И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

Сергей Шестак

Герои новой книги Сергея Шестака – люди труда, рядовые советские граждане, солдаты срочной службы. В повестях «И все дела», «Неновая история» живо и увлекательно, то с юмором, то с нотой грусти, рассказывается о буднях коллектива телевизионного завода в сложный период перестройки. Звучат важные и сегодня мотивы наставничества, профессиональной подготовки молодых рабочих. Солдатская служба в Советской Армии предстает перед читателем в цикле рассказов «По казённой надобности».

ОДНАЖДЫ В ТУРЛАГЕРЕ

Туристический лагерь «Горизонт», принадлежащий нашему заводу, находился на правом берегу реки Серёжа рядом с деревней Старая Пустынь — это примерно в ста километрах от города, в Арзамасском районе. Река здесь течёт через карстовые озёра Широкое, Паровое, Глубокое и Долгое, подпираемые густым лесом. Самостоятельно не догадаешься, что эти живописные природные образования озёра. Они напоминали широкие разливы, заводи, затоны. Река несудоходная. Лес смешанный. Места безлюдные.

Лагерь был комфортным для летнего отдыха: щитовые домики, столовая, клуб, бильярдная, библиотека, лодочная станция, спортплощадка, детский городок. Стоимость двухнедельной путёвки с питанием была символическая — всего двенадцать рублей.

Этот лагерь мне запомнился в первую очередь тем, что я познакомился здесь с девушкой, которая мне понравилась. Но я поступил беспечно, легкомысленно, не сделав ничего для продолжения нашего общения, как будто был падишахом, избалованным вниманием самых красивых женщин.

Я оказался здесь случайно, не по своей воле. Был конец мая. Лагерь начинал работать с первого июня. Срочно требовались рабочие для благоустройства лагеря. С нашего отдела отправили двух человек — меня и Петра Мальцева.

Мы не возражали бы, если бы нас отправили среди недели. Но работать предстояло в субботу и воскресенье. Все будут отдыхать, а мы — работать. Несправедливо.

— За субботу получите день отгула, — успокоил нас руководитель нашего подразделения Захаров. — А в воскресенье до обеда у вас там будет комсомольский воскресник. Свежим воздухом подышите. И домой отвезут. Поезжайте!

Выехали в лагерь в пятницу во второй половине дня. Я думал, мы поедем на заводском автобусе, — поехали на грузовой машине в тентованном кузове. Нас было, может, человек десять. Все — молодые парни. Сидели на деревянных лавках, находящихся у бортов. Моё очередное предположение, что я утомлюсь ехать на жёсткой лавке, опять не сбылось. Дорога была хорошая. Нас не трясло, не кидало.

Дорога постепенно мельчала. Сначала была федеральная, затем региональная и местная. Лес, напротив, становился гуще, мощнее, стремящийся поглотить дорогу, сомкнувшись над ней кронами. Последние километры мы ехали в сплошном лесу. Дорога была настолько узкая, что, казалось, не разъедешься со встречной машиной. Асфальт был усыпан сосновыми и еловыми шишками, жёлтыми иголками, густо сметёнными на обочины.

Смешанный лес, в котором находились домики лагеря, казался девственным. Но его, конечно, облагородили: проредили, подчистили, убрав «лишние» деревья, валежины и сучья. Преобладали сосны. Ещё были, разумеется, берёзы, а также ели, липы, осины и неприметные молоденькие дубы.

Сильно пахло ландышами. Эти несоразмерные цветы росли здесь целыми полянами. Крупные вытянутые листья казались громадными и могучими по сравнению с крохотными нежными хрупкими цветочками, похожими на колокольчики. Меня удивила необычная расцветка ёлки: я или не знал о её весеннем наряде, или хорошо забыл. Старая хвоя, если так можно выразиться, была тёмная, а новая на кончиках веток — нежно светлая. Ёлка словно бы, как смелая модница, нарядилась в красивое кружевное платье!

Музыкальным сопровождением была разноголосица невидимых птичек и беззаботный шум листьев ветвей, качаемых лёгким ветром. Время от времени раздавался повторяющийся стук, похожий на пулемётную очередь. Наверное, работал дятел.

Щитовой домик, в который мы поселились, был двухместный, с большим окном, старомодными железными кроватями.

