие нелепые ситуации, которые могут случаться, это будет дело исключительно твоих рук, точнее, головы. Мысли чисто, четко, и все пройдет гладко! Понятно? — врач говорила твердым, уверенным голосом и больше не улыбалась. Точнее, слова ее в моей голове теперь так звучали, а улыбка сошла с губ.

— Нет, не понятно! А почему вы сначала так мило мне улыбались, как в вип-палате частной больницы, а теперь резко изменили свой тон?

— Да потому что нужно было, чтобы твое сознание не отторгло мой образ. Ты же видишь, я и говорю на твоем языке, используя твои выражения, все это для того, чтобы не произошло раздвоения. Но уже слишком долго с тобой все работают. Надо двигаться дальше, мы все объясняем, объясняем, а ты все не понимаешь и не понимаешь.

«Не, ну надо ж, так на мою историчку похожа! Даже такие же фразы!»

— Ну, естественно такие же, тебе уже говорили, что все общение состоит пока из твоих воспоминаний.

— Я уже запуталась: говорю я или думаю. Вы так легко читаете мои мысли.

— Может, хоть это обстоятельство тебя научит думать, что говоришь и говорить, что думаешь! Здесь это очень важно. Запомни: в наше время нет совсем никаких границ, ни в общении, ни в отношениях. Здесь все предельно открыто и доступно. Поэтому очень внимательно отнесись к своим мыслям.

— Ага.

— И все-таки съешь то, что я тебе дала, — женщина встала, подняла с пола тюбик и протянула его мне.

— Да не буду я, тем более с пола есть! — я отодвинула ее руку.

— Эмма, мы тут не в бирюльки играем! Ешь — тебе говорю!

— Да вы что, лексикон всех учителей моей школы выучили? — я вспомнила, что так говорил наш физрук.

— Ешь! — она настойчиво протягивала мне этот тюбик.

— Блин, ладно, давайте, — я взяла. — А можно представить вкус курицы или пельмешек, раз я творец реальностей?

Женщина замотала головой, и по ее поведению я поняла, что опять что-то не то спросила.

— Да у себя спроси. Вот, правда, у меня эллины быстрее адаптируются, чем ты.

— Кто, блин? — я посмотрела на женщину так же, как смотрела в свое время и на историчку: как на больного человека, непонятно почему разгуливавшего среди здоровых.

Врач ничего не ответила, отошла от кровати и, мне показалось, с тоской посмотрела в сторону двери.

Я крутила-крутила тюбик, проговаривая про себя «пусть будет по вкусу, как жареная курица, пусть будет по вкусу, как жареная курица», наконец, попробовала то, что «наколдовала» — жидкий, прозрачный, безвкусный, холодный гель.

— Тьфу, блин… — я швырнула тюбик еще дальше, чем в первый раз.

— Может, вы меня обратно вернете? Ну что-то не получается у меня конструировать эту реальность. Может, и все остальное не получится.

— Да вернули бы, если бы это так просто было. Давно бы уже вернули, если б знали, что ты такой тупицей окажешься!

— Эй! Женщина, поосторожнее! Это мое слово! Не фиг его использовать!

Она опять замотала головой, и такое разочарование отразилось в ее глазах, что мне ее, а потом и себя, стало жаль.

— Ладно, вставай, пойдем. Будешь учиться в процессе.

— Вот это другой разговор! — я весело подскочила с кровати и тут же упала, будто ноги мои были связаны.

— Что за херня? — растянувшись на полу и больно ударившись подбородком, я подняла голову и обратилась к женщине в белом.

Она стояла, смотрела на меня сверху вниз, как на насекомое какое-то, и презрительно улыбалась.

Я попыталась двинуться, но ни руки, ни ноги меня не слушались. Только голову я могла поворачивать из стороны в сторону и поднимать вверх.

— Да что ж за херота здесь творится!

— Учись думать действенно! Отпусти прошлое! — ответила монотонно женщина.

— Да идите вы нафиг со своими наставлениями, как это, блин, действенно думать? Я двигаться не могу, при чем здесь мои мысли и прошлое? — я пыталась хоть как-то извернуться, чтоб встать, но все безрезультатно. Тело совсем меня не слушалось.

— Что ты хочешь сделать сейчас? — женщина наклонилась ко мне так близко, что я разглядела цвет ее глаз. Они были ужасные: светло-малиновые.

