Бородатая банда

Сергей Самаров, 2017

На территории Дагестана орудует банда дерзких преступников. На их счету – расстрелянный пост ДПС, кровавая расправа над посетителями ночного клуба, нападение на городской суд. Со слов выжившего очевидца, все налетчики носили длинные бороды. Но бородой на Кавказе вряд ли кого удивишь. Как же найти изуверов? Антитеррористическое управление принимает решение привлечь к операции спецназ ГРУ под командованием старшего лейтенанта Сергея Никитича. У этого офицера есть один проверенный и очень эффективный способ охоты – «на живца»…

© Самаров С., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

В Дагестане происходят неординарные события. Откуда-то появилась неизвестная вооруженная банда, в которую входят молодые люди с длинными бородами. Бандиты напали на местный ночной клуб, перестреляли посетителей. Расследование ведет ФСБ, но для выполнения скрытых наблюдений и силовых акций решено привлечь взвод спецназа ГРУ под командованием старшего лейтенанта Никитича, входящий в состав сводного отряда спецназа ГРУ на Северном Кавказе. Взводу оставалось работать в командировке всего десять дней. За это время подготовить и осуществить полноценную операцию практически невозможно. Но события развиваются настолько стремительно, что спецназовцам, чтобы справиться с заданием, приходится поторопиться…

Пролог

Манап вытащил из заднего кармана брюк черной униформы новый серебряный портсигар с гравировкой, нанесенной позолотой, — подарок на день рождения от хозяина заведения, давнего товарища еще по дворовому детству Гаджи-Гусейна Даниялова.

Раскрыл портсигар, угощая подчиненных сигаретами. Хотя хорошо знал, что Букар, старший из охранников, никогда в жизни не курил, но зато курил второй охранник, молодой тощий Гадис. Тот всем жаловался, что курить бросает, но никак не может, и при этом выпрашивал очередную сигарету. Своих не имел, похоже, принципиально. Продолжалось это уже три месяца, которые Гадис работал в охране ночного клуба, и никто из охранников смены не верил, что Гадис всерьез собирается бросить курить.

Ночью он спрашивал сигареты у курящих посетителей, многих из которых откуда-то хорошо знал. Манап замечал, кое-кто из посетителей, только приехав в ночной клуб, сразу же искал глазами Гадиса, делал ему знак рукой, и вместе они удалялись в туалет.

Бывший капитан полиции Манап Басиров любил совать свой нос в чужие дела и однажды проследил, как из кармана Гадиса в руки посетителя переходит маленький целлофановый мешочек, а взамен в руку молодого охранника ложится купюра.

Манап все понял, но промолчал. У каждого свой бизнес, в который другому лучше не вмешиваться, даже если это бизнес твоего подчиненного. Еще будучи капитаном полиции, Манап получил урок на всю жизнь, когда попытался поиметь с бизнеса своего подчиненного, а в результате оказалось, что бизнес этот принадлежит начальнику Манапа. В итоге Басиров лишился погон и должности, и неизвестно еще, где бы оказался, если бы не случайная встреча с Гаджи-Гусейном, который взял его к себе в новый ночной клуб начальником охраны.

До этого они не виделись больше десяти лет, с тех пор как Гаджи-Гусейн уехал в Москву сначала на учебу, потом работал там какое-то время, пока не вернулся в Махачкалу. Но в Дербенте не показывался.

А когда приехал, встретился с товарищем детских игр Манапом. Посидели за столом в доме отца Гаджи-Гусейна, поговорили. Тогда Гаджи-Гусейн и сделал предложение, как всегда, так аккуратно, словно это Манап делал ему одолжение, а не он помогал Манапу. Гаджи-Гусейн приехал в Дербент открыть новый ночной клуб на улице Ахундова. Человека на должность исполнительного директора ему порекомендовали еще в Махачкале. Но полностью доверять незнакомцу Даниялов не решался, ходили слухи, что тот не чист на руку, и потому Гаджи-Гусейн хотел поставить на должность начальника охраны своего человека, чтобы тот присматривал за исполнительным директором. Хотя бы в первое время, во время строительства здания.

— Не подскажешь, где найти?

— А что искать, бери меня! Я как раз со службы только что уволился…

— Я о тебе уже думал, но хотел тебе позже место предложить. Не хотел тебя сразу загружать серьезной проблемой.

— А что за проблема? — Манап любил конкретные разговоры.

— Понимаешь, мне участок выделили, а тут дома частные. Я со всеми почти договорился, дома купил, кому-то пришлось даже квартиру подыскивать и оформлять. Остался только один тип, старый уголовник. Не хочет продавать. Ни на какие уговоры не идет.

