Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Сергей Чугунов

Избранные поэтические произведения: стихотворения, циклы и поэмы, написанные за долгую творческую жизнь автора. Гражданская, любовная и религиозная лирика, ироничные стихи, пародии и шутки, стихотворные миниатюры и крупные формы подвластны неторопливому перу автора.

Предрасставанїе

(стихотворенїѧ 1986 года)

Памѧти мати

В детстве я маму расспрашивал:

— Скажи… а смерть — это самое страшное?

— Нет! — отвечала она…

— Почему?

— Подрасти…

Я долго ответ её странный вынашивал,

рос и смеялся, взрослел и грустил…

И только недавно я понял, что самое страшное —

когда умирают другие,

а ты их не можешь спасти…

январь 1986

Мнѣ двадцать три!

Мне двадцать три — немного и немало.

Мне двадцать три — невнятный взмах руки.

— Ты повзрослел… — мне проронила мама. —

Ты изменился, стал совсем другим.

Так и со мной — об этом вспомнить страшно;

увы, мне выпало такое не одной…

Была девчонкой — радостною и страстной,

а стала женщиной — печальной и больной.

Война!

Одним движеньем отчеркнула детство

чертою непреступного огня…

— Я постарею, мама?

— Никуда не деться….

Но легче, да и медленней меня.

— Так что же, потускнеют мира краски?

Устанет жизнь играться в цирк?

— Ты просто перестанешь верить в сказки —

у сказок всех счастливые концы…

— Мне двадцать три… Ещё или уже?

— Не торопись, и время не кори!

Но взмах руки — вполне понятый жест,

как всё же это трудно — двадцать три!

11—12 апреля 1986

Ратоборство не кончаетсѧ

Пєрваѧ версїѧ

И всего только шаг —

это часто бывает

и с каждым….

Не везёт…

Ну, никак!

Да дело не в этом даже…

Жить!

Жить, по-глупому, хочется…

Но если не я —

то погибнут десятки других!

Как же можно

так запросто бросить всё?

И шагнуть в объятья свинцовой пурги…

Сыплет сверху,

то ли снег,

то ли крупа —

светится!

Ты не верь —

то не смерть!

Я пропал

без вести…

18 марта 1986

Втораѧ версїѧ

Пулемёт

плюётся расплавленными комочками свинца;

взвод лежит:

то ли в грязи, то ли в дерьме…

«Вперёд!» —

поминая то ли матушку, то ли отца,

вот, грозит

лейтенант мне.

Жить, просто жить,

безумно хочется,

но если не я — сотни невинных, других…

Надо спешить,

жизнь скоро кончится

в жарких объятьях свинцовой пурги.

Сыпет сверху,

то ли снег,

то ли крупа,

светится…

Слышь, не верь,

то не смерть,

я пропал…

БЕЗ ВЕСТИ!

16 ноября 2014

Боже, какъ скоро

Боже, как скоро,

как, всё-таки скоро —

(бесспорно?!)

стало минувшим

влекущее

наше грядущее…

Как быстро завяли, засохли

розы, недавно цветущие…

…и запахи стёрлись,

и краски поблёкли…

Мыслил когда-то и верил:

вот-вот подрасту,

(идиот)

повзрослею…

Горы сверну…

О-го-го!

Какие итоги?

Штандарт на флагштоке

полощется гордо

и высоко?!

Да нет ничего…

Закат на востоке —

что с того?

(шутовство)

Подрос —

не вопрос!

Повзрослел?

Я шалею,

а, может быть, даже жалею…

Ну, вырос и вырос…

И что же?

Циклопище с этакой

взрослой

и глупою рожей…

небритый малец,

зрелый шкет,

здоровенный дурак…

(мрак!)

Что проку, что руки стали покрепче?

Что толку, что мысли стали зубастее?

(интрижка?!)

Ведь, в целом всё тот же

мечтатель-мальчишка?

Да даже не тот — безопаснее!

Жизнь обломала? Иль сам обломался?

Как-то махнул на все планы рукой…

(пора на покой)

Боже, как скоро

(тронуться впору)

сгущаются сумерки за обмелевшей рекой…

<октябрь 1986, март 2020>

Самосудъ

Довольно!

Нет боле:

ни боли,

ни страха…

Внемлите!

Я исповедуюсь перед всеми:

Я — негодяй, по коему плачется плаха;

Я — убийца, умерщвляющий Время.

Сколь угробил невинных я дней,

сколько часов уморил в одночасье…

Презрите меня — я не стану несчастней.

Казните меня — мне не станет больней.

Виноваты другие… Но более сам.

Не к чему головою о стенку биться.

Повесьте меня на самых высоких часах,

на позор таким же времяубийцам.

12—13 ноября 1986

Автобїографичное

Я родился лысым, беспомощным,

воплощений вчерашних не помнящим.