«Это линзы, наверное. Почему я раньше не заметила?»

— Потому что ты вообще замечаешь только то, что касается тебя лично. Примитивная форма поведения, забота только о своей безопасности и о своем питании. Ты действительно как насекомое. Мы очень ошиблись в выборе, — женщина выпрямилась и быстрыми шагами направилась выходу.

— Эй! Вы что? Вы что, прикалываетесь? Я тут одна буду лежать? Эй! Ладно, не уходите, я сейчас подумаю, как надо!

Она больше не оборачивалась. Резко открыла дверь и вышла. Я осталась одна в комнате.

«Да твою ж мать, ну вообще круто! Во что я ввязалась? Да нашла б я эти деньги за ипотеку».

Я потянулась из-всех сил подбородком вперед, наивно полагая, что смогу так хоть немного сдвинуться с места. Попытка не удалась.

«Думать действенно, думать действенно, что за фигня? Как это понять? Я и так всегда думаю, а потом делаю. Сейчас вот просто встану и пойду. Они говорили, что это моя реальность, а значит, управляю всем здесь я! Вот сейчас встану и пойду». Но я не двигалась. Недавние воспоминания о том, что я не могу пошевелить руками и ногами, были сильнее моего 32-летнего опыта движения.

Я лежала на полу в непонятной комнате, в неизвестном месте и плакала. Мне было жалко себя, жалко маму, жалко свою квартиру даже. Я вдруг остро ощутила, насколько же я беспомощна, слаба и одинока. Не конкретно сейчас, а вообще — в своей нынешней жизни.

«Я одна. Всегда и везде одна. И мне неоткуда ждать помощи, а потому и делаю всякие бредовые поступки типа вот этого перемещения. Блин, вот если б была у меня семья, нормальный муж, я сто процентов не влипла бы в такую историю».

И от осознания своей неполноценности я расплакалась еще больше. Руки и ноги все так же были обездвижены, я больше и не старалась двигаться.

«А какой смысл? Чуда не произойдет. Мне никто не поможет, это уже понятно».

Я лежала, уткнувшись лицом в пол, по щекам текли слезы, волосы лезли в рот, хотелось в туалет, к тому же в комнате, как мне казалось, становилось все холоднее и холоднее.

Не знаю, сколько я находилось в таком состоянии, но функции моего организма подчинялись законам обычной вселенной, а значит, если я хотела в туалет, то это желание никуда и не делось бы, пока его не удовлетворить. Это было ужасно. Хуже я себя еще никогда не ощущала. У меня уже была истерика, я кричала, плакала, звала на помощь — все безрезультатно!

И вдруг меня осенило.

«Я могу вот так пролежать еще неизвестно сколько, может, до самой моей смерти. А если так никто и не придет? Что мне от жалости к самой себе и обиды на судьбу? Я только слабею. Эта, как говорил Леша, позиция жертвы, как камень на шее брошенного в воду, только тянет вниз.

Блядь, это же ужас! Я описалась! Я лежу в луже своих слез и слюней! Что дальше?

Сначала я просто не могла двигаться, а как только начала раскачивать эти качели со своей несчастной судьбой — вообще превратилась в инвалида.

Да какого фига? Я не хочу так! Что я смирилась, как будто у меня нет выбора! Не собираюсь я, блин, сдаваться, надо шевелиться! Надо пытаться двигаться! Не лежать, как трупак в морге. Да и если подумать, не могут же вот просто, без причины, взять и отказать руки и ноги, не хочу в это верить! Я не собираюсь подыхать здесь, как овощ! Ни фига у вас не получится!»

Я дернулась со всей силы подбородком вперед, кончики носков оттолкнулись от пола, руки в локтях согнулись, ноги напряглись, и, отжавшись, я легко встала и пошла. Будто и не было никакого онемения, тело было послушным и легким, только рубашка липла к ногам. Я быстрым шагом подошла к двери и открыла ее.

За порогом стояла та самая женщина. Опершись о противоположную стену в коридоре, она рассматривала свои ногти. Когда я появилась, она скривила губы:

— Да уж… Говорю ж, эллины быстрее справляются! Пошли, страдалица! — она взяла меня за руку и повела по темному коридору. Пол был холодный, я шла босиком.

— Эмма, хватит уже. Иди спокойно, не бойся, не простудишься.

Мне не хотелось ей отвечать.

