Я здесь. Я рядом

Сергей Розум (2023)

Мистический роман о противостоянии добра и зла. Свет вступит в решающую схватку со злом, за одну невинную душу. Дьявол бросит все свои легионы, вовлечет всех своих сильных демонов, лишь бы заполучить Настю. Но на другой стороне священник отец Владимир, экзорцист Сергей за которыми стоят ангелы Святого кольца, Великой Божьей рати, и сама Святая Троица.

Глава 9

Погода сегодня испортились в конец, на смену февральском лютым морозам пришла мартовская оттепель. С одной стороны всё вроде бы и в порядке, на календаре, как и положено четвёртое марта, а значит и погода должна быть весенняя. Однако весна ещё никогда не приходила в назначенный ей календарный день и час, а посему март можно смело считать зимним месяцем. С самого утра зарядил мелкий, холодный и до боли неприятный дождь. Снег, что ещё вчера стоял высокий и пышный, моментально присел и к тому же напитался водой, и теперь выглядел серой серо-тёмной бесформенной массой. Пронизывающий ветер дополнял картину промёрзлого мартовского дня. Низкие тучи ползти очень скучно и медленно, казалось, что почерневшие в преддверии весны голые ветки деревьев вот-вот разорвут их своими острыми краями. На утоптанном да утрамбованном снегу тут же появились лужи, совсем не глубокие, но от того очень опасные, ведь под водой был лёд, и стоило любому прохожему ненароком оступиться, как он преспокойно мог распластаться во весь свой рост в этой же самой луже. Подобная участь постигла Петра, вчера вечером, когда они с отцом Владимиром впотьмах искали себе пристанище.

«Уважаемый читатель, дабы вам было понятно относительно того места, где очутились наши главные герои, то дело обстоит следующим образом!»

Храм в Дубках несмотря на ремонт и огромные кучи строительного мусора и материала, был практически перевёрнут с помощью Петра в течении шести часов. Отчаявшись найти искомый предмет, отец Владимир упал духом. Как ни крути, а человеку свойственно и ошибаться и заблуждаться, а по сему, он стал понемногу сомневаться в успехе начатого дела. Пётр же полная противоположность отца Владимира, был переполнен не сколько рвением, а взвинченным до предела человеческого организма — энтузиазмом, и сейчас можно смело сказать, что именно благодаря его усердию, старанию и душевному подъёму — они нашли то что искали.

— Что дальше Господи? — Отец Владимир попросту не знал, что ему делать, и поэтому решил узнать сам. А зря!

— Владимир я наблюдаю за тобой и за тем кто пойдёт вслед за тобой. Я здесь, я рядом, и буду всегда подле тебя. Любой твой путь предопределён. Сделав шаг, ты услышишь меня, и я укажу тебе, куда стоит далее идти и что делать. Твои сомнения и разочарования оставь здесь же в моём доме, сейчас это самое подходящее время и место.-

— Прости меня Господи, что усомнился в твоих словах.-

— Торжество веры укрепит твою душу Владимир, а единство истины дарует благодатное состояние да поселит добродетели в твоём сердце. Спрячь то, что отыскал, теперь оно для тебя и есть крест истины. Ступайте вместе с Петром в село Светлое. Доверься сердцу своему, оно поведёт тебя. Заходи в каждый дом, будешь накормлен, укрыт от непогоды, да от злобного взгляда сокрыт. Истину тебе глаголю!-

— Спасибо Господи за то, что благословил, да наставил на путь верный! — Светлое находилось в сорока километрах от села Дубки, и конечно же добраться до него в мартовскую непогоду, да ещё с ранами на ногах, что имелись у отца Владимира оказалось очень тяжело, и трудно. «Никто и не говорил, что будет легко» — подбадривал сам себя Владимир. Шедший всё время рядом с ним Пётр, помогал ему и словом тёплым и делом верным, скорее всего сам Господь дал ему такое наставление.

Отец Владимир покидая поздней ночью Дубки, считал, что эта дорога окажется трудной для него в том плане, что негде переночевать, негде поесть, негде переждать непогоду, да и многое другое, в чём обычно испытывают нужду путники, решившиеся на подобный шаг. А впустят ли в дом двоих неизвестных, да ещё в такое время суток, двоих грязных, мокрых, голодных и чужих? Он, конечно же верил Господу, но для человека всегда остаётся тень сомнений. Он верил, и в то же время сомневался.

