Кукушка на суку. Акт второй

Сергей Skolorussov, 2020

Словно вцепившись в ножку циркуля, главный герой книги нарезает круги жизненного пути. Путешествие по пустыне. Катастрофа. Смерть человека. Выхода нет. Надежда на спасение. Пустыня. И снова смерть. И снова тупик. И снова надежда. Круги ада Фёдора Лемешева. Пустыня, пустыня, пустыня… Как вырваться из замкнутого круга?

Эпизод восемнадцатый

На дне ущелья

Самолёт приземлился в Актау уже под утро, но было ещё темно. Сплошные чёрные тучи не позволяли рассвету озарить в назначенный природой час обычно чистое казахское небо. В зале ожидания мы увидели свои фамилии на табличке, которую держал в руках круглолицый парень. Он улыбался так, как могут улыбаться только восточные люди — во всю ширь своего лица. По его луноликой улыбающейся физиономии трудно было определить точный возраст. Но в любом случае ему не было и тридцати. Он очень чисто говорил по-русски. Хотя, своеобразное построение речи и обилие встречных вопросов всё же выдавали в нём восточного человека.

— Жандар, — представился он. — «Джон», в переводе с иранского — душа. А окончание имени в переводе с казахского языка — дар. Имя означает — дарю душу всем людям. Что я и делаю в свободное от работы время.

— «Дар» и по-русски означает «дар», — удивилась Виола.

— Ай-яй-яй, конечно, мы же не только соседи, но и родственники. Казахи — предки не только казаков, но и русских.

— Чего только в жизни не узнаешь, — улыбнулась Сухарецкая.

Через пять минут мы уже стояли возле много повидавшего на своём веку японского джипа.

— Что дальше, Жандар? — поинтересовалась Марина Юрьевна.

— Вообще-то родители назвали меня Жандарбеком. Но вы для простоты общения можете звать меня созвучным русским именем. Догадались каким? Правильно: Сашкой. Так запросто и обращайтесь: Саня, отвези нас туда-то. Давайте! — всё это он тараторил, укладывая наши вещи в багажник. — Ну, Марина Юрьевна, спрашивайте: «Куда повезёшь нас, Саня?»

— Куда-ты нас, Саня, хочешь отвезти?

— О, распрекрасная женщина! Я хочу отвезти вас в самое замечательное место на земле.

— Куда это? — озадаченно переспросила Сухарецкая.

— В казахские степи.

— Куда?

Мы уже сидели в джипе: Марина впереди, я и Виола сзади.

— В степи. Туда, где табуны лошадей вытаскивают из-за горизонта широколицее казахское солнце, — Жандар надавил педаль акселератора до полика, и мы рванули с места, подпалив при этом авторезину. — Туда, где в жаркий солнечный день путнику видятся тысячи озёр. Но ничего этого нет — мираж. Туда, где мечтает родиться и умереть каждый житель этой планеты.

— Саня, отвези-ка ты нас лучше в гостиницу, — Марина устало устроилась на сидении.

— Вау! Как говорят молдаване: «Фэйсом об тейбл», что переводится: «Вы меня поставили в тупик». Так нельзя! Ехать надо!

— Мы всю ночь не спали. Выспимся и после обеда спокойно поедем знакомиться с главной достопримечательностью Казахстана.

— Ай-яй-яй! Вы чего? Я же утром уже того, в отпуске. В субботу женюсь! Вот!

Он вытащил смартфон и, не особо отвлекаясь на дорогу, сунул его сначала Сухарецкой, а затем, развернувшись назад — нам. На экране светилась улыбкой симпатичная казашка.

— Солнце моё, — Марина Юрьевна похлопала водителя по плечу и тот в ответ уставился на неё, — веди машину, не отвлекайся.

— Ай! — он продолжал смотреть не на дорогу, а на пассажирку. — Не бойтесь так. Друзья зовут меня Шумахером.