У нас была бутылка водки. Мы выпили её после ужина. Пётр пригласил нашего нового знакомого Сергея, приехавшего с нами и поселившегося в соседнем домике. Мы познакомились, ища вместе завхоза. Нам сказали получить у завхоза постельное бельё, а где его найти — не объяснили. В столовой мы сидели за одним столиком. К нам подошла официантка, приятная стройная девушка, и удивлённо сказала: «Сергей, а ты как здесь оказался?» Тот ответил со счастливой улыбкой: «На тебя, Наташа, приехал посмотреть». Я думал, он пошутил или сделал комплимент. А он специально приехал ради неё.

Сергей сначала отказывался от предложения выпить: «Зачем? Не надо. Спасибо. Нет, нет. Я не хочу». А потом всё-таки согласился.

Как я понял, Пётр пригласил Сергея ради новой информации. Моего товарища тяготила наша работа, связанная с постоянными командировками. Мы ездили по всей стране, как заведённые. Ему хотелось сменить место работы. Он спросил Сергея, где тот работает на заводе, кем и какой у него оклад. Ещё он деликатно спросил о Наташе. Она тоже работала на нашем заводе в том же отделе, где и Сергей. Её командировали сюда, как и нас, — с той разницей, что мы приехали на два дня, а она — на две недели.

Из закуски у нас была баночка маринованных пупырчатых вкусных огурчиков. Сергей принёс банку рыбных консервов. Водка была тёплой и противной. По мере того, как мы хмелели, она становилась лучше, вкуснее и закончилась в самый неподходящий момент: мы не отказались бы выпить ещё немного.

Уже стемнело. Сергей ушёл к Наташе. А мы пошли через лес на свет прожектора, надеясь познакомиться с женщинами.

— Я люблю разнообразие, — сказал Пётр. — А то с тоски подохнуть можно. Может, с кем и познакомимся.

На поляне, освещённой прожектором, играли в волейбол. Среди играющих были и женщины, цель нашего поиска. Мы присоединились, не нарушив численного равновесия. Пётр стал по одну сторону сетки, я по другую.

Согласно правилу игру, мы перемещались по кругу. Я оказался у сетки. В команде соперников напротив меня стояла какая-то обычная девушка, в спортивном костюме и кроссовках. И вдруг эта обычная девушка оказалась настолько красивой, что я остолбенел! Я в упор смотрел на неё. Мы стояли нос к носу, разделённые волейбольной сеткой. Она делала вид, что не замечала меня, и выглядела недовольной: возможно, её раздражал мой бесцеремонный взгляд. Мне подали мяч. Я запоздало отчаянно кинулся к нему, но всё-таки в последний момент смог дотянуться и перекинул за сетку.

Из нашей компании только один парень хорошо играл в волейбол. Его атака всегда заканчивалась голом: он вонзал мяч вертикально в высоком прыжке. А когда была его подача, этот кручёный мяч, летящий, как из пушки, тоже было трудно принять. По всей видимости, он был спортсменом профессионалом

Я увидел, что понравившаяся мне девушка уходит. Мне тоже нужно было выйти из игры, догнать её и познакомиться. Но я этого не сделал. Оправдывая свою нерешительность, я подумал, что девушка некрасивая. Дескать, мне показалось, что она красивая. Было темно. А в темноте они все выглядят красивыми. Я уподобился той лисе из знаменитой басни Крылова, которая не смогла сорвать виноград и объявила, что виноград был кислым: «На взгляд-то он хорош, да зелен — ягодки нет зрелой: тотчас оскомину набьёшь».

Мне было тем обиднее, что игра вскоре прекратилась. Наверное, они играли давно. Им это надоело. Ушёл парень, хорошо игравший в волейбол, забрав с собой мяч. Наверное, это был его мяч. Существование нашего коллектива без мяча сразу потеряло смысл. Все куда-то разошлись. Мы с Петром остались вдвоём.

Пётр предложил пройтись по лагерю. Он был уверен в том, что мы обязательно найдём, как он выразился, свободный женский коллектив. Я с готовностью согласился, надеясь опять встретиться с понравившейся мне девушкой. Её чудный образ никак не выходил из моей головы.