— Это разве проблема! Решим… Где участок выделили?

— На улице Ахундова, крыльцо будет на пляж выходить. Хорошее место…

— Хорошее место, — согласился Манап, мрачнея. Он знал человека, который не желал продавать свой дом, и понимал, что задачу, которую перед ним поставил друг, придется решать кардинально. Но служба в полиции приучила его держать слово. — Значит, договорились!

Даниялова такой вариант очень даже устраивал. Дербент не такой большой город, чтобы в нем было много капитанов полиции, даже бывших, чтобы пренебрегать ими. Оформили все быстро. Условия Манапа устраивали.

А его работа устроила Гаджи-Гусейна, когда тот приехал через месяц проверять, как обстоят дела. Оказалось, строительство идет уже полным ходом. Проблемный вопрос, за который хозяин опасался, решился сам собой. Хозяин уснул пьяный с зажженной сигаретой, и дом сгорел вместе с ним. Пил он, видимо, один, поскольку на пожарище нашли только одну треснувшую рюмку. Таким было заключение следственной бригады, которая работала вместе с пожарными. Уголовного дела возбуждено не было. Что хозяин дома злоупотребляет спиртным, знали все в округе.

Участок без дома удалось купить у родственников практически за бесценок.

За такую работу понимающий Гаджи-Гусейн подарил другу детства машину. Простенькую, российскую, тем не менее на первое время и она устраивала Манапа. А главное, его устраивала формулировка: «на первое время». Это автоматически значило, что Манапа ждет и более серьезное вознаграждение.

Строительство длилось больше года. На открытие Гаджи-Гусейн не приехал, дела не отпустили из Махачкалы. Он приехал только через три месяца, чтобы узнать, как работает ночной клуб. Тем более было у кого спросить.

И Манап выложил ему целое дело на исполнительного директора, вплоть до того, кто и по какой цене поставляет директору «травку» для клиентов. И не только «травку», а и кое-что покрепче. Этот вопрос почему-то особо интересовал Гаджи-Гусейна. Особенно вопрос цены. Манап, некогда опытный мент, сразу понял, что друг детства все поставки хочет прибрать к своим рукам.

Кому-то это могло принести неприятности, но Гаджи-Гусейн держался уверенно. Судя по данным бывшего капитана полиции, у Даниялова была серьезная крыша в Махачкале, против которой местные поставщики «травки» и того, что покрепче, выступить бы не посмели. Так и получилось. А за свою работу Манап получил в подарок от хозяина двухкомнатную квартиру, потому что в старой однокомнатной его семье с двумя детьми было тесно. Манап подсуетился, и две свои квартиры обменял на одну хорошую, трехкомнатную. В итоге довольны были все, кроме, разве что, исполнительного директора, который чувствовал за собой пригляд, но не знал, с какой стороны он осуществляется. Более того, исполнительный директор даже с Манапом на эту тему разговаривал, просил определить, кто за ним присматривает. Манап обещал. Так все и шло…

* * *

В ту ночь, в третьем часу, Манап с двумя охранниками вышел на крыльцо покурить. Букар, как некурящий, вышел просто за компанию, подышать свежим воздухом. Ветер дул с моря, на которое и выходило крыльцо. Он был влажным и обещал принести непогоду, такое осенью на Каспии случается нередко. Тем не менее после дыма и сладкой духоты ночного клуба на крыльце дышалось легко. Стоянка для автомобилей располагалась неподалеку. Там в застекленной будке сидел еще один охранник.

Манап видел, как заехали на стоянку два больших черных внедорожника с полностью тонированными стеклами. Водитель первого, поставив машину, сразу побежал к будке охранника. Но не стал расплачиваться через окошко, а зашел в саму будку, как делают обычно только знакомые. И потому Манап сначала отреагировал на приезд машин спокойно. Но потом почувствовал беспокойство. Он даже не сразу понял, чем оно вызвано.

Из приехавших машин вышли люди и уверенно двинулись в сторону крыльца. И только когда они оказались рядом, Манап понял, что его беспокоит. Все они были в зимних солдатских бушлатах и в камуфлированных костюмах — в такой одежде в ночной клуб не ходят. Более того, зимние теплые бушлаты были одеты явно не по погоде. Что-то назревало…

— Пистолеты к бою! — Манап первым отстегнул клапан на кобуре и готов был вытащить травматический пистолет «Ока», точно такие же были и у других охранников.

