Сто дней после трезвости

Сергей Сухой

Эта книга – экзистенциальный instagram лирического героя, в котором он делает посты, описывая свои самые яркие сто дней после трезвости. Пытаясь вывести свою философию современной жизни, найти настоящую любовь и понять, что есть дружба. Книга содержит нецензурную брань.

Дизайнер обложки Сергей Сухой

Иллюстратор Сергей Сухой

© Сергей Сухой, 2022

© Сергей Сухой, дизайн обложки, 2022

© Сергей Сухой, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0051-6502-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из Москвы в Питер

«А мы вернёмся в Питер, где летом носят свитер. Давай вернёмся в Питер. Дождём залитый Питер».

Русский Размер

В обед решил забить на все болт, в приложение РЖД купил билет на «Сапсан» до Питера. Поезд отправлялся в 17:30. Написал Сабиру, что буду на Площади Восстания в 21:16 — именно в это время я буду на Московском вокзале.

Сабир написал, что он ещё будет на работе. Извинился, что не встретит меня, попросил подъехать к нему на арт-пространство «Полигон». Я решил не брать особо много шмоток, ведь я поехал в Петербург, грубо говоря, на сутки. Закинув сменную одежду и тёплый свитшот в рюкзак, двинул на Ленинградский вокзал.

По пути я решил зайти скушать фалафель перед дорогой. Подкрепившись, спустился в блядское московское метро, вышел на Комсомольской и отправился к «Сапсану». Поездка была веселой. Напротив меня села девушка, от которой сильно разило трехдневным запойным перегаром. Но это не самое страшное. Хуже было то, что ее телефон разговаривал с ней бухим женским голосом. Он говорил ей каждый раз, когда она его блокировала: «Эээээкраааннн выыыыклюююючеееннннн».

Периодически он начинал говорить: «Эээээкраааанннн заблокиировааааннн». Пытаясь его заткнуть, она периодически била ладонью по его экрану, отчего он, напротив, начинал озвучивать время: «Вооооссееемнадцаать чааасооов питнадцать минуууууттт». Вся эта оргия сатаны, сношение ее руки и телефона, вся эта безумная и беспощадная, давящая на психику, сводящая с ума ярость голосового помощника телефона из Поднебесной продолжалась весь путь от Москвы до Питера. Я ворочался в своём кресле, пытался уснуть. Проклятый голос продолжал говорить, что экран выключен…

Затем все стихло, моя соседка ушла в туалет вместе со своим телефоном, и вот наконец-то мне удалось уснуть.

Не знаю, сколько я спал, но снилось мне странное. Мне снилось, что я бегу по рельсам, а за мной на всей скорости несётся огромный китайский телефон-локомотив, который издаёт звук: «Ээээккккрраааннннн выыыыыкккллююююючееееннн». Телефон почти догнал меня! Он открыл свою огромную электронную пасть, в которой я мог разглядеть печатную плату, микропроцессоры шлейфы. Я чувствовал, как его холодное электронное дыхание обдаёт мне спину, казалось, ещё секунда, и телефон проглотит меня, издавая голосовое «ээээккккраааанннн заблооооокиииирооооовааааанннннн».

Я слышал громкий стук моего сердца, казалось, он исходил не из моей груди, а наполнял полностью все пространство вокруг. Он становился сильнее, громче заполнял все вокруг. Мне казалось, что ритм моего сердца заполнил всю Вселенную, казалось, он был вселенной, он был миром. Я проснулся и понял, что это не стук сердца, а стук ладонью по экрану мобильного.

Да, моя соседка вернулась. Придя в себя ото сна, я увидел лица женщины и парочки напротив меня. Они смотрели на происходящее недовольными взглядами. Когда же они переводили взгляд на меня, я видел, как в их зрачках читалось: «Мы тебе сочувствуем, представляем, как тебя тяжко». Но я уже привык к этому странному звуковому сопровождению. Но вдруг моей соседке начали звонить.

Это случилось!!! Она стала громко разговаривать по телефону… И скажу вам, услышав ее голос, я понял, что не только ее телефон был пьян вдребезги. Она сама была вдрабадан.

