Путь. Часть 3. Последняя мысль

Сергей Павлович Сироткин, 2012

Это история о демоне, чье имя невидимо в прошлом и неощутимо в настоящем. Его нет, так как о нем забыли, но он все-таки есть и об этом знает каждый. Его лицо сокрыто обликами других существ, к душам которых он прикоснулся. И лишь, оставаясь в одиночестве, когда нас покрывает Тьма, мы чувствуем душой его присутствие и неустанный взгляд. Он следит за нами, зная о каждом нашем шаге, слове, чувстве, мысли. Его безжалостная длань лежит на пульсе этого мира в ожидании, когда ложь переполнит это вместилище Творца, чтобы стереть не только наше существование, но и память о мимолетном пребывании в Сущем человечества, осквернившим бесценный дар – жизнь.

Глава 3

Мгновение… Ещё мгновение… Подобно биению сердца разум неустанно отмерял мимолётное существование там, где нет ничего, кроме вымышленных мгновений, пытаясь сохранить себя в бесконечном ритме безудержной погони за своей собственной памятью. Она угасала, но пока продолжала оставаться бесценным остовом бытия, настойчиво утверждающим вопреки немому равнодушию, что «я» есть…

Отсутствие угнетало, душило разум, заставляя волю сдаться и забыть о своём существовании. Каждый миг, который можно было соизмерить лишь с началом и концом уже весьма вялых мыслей, приходилось бороться с бесконечным безразличием, безмолвием и поначалу терзающей, но теперь приятно усыпляющей бдительность тишиной. Иногда возникало желание отступиться и стать такой же бессмысленной частью Пустоты, которая терпеливо ждала, когда очередной разум сдастся и, наконец, присоединиться к её вечному забвению. Но именно уверенность в том, что не Пустота склоняет к безволию, а только лишь собственное одиночество, заставляла бороться. Бороться с самим собой, со слабостью, то и дело возникающей неуверенностью, изъянами разума, стремящимися стать подобными Пустоте и начать процесс саморазрушения. Всё, как и всегда, сокрыто только в самом себе, и каждая победа за существование в мимолётном миге, где ты то ли был, то ли есть, а возможно только будешь, делает сильнее, совершеннее. Только бы не перестать мыслить! Иначе собственное забвение наступит настолько стремительно и незаметно, что даже не успеешь осознать: тебя больше нет. И некому будет констатировать исчезновение разума и, к сожалению, никто злорадно не усмехнётся над гибелью очередного одинокого пленника непобедимого отсутствия.

И в этом отсутствии у меня осталась только память. Память о том, что я был в исчезающем мгновении, которому здесь, в Пустоте, к сожалению, нет места. Но непреодолимое и в тоже время утомительное желание — быть, заставляло появляться жизненно необходимый миг. И моё существование уже превратилось в непрерывную погоню за этим стремительно ускользающим от моего разума мигом, в котором я очень хочу быть, но жутко устал догонять самого себя. Устал так, что вновь был готов сдаться…

«Нет! Никогда!» — то ли себе, то ли Пустоте мысленно прокричало моё упорство выжить, сотрясая разум, чтобы он не заснул и не провалился в забвение.

Я выстоял раньше, выдержу и сейчас это назойливо гудящее в сознании равнодушие! Оно только и ждёт, чтобы я немного расслабился и уничтожил себя своими же руками. Хотя, какие руки! У меня — их нет! Они остались в озере Творца, в закрытом мною Мире Богов…

Мгновение… Ещё мгновение… Разум продолжал создавать иллюзию времени для самого себя, чтобы не забыться в вечном отсутствии хоть какого-нибудь движения.

«Интересно! Сколько времени прошло в Сущем с того момента, как я пересёк кромку?» — возник в разуме вопрос, закрадываясь параллельно с мыслью о доме.

