Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Сергей Чугунов

Избранные поэтические произведения: стихотворения, циклы и поэмы, написанные за долгую творческую жизнь автора. Гражданская, любовная и религиозная лирика, ироничные стихи, пародии и шутки, стихотворные миниатюры и крупные формы подвластны неторопливому перу автора.

Годъ Змеи

(стихотворенїѧ 1989 года)

Надуманное пррачество

Я вновь заскучал, занемог одиночеством…

Открылись вчерашние раны мои.

Как хочется верить в надуманное пророчество,

что счастье своё обрету в год Змеи.

Как жалит змея, что пригрел на груди,

и яд тишины не несёт облегченья.

Как хочется верить в моё исцеление…

Год начался! —

Кто меня ждёт впереди?!

4—5 января 1989

Аще и ты

Если и ты…

…то ты станешь последней страницей

недописанной книги чудесной любви….

Если и ты…

…жизнь стремительной птицей

упорхнёт в облака…

…и зови, не зови…

Если и ты…

…то кому теперь верить?

А не верить нельзя, ведь безверие — грех…

Если и ты…

…кто откроет последние двери,

за которыми радость и солнечный смех?

Если и ты…

…мне не скажешь простое «Люблю» —

то, какого же чёрта тебе эту песню пою?!

27 января 1989

Песенка о лѣтѣ

(Светкина песнѧ)

Мне беспечная зима —

будто вечная тюрьма.

Я дрожу от холода,

я схожу с ума…

Говорит мне Света:

— Скоро будет лето,

погоди немножко,

мой дурачок Серёжка!

Мне и жизнь недорога,

печь не греет ни фига…

А на чистый, снег искристый

я гляжу, как на врага!

Но упрямо Света

мне бубнит про лето…

— Скоро будет жарко!

Ей меня не жалко.

Вот уже прошёл апрель,

да не кончилась метель.

Мне весёлый месяц август

стелет снежную постель…

— Ну и что?! — мне Света.

— Задержалось Лето.

Милый, ради бога,

потерпи немного…

Я прождал немало дней,

с каждым днём все холодней.

Понял я, что холодно

не от стужи мне…

— Подари мне, Света,

хоть часочек лета,

я озяб немножко —

твой дурачок Серёжка!

январь 1989

Фїалъ

Из слёз и разбитого счастья,

не веря в свой труд кропотливый,

по капелькам, по крупинкам

я дивную чашу сложил.

Наполнил её недозрелым вином

и дале не знаю, как быть:

испить эту чашу до самого дна

иль грохнуть о каменный пол?

Я вновь опьянел от надежды;

О! хрупкое сердце моё,

в какие ты руки стремишься?

Опомнись! А вдруг это враг?!

январь 1989

Спи, моѧ радость

Спи спокойно — тревожить не буду

без того беспокойный твой сон…

Спи, родная, а потоскую,

потому что никак не забуду,

что давно разлюбил я другую —

а сегодня я снова влюблён!

Спи спокойно — я больше не буду,

так вздыхать, хотя сердце болит…

Спи, и тоже глаза я закрою;

спи, и, может быть, даже забуду;

что давно я был ранен другою —

а сегодня тобою убит!

31 января-1 февраля 1989

Тщетство

Напрасно пробую заснуть,

вот и ко мне пришла некстати

неутихающая грусть —

скорбь по любви, что я утратил…

Напрасно пробую забыть,

и оправдать себя пытаюсь.

Забытый всеми следопыт

в людской пустыне подвизаюсь.

А ты — любви моей предлог —

зачем-то строишь планы мести…

Как хорошо, что я — не Бог,

что скорбь пройдёт со мною вместе!

9 февраля 1989

Кранїево мѣсто

(пѣсн приговоренного къ жизни)

Люди строят дома, чтобы жить;

корабли, чтобы по морю плыть;

бани рубят, чтоб кости попарить;

казематы, чтоб пыл охладить…

Но, а я тунеядец и мот:

строю, строю себе эшафот,

строю, строю, а ради чего?

Чтоб однажды взойти на него.

Люди к небу возводят глаза,

осеняют крестом образа,

унывают, когда не расслышат

их молитвы-мольбы небеса.