— Природа твоя такова, что только стресс тебя заставляет двигаться. Простейшие животные реакции. Подумай об этом, пока идем!

Я опять ей ничего не ответила. Я ненавидела всех: ее, себя, коридор и долбанную описанную рубашку.

Мы шли молча довольно долго. Коридор был обыкновенный: темный и длинный, по обеим сторонам типичные светлые двери. В конце коридора горел свет.

— Хм, свет в конце туннеля, — с сарказмом сказала я.

Врач не ответила.

«Терпеть не могу, когда на мои неудачные шутки не реагируют. Хоть бы хмыкнула в ответ».

— А зачем? — холодно ответила врач.

— А, да, забыла, вы ж в голову мою без спроса залазите.

— Ну, так не забывай, — мне так хотелось врезать этой врачихе или хотя б подножку подставить, чтобы она растянулась на этом холодном полу.

— Попробуй. Вдруг получится, — я не видела ее лица, но по голосу слышала, что она злобно ухмыляется.

Наконец мы дошли до того, что издалека мне казалось светом в конце туннеля, и остановились. Это была маленькая комната, из которой было три выхода, три двери, ведущие налево, направо и прямо. Эти архетипичные образы не давали мне покоя, сначала свет в конце туннеля, теперь, будто камень на распутье, эта маленькая комната. Мне вспомнилась надпись на камне из сказки: «направо пойдешь — коня потеряешь, себя спасешь; налево пойдешь — себя потеряешь, коня спасешь; прямо пойдешь — и себя и коня потеряешь».

— Эмма, — врач прервала мои рассуждения. — Мы могли бы не мучиться, а сразу дойти до этого места. И веришь, — голос врачихи вдруг стал мягким, — идти по песочку, смотреть на море или на горы, допустим, но, ты ж легких путей не ищешь, да? — сейчас она мне напомнила мамину подругу, тетю Валю. Та всегда приходила к нам в гости с охапкой своих проблем и бед и перед своим уходом, которого ждали все члены семьи, еще и умело развешивала на каждого из нас свои жизненные прогнозы и убеждения.

«Ну да, Эмма, ты ж легких путей не ищешь! Если в институт не поступишь, будешь, вот, как я, всю жизнь с дебилами коротать…» Ну, и все в таком духе.

И вдруг меня осенила такая мысль: «А ведь вся моя жизнь сейчас проносится передо мною! Она зашифрована в словах из прошлого, в воспоминаниях, в каких-то образах. Твою мать, может, оно вот так и происходит? Может, так и проносится вся жизнь перед глазами умирающего, только в зашифрованном виде?

— Да какая ж ты умная. Точно. Все так и есть, — врач развернула меня к себе и приблизилась почти вплотную. Я видела ее непонятно-малиновые зрачки, но, что странно, дыхания ее совсем не чувствовала.

— Да че вы ко мне так близко? — после некоторого оторопения я вырвалась из ее объятий.

— Думала, если в ухо тебе прокричу, ты услышишь.

— Че, совсем уже? — я еще больше отодвинулась от долбанутой женщины и уперлась спиной в дверь, ведущую прямо.

— Эмма, соберись! Выкинь этот бред из головы! Еще раз повторяю, если ты продолжишь жить в своих предрассудках, ты тут через день с ума сойдешь. Откинь все! Забудь все! Тети Вали, коридоры, Гарри Поттеры… Мы сейчас выходим. Ни о чем не думай, иначе мы еще полгода будем бродить по твоей шизофренической фантазии.

Я хотела ей что-то грубое ответить, но не успела. Врач открыла дверь за моей спиной.

8 глава. Допросы и вопросы

— Какой год? — напротив предводителя сидела рыжеволосая девушка лет 30. Руки ее были связаны за спиной, все тело немного наклонено вбок, глаза полузакрыты.

По всему ее виду было понятно, что допросы длятся уже не один час: справа на щеке у девушки виднелась гематома, платье в нескольких местах было разорвано, и сквозь дыры проглядывались ссадины и синяки. Лицо девушки при этом было спокойное, улыбка, которая, как маска, застыла на лице, была показателем твердости характера и убеждений.

— Подними ей голову! — предводитель обратился к пухленькому человечку, стоявшему в углу кабинета. Человечек тут же подкатился к девушке, схватил ее за подбородок и поднял голову вверх.