В это время из стеклянной будки на автостоянке раздалась автоматная очередь. Дверь распахнулась, и оттуда в сторону крыльца бегом направился давешний водитель. Взметнулись травматические пистолеты, но люди, что подошли к крыльцу, вытащили из-под бушлатов короткие «тупорылые» автоматы «АКС-74У», и в несколько очередей свалили всех троих охранников раньше, чем те успели выстрелить.

Манап понял, что легко отделался. Одна пуля угодила ему в плечо, вторая по касательной задела голову и только кровь пустила, хотя и настолько обильную, что его сразу приняли за убитого и не стали добивать. Он упал вместе с Букаром и Гадисом. Приехавшие взбежали на крыльцо, ворвались в зал.

И тут начальник охраны услышал вопль человека, пытающегося перекричать гремящую музыку:

— Лежать всем! Суд идет!

Вслед за этим раздались автоматные очереди. Пришедшие расстреливали гостей заведения без жалости и без разбора, ни с кем не заговаривая, не реагируя на визг перепуганных девиц. Потом загремела посуда, видимо, очередь ударила по бару…

Одна только музыка продолжала звучать после того, как расстрел был закончен и люди в камуфлированной одежде вышли из дверей ночного клуба и неторопливо двинулись к своим машинам. Шедший последним задержался и уже из дверей бросил в толпу пару гранат. Взрывы ухнули зло и внушительно. А человек поспешил догнать своих.

В середине, окруженный другими, шел высокий молодой человек с окладистой черной бородой и гладко выбритой головой, словно только что из парикмахерской. Впечатление складывалось такое, что бритоголовый — командир банды. Он один был с открытым лицом, тогда как другие прятали лица под шапками-масками «ночь» с прорезью для глаз и рта. У них бороды были такими же черными и длинными, как у главаря, и высовывались наружу. Наверное, и головы были так же побриты. А бороды…

Бородой на Кавказе никого не удивишь, хоть черной, хоть рыжей. Современная молодежь старается носить короткие и аккуратно подстриженные бороды. Половина из тех, кто находился в эту ночь в ночном клубе, носили такие.

Налетчики же своими бородами отличались. Солидно выглядели и держались солидно. И вообще сотворили свое дело — расстреляли посетителей ночного клуба — с чувством собственного достоинства. Так, по крайней мере, показалось Манапу. Убивали без суеты, по-деловому.

Машины выехали со стоянки на высокой скорости. Манап попытался рассмотреть номера, но так и не сумел этого сделать — они были умышленно залеплены грязью. Манап уронил голову на бетонное крыльцо и потерял сознание. Последнее, что он заметил: машины двинулись по улице Ахундова в разные стороны…

* * *

Я спокойно играл с солдатами роты в футбол и, честное слово, никого не трогал и даже не намеревался обижать. Увидел, как к футбольному полю со стороны штабного корпуса подходят командир сводного отряда спецназа ГРУ подполковник Подкопаев вместе с начальником штаба отряда майором Покрышкиным. Начальник штаба вытащил из красивого, имитирующего крокодиловую кожу футляра на поясе трубку сотового телефона и послал вызов. Судя по тому, что в моем смартфоне «заголосила» Жанна Бичевская, начальник штаба звонил мне.

Я вынужден был отказаться от продолжения футбольной атаки, остановился и ушел с поля, жестом послав вместо себя замену.

— Сереня, мы на другой стороне поля. Подойди к нам, — позвал майор.

— Понял, товарищ майор, бегу. — Я сделал вид, что только что увидел командиров, и побежал, но не через поле, а по его периметру. Это дало мне время сообразить и попытаться просчитать возможную ситуацию. Если меня разыскивают вместе и командир, и начальник штаба, значит, подвалило что-то срочное. А что может быть срочное для взвода, который через десять дней должен отправляться домой?

Через десять дней будет ровно полгода, как я со своим взводом нахожусь в составе сводного отряда спецназа ГРУ на Северном Кавказе. Командировка оформлена строго на этот срок. Наверняка в какой-то другой бригаде уже живет с «чемоданным настроением» и готовится к вылету моя замена. Разрабатывать новую операцию, а потом и осуществлять ее моему взводу просто не хватило бы времени.

Значит, предположил я, снова кому-то в помощь. За последние полгода мой взвод уже дважды отправляли в поддержку другим взводам, занятым в боевых операциях. Когда кому-то не хватало сил на завершение, брали то, что под рукой, и «затыкали дыру». Хорошо еще, если помощь требовалась своим. А если, скажем, спецназу МВД, то за ментов даже воевать приходилось, поскольку они к такому делу мало приспособлены — попросту говоря, не обучены, хотя и автомат держать умеют, и даже стрелять умудряются. Кое-кто даже попадает. Спецназ ФСБ в боевом деле чуть лучше, но тоже только в том случае, если работать приходится в городских условиях, а вот в горных или, что еще сложнее, в лесных условиях и спецназ ФСБ мало на что годен. В таких ситуациях приходится не столько самим воевать, сколько смежников защищать. А смежники этого не понимают. Они лезут «на рожон» и слов твоих слышать не желают. Не понимают, что война — это не желание победить, а наука.