Первый день пути, оказался испытанием веры. С каждым шагом отец Владимир всё боле и более сомневался, что сказанное Господом сбудется. Он и Пётр, шли вдоль дороги, по которой он никогда прежде не ходил, да и что говорить, он вообще не знал о существовании этих небольших сельских дорожек, что есть везде и всюду, и знают их исключительно лишь местные аборигены. Повстречайся им сейчас на пути кто-нибудь, они бы не смогли внятно и толково объяснить — кто они такие, откуда, а главное, куда и зачем идут. Уж сколько они прошагали, отец Владимир не знал, ни часов, ни карты, ни телефона с навигатором у него не было, а вокруг разве что бескрайние белые поля, пересекаемые узкими лесопосадками, бледная и грустная луна в звёздном небе, да спустившийся мороз. А тут ещё раны разболелись и начали кровоточить, ноги моментально стали тяжёлыми и ватными, да и к тому же застывали с каждым пройденным метром. Кровь засочилась из-под шапки прямиком на ворот дублёнки. Кожаные перчатки, и те пропитались кровью, и она замёрзнув, свисала страшными багряными сосульками. Чуть погодя начал завывать желудок, он требовал, что бы утолили голод, но хозяин почему-то его упорно не слышал. Он готов был уже остановиться и повернуть вспять, когда впереди из-за поворота показался одинокий фонарный столб с тусклой лампочкой.

— Что это Пётр? Где мы?-

— Скорее всего Пелагеевка…хутор Пелагеевка. Раньше было большое село, а теперь вот только хутор и остался. Я если честно сказать думал, что здесь уже давно никто не живёт, а оказалось, ошибался.-

— Идём Петр, до первой хаты, да побыстрее. — Единственная улица полузаброшенного да забытого хутора, насчитывала аж четыре дома, и на счастье Владимира все они оказались по одной стороне извилистой не-то стёжки не-то гравийки.

— Я сейчас отец Владимир! — Пётр вбежал в ветхую калитку и устремился к избе. Окна, а их было три, три маленьких и сиротливых окна смотрели на ночных путников темнотой заброшенного дома. Пётр постучал во все три и не спеша отошёл к калитке. Он старался не оставлять одного отца Владимира.

— Пойдём Пётр к следующей избе, эта похоже пустая. — Грустно сказал Владимир наблюдая как ужасно долго на них смотрит темнота без признаков жизни.

— Терпение отец Владимир. На дворе ночь и нужно время чтобы хозяева проснулись.-

— Я смотрю, ты уверен, что они вообще есть. — В этот момент в одном окне вспыхнул долгожданный свет, а через мгновение лязгнул засов входной двери. «Главное чтобы не так как в песни у Владимира Высоцкого, где в избе стояла плаха с топорами» — подумал отец Владимир, и тут же отогнал от себя мрачные мысли.

— Кто там на ночь глядя спать не даёт? — В дверях низкого тамбурочка стояла старушка, маленькая да худая, закутанная в пуховый платок.

— Нам бы переночевать? Впустите нас? — Отец Владимир всё же решил спросить разрешение, прежде чем, что-либо думать.

— А! Так это вы, заходите, заходите путники. Я вас почитай с самого утра ожидаю. Ну, слава Богу дождалась, ну заходите же скорее, не выхолаживайте избу, морозы этой ночью опять обещали.-

Переглянувшись, путники поспешили в сени, а через минуту уже сидели в тёплой комнате за столом. Их ожидал пирог с грибами, кастрюля варёной картошки, банка маринованных огурцов, булка ещё теплого хлеба, и неизвестно откуда хозяйка достала литровую бутыль с мутно-белой жидкостью.

— Эка же вас помотало, а ну-ка раздевайтесь да побыстрее, я простирну ваши вещи, особенно твои! — Старушка принялась раздевать отца Владимира, и его окровавленные вещи тут же полетели в железное корыто.

Пётр смотрел на отца Владимира, а тот в свою очередь удивлённо уставился на него, не зная, что им делать дальше. Их приютили, как будто ждали, но как такое может быть?

— А вы именно нас ждали? Может кого то других?-

— Да вас, вас, заплутавшие и припозднившиеся, кого же ещё! — Старушка принялась застирывать вещи, а путники, понимая что на сегодня со странствиями закончено, принялись с аппетитом уплетать деликатесы, что имелись на столе.