Музыкально ревел, заразительно —

и прозвали меня Композитором.

Не кричал-вопил, как бездарные,

а сопел и пел только арии…

Пел одно и то ж цельный год на бис, а

«Лебединое озеро» под себя напúсал.

Мчались годы, будто стёганы плёточкой.

Стали кликать-звать меня лётчиком.

О заборы рвал штаны-курточки —

знаменитым стал, точно Уточкин.

Я летел к друзьям — ветру не догнать,

еле полз домой тропкой тыльною…

У ворот ждала хлебом-солью мать,

награждал отец подзатыльником.

Я до школы путь быстро вымерял,

нас учитель звал лишь по имени,

Но пришёл конец той идиллии —

стали звать-ругать по фамилии.

Я не сиживал над учебником,

было мне легко, просто, весело.

Звали все меня, да не как-нибудь,

академиком иль профессором.

Но прошлым прошла пора школьная.

То, что было вчера — вспомнить больно, но.

Не по мне реветь, шмыгать носом.

И — хотел иль нет — стал я взрослым.

Предо мной лежит жизнь прекрасная,

обзовут, когда, — не опасно, я

всё легко снесу с громким смехом.

Называйте лишь человеком!

30 ноября 1986

Почти по-Толстомɣ, кторый Левъ Николаевичъ

ОН вдоль поезда шёл.

ОНА вдоль поезда шла.

И всё вроде бы хорошо,

да только судьба зла —

не повстречались!

Хотя очень старались,

навстречу друг другу бежали,

но только по разные стороны поезда.

А когда поняли-осознали —

ПОЗДНО!

Поезд ушёл!

Поезд ушёл —

ОН её не нашёл.

его не нашла ОНА…

И об этом грустила в купе у окна…

Любимая!

Я спешу навстречу.

Любимая,

а, вдруг, я тебя не встречу?

Мне почему-то боязно,

что мы по разные стороны поезда…

<1986>

Непогодица-безвременїе

В такую погоду собаку

хозяин в тепле бережёт…

А ты? то ль со смехом,

а то ли со страхом —

тебя даже чёрт не поймёт…

Ветру разбойному,

снегу бандитскому

выгнала на поругание…

В грубых объятьях тебя я не тискал,

несбыточных не давал обещаний.

Если обидел когда — то каюсь,

ведь не по злобе,

в порыве беспечном…

Гонишь?

Ну что ж…

Я пойду — повенчаюсь

с тёмною Ноченькой — девицей вечной.

Видно собаки я плохенькой хуже —

нету пристанища для души…

Но такой я тебе всё же нужен,

ТЫ же за мною по пятам побежишь!

<1986>

Въ поезде…

Мне ни весело, ни грустно;

еду в душной полутьме.

Мне в купе набитом пусто,

мне в вагоне, как в тюрьме.

Но я сам надел оковы…

На кого теперь пенять?

Уж такой я бестолковый —

силюсь этот мир понять.

На решённую задачу

глупо трачу жизнь свою…

Больно мне — другие плачут,

все молчат — а я пою.

Но вагон для песен

тесен;

крепко заперты умы…

Осторожный, но беспечный,

еду молча… —

узник вечный

кратковременной тюрьмы.

5—6 декабря 1986

Далекимъ далече

Коль заявят тебе: «Пал в смертельном бою!»

Скажут: «В землю зарыт…» —

не спеши огорчаться…

Не печалься — я жив! Я в далёком краю,

далеким далеко — нелегко докричаться!

Ты присядешь к окошку — я снегом паду.

У печурки замрёшь — и раздую я в топке огни.

Спать приляжешь — я здесь, сном занятным приду.

И пребудешь всю ночь ты со мною одним.

Все уходят!

Кто раньше, кто чуточку позже…

Остаётся от них

утешенье

иль вечная боль!

Только я не уйду — ты мне в этом поможешь,

пока ты не ушла, я незримо пребуду с тобой.

Днём от глаз любопытных в листах затаюсь,

по ночам буду слабой звездой загораться…

Только верь, что я жив, я в далёком краю,

Далеким далеко — невозможно добраться!

12—13 декабря 1986

«Шоколадный» животъ

Ну что ты, милая, слезу утри —

ни нам одним приходится несладко,

на то и жизнь — она не шоколадка,

обёртка та же, но, а что внутри —

не раскусить, пока не развернёшь…

Мы развернули только с краю

и ужаснулись: «Вот она какая!»

Её руками голыми не трожь!

Увы, совсем непобедимо зло,

сорить словами глупое занятье,

врагам не станет горше от заклятий,

друзья помогут безо всяких слов…

Не надо, милая, немного помолчи,

ни нам одним приходится несладко

на то и жизнь — она не шоколадка,

сладка в начале, а потом горчит!

28 декабря 1986