Глаза ее автоматически открылись, но осознанности в них не было. Тогда мягонький человечек слегка ударил своей крохотной рукой по щеке девушки, потом еще раз и еще, пока, наконец, в ее глазах не затрепетала жизнь. Девушка пришла в себя. Огляделась вокруг и, увидев мужчину напротив, ненадолго остановила на нем взгляд, потом улыбнулась, опять закрыла глаза и откинула голову назад.

— Какой год, я спрашиваю? Ты же знаешь, что отсюда уже не выйдешь! — мужчина говорил спокойно, но от тембра голоса становилось не по себе даже его толстенькому помощнику.

— Мы уже научились отслеживать ваши выходы, еще немного, и вы мне больше не понадобитесь. Мне нужно только начало. Какой год?

Девушка опустила голову и открыла глаза. Она хотела что-то сказать.

Мужчина заметил эти изменения и, обойдя стол, приблизился к девушке. Они с минуту смотрели друг другу в глаза. Это была не борьба, а скорее интерес. Мужчина знал, что ничего не добьется ни допросом, ни другими методами, и девушка это знала, но каждый из них продолжал играть свою роль.

— Мое перемещение произошло 9 марта 2022 года. В качестве преемника я пробуду здесь неделю и вернусь обратно, больше я ничего не знаю…

Ответив, девушка опять закрыла глаза.

— Послушай меня, — мужчина схватил пленницу за подбородок и слегка потряс, она открыла глаза. — Ты знаешь, что обратно уже не вернешься! Рано или поздно он здесь появится, мы его дождемся! — девушка насторожилась, — Вы думали, я не знаю про Эйнштейна? — мужчина громко рассмеялся. Девушка смотрела на него внимательно, теперь в ее глазах появилось удивление. Предводитель тут же почувствовал это.

— Что, хочешь предупредить? Вижу, как мысли в голове забегали, только ты отсюда уже не выйдешь! Не выйдешь! Мне нужно только одно, поэтому я с тобой разговариваю! Только скажи, — мужчина перешел почти на шепот и наклонился к уху девушки. — Скажи мне, когда он здесь появится?

Девушка внимательно посмотрела на предводителя. Улыбнулась и тихо ответила:

— Вы об этом не узнаете. Никто из нас не расскажет. Нам нечем дорожить. Эти жизни и тела не наши. Вы это знаете. А значит, что бы вы со мной ни сделали, вы не причините мне вреда и шантаж тут бесполезен.

Мужчина секунду молчал.

— Сука! — он с размаху ударил девушку по лицу, схватил ее за руку и потащил по полу к окну. И, резко отодвинув гардину, распахнул окно, с легкостью перекинул ее за оконный проем, словно тряпичную куклу, затем наклонился, удерживая ее только за руку, и, смотря прямо в лицо, крикнул:

— Я еще могу все вернуть. Просто скажи год! Мне больше ничего не надо, остальное я сам узнаю.

— Год… — с надменной улыбкой ответила девушка.

Он мгновенно отпустил ее руку. Девушка еще раз улыбнулась и, пролетев 12 этажей, застыла в неестественной позе на асфальте перед входом в здание.

— Сука! — предводитель закрыл окно, задернул гардину и вернулся к столу.

— Убери там! — он обратился к прилипшему к стене пухленькому человечку.

— Еще кто-то есть? — спросил предводитель.

— Да, но они все так же себя ведут, ничего не боятся. Никто не может из них ни одного слова вытянуть.

— Я вытяну. Пускай придет священник. Мы его отправим туда.

— Но… мы ж, если что случится, потом не сможем его вернуть, — пухленький человек мягоньким голосом попытался возразить.

— А он кому-то нужен тут? Тебе нужен? Может, и ты с ним хочешь?

— Я? — человечек слился со стеной. — Я? Нет! Я ж не могу!

— Тогда и не выдвигай предположений! Приведи священника и еще двух преемников. И убери там!

— Да. Сейчас мы все сделаем, — пухленький человек незаметно вышел из кабинета. А предводитель встал из-за стола и, заложив руки за спину, стал динамично ходить взад и вперед по комнате.

— Надо быть готовым… надо быть готовым… надо все подготовить…

***

Я обернулась и тут же зажмурилась от яркого белого света. Со всех сторон что-то жужжало, шипело, пищало. Что-то касалось моих рук и ног ежесекундно. Даже с закрытыми глазами я чувствовала, как сильно обжигает меня свет. Он был какой-то неестественный, разъедающий.