Так вот и получилось в эту командировку, что дважды «дыры затыкали» как раз моим взводом. И оба раза, когда уже задействованной группе не хватало личного состава для полноценного окружения и выдавливания противника в нужном направлении. Это, по сути дела, такая же работа, как любая другая, и у нас не принято называть одну операцию своей, другую чужой. В самом деле, кто же придет на помощь коллегам по сводному отряду, если не другие силы того же спецназа ГРУ. Не спецназ ФСБ же приглашать и уж тем более не спецназ МВД. Хотя и там, и там есть хорошо подготовленные парни, и даже целые группы, но они не всегда пригодны для ведения полнокровных боевых действий вдали от городских улиц, где невозможно заблудиться. Их этому попросту не обучают. А мы можем воевать везде — хоть в развалинах жилых кварталов, хоть в лесу на равнине, хоть в горном лесу, хоть в безлесных заснеженных горах. Наверное, потому мы и называемся военной разведкой. Не какой-нибудь, а именно военной.

Я подбежал, на бегу натянув на голову кепку с кокардой, которую до этого держал в кармане, и козырнул, начиная доклад. Но командиры меня перебили.

— Сереня, — майор Покрышкин был из одной бригады со мной, хотя и из другого батальона, и потому разговаривал всегда слегка «запанибрата». Чтобы возразить, я званием еще не вышел, да и необходимости в этом не видел. Уважительную грань начальник штаба не переходил. — Ты слышал что-нибудь про «дербентское дело»?

— Никак нет, товарищ майор. Не слышал.

— Телевизор не смотришь? — словно в укор сказал командир отряда.

— Никак нет, товарищ подполковник, не смотрю. И не считаю это необходимым. О чем и солдатам постоянно говорю.

— В этом ты, возможно, прав, старлей, — пошел на попятную командир сводного отряда. — Я сам смотрю только хоккей и новости на разных каналах.

— Я не болельщик, товарищ подполковник. Ни спортивный, ни политический.

— Тем не менее из новостей тоже можно кое-что узнать. Хотя бы в информационном плане.

— Ладно. Пойдемте в штаб! — предложил майор Покрышкин. — С документами Никитича ознакомим, если сам он новостями не интересуется…

Мои командиры дружно развернулись и двинулись по дорожке быстрым шагом. Я пошел за ними. Мне было легче идти хотя бы потому, что у меня на ногах были кроссовки, в которых я в футбол играл. Ходить в них по дорожке проще, чем в берцах. Но по горам бегать в берцах лучше. Стопа жестче фиксируется. Хотя внешний вид у меня был, наверное, забавный. Я сам уже отвык за полгода ходить в кепке вместо каски, без пластиковых наколенников и налокотников, без бронежилета и тем более без оружия. И потому не удивился недоуменному взгляду дежурного по штабу. Я ответил ему приветственным кивком и спокойно прошел к кабинету начальника.

Дальше по коридору в противоположной стене дверь вела в тамбур шифровального отделения, дальше которого проходить разрешалось только самому командиру и начальнику штаба, как первому заместителю, а в торце коридора располагались сдвоенные широкие застекленные двери узла связи.

При звуке шагов командира и начальника штаба, которые в берцах, в отличие от меня, топали увесисто, приоткрылась дверь тамбура шифровального отделения, но за дверью на толстой трубчатой дуге висела штора, и потому не было видно, кто выглядывает. Дверь закрылась быстро. Мы вошли в кабинет майора Покрышкина, и почти сразу за нами раздался стук в дверь.

— Кого еще бог послал? — спросил подполковник Подкопаев.

— Это капитан Слонов, — предположил я.

— Войдите, — громко позвал Покрышкин.

Дверь открылась тихо, без скрипа. Мое мнение оказалось верным. Из двери тамбура шифровального отделения, дожидаясь возвращения в свой кабинет начальника штаба, выглядывал именно капитан Слонов, начальник шифровального отделения. Он деликатно позволил нам войти в кабинет, и только после этого постучался в дверь.

