Согласна умереть

Сергей Семипядный, 2022

Середина девяностых. Готовцев, поэт из бывших «великих русских писателей», в надежде на избавление от морально невыносимой материальной зависимости соглашается за вознаграждение исполнить роль резидента иностранной разведки. И встречает старую знакомую, обстоятельства жизни которой не менее сложны и опасны.

Как стать резидентом иностранной разведки

«Вы нам нужны на роль резидента ЦРУ». Эти слова прозвучали предельно буднично. Настолько ровно произнесены они были, что Готовцев ушам своим не поверил. И отреагировал соответствующе. Однако предчувствие, что отныне жизнь его изменится кардинально и навсегда, как позднее он отметил, было.

А случилось это в субботу, день для кого-то едва ли не праздничный, для Готовцева же — будничный, рабочий. Он обедал в кафе, мало чем отличающемся от обыкновенной столовой прошлых времён, когда к его столику приблизился мужчина с подносом в руках.

— Не помешаю? У вас свободно? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — махнул кистью руки Готовцев.

Против того, чтобы этот мужчина или кто-либо другой присел за его стол, он возражений не имел, ибо, как и любой, пожалуй, из посетителей кафе-столовой, к этому был готов.

Готовцев продолжал есть бифштекс (про себя он окрестил бифштекс «котлетой с мясом»), периодически выпуская взгляд из околотарелочной зоны и позволяя ему равнодушно скользнуть по лицам двух — трёх произвольно отобранных едоков. На соседа же в течение этих нескольких минут он не обронил ни одного более или менее прямого взгляда.

— А вы, смотрю, любите остренькое, — произнёс сидящий напротив Готовцева.

Готовцев посмотрел на соседа по столику, потом на свою правую руку, которой он только что потряхивал, добавляя перцу в пресное тесто бифштекса, затем пожал плечами и поставил перечницу на стол. Гладкое белое лицо, чёрная кожаная куртка, яркое пятно галстука под подбородком. Лет тридцати — тридцати пяти. Поддерживать разговор с незнакомцем Готовцев не собирался и потому преспокойно положил в рот порцию пищи.

— А вы, Михаил Петрович, не особенно-то общительны, как я понимаю, — прозвучало несколько иронично.

Готовцев, забыв прожеваться, запихнул в рот изрядный кусок бифштекса и молча уставился в незнакомое улыбающееся лицо. А лицо это оказалось не просто белокожим, а бабье-кошачьим, физиономией белесой кошки. А над верхней губой — не усы и даже не усики, а пушок, как у подростка. Неприятный тип. Хотя бы уже потому, что вмешивается в процесс поглощения пищи.

— С кем, простите, имею честь?.. — наконец выговорил Готовцев, ещё более к этому времени раздражившийся, потому как сидящий напротив него тип («кошкотип») издевательски молча ожидал, пока Готовцев прожуётся. — Необременительно ли будет пояснить, кто вы такой и что вам надо. И откуда меня знаете. Вот лично я впервые вас вижу. И если бы я хоть раз вас видел хоть где-нибудь, то вашу кошачью… физиономию запомнил бы на всю жизнь! Будьте уверены!

— Успокойтесь, Михаил Петрович. Я вовсе не хотел вас обидеть. Михаил Петрович! Что вы, в самом деле?! — запожимал плечами собеседник.

Действительно, надо бы умерить голос. И чего разошёлся? Готовцев, подвергнув себя насилию, принял вид человека, готового выслушать собеседника.

— Ну и?..

— Я, извините, не представился. Я из городского отдела ФСБ, — заговорил «кошкотип» и чуть привстал. — Чистяков Владимир Николаевич. Мне необходимо поговорить с вами.

— Кагэбэ, что ли?

— Да, в общем-то. КГБ — ФСК — ФСБ.

— У вас имеется удостоверение?

— Да, конечно. Я предъявлю. Позднее, если не возражаете, — ответил Чистяков. — Хотел предложить вам… Когда закончим обедать, конечно. Предложить прокатиться. Познакомлю вас с одним товарищем. Он из Москвы.

— Прокатимся. Ладно, — согласился Готовцев, к этому времени почти совершенно успокоившийся.

У него имелись вопросы к Чистякову, однако задавать их почему-то не хотелось. Вероятно, потому, что было обещано знакомство с «товарищем из Москвы», который, возможно, хотя бы внешне окажется человеком менее неприятным.

И не так уж и велик у человека запас условно-рефлекторных ответов на изменения окружающей среды. Пошёл дождь — хочется в конуру, подул ветерок, выглянуло солнышко — появляется стремление жить в движении, перемещаясь в пространстве, чтобы оказалось возможным чёрную точку потенциальных возможностей развернуть в огромность палитры звучных событий.