Какое же это счастье — ощущать время! Его мерное течение сквозь твою сущность, увлекающее в неведомую даль судьбы, которую ты творишь каждым поступком, словом, мыслью и даже неосторожным дыханием, способным изменить мир. Дыхание…

Было бы так замечательно сейчас вдохнуть свежий утренний воздух рассвета, когда жёлтая звезда поднимается над горизонтом, бесцеремонно прогоняя Тьму и окутывая своим Светом твердь мира!

Возникла навязчивая, не покидающая сознание идея — заглянуть в мой мир, где так хочется жить…

И я не заметил, как расслабился и полетел в мечты о мире, жизни, лучах звезды, дуновениях ветра… Мой разум плавно упал, словно оторвавшийся от своего родного дерева листок на гладь мнимой реки, и мерно поплыл в сияющую даль безграничного желания жить. Стало невероятно тепло и уютно, будто я находился в своей ипостаси и попал в огненные потоки лавы. Представляемая мной кровь Сущего постепенно окутала меня, причём, так заботливо и нежно, что захотелось заурчать от удовольствия, подобно ленивому коту, нежащемуся под невероятно тёплыми лучами Ра. А тем временем, мнимые волны создавали иллюзию огненных масс, игриво перебрасывали мой уставший разум друг на друга, увлекая всё дальше и дальше от исчезающего вечного мгновения, в котором пока бодрствующее сознание неустанно боролось за своё «я». И на миг показалось: я действительно ощущаю реку, да настолько знакомую, что появилось непреодолимое желание, чтобы эта иллюзия чувства никогда не заканчивалась.

Знакомые и необычайно приветливые воды несли меня плавно и осторожно, будто усыпляли бдительность, предоставляя возможность отдохнуть от самого себя и своей непрерывной борьбы. Возникли противоречивые чувства, разрывающие разум на две части. С одной стороны хотелось уснуть, с другой — продолжать борьбу со сном, чтобы не впасть в небытие. Но сон уверенно побеждал. И постепенно забываясь в его объятиях, перед тем, как сдаться, подумал: «Чувства?! Откуда им взяться, если у меня нет души?!» Именно эта мысль заставила вырваться, как мне казалось, из пут забвения и открыть глаза, хотя век, чтобы их поднять, не было. Но, что поразительно, я увидел чёрную реку времени, словно находился в Хаосе. Возникло ощущение неожиданного прозрения, будто пребывал слепцом, томившимся во Тьме не одну вечность. Оттого сразу меня охватило состояние полной нереальности происходящего. Начал вдруг подозревать, что сошёл с ума и более не контролирую свой разум. Стало невероятно страшно. Неужели, Пустота взяла верх, подавила волю и теперь рисует мне иллюзорные образы прошлого?!

«Страшно?!» — вновь прокричал я мысленно вопрос самому себе.

Мне неведом был страх при жизни, а сейчас, в силу отсутствия души, его и в помине быть не может! Но он был — едкий, липкий, лишающий способности здраво мыслить и принимать решения! А значит, у меня вдруг появилась душа! Я разумом явственно чувствовал своё оцепенение! И в таком состоянии полной растерянности и обезоруживающего страха от осознания, что неожиданно обладаю подобием души, меня несли воды реки времени. Только вот, куда?!

Отдавшись на волю мнимой реки, медленно тёк сквозь бурно меняющиеся пространства вымышленного Хаоса, похожего на спасительную соломинку для утопающей в забвении жертвы Пустоты, и был подобен только что родившемуся младенцу. С широко открытым взглядом, боясь моргнуть разумом, дабы не исчезла иллюзия, я замер в ожидании того, где остановлюсь.