Обычно начальник шифровального отделения докладывает входящие шифротелеграммы командиру отряда, и только в его отсутствие — начальнику штаба. Но тут в кабинет начальника штаба вместе с ним шли мы с командиром отряда, и потому капитан Слонов, худым телом и скуластым лицом никак на слона не похожий, пришел с докладом именно сюда.

— Разрешите… Товарищ подполковник, срочная шифротелеграмма в ваш адрес.

Подполковник Подкопаев кивнул. Капитан Слонов дернул за замок-«молнию» свою папочку из искусственной крокодиловой кожи, вытащил лист распечатанной на принтере шифротелеграммы и журнал регистрации.

Командир отряда расписался, подслеповато щуря глаза. После чего не сразу, но нашел в кармане очечник с очками, надел очки и отошел к окну, чтобы при более ярком свете прочитать шифротелеграмму.

— Можешь идти… — отпустил Слонова начальник штаба. Капитан развернулся и вышел, так же аккуратно, как и вошел, без стука прикрыв за собой дверь. Слонов всегда отличался сдержанными деловыми манерами, всегда был серьезен, не шутил ни с кем и не улыбался в ответ на чужие шутки. Я лично никогда не слышал от него ничего, кроме необходимых для доклада дежурных слов. Никто в отряде не знал, есть ли у него семья, дети, в какой бригаде он служил раньше и по какой причине является почти единственным офицером штаба сводного отряда, работающим здесь на постоянной основе с каждым новым постоянно ротирующимся составом связистов.

Майор Покрышкин не стал дожидаться, пока командир прочитает шифротелеграмму, сразу достал из сейфа пару листов принтерной распечатки и протянул мне. В правом верхнем углу не было грифа секретности, следовательно, это не был документ строгой отчетности. И, значит, мне не требовалось расписываться за ознакомление.

— Присаживайся, читай…

Я аккуратно присел на краешек ближайшего стула и начал читать. Это был не военный и даже не следственный документ, скорее, аналитическая записка, где рассказывалось о том, как десять неизвестных длиннобородых молодых людей расстреляли посетителей ночного клуба в Дербенте. Причем никак не назывались ни лица, причастные к преступлению, ни пострадавшие в результате расстрела люди. Все данные основывались на показаниях раненного при расстреле начальника охраны заведения некоего бывшего капитана полиции Манапа Басирова, который, будучи ранен, наблюдал происходящее, но никак не показывал, что остался жив. Видимо, потому его и не добили.

Хотя не добить могли и по другому поводу, как подумалось мне, — не всегда бандиты добивают своих наводчиков. А такие подозрения возникнуть могли. В этот раз по какой-то случайности не работала камера наружного наблюдения, которая своим объективом обычно захватывала и крыльцо ночного клуба, и автостоянку.

По утверждению Манапа Басирова, он отправил электронным письмом заявку на ремонт камеры в обслуживающую компанию. Такое письмо действительно существует, оно дошло до адресата, но адресат не поторопился из-за общей загруженности и планировал приехать для ремонта только на следующий день. В итоге судить о внешнем виде нападавших можно было только со слов потерпевших, а их было достаточно — оставшиеся в живых и тридцать два раненых. Погибли же в тот вечер двадцать три человека. И это, не считая одного убитого и двух раненых охранников на крыльце.

Количество убитых и раненых в клубе впечатляло. Причем все смерти наступили в результате пулевых ранений. Этот факт меня слегка смущал. Если в толпу бросали гранаты, то где же убитые и пораженные осколками? Не бывает такого, чтобы от гранат никто не пострадал. Но аналитическая записка эту тему вообще не затрагивала. А вопрос был важным, как мне казалось. По крайней мере, он выглядел странным. О гранатах говорил не только бывший ментовский капитан Манап Басиров, о двух взрывах говорили и пострадавшие посетители ночного клуба. Возможно, есть какие-то данные о поражении осколками в данных следствия, но мне эти документы для ознакомления не представили. Следствие, кстати, вело сначала Следственное управление республиканского Следственного комитета, а потом уже Следственное управление ФСБ, как антитеррористический орган. Значит, нам предстоит еще не однажды встречаться в течение моих последних командировочных дней. Но сам факт того, что дело это представляло собой террористический акт, сомнений не вызывало.