— А вы чего же не выпиваете, аль не русские что ли? С дальней дороги, да с холоду и сырости, русскому человеку грех не выпить!-

Самогон оказался самым настоящим перваком, градусов под шестьдесят не меньше, так что после первых двух стопок, путники стали медленно погружаться в хмельное забытье, а тепло раскочегаренной печки и непроглядная ночь за двором беспощадно клонили в сон.

— Ну вот, так-то лучше будет, а теперь лягайте в соседней комнате, один на кровать а другой на лавку. Я уже постелила, поэтому давайте смелее. — Пётр долго не думая укутался в одеяло и заснул на мягкой перине раскинутой поверх лавки. Отец Владимир собравшись с мыслями, пытался понять, как такое возможно, особенно в наше время. Он ещё силился, борясь со сном, так как хотел поговорить с хозяйкой, узнать кто она такая, как её зовут, и почему она ждала именно их?

— Ты ложись, тебе силы нужно беречь. Дай свои руки сюда. — Не понимая чего от него хотят, он не сразу сообразил, как так вышло, что старушка быстро перевязала его руки чистой холщовой материей, а на ноги наложила коричневатую мазь и туго перебинтовала.

— Я хотел спросить…спросить вас хотел…-

— Я Серафима Дмитриевна, меня тут многие знают, а ждала, так как просили за вас, в особенности за тебя, поэтому не переживай!-

— А кто, кто же просил? — Не унимался отец Владимир.

Старушка молча, глазами показала куда-то в сторону. С превеликим трудом повернув полусонное, ватное тело, отец Владимир увидел старую икону, в таком же старом окладе, висевшую в углу под самым потолком, и тускло горевший перед ней огарок свечки в стеклянной стопке.

— Мы утром уйдём!-

— Пойдёте, когда нужно будет, а сейчас спать! — Кровать моментально поглотила вымотанное тело Владимира, опуская его в царство сна.

— Владимир услышь меня! Какой мерой меряешь ты, такой же мерой и тебе отмерено будет!-

— Прости меня Господи, что усомнился в твоих словах. Прости, что не поверил тебе, как ты говорил. Прости, ибо я человек, человек которого часто обманывали.-

— Прощаю тебя Владимир, во истину так! Он ещё пытается ввести тебя во грех разочарования, разубеждения и неверия. Он будет и далее принимать ещё много других попыток, чтобы сбить тебя с пути истинного. Крест истины в мире живых не значит ничего окромя слов. Для верующих он есть путь, для неверующих пустые слова. Твой путь Владимир уже начат, и начат с самого рождения, а значит нельзя бросить его, не завершив. Знать путь и пройти его — не одно и то же. Твой путь тернист, извилист, коварен и опасен, но ты пройдёшь его, ибо я верю в тебя!-

— Господи, ты сказал, что мой путь начат с моего рождения? Получается, что ты выбрал меня ещё за долго до этих событий?-

— Истина Владимир в том, что выбрал я не случайно. Ты был зачат и рождён в любви. Твои отец и мать долго не могли иметь детей, время радости стать родителями обходило их стороной. Твоя мать сильная духом и верой женщина, прочла однажды молитву, и была услышана мною. Твой жизненный путь, как и судьба, были предопределены мною, однако и падший тоже узнал о тебе, и теперь его цель это — ты! Две тысячи лет назад он упустил возможность убить моего новорождённого сына, но не успокоился на этом и всю жизнь преследовал его, как сам, так и его слуги. Люди, самые преданные слуги, запомни это Владимир. В этот раз он опередил меня, автомобиль в котором везли тебя из роддома, врезался в тяжёлый грузовик, и отнюдь не случайно, так он пытался добраться до тебя. Твоя мать, отец и водитель погибли сразу, спасти их я не успел. Я спас только тебя, и скрыл от его глаз, и его слуг. Ты был жив только в мире людей, но и в царстве мёртвых ты тоже был. С тех самых пор, я направлял тебя, давал советы, уберегал от соблазнов греховного мира и разврата. Я окружил тебя истинно верующими, добрыми, мужественными людьми. Но и он окружил тебя своими слугами, хотя и не знает до сих пор кто — ты. То, что ты отыскал в храме, скроет твоё истинное лицо и твоё предназначение от Люцифера.-