Он сказал «да». Он согласился сделать всё, что потребуется, он дал согласие выполнять всё, что будет велено, и — в соответствии с инструкциями, которыми, как ему сказали, его будут снабжать по мере необходимости.

Готовцев имел возможность сказать «нет». Но слово «нет», как правило, чёрного цвета, в нём не сыщешь оттенков лимонно-жёлтого или кораллового, не обнаружишь и пятнышка бриллиантового красного или цвета красной киновари, нет и точечки, даже одной-единственной, цвета луговой зелени или зелени сосны — один лишь могильно-чёрный мрак.

А предшествовал этому следующий разговор.

— Михаил Петрович, мы, должен вам сообщить, поинтересовались вашей личностью, — заговорил Чистяков, полуобернувшись с водительского кресла к Готовцеву. Познакомить с находившимся в салоне «Волги» и теперь сидящим рядом с Готовцевым «товарищем из Москвы», сытеньким и усатеньким, он, конечно же, забыл. — Дело, знаете ли, такого плана, что обратиться к кому попало мы просто не имели права. Дело государственной важности, знаете ли. Да. Поэтому прошу вас быть с нами откровенным и…

Готовцев непроизвольно дёрнулся.

— От меня требуется откровенность? — с заметной жёсткостью в голосе спросил он. — Так я и знал!

Лицо Чистякова стало огорчённым и чуть растерянным. Он коротко глянул на «товарища из Москвы» и собрался продолжить, однако в этот момент сидящий слева от Готовцева «товарищ из Москвы» повернулся к Готовцеву и, прервав молчание, заговорил. С отрывистой напористостью, решительно, энергично подёргивая щёточкой усиков.

— Меня зовут Анатолием Иванычем. Вы, очевидно, не жалуете наши органы (Нет, почему же! — хотел возразить Готовцев, однако Анатолий Иванович жестом руки остановил его), но, Михаил Петрович, употребив слово «откровенность», Владимир Николаич вовсе не имел в виду стукачество. Речь о другом. Вы похожи на одного человека — в этом всё дело. И как раз поэтому мы собирались предложить вам исполнить одну роль.

— Вы ведь творческий человек! — торопливо вставил Владимир Николаевич.

— Сложную роль, — продолжил Анатолий Иванович, строго нахмурив брови. — Не всякому она по силам. Ошибки исключаются. Дело касается разоблачения сети зарубежных агентов.

— На дворе не восьмидесятый, а середина девяностых, — усмехнулся Готовцев. — Неужели кто-то ещё занимается иностранными агентами?

— Не ещё, так уже, — со значением произнёс Анатолий Иванович и ещё сильнее нахмурил брови. — Так вы согласны? Я спрашиваю: вы согласны в принципе? Или вы считаете, что деятельность по разоблачению действий зарубежных разведок в принципе не нужна?

— Нет, я так не считаю, — ответил Готовцев, отметивший про себя, что слова «в принципе» собеседником произнесены были дважды. Причём оба раза — с нажимом.

— Вы согласны, что у разных стран интересы — разные? То, что выгодно одной, то… Понимаете, да?

— Ну-у… да.

— Если согласитесь на наши предложения, то знайте, что от вас потребуется максимальная собранность, ответственность, исключительная продуманность действий.

— Но… — начал Готовцев.

Он хотел сказать, что не может гарантировать компетентности, не будучи профессионалом, однако Анатолий Иванович угадал его мысли и вновь жестом остановил его.

— Не торопитесь. Думать и прорабатывать детали будут другие. От вас же, прежде всего, будет требоваться неукоснительное следование инструкциям. И, одно из главных, — не совершать непродуманных поступков, не посоветовавшись с нами. Работа будет оплачена.

— Хорошо оплачена! — вскрикнул Чистяков.

— Я смогу купить квартиру? — приподнял брови и округлил глаза Готовцев.

— Нет, конечно. Дело-то государственное, — ответил Анатолий Иванович.

— Государство? — хмыкнул Готовцев. — Этот нарост ещё функционирует? На комбинате, например, очередь на жильё уж который год не двигается.

Анатолий Иванович потрогал свои усы, словно проверяя их на колючесть.

— Однако стоимость даже однушки… — Анатолий Иванович, замолчав, обратил взор на Чистякова.

— Цены у нас далеки от московских, естественно, — пожал плечами Владимир Николаевич.

— Но машину купите, — встряхнул головой Анатолий Иванович, словно вдруг на что-то решившись. И, пристукнув кулаком по своему колену, добавил: — И — не убитую.

