Женский взгляд. Серьёзные истории

Сергий Чернец

Каждый человек устроен по-своему. Если человек хорош в чём-то, то в чём-то он может быть плох. И нет человека, который был бы законченным злодеем. Нет и таких людей, кто сочетал бы в себе все достоинства сразу: и красоту, и сдержанность, и ум, и вкус, и верность слову…Каждый хорош по-своему, и трудно сказать, кто же из нас действительно лучший, – все люди хорошие!

Три колдуна

Пересказы (слухов деревенских).

Ещё задолго до всего видели бабы и мужики наши деревенские всякие знамения и видения, от уха на ухо ходили по деревням слухи.

Пред войной видели на небе огненный, в дыму и крови Крест. Крестьянин Рукастый, ездивший в город и заночевавший в пути на опушке в телеге, на рассвете увидел: сидит на дороге большая «сорока не сорока», колпица или сойка, — и стало Рукастому отчего-то страшно: вдруг, метнулся через дорогу этот образ малой птицы, ударился о пень, обернулся человеком — огромный, высокий, с усами и в латах, с мечом в руке, он таял и растаял на глазах исчезая. — Уж после поняли, что это был германский император Вильгельм, как на картине старинной, что в музее стоит, в рыцарских одеяниях.

По первому времени видели старого барина местного, который прилетал на «ероплане» поместье своё осматривать. Видели ещё человека: выходил, будто бы, из леса проходил по дороге и ветром обдавало проезжающих на телегах мужиков и баб: проходил человек-образ по дороге быстро и опять в лес, только макушки берёзок на опушке колыхались.

— — — — — — — — — — — — — —

Это сейчас попы в рясах ходят по улицам и никого не смущают. А то было время беспоповщины, атеистическое, когда и церквей-то мало оставалось по местам, то взорваны были, то в клубы переиначены без куполов.

Но. Поведено со старины, с «поповских времён»: пить в день Николин, до коль дух твой терпит. Тут и гулянья, и песни, и разудалый пляс, и хороводы. А то было памятно: что на самый Николин день опился в нашей деревне сам поп: шестнадцать стаканов (кто считал) первака-самогону выпил, «из ушей текло» и — крякк! — помер!

Развесёлый проводили день Николин, вся неделя — никольщина считалась в деревнях по всему району. И вот, загодя поставил Васька (сосед наш) «затОр», ушат-бочонок на двенадцать (или больше) вёдер, гнал две ночи подряд самогон — занавесил все окна и двери в избе. Дым в доме, гарь, болотным чёртом воняет, глаза у Васьки от самогонного духу как у коровы огромные сделались. Только и выбежит, бывает, из дома на снежок, ополоснуть корытце, пожуёт снегу горстью перехваченного в сугробе под окном и назад. А в доме сидел на чураке перед печью дед Антон, жадными глазами, глядел на бутылку четвертную, в которую каплет из трубки «живая водица», ждёт не дождётся.

Известное дело: на Николин день — поить и кормить гостей до отвала!

И к богачке, Артемиде Ивановне, что слышнее всех принимала пришли все три колдуна с трёх деревень, три бороды: чёрная борода — Ведун-колдун, сивая борода — Савка-Славка, рыжая борода — колдун Артюха, местный.

Пили колдуны ходко, заедали салом и утятиной, говорили о всяком, а своём колдовском — ни-ни! И только когда хозяйка поставила на стол четвёртую бутылку самогона, «гусака» — среднего, от которого шипишь в рукав, — распустились у колдунов языки, и стали колдуны похваляться.

— Вот, сказал черный Ведун, — давай мне сейчас калёное горячее железо, в руку возьму, языком лизать буду, и ничего мне не приключится! —

— Плёвое дело, — ответил Савка-Славка, — гляди мою силу!.. —

И только он это молвил — глядят бабы и мужики, гости: посыпалась с потолка чёрная редька, густым-густо, насыпало пол-избы редьки.

Скалит зубы и Артюха рыжий.

— Ну это, — говорит, — что! Хочешь, — говорит, — я твою редьку враз сделаю белой? —

Молвил слово — и стала редька белей белого сахара!

Не стерпела хозяйка Артемида Ивановна, подошла к колдунам, показала рукой на божницу.

— Вот вам, дорогие гости, бог, — говорит, — а во-от порог! — и другой рукой на выход.

«Закусили свои бороды» колдуны, покрутили очами, что станешь делать? Полезли из-за стола через редьку на полу.

— Прощевай! — говорят ей с порога. — Попомнишь ты нас, Артемида. —

И только из дома вышли — бежит со двора дочка Артемидова, в голос кричит:

— Ой мама, корова наша упала в растяжку! —

Побежали на скотный двор. Лежит корова, на глазах пухнет, выше и выше её живот, вот — вот подохнет.

— Беги мать, догоняй колдунов, — говорят Артемиде.

Метнулась она, а колдуны — эва! — уже огороды прошли.

Догнала, еле дух переводит:

— Отцы родные!.. —

Молчат колдуны и идут себе потихоньку по дороге.

— Батюшки… —

Как камень молчат колдуны, идут в землю смотрят.

— Смилуйтесь!.. —

Обернулся рыжий.

— Что, — говорит, — будешь теперь нашего брата шпынять-прогонять? —

— Зарекусь, не буду. —

— То-то, — говорит, — ну, пойди назад. Только помни крепко: колдун да поп — первые в доме гости! —

Встали колдуны в круг, пошептали между собой заклинание, — а корова на скотном дворе сдулась и встала целёхонька.

А о колдунах пошла весть и слава: колдун да поп — первые гости!

Конец.