— Господи, а мои родители, они сейчас где?-

— Ты знаешь ответ Владимир, они в Царствие моём. Они и многие другие, сейчас наблюдают за тобой, ты для них смысл их прежней мирской жизни. Ты их вера и любовь в вечном Царствии!-

— А разве можно обмануть смерть Господи?-

— Нет Владимир, смерть обмануть невозможно. Она не подчиняется ни мне, ни ему. Смерть держит баланс в мире живых, и сопровождает души умерших на весы Божьего суда. Она оберегает души, начиная с последнего вздоха до врат судилища. Смерть не несёт страха своим появлением, ибо она не страшна ни сама по себе, и ни то, что за ней последует, ведь в судилище все грехи лягут на весы, и суд будет один для всех, суд Божий, беспристрастный, истинный и справедливый. Запомни всё услышанное Владимир, ваш путь вскоре продолжится, однако не пытайся его ускорить или сократить, это не в твоей власти. Твоему телу нужен отдых и покой, а душевные сомнения и переживания отнимают куда больше сил, чем мирская суета, а посему — отдыхай Владимир!-

— Благодарю тебя Господь за помощь твою и поддержку!-

Проснулись они с Петром ближе к обеду следующего дня. В хате царил покой и умиротворение. На столе ожидала аппетитная еда, и конечно же знакомая бутыль с самогоном. Старушка Серафима Дмитриевна находилась в соседней комнате, вязала на спицах.

— Проснулись? Ну, тогда садитесь обедать пока всё с пылу да с жару!-

Время неумолимо шло, а вместе с ним нарастала тревожность и беспокойство от предстоящего пути, ведь до села Светлое ещё топать и топать. За окном необычно рано спустились сумерки, погода вновь менялась, шла оттепель.

— Серафима Дмитриевна… — Начал было отец Владимир, но старушка сразу пресекла ненужный разговор.

— Али забыл о чём тебя молили? Ваш путь продолжится, когда наступит время, а сейчас ещё рано. Ты Пётр коли заняться нечем, ступай на двор да наколи дров, воды натаскай в ушат, а вечером устрою вам баньку! — Пётр недолго думая, оделся и выбежал во двор исполнять поручение. Владимир поспешил его примеру, очевидно хотел помочь Петру.

— А ты останься, у каждого свой крест, чай забыл? Его крест не такой уж и тяжёлый, так что он и без тебя управится.-

— А чем же мне тогда заняться, не могу же я просто так сидеть, пока Пётр работает?-

— А мы с тобой Владимир поговорим!-

— С вами? А о чём-то говорить Серафима Дмитриевна?-

— А расскажи мне отец Владимир о своей учёбе в духовной семинарии!-

— О чём, о чём? — Владимир не спроста переспросил, он пытался собраться с мыслями и наконец-то понять кто эта такая старушка, и почему ей так интересно его прошлое?

— Да Владимир, об учёбе! Про тот самый случай, когда митрополит отец Аркадий пригласил тебя в свой кабинет!-

Он ожидал чего угодно, но только не такого поворота событий. Ему в миг стало душно, тело покрылось липкой испариной, во рту противно пересохло, а сердце готово вот-вот вырваться из тесной груди.

— Да кто же вы такая Серафима Дмитриевна? Что здесь творится, и где мы с Петром на самом деле находимся?-

Слушай своё сердце Владимир, в нём кроется истина, а где истина, там тебе и вера! Он поди уже говорил, по вере твоей да воздастся тебе. Твоё сомнение порождает недоверие, а оно не есть добродетель, отнюдь. Здесь тебя окружают друзья и твои помощники. Сбрось с души хоть часть ноши, что несёшь уже довольно долго, и посмотришь, как сразу станет легко! — Глубоко вздохнув, он посмотрел на весёлый и тёплый огонь, что отплясывал ярко-оранжевыми языками в печке, и ему вдруг стало невыносимо тяжело от всего, что накопилось в душе. От человеческого предательства, от зависти, лжи и лицемерия, от гордыни и тщеславия, и ещё много от чего, чем окружили себя живущие ныне люди. Тот случай о котором его просили, его прежде чем вспомнить, следует ещё отыскать в памяти, в той памяти когда он был совсем еще юнцом.