А я занят, я зря не грущу,

к эшафоту я плаху тащу…

И на плахе, когда не скажу,

буйну голову молча сложу.

Люди, в общем, недурно живут:

маршируют да гимны поют;

восхваляют вождей да пророков,

по чей милости слёзы лиют.

Не пытаясь ввязаться в игру,

я осанну пою топору,

что однажды в горячке хмельной

пропоёт над моей головой.

Люди верят призывам пустым,

но при случае, раз, и в кусты.

Дурака или даже подонка

нарекают из страха святым.

Я ж в кустах не дрожу по ночам,

выше Бога я чту палача,

он меня никому не продаст,

просто смерти позорной предаст.

12—15 февраля 1989

Говорливаѧ Зима

Говорливая Зима

довела,

свела

с ума,

завлекла да бросила…

Посулила мне любовь,

остудила в жилах кровь,

сердце приморозила…

Я чуть было не замёрз,

да, спасибочки, Мороз

надо мною сжалился…

Вспомнил, знать, мужскую честь,

всё ж мужик, какой ни есть —

малость поубавился…

Что содеялось с Зимой?

Потеплела и самой

быть по нраву нежною…

Ночь настала, и Метель

постелила нам постель

пуховỳю, снежную…

Холодна Зима, как Смерть,

приласкать хотел, согреть,

но жена коварная —

позабавиться не прочь…

Стала брачная мне ночь —

ноченькою бранною!

Я был ранен, и смертельно;

не помог мне крест нательный;

подступала Тишина;

убаюкивала Вечность…

Вдруг, в наряде подвенечном

подошла ко мне Весна!

19—22 февраля 1989

Дверь

В этот вечер такой бестолковый

и такой бесприютный, как жизнь,

постучись в мою дверь, воплотись —

я специально её не закрою…

И не бойся меня — я тебя не обижу,

твой случайный приход я предвижу…

Но никто не стучит и не ломится.

Эта дверь никогда не откроется!

Никогда ты в мой дом не войдёшь…

Ты — моё ожиданье и ложь!

Да, я знаю, конечно, я знаю

и нарочно затеял игру;

я в надежду чуть-чуть поиграю…

Но, а дверь…

я, конечно, запру!

<февраль 1989>

Два выстрела

Kaufering

(первый выстрелъ)

Мне зябко и страшно сегодня,

хотя ни мерзлив я, ни стар…

но баварские ветры поют поминальную песнь…

И уже…

Нет меня,

только боль —

она hundert Stockwerke;

она в сто этажей

чёрной кровью и потом пропахших

не струганных konzentrationslager нар…

Я забыл свой vorname,

забыл,

кем я был,

что я — есть человек…

Мне остались: gefangenennummer,

злой окрик

да выстрел в висок.

Aufseher смеётся…

Удар!

И я харкаю кровью на снег,

и дрожу, я — не трус, но мне мерзко…

но zum Teufel — на взводе курок…

Дай минуту, der Henker,

дай последними мыслями

я соберусь…

Там за тысячи вёрст

бьётся сердце моё

с женским именем Русь…

Там мой Sohn,

он придёт отомстить за меня,

so wissen,

так и знай…

Ты от крови моей не отмоешь

bestienpfoten…

Стреляй!

Севвостлаг

(втрай выстрелъ)

Мне зябко и страшно сегодня,

как будто бессрочно я стар…

но колымские ветры поют поминальную песнь…

И уже…

Нет меня,

только боль —

она в сто падежей;

она в сто этажей

чёрной кровью и потом пропахших,

не струганных лагерных нар…

Я забыл своё имя,

забыл,

кем я был,

что я — есть человек…

Мне остались: порядковый номер,

злой окрик

да выстрел в висок.

Вертухай всё регочет…

Удар!

И я харкаю юшкой на снег,

и дрожу, словно скес, мне так мерзко…

что пóнту — на взводе курок…

Дай минуту, пупкарь,

дай последними мыслями

я соберусь…

Там за тысячи вёрст

бьётся сердце моё

с женским именем Русь…

Батя там,

он придёт отомстить за меня,

вертухай,

так и знай…

Ты от крови моей не отмоешь

звериные лапы…

Стреляй!