— Вот это-то и страшно, — парировала Сухарецкая, отвернув ладонью его лицо в сторону дороги. — Вези нас в гостиницу, Шумахер.

— «Нихт ферштейн», — как говорят папуасы. Что в переводе на узбекский звучит так: «Моя твоя не понимайн». Зачем в гостиницу? Я вас отвезу на место. Там уже всё готово к вашему приезду: хороший ужин, мягкая кровать. Что ещё нужно, чтобы быть счастливым?

— А сколько туда ехать? — поинтересовалась Виола.

— Ай! Ерунда! Полчаса.

— Так мало? — удивилась девушка. — Тогда я согласна.

— Это на вертолёте, — Жандар был доволен, что его шутка прошла, — а по дороге три часа езды. Но вы не беспокойтесь: я вас доставлю за два.

— Нет, вот этого не надо. Ты нас угробишь, — в голосе Марины появились строгие нотки. — В гостиницу, я сказала.

Водитель тормознул у обочины и вновь уставился на Сухарецкую, цокая языком и слегка покачивая головой:

— Да не беспокойтесь вы так. Я никогда не нарушаю правила. Знаете, какие у нас гаишники? Это «шайтан орда» — голыми оставят, если что. Я буду ехать, как положено. Просто срежу путь. Я здесь все верблюжьи тропки с детства знаю.

— В гостиницу.

— Ну вот, что заладила: в гостиницу, в гостиницу. Можешь войти в моё положение? — Саня незаметно для самого себя перешёл на «ты». — Один раз женюсь. По любви. У нас свадьба — это не просто маленький сабантуйчик. Казахская свадьба — это общенародное торжество. Я сейчас уже не сплю. А в ближайшую неделю вообще спать не буду. Надо всех родственников пригласить, всё приготовить. Гостей будет почти тысяча. Одних баранов уйдёт целое стадо. Помоги мне. Я не могу терять ещё один день.

— Свадьба дело хорошее. Но мы по темноте в степь не поедем, — упёрлась Сухарецкая.

Но и водитель не отступал:

— Уже рассвет скоро. Через два часа, когда я вас довезу, совсем светло станет. Марина Юрьевна, помогать молодожёнам — эта святая обязанность всех. Семья — ячейка общества. А вы тоже часть этого общества. Ну люблю я её, можете вы понять?

— Люби, мне то что?

— Ай! Зачем так говоришь? Обидеть хочешь? — ухватившись руками за баранку, жених потыкался в неё лбом: — Вот почему мне так не везёт?

Сухарецкая наконец сжалилась:

— Ладно, вези, только при одном условии…

Жандар сразу оживился:

— Хоть при десяти!

— Едешь по правилам и вообще в нашу сторону не отвлекаешься.

— Это два условия. Но я согласен! — он засиял и воздел руки в сторону строгой пассажирки.

— Я сказала: смотри на дорогу.

Водитель всплеснул руками, отвернулся от пассажирки, включил весёлую казахскую музыку, и мы двинулись в путь. Через пару минут я отключился, бессонная ночь взяла своё…

… Разбудила меня жуткая тряска. Напряжённая Виола испуганно вертела головой:

— Это что?

— Очевидно, водитель срезает путь по гладкой казахской степи, — пожал я плечами.

Светало медленно — небо по-прежнему было затянуто тучами.

Саня услышал, что мы проснулись:

— Это секретный путь. Про него мало кто знает. Мне отец его ещё в детстве показал.

Через полчаса безумной тряски машина остановилась.

— Как говорят эскимосы: «Кильманда — но пасаран». Что с их тарабарского переводится: «Конец дороги». А попросту — тупик. В казахском языке таких слов нет. В степях не бывает ни конца дороги, ни тупиков. Это единственный, — Жандар внимательно вглядывался в лобовое стекло. — Здесь вам надо выйти — опасное место.

Голова, забитая гулом авиаперелёта и прерванным сном, отказывала соображать. Какое «опасное место»? Кругом степь, слегка освещаемая рассветом. О чём он?