Лесная тропинка, по которой мы шли, была переплетена выступающими корнями, не заметными в темноте. Мы постоянно спотыкались о корни. Впереди светили какие-то фонари. Слева и справа от тропинки светились окошки домиков.

— Обожди-ка, — насторожился Пётр.

Мы остановились. Я услышал тихую музыку. Именно эта музыка и привлекла внимание Петра. Музыка, вроде бы, исходила с левой стороны, где чернел близкий лес. Пойдя к лесу, мы не ошиблись с направлением: музыка становилась громче. Потом на тёмных листьях кустов и деревьев появились какие-то непонятные таинственные розовые отсветы. Я не мог объяснить причину этого явления. Моему недоумению не было предела. Что-то красненькое. Что это такое? А этими отсветами оказались обычные блики костра, разведённого на поляне за изгибом леса. Костёр тут жгли, видимо, постоянно. Был заготовлен большой запас дров.

Играл магнитофон, стоявший на поленнице. Здесь было две девушки и шесть парней. Я специально пересчитал. Парней было ровно шесть. Девушки, похоже, были чьими-то подругами. То есть нам здесь ничего не обломиться.

Мы решили посидеть у костра. Посидеть перед сном у костра была хорошей альтернативой сумбурному поиску неуловимых женщин.

Искорки костра стремительно взвивались, — казалось, к далёким таинственным недоступным звёздам, — и сразу гасли.

Костёр настроил меня на философский лад. Дескать, по сравнению с жизнью звёзд, наша жизнь так же коротка, как жизнь этих искорок. Эти же звёзды светили строителям египетских пирамид. Сегодняшний вечер, который я ощущаю каждой клеточкой своего организма, незаметно станет седой неправдоподобной древностью. Наши имена изгладятся из истории, как будто нас никогда и не было. От нас даже праха не останется. А эти же звёзды по-прежнему будут светить.

Я вдруг понял, что девушки не были чьими-то подругами. Парни, сменяя друг друга, старались добиться их расположения. Пётр тоже попробовал. Он пригласил девушку на медленный танец. А после танца что-то сказал ей. И они ушли, — бесследно канули в темноту. Меня удивило, с какой готовностью она согласилась уйти с ним, как будто он заколдовал её. Интересно, что он сказал ей?

Я вернулся в домик. Лёг спать. Но сон не шёл. На новом месте всегда плохо спится. Кроме того, мешали комары. Я убил несколько штук. Наконец я стал засыпать. И вдруг: у окна домика послышались шаги. Затем кто-то подошёл к двери. И стало тихо.

— А если он не спит? — приглушённо с недоверием возразила женщина.

— Спит он, — успокоил Пётр и громко спросил: — Алексей, ты спишь?

— Сплю, — ответил я.

— Ну, спи, — он засмеялся, а затем весело хохотнула его знакомая.

Утром я проснулся от звона будильника моих ручных часов. Я поставил будильник на полвосьмого — за полчаса до завтрака. Удивлённо посмотрел на безмятежно спавшего Петра: я не слышал, как он пришёл. Разбудил его. Он отвернулся к стене и сказал, что ещё минутку полежит. Оказывается, он пришёл в четыре утра.

Мы пошли к общему умывальнику, находящемуся у столовой, и представлявшему собой несколько кранов и раковин, поставленных в ряд.

— Она сказала мне, что все мужчины легкомысленные, — рассказывал Пётр. — «Может, я заразная. А ты лезешь». — «Батюшки!» — он, изобразив испуг, всплеснул руками. — Всё настроение сразу испортила. Зовут её Оля. Двадцать пять лет.

— А почем она пошла с тобой? Что ты сказал ей?

— Что сказал? — он задумался, вспоминая, и вдруг засмеялся: — Предложил попить воды на колонке!

— Петь! — послышался женский голос.

Мы обернулись. Это была его новая знакомая Оля.

— Приходи сегодня вечером, как освободишься, — она подошла к нам, какая-то вся страшненькая: рыхлая, взлохмаченная, помятая. — Пикник намечается.

— Приду, — с мягкой улыбкой пообещал он и с досадой сказал, когда она ушла: — Как же. Ага! Приду. Держи карман шире. С кем по пьяни только не свяжешься, — он брезгливо поморщился. — Дурак! С кем связался. Одно оправданье, — был пьяный!