Испаль

Два выстрела грянули

в чёрной январской ночи роковой

Два метких стрелка били в сердце…

Один был врагом!

А вот кем был другой!?

4—6 апреля 1989

Наталїи

Кто ты? Ангел? Нет, скорей,

дьявол… Как мне быть?

Я, увы, не князь Андрей,

чтоб, как он, тебя любить…

В наш во лжи погрязший век

благородство не в цене…

Ты — не дьявол — человек,

да не легче мне.

Облетел мой чудный сад,

блекнет листьев медь…

Я — совсем не Александр,

чтоб тебя, как он воспеть…

Я чертовски огрубел,

второпях да набегу…

Я быть может и запел,

да сфальшивить не могу.

Оживи погибший сад,

душу обогрей.

Ни Андрей, ни Александр —

я прошу — Сергей!

12 апреля 1989

Годъ Змеи

Нагадала мне цыганка,

что в коварный Год Змеи,

майским утром, спозаранку,

ты войдёшь в мечты мои.

А в июле предо мною

ты предстанешь наяву.

И пойму я, что живу

лишь тобой одною…

Вспыхнет ягодой рябина —

ты в мой бедный дом войдёшь,

назову тебя любимой,

ты любимым назовёшь…

Но страшусь я предсказанья,

полюбить ни в праве вновь,

не отбывши наказанья

за вчерашнюю любовь…

Суждено ли мне с рябиною

на ветру пылать?

Уготовано ль любимою

мне тебя назвать?

Мне себя винить не стоит —

я ни в чём не виноват…

Только кто ж тогда построил

отчужденья каземат?

Я хотя не под замком, но

только горечь-боль в груди…

Слушай, плюнь на все законы —

и меня освободи.

Станет сладкою рябина

от мороза иль любви.

Назови меня любимым,

коль полюбишь — назови!

Может недопонимая,

назови, прошу, хоть раз…

Не в июле, и не в мае,

и не осенью — сейчас!

18 апреля 1989

Парастасъ

Завтра Пятница,

солнце пятится…

А на западе,

будто в западне

зорька вешняя —

баба грешная,

алой кровушкой обливается…

Поздно каяться,

сердце мается,

сердце набекрень,

а в душе сумятица,

на пороге Пятница —

Судный, трудный день!

Вот и Пятница…

Это значиться —

на восток гляжу,

за зарей слежу,

глаз не отвожу…

Зорька ранняя,

затуманена,

смехом ранена,

оболванена…

…обалденная,

чуть надменная

на горе стоит, ухмыляется…

Всё измениться?

Мне не вериться,

да и верить-то,

если честно, то

лень!

Что с того, что Пятница?

Пятница как пятница —

просто пятый день!

4—5 мая 1989

Художникъ

Написал я твой чудный портрет,

взяв ярчайшие краски у мая.

Был не холст — голубой небосвод —

на моём неказистом мольберте.

На божественном лике твоём

разглядел я улыбку-загадку

и в твоих беззащитных глазах

удивленья зажёг огонёк.

Ослеплённый, я кисть обмакнул,

по ошибке, в кромешную темень,

и теперь на холсте моём ночь:

не тебя, никого, ничего…

Я зубами готов перегрызть

себе жилы — пусть алою кровью

на мольберте забьётся рассвет,

новый день мне подарит тебя…

16 мая 1989

Шега (шутка)

Пригласила ты на чай,

намекнула невзначай:

мол, сердечко под замком,

чтоб замочек отворить —

не мешало б прихватить

мне заварку с сахарком…

И хотя с тобой я робок,

в жизни смел… И чая для

истоптал пар пять кроссовок

и загнал два «Жигуля».

И добыл?

Добыл…

И что же?

Вот награда за труды!

Прилетел к тебе, но боже…

В кране не было воды!

21 мая 1989

Возлюбленїе — сица Разумъ, Сръдьце або Плоть?

Полюбил умом я…

Думал — не обманет,

думал страсть хмельная

ум не одурманит.

Но в мои расчёты вкралась опечатка —

я опять один как перст…

Душно мне и зябко!

Полюбил я сердцем…

Думал — не обидит —

да слепое сердце

ни черта не видит.

В запертые двери сослепу я бился —

но никто не óтпер и не прослезился!