— Говоров, тебя митрополит ждёт! — Он сидел один в классе и пытался разобраться в только что пройденном материале, который ну ни как не хотел усваиваться. И дело тут не в весне, что кипела за окно буйством радужных красок пробудившейся природы, а в маленьком недоразумении, что произошло у него с отцом Аркадием аккурат до начала занятий.

— Меня?-

— Тебя, тебя Говоров! Так что дуй к нему в кабинет, он ждёт тебя!-

Дежурный, а это был семинарист женатик с пятого курса, закрыл дверь и преспокойно удалился, оставив Владимира одного со своими не совсем хорошими мыслишками. Будучи духовным наставником, митрополит Аркадий непонятно почему находился в семинарии в столь ранний час, решил было проверить семинаристов подопечного ему курса. За четыре года все уже и привыкли, и притёрлись к друг другу, и к преподавателям, исключение составлял только он один. Митрополита попросту боялись, а значит не о каком доверии, не могло быть и речи. Но боялись его не все! Упакованные детишки состоятельных родителей, у которых протеже был сам отец Аркадий, дети с известными фамилиями под которых подстраивался сам митрополит, дети родителей с которыми он проворачивал свои денежные дела. Таких семинаристов, кто не боялся митрополита на курсе оказалось более чем предостаточно. Однако не боялся его и Владимир, митрополит скорее всего вызывал у него жалость, чем отвращение и неприязнь за своё скудоумие, как, то незнание основных азов нравственности, морали, духовного просвещения, христианских заповедей и добродетелей.

До начала занятий оставалось ещё двадцать минут, когда в лекционный зал заглянул митрополит. Как всегда одетый очень богато, и почему-то в ризе, в клобуке и с посохом. Во всём одеянии отца Аркадия сквозила напыщенность и бахвальство. Та же риза, расшитая золотыми нитями, окантовка и узоры церковных крестов вышиты аж, в несколько слоёв для пущей важности. На спине из серебра отделан огромный крест. В грудной прорези ризы на массивной золотой цепи висит такой же крест. На макушке клобука в самом его центре, выведен серебряный крест, а по полям два голубя летящие друг к другу. Посох изготовлен из чёрного дерева и в этом не было никакого сомнения, он украшен массивным золотым набалдашником и серебряным наконечником, два ответвления верхнее и нижнее из слоновой кости. Вот примерно в таком виде, так сказать в повседневном одеянии и заявился святоша.

— Всем доброго здравия семинаристы! — С разных мест полетели в ответ тёплые приветствия в адрес отца Аркадия, основная масса ответила практически хором, и одновременно.

— Доброго здравия, наставник! — Дальше последовал обычный разговор, который по большому счету Владимира не интересовал, и он увлёкся подготовкой к занятиям. Рядом с митрополитом образовался круг, из тех самых «приближённых» семинаристов, которым дозволялось практически всё. Постепенно разговор с «избранными» перешёл на личные темы, посыпались пошленькие анекдоты, шутки, смешки да издёвки. Это была группа привилегированных выскочек-жополизов, которые есть в каждом коллективе и в каждом обществе, им можно то, чего не дозволено остальным под угрозой сурового наказания, и их совершенно не беспокоит, что о них думаю другие, те кто сейчас находится рядом с ними. В какой-то миг времени настал момент, когда в разговоре стираются все грани морали, этики, нравственности и обычного человеческого приличия, как вдруг кто-то из семинаристов произнёс:

— Аркадий Петрович, ну признайтесь, что Сын Божий был всего на всего простым человеком при жизни, а после смерти стал сакральной жертвой, и именно с этого момента и началась его библейская история?-

Кто конкретно из семинаристов произнёс сию реплику, Владимир не успел увидеть, он мог лишь догадаться по голосу. Ему вдруг стало интересно, что ответит митрополит на гнусную ложь, и как себя поведет. Вот тут-то отец Аркадий проявил себя как истинный дипломат:

— Типун тебе на язык, думай что говоришь! Мы сейчас не в кабинете твоего отца, а в семинарии, где обучают православным и церковным канонам. Поэтому сделаем вид, что я ничего не слышал, а ты мне ничего не говорил. — Заулыбавшись, митрополит быстро перевёл диалог в русло учебного процесса, где важным вопросом стояла успеваемость и посещаемость. Однако Владимиру от услышанного стало не по себе, от того, что высший сан Епархии, такой как митрополит попросту закрывает глаза на гнусную клевету, и старается не слышать слов, попирающих веру. Великую христианскую веру ложными высказываниями, и от кого? От будущих служителей церкви, тот, кто сам в скором времени будет нести слово Божье людям, и вселять в них веру, да дарить любовь? За подобные речи полагалось очень строгое наказание, об этом Владимир знал не понаслышке, и об этом сказано в уставе семинарии, вплоть до отчисления как из учебного заведения, так и отлучения от церкви.