Из репродуктора вдруг громко зазвучала песня. Её всегда включали перед завтраком, обедом и ужином. Чисто звонко весело пела какая-то женщина:

— Пряники русские — сладкие, мятные! К чаю ароматному угощенье знатное.

— Вырабатывают условный рефлекс, — прокомментировал Пётр. — Чтобы сразу слюна потекла. Как у собаки Павлова!

В столовой мы сидели за столиком втроём: я, Пётр и Сергей. К нему регулярно подходила Наташа. Они счастливо болтали о всякой чепухе. И было видно по всему, что они друг другу нравятся.

Примерно через час после завтрака нас всех собрали у здания администрации, оповестив несколько раз по репродуктору, и дали работу. Нам сообщили, что мы будем копать канавку между домиками. Сергей держался с нами, поэтому мы попали в одну бригаду. Главным у нас был некий добродушный дяденька, постоянный работник турлагеря, седой мужчина лет пятидесяти. Он повёл нас к месту работы. Мы несли штыковые лопаты. А он — большой моток полёвки и топор.

— Начальство хочет установить в комнатах динамики, — он объяснил смысл нашей работы и успокаивающе добавил: — В прошлое воскресенье девчонки копали. Быстро дело пойдёт. До обеда управитесь. Я поговорю с Сальниковым.

Сальников был начальником турлагеря. Я не понял, почему он хочет с ним поговорить, но уточнять не стал.

Мы рассредоточились по прямой линии.

— Ты куда такую могилу роешь! — дяденька умерил пыл Сергея, который начал копать глубоко. — Полштыка достаточно!

Дав нам задание, он ушёл.

День был жаркий, безветренный. Нас окружали сосны, берёзы, ели, липы, осины и всевозможные кустарники. Положительный эффект от спасительной тени деревьев, целебного запаха хвои и ароматных ландышей, растущих здесь везде, — полностью сводили на нет комары и мошки, дружно атаковавшие нас. Пётр, густо окутывая себя сигаретным дымом, сказал, что он с похмелья и все эти твари, насосавшись его дурной крови, обязательно отравятся и отбросят копыта.

Работа продвигалась неожиданно быстро. Толстые корни мы перерубали топором. Пришёл дяденька, когда мы сделали уже большую часть работы, удивился и стал укладывать в канавку полёвку.

— Ишь, как разогнались, — похвалил он. — Я говорил с Сальниковым. Он не согласен, чтоб до обеда. Так что вы не очень торопитесь. Вон те пять домиков оставьте на после обеда.

Мы стали работать в полсилы. Перед обедом решили искупаться.

Берег реки оказался облагороженным. Аллея вывела нас на набережную, выложенную крупной плиткой, с перилами. На набережной было какое-то футуристическое сооружение — большой высокий навес, напоминающий купол парашюта, с просторными сквозными проходами. Купол был собран из металлических правильных шестиугольников. С левой стороны набережной находился песчаный пляж с несколькими лодками на берегу. Правая сторона набережной упиралась в лиственный лес. Набережная и купол приятно удивили меня. Я не ожидал увидеть здесь что-нибудь подобное.

Набережная вдавалась в реку округлым мысом. Река была широка. Позже я узнал, что это была не река, а озеро Долгое, через которое текла река.

Низкий противоположный берег был подтоплен весенним паводком. На лугу вдоль реки росли какие-то непонятные округлые кустарники, похожие на небольшие стога. Этакие зелёные бугорки на зелёном лужке. В некотором отдалении за ними — разнокалиберные лиственные деревья. А сразу за ними на сухой возвышенности стоял, радующий глаз, прекрасный ровный частокол высоких стройных сосен.

Прохладная вода, сначала показавшаяся нам ледяной, приятно взбодрила, смыв не только пот и пыль, но и сняв зуд от укусов комаров и мошек. Мы обсушились на солнышке и под известную песню пошли в столовую.

Мы сели за свой стол. Сергей, увидев Наташу, сразу засиял, как начищенный пятак, и помахал ей рукой. Первым блюдом был гороховый суп. Пока мы ели этот суп, официанты разносили на подносах вторые блюда — макароны с котлетой. В одной из официанток я узнал понравившуюся мне девушку. Она стояла к нам боком у раздаточного окна, в белом фартуке, красной футболке и коричневых вельветовых брюках. Я настороженно замер, не уверенный, что это она. Наконец она повернулась к нам лицом, понесла поднос. Да — это была она! Без всякого сомнения. Господи, до чего же она была хороша! Волосы — светлые, глаза — зелёные. Она сказала что-то Наташе. И та вдруг кивнула в нашу сторону.