Я посчитал записку аналитической, поскольку в ней была сделана попытка анализа. Но анализ этот, на мой взгляд, анализом не являлся, а сводился только к постановке вопросов, которые и без того напрашивались сами собой. Случайность ли, что камера в эту ночь не работала? Обычно, когда совершаются подобные акции, бандиты предпочитают надевать на голову маски «ночь», чтобы не светиться перед камерами. Эти маски надели, но не все. Тот, что выглядел предводителем, то ли из гордости, то ли по какой-то другой причине маской пренебрег. Могло ли это значить, что он лучше своих людей знал, что камера не работает? Откуда могла происходить утечка информации о неработающей камере — от сотрудников ночного клуба? От фирмы, обслуживающей камеры наблюдения? Еще откуда-то? Следовало искать следы…

Дальше — вопрос о бородах. Длинные бороды носят, как правило, представители радикальных религиозных течений. И они же часто выбривают головы. Можно ли после совершения подобного террористического акта, а именно так рассматривает происшествие следствие, утверждать, что оно совершено религиозными фанатиками?

Уже на следующий день после объявления в прессе и Интернете о расстреле посетителей ночного клуба официальное заявление в социальных сетях сделало ИГИЛ, объявив, что это именно его люди совершили ночной налет. Но доверять таким заявлениям все давно уже перестали, потому что ИГИЛ пытается примазаться к любому террористическому акту. Даже бандитские разборки иногда объявляет террористическим актом, совершенным своими людьми.

Следствие пока версию с религиозными фанатиками не рассматривало, хотя тенденция к подобному направлению у него должна была появиться. Это было мое мнение. Исходил я из наличия длинных бород и бритых голов. Я не так давно вернулся из командировки в Сирию, куда доставлял на испытания новые виды российского оружия, хотя сам в испытаниях участия не принимал. Попал я на самые горячие дни наступления сирийской армии на позиции боевиков. И был наслышан о том, что бандиты ИГИЛ и других исламистских организаций террористического толка перед сдачей властям сбривают или хотя бы подстригают бороды. Если сбривают, если подстригают, значит, борода — это их характерная особенность, своего рода опознавательный знак. Иначе и смысла сбривать не было.

В нашем случае, судя про данным бывшего ментовского капитана Манапа Басирова, мы имели дело с людьми достаточно молодыми. Молодые обычно носят бороды короткие, стриженые.

Что-то в этом было необычное. Но что, я не мог пока понять, поскольку данных имел настолько мало, что правильнее было бы сказать, что я их вообще не имел. Кроме того, можно было и нарядиться — подцепить длинную бороду на резинку, чтобы следствие пустить по ложному пути.

— И с этим мне работать? — спросил я майора Покрышкина.

— Не нравится? — Майор, похоже, уловил в моем голосе недовольство, которое я и не пытался скрыть.

Какой материал можно собрать за оставшиеся до конца командировки дни? А собирать его необходимо. А это само по себе значит, что собирать я его буду уже для другого взвода, что приедет меня сменить. А я ведь даже не знаю, из какой бригады этот взвод будет, не знаю, что за командир во взводе, какие у него методы работы. Каждый командир подразделения, начиная работать по определенному направлению, придерживается собственных методов, к которым он привык, которые понятны солдатам его взвода и которые удобны ему в использовании. И потому моя предварительная подготовка может оказаться никому не нужной. Это понимал я, понимали и начальник штаба с командиром отряда. И потому мое недовольство не вызвало суровой реакции.

— Надо, Сереня, надо, — просто сказал майор. — Что и сколько сможешь сделать…

— Короче, старлей, так, звони, поднимай взвод по тревоге. Пока он будет готовиться к выезду на операцию, быстро прочитай вот это… — Подполковник протянул мне лист шифротелеграммы, которую только что получил. Шифротелеграмма была из республиканского антитеррористического комитета, который просил сводный отряд спецназа ГРУ о силовой помощи.

Я позвонил дневальному по роте и приказал поднять взвод по тревоге. После чего принял из рук подполковника шифротелеграмму. Пока я читал и оценивал ситуацию, подполковник Подкопаев сам позвонил в гараж и срочно заказал для моего взвода три боевые машины пехоты.

* * *

Прошлым утром в станице Курская Курского района Ставропольского края проходило заседание районного суда. Рассматривалось дело об исламистской организации, которая занималась распространением запрещенной литературы среди жителей района. А среди жителей Курского района — представители многих народностей Северного Кавказа. Неудивительно — станица, по сути дела, приграничная.

Судили четверых исламистов. Двое были из Дагестана, двое — из Ингушетии. Кроме распространения запрещенной литературы, стороне обвинения предъявить подследственным было нечего, и приговор обещал быть легким, скорее всего даже условным.

Перед вынесением приговора судья удалился в совещательную комнату, где советовался сам с собой. Едва секретарь суда произнесла торжественную команду: «Встать! Суд идет!» — и судья показался на пороге, несколько человек из зала вдруг выскочили на середину небольшой судебной комнаты. Среди них обращал на себя внимание довольно молодой человек с гладко, до блеска выбритой головой и окладистой черной бородой, закрывающей грудь.