Мимо проносились поглощающие друг друга материи, от чего их цвета и формы изменялись с невероятной скоростью. Устраивая невероятные переплетения своих сущностей, они создавали немыслимые феерии, потрясая моё изголодавшееся в Пустоте воображение. Я готов был закричать от восторга, но лишь в застывшем состоянии то ли от довлеющего надо мной страха, то ли от восхищения, незаметно сменившего страх, представлял собой остановившееся мгновение времени. Подобно каменному изваянию, я превратился в единственного неподвижного зрителя в этом бушующем, постоянно изменяющемся театре стремительного движения, где актёрами являлись пространства и материи, которые создавали новую, неповторимую в своём роде жизнь. И, как и прежде, мой разум, заворожённый этим вечным представлением, замер не в силах оторвать взгляд от игры многочисленной труппы, где главными персонажами, режиссёром и прочими участниками ошеломляющего действа всё же оставался сам Хаос.

Неожиданно остановился, и, как только осознал, что больше не двигаюсь, стал плавно погружаться в тёмные воды. Якобы иллюзорная субстанция окутала меня и внезапно одарила ощущением плоти. Я уверовал, что снова обладаю материальной сущностью! Подал импульс воли, и река мгновенно дала почувствовать руку, затем вторую. Я распрямился телом и… О, Сущее, меня пронзила боль! Изнутри вырвался оглушающий глас, и река немедленно вздыбилась, как непокорный дракон, которого решил оседлать глупый и неосторожный наездник. Всё вокруг завертелось, запрыгало и невероятно сильно затряслось, как по мановению пальца неведомого хозяина, сразу же отреагировавшего на незваного гостя, что обнаружил себя неосторожным звуком. Окинув мгновенным взором Хаос, увидел, как вся многогранная плоть непокорного столпа встрепенулась, закручиваясь в умопомрачительные ураганы, заставляя меня поверить в свою реальность. Единым потоком силы непокорного вместилища пронзили мою сущность, пытаясь раздробить беспокойный разум на мельчайшие частицы, чтобы немедленно наказать наглеца, посмевшего тревожить, на первый взгляд, беспорядочный уклад существования. Меня терзали, рвали, трепали только с одной целью — уничтожить. И не будь в памяти прошлого опыта посещения Хаоса, от разума уже ничего бы не осталось. В этот раз столп Сущего, как никогда прежде, чрезвычайно взволновался. Хотя нет! Не то слово… Он взбесился! И приготовился разорвать каждого без разбора, словно копил в себе лютую ненависть, которую только и ждал на кого выплеснуть. Видимо, я оказался первым и единственным посетителем этой обители за огромное количество времени, кому посчастливилось попасть под горячую руку столпа Сущего. Но я был не против этого, наоборот — счастлив. А потому находился на грани эмоционального взрыва от этого неожиданно посетившего меня мгновения счастья, осознав, что река вовсе не мнимая, и я, возродившись в новой душе, снова нахожусь в Хаосе, пусть и не таком приветливом, как в моё последнее пребывание здесь.

Не знаю, как долго терзал столп Сущего мой разум, но я услышал смех. Свой смех от удовольствия, что снова жив. Я не сопротивлялся силам, а наоборот, предался наслаждению безумным танцем, в котором меня хотели стереть в пыль и развеять на бесконечных пространствах, превратив в частицы различных материй. И я был готов стать любой песчинкой новых, рождающихся миров в Сущем или же напротив уже умирающих, только бы не возвращаться в Пустоту и… чувствовать. Чувствовать, что я есть.

Какое же это наслаждение — чувствовать боль жизни, осознавать себя в чём-то реальном, существующем. И всё благодаря воле и мечтам. Мечтам о мире, жизни, лучах звезды, дуновениях ветра…