Митрополит да обступившие его семинаристы,как ни в чём не бывало, продолжали шутить и смеяться. В связи с гнусным и лицемерным поведения отца Аркадия, у Владимира от гнева и переживания всё буквально кипело внутри и клокотало в груди. Он не ожидал ничего подобного от такого человека как Аркадий Петрович. Вот прозвенел звонок, и митрополит в полном удовлетворении словно ничего и не случилось, собрался покинуть лекционный зал, но по сложившейся учебной традиции произнёс:

— Коль больше вопросов ко мне нет, то желаю всем, светлого да чистого дня! — Он уже было собрался уходить, повернулся спиной к входной двери, как вдруг услышал вопрос. Это спросил Владимир, он хотел во что бы то ни стало, заставить митрополита ответить на тот вопрос, что прозвучал совсем недавно.

— Аркадий Петрович, прошу вас! — Святоша вальяжно да нехотя повернулся и внимательно взглянул на аудиторию. Он ещё не совсем знал семинариста Владимира, ведь тот не входил в число приближённых и привилегированных особ.

— Так вы действительно полагаете, что Сын Божий всего лишь сакральная жертва, давшая толчок для развития христианства как религии? — Что испытал митрополит, услышав повторно данный вопрос, да и от кого — увы не известно, но ропот восхищения смелостью Владимира прокатился волной по лекционному залу.

— Вы сегодня вечером зайдите ко мне, я поговорю отдельно с вами по этому поводу, семинарист…?-

— Говоров Владимир Александрович!-

— Вот-вот семинарист… Говоров. После занятий я вас буду ждать.-

На самом же деле, оказалось наоборот, этой встречи больше боялся Владимир, так как считал, что утреннее недоразумение разрешилось само собой, но не тут-то было. Он уже стоял перед дверью кабинета митрополита и прикидывал в уме как поведёт беседу. Отца Аркадия он как уже известно не боялся, а после утреннего инцидента и вовсе перестал уважать, не только как человека, а как духовного наставника, и всё же митрополит высший сан в Епархии, а он как ни крути всего на всего семинарист.

— Аркадий Петрович, вы меня вызывали? — Спросил для приличия Владимир, открывая тяжёлую дверь.

— Да, да! Заходите, семинарист Говоров, я вас жду. — Кабинет митрополита в семинарии по своему убранству не уступал кабинету в кафедральном соборе, только был чуть-чуть поменьше. Отец Аркадий сидел в огромном деревянном кресле, чем-то напоминающем трон, за длинным полированным столом, и внимательно рассматривал вошедшего семинариста. Его колючие глаза, буквально сверлили Владимира насквозь, а выражение недовольно-сердитого лица, не предвещало ничего хорошего.

— Так значит Владимир Александрович, вы хотите знать моё мнение относительно сакральной жертвы, каковой был Сын Божий?-

— Да!-Дерзко и громко ответил Говоров. Он видел, как сжались в маленькие кулачки ухоженные ручки митрополита. Злоба и гнев переполняли его, а как иначе, какой-то нищеброд, без рода и племени, посмел бросить ему вызов. Ему, отцу Аркадию, и к тому же при всей аудитории.

— Я считаю, что Сын Божий всего лишь вымысел больного воображения людей. Его никогда не было, и быть не могло. Возможно, что некогда жил человек, очень похожий на него, и со схожей судьбой, но не более. Людям всегда нужно во что-то верить, и почему бы не придумать хорошую и красивую сказку, о неком миссии, что принёс себя в жертву во имя всего человечества, а после смерти ещё и воскрес! Полная чушь, ну согласитесь!-

Владимир не верил своим ушам, возможно что здесь какая-то ошибка, ведь такой человек как митрополит в априори не может произносить подобную ересь.