— Дотронься до мочки правого уха!

— Что?

— Дотронься быстро до мочки правого уха! — вдруг разобрала я слова врача.

Я быстро коснулась уха и почувствовала там, внутри самой мочки, что-то маленькое и круглое, как шарик, который появляется, если долго не надевать серьги. Я слегка нажала на него, и тут же свет, шум и прикосновения исчезли. Я медленно открыла глаза и… увидела перед собой женщину.

Место, где я находилась, было похоже на рай в постановке голливудской киностудии. Кругом был только белый свет, и еще эта чертова врач передо мной. Ничего больше не было.

А, нет, вспомнила! Мне еще это место напомнило «Матрицу», первую часть, когда там Нео рассказывают и показывают, как все устроено в новом мире.

— Эмма, присядь, я тебе кое-что объясню.

— Хорошо. Только на что садиться-то будем, на облака? — я не успела договорить, как рядом с врачом появилось огромное белое кресло. Оно было с высокой резной спинкой, обитой таким мягким светлым материалом, плюш, кажется, называется. Подлокотники и подставка для ног у него были из золота (ну, или из того, что на золото похоже). В целом кресло было потрясающее, царское, величественное, наверное, и очень удобное.

«Странно так, когда разрешаешь себе быть сумасшедшей, тебя перестает что-либо удивлять. Появление кресла из ниоткуда, вся эта обстановка, женщина с малиновыми глазами. Страх и беспокойство отступают, как только ты понимаешь, что все это плод твоей больной фантазии».

Врач подошла и неспешно села на свой трон. Затем, медленно положив ногу на ногу (Шерон Стоун, блин), жестом руки предложила и мне сесть. Я оглянулась в одну, другую сторону — ничего, кроме белого тумана, не было. (на чем, кстати, я стою, если кругом облака?) Я аккуратно топнула ногой, пол оказался твердым. Внимательно посмотрела себе под ноги, но ничего, кроме дымки, доходящей мне до щиколоток, в которой не видны были ни мои ступни, ни пол, я не увидела.

— Куда мне садиться, хоть бы пень какой-нибудь наколдовали бы, — сказала я, недоверчиво поглядывая на врача.

Блин, это банально, избито и предсказуемо, но рядом со мной тут же появился пень. Обыкновенный, деревянный, корнями уходящий в дымку.

— Вот фак! — я коснулась рукой дерева. — Ну, я не имела ж в виду прям пень, просто какой-нибудь стульчик!

Я опять глянула на восседающую на огромном троне женщину. Она молчала, смотрела на меня сверху вниз и даже не улыбалась.

Конечно, тут же вместо пня передо мной оказался стульчик. Стульчик был небольшой, вроде как детский. Одна ножка у него была длиннее другой, он от этого заваливался слегка на один бок. Был он, кажется, из пластика или твердого картона, но садиться на него мне явно не хотелось.

— Ой, ну все! Ладно, поняла, да… да… — я поджала губы и замотала головой. — Пусть будет трон, я не знаю, королевский, самый крутой, какой только можно придумать!

Я посмотрела на врача, ища одобрения в ее каменном взгляде, но она, бесчувственная кукла, даже не моргнула.

— Говорю ж, пусть будет трон! — повторила я уже нервно, потому как дурацкий стульчик никуда не девался и в королевское кресло не превращался.

Я опять покрутилась по сторонам — пусто.

— Что, опять как-то не так думаю? — поинтересовалась я у примороженной врача. Она молчала.

— Я еще раз повторю, с людьми из начала двадцатого века проще! — отозвалась вдруг статуя.

— Ну, проще, так и работайте с ними! Что вы ко мне прицепились? Не так думаю, не так говорю! На фиг вы тогда меня вообще сюда затащили? — я развернулась и пошла в противоположную сторону от врача.

«Надоело, правда, это мои галлюцинации, я тут по идее главная и не должна подстраиваться под прихоти моих выдуманных персонажей», — я медленно брела в тумане в неизвестном направлении.

— Все? — я остановилась и обернулась назад. Женщина сидела в той же позе и на том же троне, совсем недалеко от меня.

— Твою же мать! Это, блин, как так? — я четко знала, что прошла метров 10, не меньше.

Женщина скривилась, глубоко вздохнула, отвела взгляд в сторону, а потом опять медленно перевела его на меня.