Человек этот, дико вращая глазами, заорал:

— Лежать всем! Суд идет!

И поднял руку над головой. В руке у него была граната.

Впоследствии один из конвойных полицейских, что стояли рядом с подсудимыми, сказал, что это была граната «Ф-1», то есть граната оборонительного действия, у которой осколки разлетаются метров на двести, следовательно, взрывать такую в помещении — самоубийство. Но полицейский видел дикие глаза человека с гранатой и был уверен, что тот грозился взорвать всех: и себя, и присутствующих. И взорвал бы при первых признаках сопротивления.

Так полицейский оправдывал свое бездействие. Так или иначе, он вместе с двумя подчиненными покорно лег на пол. К ним подскочили другие люди с такими же длинными бородами и, забрав пистолеты, увели подсудимых.

На улице с включенными двигателями стояли два черных внедорожника «Ленд Крузер Прадо» с номерами, замазанными грязью. Подсудимые и их спасители сели в машины и на скорости устремились в сторону выезда из Курской.

На выезде их пыталась остановить для проверки документов патрульная машина ГИБДД, сигнал о нападении до машин ГИБДД еще не дошел, но оба инспектора были ранены автоматными очередями. Причем стреляли сразу из обеих машин. При этом ранение, несовместимое с жизнью, получил и посторонний автолюбитель, которого инспекторы ДПС остановили за минуту до этого. Автолюбитель скончался до приезда «Скорой помощи». Раненый инспектор сумел добраться до рации и сообщить о происшествии другим постам.

Поскольку внедорожники устремились в сторону Кавказа, были подняты по тревоге подразделения Моздокской бригады спецназа ГРУ, которые перекрыли дорогу из Курской бронетранспортерами и боевыми машинами пехоты, рассчитывая, что террористы двинутся прямой дорогой. Однако напавшие на суд поехали кружным путем.

В следующий раз они отметились в поселке Балтийский Курского района. В сам поселок машины въехали по улице Школьной, ехали на высокой скорости, хотя там стоят знаки: «Осторожно, дети!» — на улице располагались две школы. И между школой номер семь и сельским Домом культуры им снова попалась машина ДПС. Оба инспектора уже получили ориентировку по рации, выскочили из машины с автоматами наперевес и попытались открыть огонь по колесам внедорожников.

Сразу стрелять на поражение водителей инспекторы не решились, и их нерешительность обернулась для них трагедией. В ответ прозвучал выстрел из одноразового гранатомета «Муха», который разнес машину ДПС, за которой инспекторы укрывались, в клочья. Инспекторы были тяжело ранены, оба находились в бессознательном состоянии и уже не имели возможности передать данные о случившемся. А бандиты проехали напрямую до станицы Черноярская, где и повернули без всяких помех в сторону Моздока.

Таким образом, они въехали в город, откуда их не ждали, где дорога не была заблокирована, и спокойно переехали по мосту через Терек. Куда машины двинулись дальше — неизвестно, и потому поиск пошел в двух направлениях — по дороге на станицу Вознесенская в Ингушетии и по дороге мимо станицы Терской.

Вторая дорога ведет в сторону Чечни. Судя по всему, бандиты или были плохо знакомы с местностью, или получали информацию о засадах на пути. Так, местные жители наверняка пересекали бы Терек не в Моздоке, куда появляться было опасно, а по мосту на дороге от Советского до Раздольного. Но там, на другом берегу реки, стоит стационарный пост полиции, там была устроена засада, поскольку изначально предполагалось, что бандиты предпочтут не заезжать в Моздок, раз уж сразу выбрали кружной путь.

Но они заехали, а потом их след был потерян. Пост ДПС на выезде из Моздока не заметил этих машин, тем более что сам пост нетрудно было объехать по дороге через мелкие поселки.

Предполагалось, что внедорожники двинулись в Ингушетию, а двое подсудимых, что называли себя ингушами, помогли налетчикам спрятаться у своих знакомых. В этом случае найти бандитов будет чрезвычайно трудно, поскольку местные жители, которые могут быть свидетелями, очень неохотно дают показания.

Но поиск продолжался по всем направлениям. В итоге, предположительно, одна из машин была замечена сегодня на рассвете уже в Дагестане, куда въезжала с территории Калмыкии. Посту ДПС был дан приказ пропустить машину без досмотра, чтобы избежать боестолкновения и дополнительных потерь, поскольку на посту в это время было только три человека без боевого опыта. Кроме того, в полиции ждали момента, когда две машины соединятся, чтобы отследить их и захватить одновременно.