— Вам помочь? — предложил я, когда она расставляла нам вторые блюда.

— Сама как-нибудь, — она даже не посмотрела на меня.

Когда она ушла, я спросил Сергея:

— Не знаешь, кто это такая? — Если он знал её подругу Наташу, значит, теоретически мог знать и её.

— Тонечка?

— Ну, которая сейчас подходила к нам.

— Наша, заводская. Где она работает, — не знаю.

— Что у вас за разговорчики? — с деланной досадой спросил Пётр. — Дайте спокойно поесть! Нашли тему.

Дяденька нас огорчил, сообщив, что нам добавили работы.

— Ребята, Сальников сказал ещё и к костру проложить полёвку, — с сочувствием сказал он. — Там тоже хотят поставить динамик. От придумал!

— Он нормальный вообще? — возмутился Пётр.

— Да здесь недалеко. К пяти часам управитесь.

— Мы уже настроились на этот объём задания, — не сдавался Пётр, как будто мог что-то изменить. — И так комары зажрали. А тут ещё к костру.

— Надо сделать, ребята, — сказал дяденька.

Когда он ушёл, Сергей зло сказал:

— Наверное, он сам придумал нам эту работу. Якобы Сальников приказал. Мы завтра уедем. Ему самому придётся копать!

Пётр пересчитал сигареты в пачке и печально вздохнул:

— Я тут курить брошу.

Он был заядлым курильщиком. Постоянно был с сигаретой во рту. Теперь стал курить экономно. Ближайший магазин находился в пяти километрах от лагеря — в соседней деревне.

Мы управились с работой в четыре вечера и пошли купаться.

— Ребята, давайте попозже, — боязливо сказал Сергей, озираясь по сторонам. — А то ещё чего-нибудь заставят делать.

— Нет, это уже будет дурь, — возразил Пётр. — Меня теперь только под ружьём заставят.

Я с нетерпением ждал ужина, предвкушая удовольствие от встречи с Тоней. А потом в столовой не сводил с неё глаз. Она, казалось, демонстративно не обращала на меня внимание. Я не верил ей. Она знала, что я смотрю на неё. Она должна посмотреть на меня даже в том случае, если я не нужен ей, чтобы ещё раз в этом удостовериться. Я придвинул к себе тарелку. На ужин был бифштекс с рисом. Еда выглядела аппетитно. И опять посмотрел на Тоню. Она пристально смотрела на меня. Наши взгляды встретились. Она сразу отвернулась.

— Красивая девчонка, — с невольным восхищением я сказал Сергею.

— Тоня-то? Конечно.

Мы вернулись в домик. Сергей ушёл к Наташе. Я увидел его из окна. Мне нужно было пойти с ним и познакомиться с Тоней. Если девушка понравилась, надо знакомиться. За спрос денег не берут. Меня не убьют. А я лёг на кровать и лежал на ней, как прикованный. Чем злее я ругал себя, тем больше робел: я упрямо лежал, как будто назло себе. Пётр тоже лежал на кровати. После вчерашнего общения с Олей его клонило в сон. Он пришёл в четыре утра.

Кто-то постучал в дверь и раздался голос Сергея:

— Вы спите?

— Заходи, — сказал я.

— Ребята, вас приглашают на чаепитие.

— Что ещё за чаепитие? — встрепенулся Пётр.

— А ведь кто-то говорил, что Тоня красивая девушка.

— Пошли, — я сразу поднялся с кровати.

— Покатаемся на лодке. Выпьем чаю. Они нас ждут.

Входя в домик, я был уверен, что увижу Тоню! А её в домике не оказалось. И Наташи тоже не было. Сидела на кровати полненькая, как колобок, девушка. Увидев нас, она вдруг нервно хохотнула. Сергей познакомил нас. Её звали Света. И сразу ушёл куда-то. Пётр помрачнел, предположив, что Света предназначается ему. Эта девушка ему категорично не понравилась. Мы сели на соседнюю кровать. Девушка вдруг опять нервно хохотнула.

