Голос

Сергей Юрьевич Макаров, 2014

Когда-то я был частью земли, меня рыли кроты и сквозь меня пробирались черви. Прошло время и меня покрыли чьи-то корни и впитали, сделав частью себя. Я стал тем, что растет высоко в небе, питается землёй и водой, греется на солнце. Я только начал радоваться новой жизни, но пришли непонятные существа и срубили меня. Отвезли меня куда-то и бросили в темноту. Я умирал, меня разрезали на множество частей, вместо сердца поставили чёрный уголёк, а затем раскрасили, как новогоднюю игрушку. Я был удивлён этой новой жизнью. Меня перевозили с места на место, а потом продали. Ваш карандаш.

Моя Элли

Как странно, я до сих пор помню тот вечер: лунный свет озарял комнату, и на часах виднелось, что сейчас третий час ночи. Я, сидя на белом подоконнике, любовался лунной, ярко сияющей меж тучами. Это была не тоска, не грусть и не разочарование в жизни, можно было подумать, — это было наслаждение прекрасным. Ни на секунду меня не покидало только одно чувство, что я любуюсь не один, хотя во всех видневшихся домах свет не горел. С этим чувством я и уснул, укутавшись мягким и тонким пледом. Так это и началось…

Утром, как всегда, школа, уроки. Весь мир казался обычным, но только она одна выделялась на всем этом блеклом фоне. Ее звали Элли. Мы с ней учимся в параллельных классах. Весь мир для меня жил блёклыми красками, так что я сам старался раскрашивать его.

Элли была другая: черноволосая, загадочная. Часто она была радостной, как маленький ребенок, а в следующую секунду, словно морское дно, спокойная и тихая, и кто знал, что на этом дне. Именно поэтому я каждый день провожал ее домой. Мне было с ней интересно, и я никак не мог ее разгадать, хотя другие быстро переставали быть для меня тайной. Мы как обычно шли вместе домой, смеялись, что-то рассказывали. И именно в этот день нас будто что-то поразило около подъезда, наши выключатели из режима дружбы перешли в режим любви. Да, это очень странно получилось, но мы все знаем, что любовь нельзя объяснить, ее можно только почувствовать. Разошлись мы после долгих разговоров и нескольких неосознанных и робких поцелуев.

С того дня родилась наша любовь, и с каждым днем мы прорастали друг в друге. Я как — то ей сказал, что любовь для меня — это два камня, смотанных красной нитью. На её вопрос «почему?» выразился ясно. Два камня — это мы с тобой, и нас связывает красная нить любви, которая каждый день сжимается и проверяет нас. Если мы порвем нить, тогда все будет кончено. А если стереться до самой середины и стать единым целым, тогда мы будем самым главным друг для друга в этой жизни, и ничто не сможет нас разъединить.

У нас с Элли были абсолютно противоположные характеры, мы старались понимать друг друга — это было сложно, но с каждым днем мы были все ближе и ближе друг другу. Она называла меня светлым лучиком в своей жизни, а я любил ее за то, какая она есть. Конечно, у нас были ссоры: либо я что-то не так говорил, либо наши внутренние электроны меняли свои заряды, и мы становились одним полюсом. Нас сразу же отталкивало друг от друга, но потом все равно это проходило, и нас опять начинало безудержно тянуть друг другу. Такие разные, вместе мы были магнитом любви, притягивающим счастье и проблемы.

Наступал май, мы оба понимали, что скоро нашей любви придёт конец, и поэтому с каждым днем все крепче и крепче держались за руки. Я знал, что мы разъедемся по разным городам из-за дальнейшей учебы. Однажды утром я прошептал ей на ушко: «Давай сдадим экзамены и проведем незабываемое лето? Давай так дышать друг другом, чтобы через пять лет мы снова смогли вдохнуть в себя эту романтику, которая сделала нас единым целым». Мне было странно видеть, как прозрачными каплями падали слезы на бетонный пол, будто увлажняя и согревая его, теплая улыбка поднималась на ее лице.

Наступило лето. Яркое солнце прожигало во мне дыру своим жаром. Нас угнетали какие — то измученные люди вокруг, и мы решили укрыться под мостом. Прохладный ветерок обдувал нас; я обнимал ее, защищая от холода. Мы смотрели на реку, которая говорила нам, что время очень быстро течет, что нужно успеть попробовать каждый кусочек множества блюд человеческой жизни. Я легонько провел своими кончиками пальцев по ее щеке, она резко встала и побежала. Я, вскочив, закричал ей: «Что случилось?». Услышав в ответ: «Не догонишь!», я догнал Элли, и мы побежали, захлебываясь в веселье. Так мы и проводили лето: днем гуляли, а вечером сидели на лавочке возле ее дома и мечтали, думали и слушали, как играют ребятишки во дворе.

В последний день лета мы как обычно гуляли. Вдруг нам в голову пришла странная мысль: залезть на крышу девятиэтажного дома, которая в этот момент была для нас слишком притягательной… Уже вечерело. Сидя на рубероидовой крыше, я оживленно ей рассказывал, как в детстве не любил мыть голову и все кричал: «Гого! Мыть гого!». Ее смех грел мне душу. В конце концов, от разговоров мы устали и начали бегать, дурачиться на крыше. Мы были счастливы под этим оранжевым солнцем, под аккомпанемент музыки, ласково струящейся из телефона, — мы были на концерте для нас двоих.

Веселье закончилось так же внезапно, как и пришло. Мы легли на жесткую крышу. Мы лежали и думали о будущем, которого нет. Этот бледно-оранжевый закат был для нас занавесом, говорящим всем зрителям, что спектакль любви окончен. Мы вдыхали последние моменты счастья, разжав руки уже поздней ночью. Внизу, около подъезда, она ласково обняла меня, а я тихо шептал ей нашу песню: «Живи без забот…», «Живи без забот…». На утро я уехал…