Увидев, что я кручу головой, Жандар пояснил:

— Мы стоим на краю обрыва. Я тихонечко проеду каньон, и вы снова сядете на место. Это быстро. Ну, выходите!

Мы вышли. Фары высвечивали противоположный берег пропасти, дно которой не было видно из-за кромешной тьмы. Вслед за нами выскочил водитель:

— Это наш знаменитый каньон. Не Колорадо, конечно, но вполне глубокий и красивый. Это русло древней реки. Их здесь когда-то текло множество и эти места были благодатными. Раньше здесь жило много счастливых людей, поэтому полуостров и получил название Мэнкишлак — Земля тысячи поселений. Но затем изменился климат, исчезла вода и люди покинули этот благословенный край.

— И как ты собираешься преодолеть этот каньон? — недоумённо поинтересовалась Сухарецкая. — Не по воздуху же.

— Почти по воздуху, — серьёзно ответил водитель и тут же засмеялся: — Я уже ездил здесь, правда давно и днём. Не беспокойтесь, вы в руках опытного водителя.

На свежем воздухе было прохладно — каменистые пустыни Средней Азии даже в самое жаркое время года остывают чуть ли не до заморозков.

— Возьми фонарик, — Саня ткнул меня в руку.

— Зачем?

— Когда пойдёте пешком через овраг — внизу будет темно. Можете оступиться или не увидеть змею.

— Змею? — испуганно переспросила Виола. — Там змеи?

— Ай! — неопределённо махнул рукой казах. — Какие змеи? Так, стрелки мелкие.

Он сел за руль, и автомобиль стал медленно спускаться по крутому склону.

— Кто такие «стрелки»? — спросила меня будущая звезда кино.

— Понятия не имею? — пожал я плечами и одел фонарик на голову.

Источник света был светодиодным, поэтому направленный луч бил на большое расстояние. При спуске джипа вниз я не видел ничего интересного — задняя часть автомобиля не давала реальной картинки спуска. Внизу на некоторое время машина Жандара вообще пропала из виду — там было совершенно темно и далеко от нас. Зато, когда джип стал карабкаться вверх, фонарь, наконец, стал оправдывать своё предназначение. Было хорошо видно, как, натужно воя двигателем на самой низкой передаче полного привода, машина медленно и упорно взбиралась вверх. Время от времени из-под колёс выплёскивались брызги маленьких и не очень маленьких камней.

— Красиво ползёт, — прошептала моя молодая «подруга».

— Угу, — согласно кивнула Сухарецкая. — Ужас какой-то, даже сердце замирает — такой отвесный склон. Шумахер!

В это время машина упёрлась колесом в большой камень и встала — не смогла преодолеть препону. Саня газанул раз, два, три. На четвёртый раз, выбросив из-под колёс самый большой веер камней, джип всё же взобрался на препятствие. Но тут произошло непредвиденное. Одновременно с колесом, взгромоздившимся на камне, второе переднее колесо буксануло, вырыв небольшую ямку. Этого оказалось достаточно, чтобы джип потерял равновесие. На какое-то мгновение он замер, стоя на колёсах водительской стороны, но уже в следующий момент резко повалился на бок и со страшным грохотом закувыркался по склону, ища остановку на дне ущелья.

— Господи! — Марина резко зажала руками рот.

— Это что? — испуганно вытаращила глаза Виола. — Нас уже начали снимать?

«Она всё же дура», — мелькнуло в голове. Но я ничего не сказал и бегом бросился вниз. Как джип умудрился спуститься — это для меня осталось неразрешимой загадкой. Здесь любой человек запросто мог себе голову сломать — слишком большой градус уклона. Преодолев небольшое расстояние, я услышал, что следом за мной следуют и мои попутчицы. Камни из-под их ног летели вниз, опережая меня. Я замер, заорав:

— Стойте! Стойте на месте! Вы угробите меня или разобьётесь сами!