— Может, все-таки начнем? Правда, очень много времени на тебя одну тратим.

«Да, возможно, эта и моя больная фантазия, но некоторые здесь находятся подольше моего, поэтому без ее инструктажа, я, видимо, действительно не обойдусь».

— Вот именно! Садись уже, — располагающим тоном сказала врач.

— Ладно, пусть тут окажется мой стул из кабинета в офисе, — я сказала это спокойно и провела в воздухе рукой, как волшебной палочкой.

Стул, черт его возьми, конечно же, появился. И, что самое удивительное, не похожий, а именно мой! Синенький, купленный заботливо замдиром в Икеа, такой с дырочками на спинке и на сидении. В спинку своего стула я продела когда-то пару бейджей с выставок, ручку на фирменной веревочке и шелковый брендовый шарф. Стул получился необычным, и замдира всегда, проходя мимо моего стола и посматривая на мою самодеятельность, утвердительно качала головой. Ей казалось, что в рекламном агентстве должны быть творческие беспорядки и креативное использование повседневных вещей.

Передо мной сейчас стоял именно мой стул, украшенный бейджами, ручкой и шарфом.

— Стола не хватает! — и мне почему-то представился стол из нашей комнаты для планерок. Он был из красного дерева, массивный, прочный и стоял буквой «Т». Посередине сидела наша замдира, по обеим сторонам стола все мы, менеджеры.

Стоит ли удивляться, что стол тут же появился, и получилось, что я оказалась на месте, где всегда сидела замдира, а трон с врачом переместился напротив меня, в самый конец стола.

— Всегда хотела посидеть на этом месте, — я крутилась на своем стуле из стороны в сторону.

— Ну, вот видишь, мечты сбываются! — врач немного повеселела.

— Вижу, ладно, Газпром, давайте, вещайте! Кофе бы еще сейчас, — на столе тут же появилась, будто и стояла давно, моя кружка: желтая, большая, глубокая. Мама всегда говорила, что это супница, а не кружка, но мне именно этот объем подходил, так как я любила латте, а там много пенки. В этих стандартных кружках пенка всегда выливалась, и только в моей «супнице» кофе, пенка и корица всегда оставались на месте.

— О, боги! — я взяла в руки горячую кружку. — Ко-о-о-офе! О, да! — я сделала глоток и закрыла глаза. «Четко мой вкус! Терпкий кофе, без сахара, и много корицы. Все, как я люблю!»

— Неужели такое бывает? — я впервые посмотрела с мягкой улыбкой на сидящую напротив меня женщину.

— Тебя так легко удивить. Эмма, это всего лишь кофе! — она ответила таким голосом, что содержимое моей кружки тут же замерзло.

Я посмотрела еще раз на врача и поняла, кого она мне напоминает. Снежную королеву из старого советского мультика про Кая и Герду. Ледяные глаза, и трон этот дурацкий.

Я сделала глоток из кружки. Кофе, и правда, немного остыл.

— Я готова слушать.

— Слушать не надо, хочу, чтобы ты услышала то, что я собираюсь сказать…

— Ну, опять двадцать пять. Пожалуйста, можно только не цепляться к словам (я знала эту тему про «слышать-слушать», но все равно иногда попадалась).

— Я тебе уже говорила, контролируй свои мысли и слова, — снежная королева встала со своего трона и, подойдя ко мне, села на край стола возле меня.

— Отбрось все свои воспоминания о фантастических фильмах. Это не фантастика. Не надо удивляться всему, будто ты и правда Алиса из зазеркалья. Это обыкновенная жизнь. Было бы глупо думать, что по прошествии ста лет на Земле ничего не изменилось. Переставай уже воспринимать окружающую тебя реальность как что-то волшебное и уж тем более выкинь из головы эту идею со своим сумасшествием. Это не просто глупо, а даже опасно. Я понимаю, что резко осознать все произошедшие с тобой перемены трудно, но это данность: сейчас 2127 год. И чем быстрее ты свыкнешься с этой мыслью, тем проще тебе будет здесь находиться.

Из-за ее тона, смысла слов или ледяного ореола, не знаю, из-за чего именно, что-то во мне дрогнуло, словно какая-та стеклянная дверь вдруг разлетелась вдребезги и запустился неконтролируемый процесс.

Конец ознакомительного фрагмента.