Полюбил я телом…

Жилами да кровью.

Что зовётся блудом —

я нарёк любовью.

Поздно теперь плакать, клясть себя да охать —

не любовь то вовсе, и не страсть, а похоть!

Всё теперь иначе…

Некуда мне деться.

Я тебя ни телом, ни умом, ни сердцем…

(как? совсем не знаю…)

Знаю, что люблю!

(чудный, сладкий, чуткий сон)

Да только я — не сплю!

<май-июнь 1989>

У Алтарѧ

И я взошёл к священному огню;

я к алтарю вознёс свою свободу;

но ты — царица всех земных цариц —

красивым жестом отклонила жертву.

На землю возвратился я в тоске…

«Непониманье или нежеланье —

что значил тот необратимый жест?» —

я вопрошал непрошеную душу.

Ни тени откровенья не найдя,

я осознал всю горечь нетерпенья…

Ну что с того мне, что с заоблачных вершин

ты снизойдёшь в мой мир: смешной и робкий?

Костру желаний дал я воспылать,

но хватит ли тепла тебя согреть?

<июнь 1989>

Три круга обраны Змеи

Три круга обороны у Змеи…

Ты — не змея, но всё же, милый друг,

коль я проник в твой третий круг,

ужаль меня, ужаль и не жалей!

Иллюзией вадливой не мани,

я вижу: ты в могутном напряженье…

Одно моё неловкое движенье —

ты атакуешь… Так ужаль скорей!

Изжалив, ты не бойся — не убьёшь!

Уж лучше яд, чем приторная ложь…

Три круга обороны…

Ты прости,

ты — не змея, но всё же, милый друг,

коль я проник в твой третий круг,

ужаль меня….

Иль к сердцу допусти!

27 — 28 июня 1989

Предчувствїе

Я предвижу твой каждый шаг,

я предслышу твой каждый вздох,

ты — мой самый уступчивый враг,

ты — мой самый изменчивый бог.

Я предчувствую прошлую боль,

я предпомню твой будущий смех,

ты — мой самый ответственный бой,

ты — мой самый бесплодный успех.

Жаль, но мне не дано предузнать,

чем закончится наша борьба.

Я готов, я стремлюсь проиграть…

Предлюблю,

предненавижу тебя!

8 июля 1989

мЕчто

в летний вечер когда от себя уже некуда деться

всюду я с дикой парой удушливо-ласковых рук

я расслышал в разверстой груди постороннего сердца

еле слышный рассерженный и умоляющий стук

лёгкий шёпот шагов известил о Твоём приближенье

распахнулася тьма… и ударила яростно в грудь

непрожитого чувства пьянящая боль пробужденья

одинокости нашей людской обнажённая суть…

ничего и не ждал я привыкший к тиши одиночки

безысходность разлуки поглубже в себе затая

неожиданно Ты убежав от постыдной отсрочки

испугавшись себя удивлённо шепнула ТВОЯ

и слилися в одно два моих озабоченных сердца

стала рана больней да остывшая кровь горячей

в летний вечер когда от себя было некуда деться

я придумал тебя Ты поверила в жизнь но зачем?

24 августа 1989

Рука и Сърдьце, або Глава и Плеште

Когда бы не был я,

ни столько робок, сколько одинок…

Когда б была она —

кому я мог излить свои признанья…

Презрев каноны все,

и тем смертельно согрешив,

избраннице ни руку и ни трепетное сердце —

я предложил бы голову и твёрдое плечо…

Что может дать рука?

Ласкать да бить её удел!

А трепетное сердце?

От счастья биться,

словно льдинка таять

в моей груди…

…да в скорбный час болеть?

Мир слишком зол!

Ласкать да таять;

бить да в муках биться —

но это ль нужно рассудительной душе?!

Плечом от стрел-невзгод

укрыться можно как щитом;

и в трудный миг

лишь на плечо

и можно опереться;

а в ночь любви так сладко

спиться

на плече родном…

А голова?