Она говорила слова, которые вылетали из ее горла, растягиваясь звонко, повисая в воздухе и скатываясь с него медленно, как сопля из носа четырехлетнего мальчишки олигофрена. Сопля из ее слов медленно, тягуче свисала, пока не касалась барабанных перепонок окружающих пассажиров.

Но вот за всем этим ужасом транспортировки человеческих туш из Москвы в Петербург я не заметил, как мы уже приближались к Питеру. Но вдруг всю мою кожу начали приятно колоть мелкие мурашки, взглянув в окно, я увидел, что мы уже въехали за КАД.

Ощущения были настолько приятными и родными, как будто я вернулся домой после долгой дороги.

И вот уже совсем скоро вышел на перрон Московского вокзала. Очень быстро я вышел на улицу. И двинулся к станции метро «Площадь Восстания».

Зайдя в метро, я открыл бумажник и понял, что где-то проебал свой «Подорожник». Нет, это не растение, и даже не альбом группы 25/17, это карта для проезда в питерском метро. Ругнувшись, я двинулся к окошку касс и купил себе новую карту, закинув на неё деньги. Спустился к платформе и двинул в сторону «Площади Ленина — Финляндский вокзал».

Вышел из метро. Прошёлся до набережной, старушка «Аврора» была на том же месте. «Жива ли ты, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!» — подумал я и двинул в сторону арсенала. Именно там находился «Полигон», арт-пространство, где работал Сабир.

Студия находилась в историческом здании Пушечного литейного двора. Пройдя сквозь проходную и старые ворота, я оказался на первом этаже здания.

Набрал Кате.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил ей я.

— Ты уже на проходной?

— Нет, я в здании на первом этаже.

— Сейчас я тебя встречу.

Катя сбежала по железной лестнице, мы обнялись.

— Сабир ещё на съемках, сейчас я тебя к нему проведу. Надо будет подождать, минут пять осталось.

И я пошёл за Катей по старой металлической лестнице на второй этаж здания. Сразу было видно, что это здание когда-то было цехом. Высокие потолки, швеллеры с закрепленными на них передвижными кранами, лебёдками. Квадратики окон — эти стёкла помнили ещё последних императоров России.

Конечно, не все из них. Многие из квадратиков погибли, разбившись на осколки во время авианалётов в блокаду Ленинграда. А многие из них видели и царей, и императоров, и революцию, и крах Советского Союза, и приход Путина.

— Ну, здравствуйте, говнючки, — говорил я квадратным стекляшкам в окнах. — Вот я вас и нашёл. Теперь и я смотрю сквозь вас, вижу историю Петербурга, Ленинграда и Питера вашими прозрачными телами.

Если бы я верил в переселение душ, то я бы сказал, что в прошлой жизни я жил в Петербурге, и в позапрошлой я жил в Петербурге, и в позапозапрошлой тоже, и, возможно, был одним из этих стеклянных квадратиков в окне.

Странные это ощущения — приезжать в этот город второй раз в жизни, но чувствовать себя, как будто я прожил в нем всю жизнь, только давно, так давно, что никто из моих знакомых не остался в живых. И вот я уже заходил в помещение, в котором проводил фотосессию Сабир.

В этом пространстве я увидел Деда Мороза, Джокера, Харли Квинн и двух девочек 11—12 лет, как я понял, это была семейная тематическая фотосессия.

«Джокер против Деда Мороза», — услышал я знакомый голос, это был Сабир. «Да, потому что Брюс Уэйн — это Бэтмен, а Бэтмен — это Дед Мороз. Это надстройка над надстройкой, это метамодерн», — сказал я другу.

Он подошёл ко мне, мы пожали руки и крепко обнялись, похлопывая друг друга по плечу.

Мы не виделись с ним почти уже как 4 месяца, и мы оба были рады встрече. Это и есть самая настоящая дружба и братство. Когда ты просто рад человеку и принимаешь его таким, какой он есть, не пытаясь переделать под себя, это и есть настоящая братская любовь.

Настоящая, искренняя, когда ты рад просто увидеть своего друга. А видеть его в городе, который для тебя просто как родной, — это вдвойне круто.