На столе были самовар и банка с полевыми цветами, среди которых я знал только ландыши. Ещё были голубые, белые и жёлтые цветы, такие же крохотные, как ландыши. Белые цветочки количеством лепестков напоминали ромашки.

«Ландыши, ландыши, — светлого мая привет, — в моей голове вдруг зазвучала известная песенка. — Ландыши, ландыши, — белый букет».

— А вы тоже в столовой работаете? — спросил Пётр.

— Да.

— А почему у вас буфета нет? Негде сигарет купить.

— Не знаю, — испуганно ответила она, как будто Пётр был её строгим начальником, и она не исполнила его важное задание организовать буфет.

Наконец пришли Тоня, Наташа и Сергей. Первый вошёл торжествующий Сергей, затем Наташа с ожиданием интересного события и скрывающая волнение Тоня. Так как уже заметно стемнело, решили сначала покататься на лодке, а потом попить чаю.

— А я не умею грести, — простодушно признался Пётр.

Я тоже грести не умел. Последний раз сидел за вёслами лет пять назад, если не больше. Уже даже не помню, по какому случаю.

— Я чуть могу, — сказал я. — Как-нибудь.

Пётр вдруг сказал со злой интонацией:

— Ты у нас вместо мотора будешь!

— Марки «Вихрь»! — я засмеялся, скрывая смущение, не понимая, что его взбесило.

Возможно, он расценил мой информативный ответ, что я немного умею грести, как демонстративное унижение. Дескать, я лучше его. Он мне даже в подмётки не годится. Дескать, я прекрасно умею грести. А он-то, маменькин сыночек, не умеет!

Сели в неустойчивую лодку через нос. Девушки — на корму, неловко ловя равновесие. Я и Пётр — за вёсла. Сергей, разувшись и закатав штаны, оттолкнул лодку, задевающее дно, и сел на нос. Мы помогали ему, отталкиваясь вёслами, как шестами.

Большое красное солнце уже коснулось горизонта. Отражались в реке деревья и багряное закатное небо. Лес противоположного берега со стороны солнца стоял тёмной стеной. Пахло речной водой. Вода была гладкой, как зеркало.

Почему-то мне никак не удавалось грести вровень с Петром. Лодка постоянно заворачивала в мою сторону. Мы плыли зигзагами. Сначала я обвинял себя в кривом ходе лодки. Позже я понял, что он намеренно гребёт сильнее меня. Пока я выправлял ход лодки, он отдыхал.

— Ну, ты и пацан, — с осуждением сказал он. — Греби ровнее!

Мне было стыдно перед Тоней. Я понятия не имел, что он специально гребёт сильнее меня! Его нападки я воспринимал болезненно.

— Нет, ты меня заколебал, — пренебрежительно сказал он и самонадеянно добавил: — Слушай, давай-ка к Сергею. Я сам попробую.

Я покорно пересел на нас лодки к Сергею, стараясь быть спокойным. Всё равно он устанет. И уступит мне место. Тоня, как мне показалось, с недоумением посмотрела на меня. Я, разумеется, предположил худшее. Дескать, она подумала, что я слабый, безвольный. Я чуть не взорвался с досады!

Меня неприятно удивило беспардонное поведение своего товарища. Нельзя унижать человека вообще, а перед женщинами — особенно. Он всегда был, как я считал, адекватным. Сейчас я отказывался верить своим глазам и ушам. Его словно бы подменили.

Пётр, как и я, грести не умел. Когда он опускал вёсла в воду, он обрызгивал нас с Сергеем. Я сделал ему замечание.

— Если не нравится, можешь выйти, — ответил он.

Незаметно мы оказались на середине озера, через которое текла река. Озеро было вытянутое, как кишка, и напоминало широкое русло. Подул освежающий приятный ветерок, разогнав ненавистных комаров и мошек. Солнце уже село, но по-прежнему было светло. Тишину нарушали скрип уключин и эпизодический нервный смех Светы.

Пётр, опуская вёсла в воду, по-прежнему поднимал брызги. Вода замочила мои рукава и брюки. Я с трудом сдерживал себя, чтобы не сделать ему замечание. Если я сделаю ему замечание, он подумает, что я демонстративно унижаю его перед женщинами. Казалось бы, и Сергей, окатываемый брызгами, тоже должен был возмутиться, но он только морщился.