Повернув голову назад, я увидел в свете фонаря взволнованные лица женщин. Они остановились, как вкопанные.

— Я посвечу вам снизу и скажу, когда можно будет спуститься, — прокричал я и двинулся вниз.

Перевёрнутая на крышу машина покоилась на самом дне каньона. Мотор продолжал работать. Это мне сразу не понравилось: сильно пахло горючкой и было слышно, как, попадая на разогретый коллектор двигателя, шипела жидкость.

Я присел, высвечивая салон машины, и ужаснулся увиденному. Картинка не для слабонервных — весь салон был окрашен в красный цвет. В крови были и лохмотья лопнувшей подушки безопасности. Явно мёртвый Жандар висел на ремне. Голова его была раздроблена о камни, из виска торчал осколок стекла, по которому стекал ручеёк крови. Что делать? Надежды на его спасение не было, тем не менее, я попытался открыть водительскую дверь. Куда там! Ничего особо не соображая, я стал бегать вокруг джипа, пытаясь отворить любую другую дверь. Безрезультатно! Наконец до меня дошло, что я просто идиот: боковое стекло водительской двери отсутствовало. Очевидно, что оно совершенно разлетелось вдребезги при кувыркании автомобиля по склону. С трудом отстегнув ремень, я попытался вытащить тело Жандара через окно. Оказалось, что сделать это не так-то просто. Безжизненное тело парня показалось мне в два раза тяжелее, чем было на самом деле. Да и габариты его словно изменились. За что не потяни — он застревал в окне. Трудно объяснить почему так происходило. Вероятно, для извлечения человека из кабины автомобиля нужен опыт. Но поверьте на слово: такого опыта в жизни лучше не иметь вовсе. В это время до меня долетел голос Марины Юрьевны:

— Фёдор! Нам спускаться?

— Ни в коем случае. Стойте там. А лучше осторожно вернитесь наверх.

В тот же момент я услышал характерный хлопок вспышки бензина: загорелся двигатель. И одновременно с этим вспыхнуло всё, что меня окружало. Вспыхнуло вместе с машиной и несчастным женихом. Как я понял потом, горючее растеклось огромной лужей и под машиной, и под моими ногами. Я буквально выпрыгнул из огня и в три прыжка оказался за огромным валуном, ожидая взрыва. Но традиционного для блокбастеров мега-взрыва не произошло. Просто громко «вухнуло», и свет вспышки озарил все окрестности. Видимо, это вспыхнуло топливо в бензобаке. И тут только я заметил, что у меня горят кроссовки и нижняя часть брюк. Пришлось быстренько стянуть с себя и туфли, и штаны. Башмаки я погасил штанами, штаны потушил песком. Слава богу я не остался босиком и голым до пояса. Хотя в штанинах зияли огромные дыры — это лучше, чем красоваться в каменной пустыне в одних труселях. Как идти босиком по острым камням — тоже проблема из проблем. Правда левый ботинок сильно скукожился и пожух. Но мне в этот момент было не до него. От объятого пламенем джипа исходил нестерпимый жар. Пришлось ретироваться метров на десять в сторону. О спасении человека или наших вещей не могло быть и речи. В полной прострации я полез наверх.

Женщины с ужасом смотрели на меня, не проронив ни слова. К чему слова — сверху место трагедии просматривалось в деталях и мелочах. Они видели всё. Наконец, Сухарецкая похлопала меня по плечу:

— Ничего нельзя было сделать. Глупо всё, но такова жизнь.

Я машинально нервно дернул плечом, стряхнув её ладонь. Марина понимающе кивнула головой:

— К смерти невозможно привыкнуть, — она тягостно вздохнула и добавила: — Отсюда уходить нельзя. Будем ждать казахских спасателей и полицейских. У тебя есть телефон?

Только теперь я сообразил, что мой смартфон находился в рюкзачке, который я забыл на сидении:

— Нет. А у вас?