— Я с вами не согласен, и не соглашусь никогда!-

— Да? А почему Владимир Александрович, поделитесь своим мнением.-

— Я верю в Священное Писание, во все факты и события, во всех людей, что жили в то время. Я верю в добродетели и грехи, я верю в то, что всех нас ждёт Божий суд за прожитую земную жизнь. Я верю в человеколюбие, в сострадание, в отзывчивость, в благодать, в благословение Божье и в его помощь. Я верю в силу молитвы и православного креста. Я верю, и без веры мне не прожить и дня, и часа, и мгновенья.-

Митрополит захлопал в ладоши, а на лице появилась улыбка злобы и лютой ненависти.

— Молодец Владимир Александрович, из тебя выйдет толковый священнослужитель! Значит, не зря учат в духовной семинарии, совсем не зря. Только сдаётся мне, что у тебя ничего и нет окромя веры? Не так ли?-

— А разве это имеет отношение к разговору?-

— Конечно имеет! Одной верой сыт не будешь, и детей своих ею не накормить, и жену не приоденешь, и ещё много чего не сделаешь, того, что попросту обязан сделать в жизни как мужчина. Во что верю я? Так вот во — что! — На стол небрежно упала толстенная пачка долларов. Таких денег и в таком количестве, Владимир в жизни не видел никогда, разве что на экране телевизора.

— Вот это сила, это власть, это вера в безбедное сегодня и счастливое завтра. А что твоя вера тебе дала, семинарист? Да ничего, и поверь, никогда не даст, а знаешь почему? Потому что Бога нет. Слышишь, его нет! Не было и никогда не будет. Всё это цирк для того, что бы управлять людьми. Церковь из покон веков всегда была, есть и будет той самой «Пятой колонной», что правит миром. Ни какое правительство, ни президенты с их командами, ни миллиардеры и их капиталы, ни что не имеет такой силы как — церковь! А сила нужна для абсолютной власти. Власть над всеми! Вспомни крестовые походы тамплиеров или госпитальеров, или тех же тевтонов на Иерусалимскую землю в поисках святого Грааля, вспомни святую инквизицию в странах Европы, и что она натворила. Вспомни наконец, любой конфликт, любую войну и увидишь, что это дело рук всё той же церкви, неважно какой католической, православной, баптисткой, лютеранской. Всегда и везде церковь стремилась к абсолютной власти над всем, что есть в мире, но главное над человеком! А как её получить? Только обманом, для чего и были написаны различные евангелие, библии, заветы, заповеди. Было нарисовано тысячи, миллионы икон, картин на православную тему. Подбирались никому неизвестные люди, и возводились в лик святых — для чего? Да всё для того же, чтобы человек верил церкви и её религии, как единственному защитнику, ценил, оберегал и боялся церкви, чтобы он отдавал свои последние гроши за какую-то святую веру, и беспрекословно выполнял любые прихоти церкви и её представителей. Любые!!!-

Владимир был раздавлен и унижен, услышанным. Коль так говорит высшее духовное лицо Епархии, то о чём тогда может говорить и мыслить любой священнослужитель?

— Вы говорите такие богохульные вещи, разве вам не страшно?-

Улыбка, эта коварная и злобная улыбка не сходила с лица митрополита. Он упивался своей властью, своим могуществом и положением. Он уничтожал и унижал того, кто позволил себе слишком многое, того, кто посчитал себя мудрее и умнее чем он сам. Власть решает в нашей жизни все, абсолютно все проблемы, она открывает любые двери, она не почитает ни друзей, ни законов, ни правил, с властью невозможно договориться или попросить об уступке. У власти есть только враги, а значит, врагов нужно истреблять и уничтожать. Семинарист Говоров сам того не понимая в один миг, стал врагом митрополита, маленьким, беззащитным и никчёмным врагом — самой церкви.

— Я могу всё, абсолютно всё Владимир Александрович, потому что я есть власть. Представьте себе на минутку, что будет, если вы соизволите хоть кому-то, что-то рассказать? Вам не поверят, над вами посмеются как над юродивым или ущербным, а поверят только мне, даже если с моего языка будет слетать гнусная ложь. Кто вы, а кто я, разницу чувствуете?-

— Аркадий Петрович, вы совершаете страшный грех. В писании сказано «По вере вашей и будет вам»!-

— Ха, ха, ха! В писании сказано «Не вознесись выше Бога». А я вознёсся, я и есть Бог, Бог для всей Епархии, для семинарии, да даже для тебя! Стоит мне захотеть, и тебя в два счёта не будет в семинарии, и вход в Епархию для тебя будет навсегда закрыт, а если я захочу, то сживу тебя вообще из города и области — потому что я власть! Запомни это семинарист Говоров, когда в следующий раз вдруг вздумаешь задавать ненужные вопросы.-