Готовцев вскинул удивлённо брови, затем повернул голову и посмотрел на Чистякова. И обнаружил, что тот удивлён только что прозвучавшим в салоне автомобиля заявлением не меньше него.

— В хорошем состоянии? Может, аж девяносто девятую? Похоже, это что-то из области… — скептически начал Готовцев.

— Нет! — перебил его Анатолий Иванович. — Можете мне поверить. Будут деньги! — И он, для пущей убедительности, по-видимому, предпринял попытку въерошить щёточку начавших седеть усиков.

— Однако вы сказали о роли, которую… Одно дело — заунывно читать собственные стихи… — Готовцев с грустной улыбкой посмотрел на «усачей», как он про себя окрестил собеседников. На того и на другого.

Анатолий Иванович успокаивающе похлопал Готовцева по его нервно сжимающей левое колено руке.

— Да, предстоит исполнять определённую роль, однако требоваться тут будет не актёрское мастерство, а как раз то, о чём я только что говорил: собранность, ответственность и другие аналогичные качества.

— Но, надеюсь, не роль же иностранного шпиона мне придётся играть, если соглашусь? — спросил Готовцев, улыбаясь абсурдности такого предположения. Он только теперь заметил, что они уже не стоят около столовой, а куда-то едут.

— Нет. Вы правы. Но лишь отчасти, — быстро откликнулся Анатолий Иванович. И широко и добродушно улыбнулся.

А затем последовало это заявление «товарища из Москвы» о том, что Готовцеву предлагается исполнить роль резидента ЦРУ. Готовцев, ошеломлённый, было уж, рассмеялся (откачнулся назад, приоткрыл рот, издал даже какой-то звук), однако что-то во взгляде Анатолия Ивановича остановило его. Он понял: это не шутка. А что же тогда?

— Ваши документы, пожалуйста! — неожиданно даже и для себя потребовал Готовцев, став предельно серьёзным, и протянул руку, сначала в сторону Анатолия Ивановича, потом — пред очи обернувшегося Владимира Николаевича. И вновь вернул её — ладонь кверху — к лицу Анатолия Ивановича. — Ну-с!

Владимир Николаевич, притормозив, поспешил сунуть руку под куртку, однако Анатолий Иванович остановил его, выбросив вперёд руку и легко коснувшись плеча коллеги. Затем он неторопливо вынул своё удостоверение и предъявил его Готовцеву. Ознакомившись с представленным на его обозрение документом, Готовцев призадумался.

— Если решитесь, позвоните по этому, вот, телефону, — услышал он голос Анатолия Ивановича и увидел вручаемый ему золотистый прямоугольничек визитки. — Вечерком, с восьми до десяти. Сегодня или завтра. Или послезавтра. Но не позднее.

— Хорошо, товарищ полковник. Надумаю — позвоню. Или господин полковник?

— Анатолий Иваныч, Михаил Петрович. Называйте меня Анатолием Иванычем. Владимир Николаич, здесь, не доезжая до проходной, остановите. Ну, всего хорошего, Михаил Петрович!

— А…

— Подробности — потом. Если сговоримся. Но, Михаил Петрович, никому ни слова о нашем разговоре. В любом случае. Тут ничего, надеюсь, объяснять не надо. Даже жене говорить не следует.

— А если не позвонит? — спросил Чистяков после ухода Готовцева.

— Позвонит, — ответил Анатолий Иванович. — Не сегодня, а завтра. Если обстановка в семье такова, как вы её обрисовали…

— И всё-таки?

— Подготовьте другой вариант повторного выхода на Готовцева. Только он. Времени у нас в обрез. Боюсь, к первой встрече с Фээм так и так опоздаем.

Анатолий Иванович ошибся, ибо не успели они отъехать, как Готовцев вернулся и, нагнувшись к приопущенному стеклу правой передней дверцы, выкрикнул:

— Согласен! Я согласен! Я живу… Я живу тяжело. Словно что-то зацепило и тащит по жизни волоком — и след неглубок, и бока ободранные. Бескрылая приземлённая повседневность сушит мозг и растягивает, словно резиновый шарик, сердце. Да, я согласен! Я буду согласен. Если… сумма меня устроит.

— Ну и отлично, — произнёс Анатолий Иванович с некоторой неуверенностью в голосе. — Вы в десять уже дома?

— Да, завтра, около десяти.

— Вот и договоримся, когда и где встретимся.

— Если договоримся, — кивнул Готовцев. Затем, резко выпрямившись, развернулся и ушёл.

Чистяков бросил на Анатолия Ивановича встревоженный взгляд.

— Время. Да, времени не остаётся, — вздохнул Анатолий Иванович.