— Я не думала, что так произойдёт — естественно, оставила всё в машине, — Сухарецкая повернулась к Виоле. — Надеюсь, ты у нас самая предусмотрительная.

Девушка держала в руках клатч, небольшую сумочку, явно подобранную к её наряду. Много в такой аксессуар модницы не засунуть. Но телефоны девушки обычно кладут именно туда. Звезда ловко раскрыла клатч и извлекла из него дорогущий айфон последней модели:

— Кому звонить? — поинтересовалась она.

— Сначала в службу спасения, а затем своим родителям, — проинструктировала её Марина.

Девушка в нерешительности замерла с телефоном в руках:

— А какой здесь номер службы спасения?

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Посмотри в интернете.

Виола попыталась войти в глобальную сеть, но безрезультатно:

— Блин, здесь вообще связь никакая. Одна палочка то появляется, то пропадает.

Она стала ходить кругами в поисках лучшего приёма сигнала. Минут через пять Сухарецкой это надоело:

— Если появится хоть какая-то связь, лучше сразу звони по телефону. Интернет всегда хуже ловится. Набирай «112». Скорее всего здесь всё, как у нас.

Но и звонок по телефону никак не хотел пробиваться. Наконец гудок прошёл, и девушка буквально закричала, как будто от громкости голоса что-то зависело:

— Алё! Алё! Вы меня слышите?

В трубке прозвучало что-то нечленораздельное, возможно по-казахски, но, может, и по-русски.

— Вы слышите меня? — продолжала вопить Виола. — Это служба спасения? Алё?

Наконец ей ответили. Из-за низкого качества связи женский голос говорил прерывисто, но его можно было понять:

— Это единый номер экстренной оперативной службы. Что у вас случилось?

— Мы попали в аварию… Блин, опять отвалилась.

Связь то появлялась, то пропадала. Тем не менее диалог продолжался. Если сложить всё вместе, содержание его было примерно таким:

— Вас плохо слышно. Что произошло?

— Мы попали в аварию.

— На машине?

— Да!

— Где вы находитесь?

— Откуда я знаю?

— Если вы не назовёте место, мы не сможем вам помочь.

— Мы находимся в степи.

— Если бы вы сказали, что находитесь в лесу, я бы смогла понять, где вас искать. Это Казахстан всё-таки. Какой район?

— Я не знаю.

— По какой дороге вы ехали?

— Я не знаю!

— Куда вы ехали?

— Я не знаю!

— Вы там все обкуренные что ли, или хулиганите?

— Нет! Почему вы мне не верите?

— Какая-то цель поездки у вас всё же была?

— Да! Мы ехали на съёмки.

— Вы девушка по вызову?

— Да вы что? Что вы себе позволяете? Я актриса.

«Угу, — мысленно прокомментировал я, — актриса из погорелого театра. И на самом деле из «погорелого». Да, уж, не смешно».

— Хорошо, извините. Но где должны были происходить эти ваши съёмки?

Сухарецкая не вытерпела и забрала телефон:

— Алё, девушка. Вот дьявол, опять отвалилась связь. Алё! Слышите меня?

— Я вас внимательно слушаю.

— Мы не знаем точного места назначения. Об этом знал только водитель. Но он погиб. Тем не менее, мне известно, что съёмки должны проходить на плато Устюрт, в долине каменных красных шаров и в котловине Жыгылган. Чёрт, связи нет!

Она передала айфон мне.

— Аккумулятор сел, — констатировал я и язвительно уставился на свою партнёршу по съёмкам: — Ещё бы! Она весь полёт не отрывалась от экрана. Вот что за болезнь: круглые сутки пялиться в монитор?! Болезнь блондинок и прыщавых пацанов.

Виола неожиданно громко парировала, брызгая слюной мне в лицо:

— А твой телефон где? Я-то хоть и разряженный, но всё же догадалась из машины прихватить. А некоторые слишком умные кинозвёзды даже на такое не способны. Умник!