Полной уверенности в том, что это одна из искомых машин, не было. Автомобилей «Тойота Ленд Крузер Прадо» в республике много. Эта прибыла совсем с другой стороны. Подозрение вызвало то, что люди в машине носили длинные бороды, а левое крыло внедорожника в двух местах имело отверстия, похожие на пулевые, это мог быть след перестрелки на посту ДПС в поселке Балтийский. Но это по большому счету тоже не показатель. В Дагестане попасть под обстрел может любая машина. А действительно ли это были пулевые отверстия — может сказать только экспертиза.

В антитеррористическом комитете Дагестана оказались не готовы к такой ситуации. Свои собственные силы у комитета были распылены по разным участкам. В отсутствие точного плана действий и сил, способных эти действия совершить, пришлось обратиться за помощью в сводный отряд спецназа ГРУ. Местные силовики просили выставить посты на трех возможных дорогах от Махачкалы в сторону Дербента, где впервые «засветились» длиннобородые. Причем каких-то конкретных данных о том, что бандиты двинутся именно в сторону Дербента, в антитеррористическом комитете не было. В Дербент для расстрела посетителей ночного клуба банда могла приехать точно так же, как приехала в станицу Курская. А откуда она приехала — никто не знал. Тем не менее подполковник Подкопаев раскрыл карту, нашел по данным из шифротелеграммы места, где просили устроить засады, и показал мне.

— Нужно карту? — спросил коротко.

— Я запомнил, — отказался я. — Сейчас, как вернусь, сразу перенесу отметки в свой планшетник. Разрешите выполнять?

— Выполняй… Удачно первое задание со вторым совместилось, — заметил майор Покрышкин. — И лишних поисков не надо. Поторопись!

Я лично в этом деле вообще ничего удачного пока не видел…

* * *

Джахпар Махадов сидел на заднем сиденье. На переднем сиденье, как всегда, прямо, не пристегивая ремень безопасности, а только набросив его на плечо и придерживая рукой, сидел имам Джабраил Гаджимагомедов. Колени придерживали зажатый между ними автомат. Второй рукой Джабраил, как всегда, держал на коленях толстую старую книгу. Рукописное издание Корана. Этот Коран привез ему и передал, как реликвию, сам Джахпар. Сказал, что это книга седьмого века. Первооснова Корана.

— Потом уже Коран много раз сначала от руки переписывали, при этом добавляли свое или просто ошибки делали, потом перепечатывали и правили, каждый на свой лад. А это — первооснова. Здесь точно сказано, как мусульманин должен жить, каким он должен быть, за что должен бороться…

Конечно, Джахпар не сказал, что в Ракке сидит целая группа переписчиков, которая изготавливает такие издания и где вместо бумаги используется настоящий пергамент. Каждая буковка тщательно выводится. Этих переписчиков отбирали и в Сирии, и в Ливии, и в Египте, и в Ираке, и даже в далеком Марокко. И ни один из них не покинул стены своего цеха живым. Как и переплетчики, которые переплетают листы пергамента вручную натуральной кожей, как чеканщики, что изготавливают медные и бронзовые углы и застежки, хотя чеканщики сами книги и не видят. Но если вдруг они когда-то окажутся на свободе, то смогут случайно увидеть издание Корана, к которому приложили руку, и узнать по углам и застежкам свою работу. Это может бросить тень на великое дело.

Кто готовил текст для переписчиков, Джахпар не знал. Но ему и не полагалось этого знать. Он и без того знал слишком много и потому чувствовал себя не совсем уверенно, подозревая, что когда-то его миссия будет закончена, надобность в нем отпадет, и тогда кто-то получит соответствующий приказ и хладнокровно выполнит его. И в подтверждение выполнения приказа его голову в мешке из толстой верблюжьей кожи привезут тому, кто приказ отдавал.

И потому Джахпар не торопился завершить свою миссию. Он оставался тенью Джабраила, как его собственной тенью был Шамхал, приехавший в Дагестан из Ракки вместе с Джахпаром. В глубине души Джахпар был уверен, что у него все будет хорошо, он почувствует опасный момент заранее, примет контрмеры и выйдет победителем, как выходил до этого, на протяжении прожитой жизни. А прожил Джахпар уже немало. Под прошлый Новый год ему стукнуло сорок два года.

В глубине души он считал всех этих людей — и Джабраила, и все его окружение — игрушечными солдатиками, которыми он, взрослый человек, играет, придумывая и воплощая с их помощью в жизнь свои задумки…