— Вашими помыслами, словами, поступками и намерениями Аркадий Петрович, дорога в ад выстлана да выложена, и я считаю, что таким как вы, не место в Православной Церкви!-

— Что? Да как ты смеешь мне подобное говорить? Кто ты, а кто…

— Извините меня, но я спешу.-

Владимир, более не слушая митрополита, развернулся и вышел из кабинета, теперь ему было всё равно, что с ним сделают и что с ним будет, но он сказал то, что считал нужным, правильным и необходимым. Он, таким образом защищал веру, чистую, непорочную, великую веру. Он сделал то, что должен был сделать и поступил как истинный христианин, как будущий священнослужитель. Теперь уж на всё воля Божья, всё в его руках, и коль суждено будет чему-то сбыться, то оно обязательно случится, независимо от того хотим мы этого или нет…

Серафима Дмитриевна улыбаясь смотрела на отца Владимира.

— Ну как, полегчало тебе на душе? Вон какой груз скинул, не каждому под силу нести такую ношу. — И в правду, на душе стало как-то легко и светло, а главное не было того самого тяготения и тревожности. Он почувствовал себя так, словно оставил где-то несколько лет своей прежней жизни, и теперь может свернуть горы.

В это время в избу вошел Пётр весь мокрый, то ли от пота, то ли от дождя, но довольный выполненной работой. Вечером у них была баня, с паром и горячей водой, после которой они заснули как младенцы. Утром следующего дня, их разбудила Серафима Дмитриевна.

— Ну что, пора вам в путь! Позавтракайте, и с собой в дорогу я вам приготовила. Отправляйтесь потихоньку с Божьей помощью! — Как Серафима Дмитриевна могла определить, когда им идти, а когда нет, так и осталось для отца Владимира загадкой. Стоя в дверях и прощаясь с гостеприимной и заботливой старушкой, отец Владимир не заметил как она протянула сложенные вместе руки.

— Это тебе Владимир, часть моей силы, любви и веры. Бери смелее, он тебе пригодится! — На ладонях святого отца оказался огарок восковой свечи.

— Да хранит вас Господь!-

По дороге до села Светлое, путники ещё два раза останавливались на ночлег, и всегда их принимали как заждавшихся и припозднившихся верных друзей. Им были рады в каждом доме, в каждой избе. Отец Владимир не переставал удивляться человеческой доброте, заботе, любви, преданности и вере, какая читалась в глазах каждого, когда провожали их в путь, и давали ему то, что считали нужным и что было преисполнено их силой и верой.

Долгожданное село Светлое, встретило путников распутицей и холодным, мелким дождём. Пётр шедший впереди, не совсем удачно рассчитал свои силы, и со всего размаху шмякнулся в неглубокой луже, растянувшись во весь свой рост. Одежда тут же пропиталась темно-мутной водой и мгновенно стала холодной и противной. Холодно и зябко было обоим, одному от ледяной воды из лужи, второму от его собственной крови, что сочилась из ран, и остывая превращалась в липкую, противную жижу.

Светлое было самым большим селом Вознесеновского района, и чтобы пройти из одного конца села в другой нужно потратить полдня, а то и больше. Владимир посмотрел на скукоженного от ветра и холода Петра, и ему самому стало не по себе. Что дальше делать, куда идти он не знал.

— Владимир ступай с Петром в дом мой, там найдёшь и кров и защиту! В остальном же положись на меня!-

— Спасибо Господи за поддержку, она нам сейчас очень нужна!-

Церковь отыскали сразу, её высокий светло-голубой купол с позолоченным крестом был виден издалека. Однако им пришлось потратить немало времени, дабы добраться до неё самой. Церковь не походила на тот храм, что в Дубках, и отличалась своей новизной, ухоженностью и блеском. На расчищенной перед ней небольшой площадке, где полностью растаял снег, находилось несколько человек, они яростно крестились и читали молитвы. Вся территория церкви была обнесена металлическим забором с массивной калиткой, и на каждой секции выкованный православный крест. Путники остановились у самого входа, по христианскому обычаю перекрестились и направились к высоченным деревянным двустворчатым дверям, что вели непосредственно в церковь.