— Ты можешь потише? — не выдержал я, когда он в очередной раз богато окатил меня, замочив рубашку и брюки. — Я уже весь мокрый.

— Выходи, коли не нравится.

— Я тебе серьёзно говорю! Давай потише. Всё равно до Оки не догребёшь.

— А мы, разве, в сторону Оки плывём? — усомнилась Наташа.

— Если этого посадить на вёсла, — Пётр пренебрежительно указал на меня, — он нас до Волги довезёт!

Река Серёжа, по которой мы катались на лодке, была притоком Тёши. Тёша — Оки. Ну, а Ока впадала в Волгу.

— Может, вернёмся назад? — предложила Тоня.

— Назад так назад, — согласился Пётр и развернул лодку.

Теперь лодка шла значительно тяжелее.

— Видимо, против течения, — догадалась Света.

Все согласились с ней.

— Ладно, уступаю, — сдался Пётр.

Я старался грести аккуратно, без брызг, налегал изо всей силы, до треска в спине. А лодка по-прежнему не получала достаточного ускорения. Не шла быстро и хоть ты умри. Я не умел грести. Но мне всё равно казалось, что виноваты вёсла. Это якобы дубовые вёсла не слушаются рук!

— И-и раз! — азартно считали девчонки. — И-и раз!

Я увидел, что нас быстро догоняет лодка с единственным человеком. Он сидел на корме, загребая по очереди с левого и правого бортов. Этим человеком оказался сухощавый старик в ветровке. Поравнявшись с нами, он победно засмеялся и рифмовано сказал:

— Мальчишки, мальчишки, снимите штанишки, — наденьте юбчонки и будьте девчонками!

Он оторвался от нас, как на моторе. Мы только его и видели. Его лодка была легче и уже нашей. Он был один, а нас-то — шестеро.

Пётр опять решил грести.

— Подвинься-ка, — сказал он. — А то приплывём завтра утром.

Лодка сразу начала сбиваться с прямого курса, постоянно заворачивая в мою сторону. Пока я выравнивал ход, Пётр отдыхал.

— Греби, греби, — говорил он. — Спишь, что ли?

Работая без перерыва, я начал задыхаться.

— Ты устал? — притворно удивился Пётр. — Уступи место Сергею!

Кровь бросилась мне в голову. Я понял, в чём дело! Теперь лодка стала заворачивать в сторону Петра. Теперь уже я отдыхал.

— Греби, греби, — говорил я.

Стараясь не уступить друг другу, мы гребли отчаянно. Пётр вымотался раньше. Лодка опять завернула в его сторону.

— Не отставай! — злорадствовал я.

Выравнивая лодку, Пётр вспылил:

— Конечно! Ты что в мою сторону наяриваешь? Не видишь, что ли? Ну, ты и делец!

— А ты не наяривал?!

— Ладно вам, ребята, — примирительно сказала Наташе. — Не ссорьтесь.

Мы причалили к лодочной станции. Сюда же причалил и старик, обогнавший нас. Его уже не было. По всей видимости, он был постоянным работником лагеря и, наверное, в отличие от нас ездил по делу. Например, проверял рыбацкую сетку — тихонечко браконьерил: ловить нерестовую рыбу запрещено.

Я беззаботно вышел на берег вслед за Сергеем. Пётр оказался предусмотрительней: помог девушкам выйти из лодки. Я ругал себя, что мне не пришла в голову эта логичная простая мысль. А когда он подал руку Тоне, мне захотелось провалиться сквозь землю с досады!

В домике вместо того чтобы сесть рядом с Тоней, я сел на дальний конец кровати. Рядом с ней сел Пётр. Мы попили чаю с домашним черничным вареньем и пошли гулять. Сергей и Наташа остались в домике.

Темнело стремительно, — буквально на глазах. Горизонт, где село солнце, окрасился в приглушённый зеленоватый цвет. Появились звёзды. На лагерь опустилась ночь. Свет фонарей аллеи казался продирающимся через густую листву и хвою деревьев.

В лагере все уже спали. Мы бродили по освещённым аллеям, кормили комаров. И ни о чём не говорили. Наконец забрели к реке, на облагороженную набережную, центром которой был высокий навес, напоминающий купол парашюта, собранный из металлических шестиугольников. Вошли в этот купол. Лёгкий звук здесь рождал сильное эхо.