— И что толку, что ты его прихватила? Теперь таскай по этой каменной пустыне. А я налегке пойду. Красотка!

— Всё, брейк! — Сухарецкая развела нас руками. — А то сейчас вцепитесь друг в друга. Лучше давайте решим, что нам делать дальше. Есть хоть какие-то мысли по этому поводу?

Да, на вид всё просто и очевидно, но вопрос, всё же, не из разряда досужих. Первые мысли по этому поводу высказала Виола:

— Я думаю, что нам надо ждать.

Я вновь взорвался:

— Чего ждать? Когда твой папочка прилетит в розовом, украшенном стразами вертолёте? Блонди!

— Да хотя бы и так! — «обожаемая» мной партнёрша тоже не сдерживала себя, по крайней мере в громкости голоса. — А, может, служба спасения определит наше место по звонку. Дебил!

— Ага! Они уже сейчас сориентировали всю спутниковую группировку мира на это место, кучей столпились у мониторов и восхищаются твоим гламурным видом и красотой! Помаши им в ответ своими фальшивыми ресницами!

— Ша! — Марина вновь сделала характерное для рефери по боксу движение рук. — Разойдитесь по углам! Ты что предлагаешь? — ткнула она пальцем в мою грудь.

— У нас нет пищи. А сколько придётся ждать — неизвестно. Судя по слабым следам этой партизанской тропы контрабандистов, здесь мало кто ездит. Возможно, Саня и был тем единственным сумасшедшим водилой, который накатал эту колею, — указал я на слабые следы степной дороги. — Но пища — это полбеды. Полная беда придёт тогда, когда в ближайшие три часа нас не спасут. Днём мы сгорим на солнце, а ночью замёрзнем. Это сегодня утром мы погрелись рядом с горящей машиной. А завтра? И на чём мы будем спать? Стоя как лошади? Земля ночью станет ледяной.

Марина молча кивала головой. Виола уставилась куда-то в горизонт и, как мне показалось, слушала космическую музыку, передаваемую ей лично по межгалактическому каналу связи. Никто не перебивал, поэтому я продолжил излагать реальную правду нашего будущего бытия:

— И самое страшное — это отсутствие воды. Уже к обеду мы вкусим все прелести, в кавычках, наслаждения умирающего от жажды человека. Это страшное состояние. Как медицинский работник я уверенно могу констатировать — наши мучения будут жуткими. Описать симптомы умирающего от жажды?

— Не надо. Ещё что-то?

— Да вроде — нет. Я достаточно аргументировал свою позицию.

— Угу, угу, — Сухарецкая сделала шаг в сторону, заломила руки за спину и развернулась к нам лицом: — Обе позиции имеют под собой достаточно крепкое основание. Но одно исключает другое. Поэтому, когда выяснится, что мы приняли неверное решение, воплей с вашей стороны не избежать. Предлагаю, чтобы не допускать будущих эксцессов, проголосовать. Это серьёзное решение. Оно касается нашего здоровья, а, возможно, и жизни. Согласны? — мы дружно кивнули, — Голосуем: кто за то, чтобы вернуться к шоссе?

Я вытянул руку и не отпускал её, всё время задирая выше и выше.

— А кто за то, чтобы ждать помощи на месте?

Виола, видя, что Марина не проголосовала вместе со мной, аккуратненько приподняла свою холёную ручку и язвительно уставилась на меня, скорчив противную гримасу. Но Сухарецкая не выказала женскую солидарность. Вернее, не выказала её так, как ожидала Виола.

— Трудно принимать чью-то сторону. Сложный выбор. Я предлагаю остаться и ждать, — гламурная партнёрша сложила ручки на груди и смотрела на меня торжествующим взглядом, явно выражавшим вопрос-посыл: «Что, съел?». — Но ждать только до двух часов дня. Если никто не появится к этому времени, возвращаться к шоссе, — она указала на выщербленную в каменистой степи колею.