Развеселит

на празднестве весеннем;

в час скорби словом

искренним

утешит и взбодрит…

Когда бы не был я,

ни столько робок, сколько одинок…

Когда б была она —

кому я мог излить свои признанья…

Презрев каноны все,

и тем смертельно согрешив,

избраннице ни руку и ни трепетное сердце —

я предложил бы голову и твёрдое плечо…

26 августа 1989

Враки-страхи

Задует ночь зари вечерней свечку;

туман приглушит шёпот ручейка;

и, чуть дыша, ты выйдешь на крылечко

и будешь ждать, как будто не меня…

Но я смогу, я подойду к крылечку.

Ты улыбнёшься: «Ты осмелился прийти?»

«Да, — я скажу, — вот мается сердечко,

болит, тоскует, да не по тебе…»

Туманны мысли, злы и лживы речи…

Глаза не лгут, но ночь лишила глаз!

«Не верь! — я лишь тебя ждала весь вечер…»

«Не верь! — болит сердечко за тебя…»

29—30 августа 1989

Стандартъ споспѣшницы

Для выбора жены измыслил я стандарт,

в нём три критерия:

— какой-нибудь талант;

— душа добрейшая;

— спортивная фигура…

Когда же нет хотя бы одного —

то для меня избранница: иль дура;

или не значит ровным счётом ничего…

Знать, никогда я не скажу ей слов «люблю»

и «навсегда»…

Да вот беда!

(не знаю, чья вина)

Но под стандарт мой не подходит ни одна,

но, а троих я вряд ли прокормлю…

30 августа 1989

Боголишивое расчетенїе

Который день, который год…

вчера, сегодня, завтра тоже:

никто,

ничто меня,

как время,

не тревожит;

года считаю — глупый пересчёт:

навряд ли три десятка наберётся,

но каждый с кровью мне даётся;

один за два идёт в зачёт…

30 августа, 2 декабря 1989

Потворство

(колдовство)

Тебе вчера звонил, да помешал,

ты что-то, там, на кухне колдовала,

а я ввязался и совсем некстати…

Я в трубку перепугано дышал

и лепетал, коверкая слова,

что кругом колдовская голова

пошла…

…и позабылись все заклятья —

и колдовство, увы, не получилось…

В надежде набираю номер твой,

но телефон гудит, не отвечает…

Я не пойму, что это означает…

И диск кручу, кручу, кручу…

Зачем?

Ведь я опять, бесспорно, помешаю,

ни колдовству, чему-нибудь ещё…

в твоё веселье-…

…зелье

скуки подмешаю,

а может хуже — чем-то разозлю…

Быть может мне забыть твой номер?

Зачем мне быть всегда помехой?

Но заглушить ни в силах сердца стук,

я с детства страсть питаю к колдовству…

Колдуй, колдуй…

Я позже загляну —

испить я жажду колдовского зелья…

И коль не мил тебе — спокойно отрави —

уж лучше яд, чем скука да безделье!

1 сентября 1989

Почто?

(два въ одномъ)

Почто меня не научили видеть?

(О чём вы это? — Бога не гневите,

Бог — не Микишка — вдарит в чистом виде)

Ходить учили, говорить, молчать…

(Кто на уста в горячке наложил печать?

На кухоньке обижено под нос бурчать…)

Да по слогам читать слова простые…

(Подписывайтесь тут, граждáне понятые…

посля «казнить» не забывайте запятые)

Да буковки в тетрадке выводить…

(А не учили с мыслию блудить?

Ещё не ясно, кто кого «итить»)

Почто меня не научили думать?

(Лапшу стряхни, печеньки полно хрупать?

Что в голове? Мыслишек мелких суводь…)

Учили помнить, легче забывать…

(Так в строчку прётся рифма «…мать»…

Два действия «делить» да «отнимать»)

Учили жить, любить и ненавидеть…

(Нет похоти до времени обидеть…

И «чувственный» для «чел» плохой эпитет)

Учили петь, но чаще подпевать…

(Движения просты, распахнута кровать,

«иметь» совсем не в рифму с «флиртовать»)

Почто меня не научили делать?

(Природа видно обалдела,

Вам сил дала — не выдала надела…)

Учили строить, а потом ломать…

(Пожалуйтесь ещё на клушу-мать,

стремящуюся ваш запал сломать)

Боятся сильных, выезжать на слабых…

(О, сколь чудес в стране орлов двухглавых:

и мужики в развратных бабах,

и шаурма в пите, коты в люля-кебабах)

Да не пошло ученье, видно, впрок…

(Тут: или слишком сложный был урок,

иль слишком ложный был пророк)

Я вижу то, что видеть мне не должно…

(Не потому ли боги так безбожны,

не потому ль итоги так ничтожны?)