— Какая акустика! — удивился я.

— Это наши ребята сделали, — не без гордости сказала Тоня. — Достаточно магнитофона. Усилитель и колонки не нужны. Эффект потрясающий.

От реки тянуло сыростью. Всплескивала рыба. Стемнело окончательно: проступили самые мелкие звёзды.

Пётр всё чаще зевал и был мрачен.

— Четыре часа прошлой ночь спал, — сказал он. — Я тут курить брошу.

Я никак не мог придумать тему разговора с Тоней. Мои мозги словно бы отключились. А тем было много. Ничего не нужно было придумывать. Работа, дом, лагерь, учёба, увлечение. Следствием формальных дежурных вопросов могли стать неожиданные подробности, которые сделали бы нашу беседу интересной, весёлой, душевной. Но я молчал, как будто разучился говорить.

— Ну, ладно, ребята, нам пора, — сказала Тоня.

— Вы уже уходите? — притворно удивился Пётр.

— Да.

— Спокойной ночи!

Мы направились в свой домик.

— Что же ты растерялся? — говорил Пётр, зевая. — Я жду, когда он начнёт. А ты никак не начинаешь. От этой толстушки я бы всегда избавился. Сказал бы, что спать хочу и ушёл бы. Знаешь, какого они о нас мнения? Два болвана! Вот какого. Мне-то, конечно, всё равно. Я сейчас спать завалюсь. Я вот уверен, что они уже смеются над нами. Два городских парня. А вели себя, как увальни деревенские. Что же ты не начинал-то? Ты же говорил, что она тебе нравится.

На завтраке Тони не было. Во всяком случае, я не видел её.

На разводе на работу давешний дяденька сообщил нам, что мы будем носить бордюрные камни. Сергей попросился в столовую, не в силах перенести скорое расставание с Наташей. Сегодня после обеда мы возвращались в город. Мы таскали тяжёлые камни в носилках, с каждым разом относя их всё дальше и дальше, раскладывая их вдоль дорожки аллеи с обеих сторон. Мы старались: чем быстрее управимся с работой, тем больше у нас будет времени позагорать на пляже. Когда осталось перенести всего несколько камней, к нам подошёл дяденька и дал ещё одно задание: сжечь строительный мусор.

— Что же это получается? — возмутился Пётр. — Прямо губите любовь к труду. Разве так можно?

— Надо сделать, ребята, — сказал дяденька.

Работа оказалась плёвая. Строительный мусор был уже собран в кучу. Нужно было его только поджечь и последить за костром.

На обеде я опять не увидел Тоню. Сергей наливал компот в стаканы черпаком из большой кастрюли. Он был в белом фартуке и поварском белом колпаке.

Я пошёл из зала столовой на улицу, но обернулся, как будто кто-то позвал меня, и увидел её. Нас разделял зал, заполненный столами. Она стояла у раздаточного окна и смотрела на меня открыто и прямо, как будто давала понять, что хочет продолжить общаться. Кто-то позвал её из кухни. А я, как невольник, пошёл в свой домик: мне не хотелось уходить. Чем дальше я уходил, тем больше мне казалось, что я совершил непростительную ошибку.

Настал час отъезда. Из репродуктора раздался нервный голос завхоза, потребовавшего быстрее сдавать постельное бельё. Похоже, сдали не все. Он назвал нас «товарищами комсомольцами». Мы пошли к воротам лагеря, где стояла машина. Густые кроны деревьев приятно затеняли дорожку от палящего солнца.

— Петь, можно тебя? — его окликнула Оля.

— Ну?

— У тебя будет закурить?

— Последняя, — он стряхнул пепел с сигареты и вдруг засмеялся: — Чабок. Хочешь, оставлю?

Пришёл шофёр. Мы залезли в кузов. Расселись по лавкам. Последним прибежал Сергей. Машина уже тронулась. Я подал ему руку.

«Не узнал даже, где работает, — я ругал себя, — ни телефона, ничего. Неужели было трудно спросить номер телефона?! — Я невольно посмотрел на Сергея, сидевшего на лавке напротив меня. — Через него можно узнать. Он работает вместе с Наташей. Она должна знать».