Я думаю всё то, что говорю…

(А всем правдивость по… по фонарю,

никто не скажет вам «благодарю»)

Я делаю, как мне диктует совесть…

(Ещё одна печальна повесть,

то ни поэзия, ни проза — просто помесь)

Знать потому и неучем слыву…

(И слёзы так и льются… Но к «реву»

одна лишь рифма есть, уймись поэт, «живу»)

14 сентября 1989,24 марта 2020,21 декабря 2021

Азъ могу?!

Я могу не дышать

минут пять;

трое суток не пить;

суток восемь не спать…

Я без солнца могу обойтись;

без лазурного моря;

без ясного неба…

Без ритмических строк проживу;

без сладкогласных мелодий;

без убивающей правды;

без потом пропахшего хлеба…

Я могу…

…если надо,

не плакать,

не думать,

не видеть,

не слышать…

…и даже не жить!

Но никто…

ни за что:

не приручит меня;

не научит меня:

по тебе не скучать…

без тебя не грустить…

…позабыть

о тебе…

…и тебя разлюбить!

24 сентября 1989

Убоетисѧ — Устыдитисѧ

Я боюсь стать железной повязкой

для твоих удивлённо распахнутых глаз…

Если ты улыбнёшься с холодной усмешкою —

станет пыткой любой мною прожитый час.

Я боюсь стать рубашкой смирительной

для твоих удивительно ласковых рук…

Если губы твои мне прошепчут проклятия —

боль очертит окрест очарованный круг.

Я боюсь стать тяжёлой обузою

для твоих хрупких, женственных плеч…

Если ты затаишь в своём сердце обиду —

обнажит Одиночество острозаточенный меч.

Может, зря я себя истязаю?

Может, страхи напрасны? —

Не знаю…

И тебе я не верю;

и себе я не верю…

Запираю все двери,

будто ты стремишься убежать,

будто дверью можно удержать…

Что я — гость и только,

не могу привыкнуть…

И что ты хозяйка,

и что можешь выгнать!

Свыкся я с изгнаньем…

Да не в этом дело,

что в изгнанье тяжко —

просто надоело…

Просто в этой жизни

хочется быть нужным!

Не гони!

Не надо!

За порогом стужа!

3—4 октября 1989

Теорїѧ безотносительности

Какое дело нам

до леденящих миллиардов

звёздных лет,

когда порой мгновенье всё решает?!

Какое дело нам

до расстояний,

измеряемых в парсеках,

когда порой решает малый шаг?!

И расстояние до дальних звёзд ничтожны,

когда стоишь пред роковой чертой…

И миллиарды лет истории мгновенны,

когда в груди последний угасает вздох…

9 октября 1989

Предложенїе

Быть может, наши цели не близки —

я не молю тебя о снисхождении;

я не сулю тебе ни смеха, ни тоски;

предлога не даю для унижения…

Я буду сам стирать свои носки,

утюжить пересохшие сорочки…

Как говориться спрос рождает предложение —

но в предложенье не хватает точки…

Простое предложение —

немногословно и немногострочно.

Закончи ты его, но сделай одолжение,

не упади до отрицанья…

Пусть лучше предложение венчает многоточье,

чем «Нет!» со знаком восклицанья…

10 октября 1989

Зимний мрачный вечеръ

Зимний мрачный вечер,

мерзкая погода…

Затеплю я свечи,

разложу колоду…

Что и ожидаю,

удивляться нечему,

как не погадаю —

выпадает встреча!

Радости немного,

счастье… А потом —

дальняя дорога

да казённый дом…

Всё, что было — было.

Всё, что будет — будет.

Праздники постылые

средь бездарных буден.

Я задую свечи

и из дома прочь,

в предвкушенье встречи

растревожу ночь…

Карты лгут… К тому же

сердце тоже лжёт.

За порогом стужа,

да и та не ждёт…

22 октября 1989

Конец ознакомительного фрагмента.