Хаос продолжал свои попытки разорвать непрошеного гостя, а я уже находился на одном месте, совершенно не замечая бесцеремонных и сокрушительных выпадов. В беспорядочной круговерти смертельного танца столп Сущего занёс меня далеко от реки времени, пытаясь уже вытолкнуть за кромку, так как попытки превратить незваного посетителя в ничто заканчивались неудачей. Я чувствовал в столпе ярость и в то же время негодование. Сия обитель не желала мириться с проигрышем и только наращивала обороты, всё больше и больше закручивая себя в единый ураган. Ещё немного, и когда-то созданное мной бесконечное пространство подключит к битве остальные столпы, готовое пожертвовать даже равновесием между ними. И в этот момент я раскрыл Хаосу разум, словно сдавался, но на самом деле являл волю, в которой кроме желания жить в покинутом доме ничего не было. Столп Сущего мгновенно вонзился в открытую брешь, и, прикоснувшись к моим мыслям, сразу замер. Он немедленно отступил, признав во мне своего создателя, и вернулся в обычное состояние так быстро и незаметно, словно вовсе не волновался. Теперь его материи касались моей сущности аккуратно, даже с трепетом, и я почувствовал в своей обители некую радость, а главное — покой. Столп распахнул объятия и, бережно окутав, понёс долгожданного хозяина обратно к чёрной реке.

Вновь прикоснувшись к изредка волнующейся глади тёмных вод, я был облачён в новую непривычную ипостась, которой после пребывания в Пустоте невероятно возрадовался. Ни ног, ни крыльев река мне не дала. Только лишь подобие тела и рук стало плотью, потому что сама река становилась моим вместилищем на момент прикосновения к ней новорождённой душой, окутавшей измученный небытием разум. Я перемещался в тёмных водах крохотной частицей по бесконечному телу, пронизывающему всё Сущее, и был способен стать таким же всеобъемлющим, как и естество чёрной реки. И первым делом я переместился к берегу, где продолжал невозмутимо возлежать хранитель Хаоса.

Я аккуратно покинул воды и ощутил: теперь моим телом неожиданно стало всё Сущее. Тьма, Свет и даже Мир Богов немедленно прикоснулись к разуму, чтобы убедиться в моём возвращении и приветствовать каждый по-своему. Тьма с некоторым недовольством, что я слишком долго отсутствовал, уколола в душу нескрываемым упрёком. Но сразу же ворвалась в неё и наполнила незабываемой заботой и лаской, от которой хочется жить, но и убивать от ревности каждого, кто ещё посмел посягнуть на расположение тёмного столпа. Свет, как всегда, обдал покоем и умиротворённостью, зазывая в свои объятия лености и беззаботности. А мир, мой мир, приветствовал всего лишь желанием быть домом. И от этого оглушительного чувства предлагаемого уюта, которым Мир Богов манил к себе, захотелось по-настоящему жить, впервые осознавая это желание своей новой бессмертной душой.

Я замер и наполнился счастьем. А вместе с ним, благодаря состоянию безграничной свободы в Сущем, мою новорожденную душу стало переполнять невиданными ранее эмоциями, сплетёнными между собой из переживаний всех существ, миров и даже столпов. В разум потекли колоссальные потоки информации, накопленные за время моего отсутствия. Они безудержно вливались, пытаясь заполнить сознание, но в итоге всего лишь исчезали, как в бездонной, прожорливой пропасти. Я с небывалой жадностью прильнул ко всему, что врывалось в мою сущность, и даже на мгновение забыл о хранителе. А он терпеливо ждал в очередной немыслимой позе своей огромной драконьей ипостаси, когда я оторвусь от Сущего, словно от груди кормящей матери.

— С возвращением, Демон! — услышал я громогласный голос мысленного приветствия всё же нетерпеливого хранителя и оторвался от втекающих в меня потоков. — А я всё гадал, кто это взбудоражил Хаос!

— Я успел соскучиться по твоему голосу, — вместо приветствия ответил я.

— Ты всё-таки смог создать себе новую душу, — умышленно не обратив внимания на мой ответ, посмотрел в меня своим выворачивающим наизнанку взглядом первый дракон Сущего.

— Я ничего не создавал, — приблизился я к дракону, и он сразу отвёл взгляд. — Моё возвращение было для меня неожиданным.

— Значит, Сущее снова тебя призвало, Демон.

— Призвало? Для чего? Что-то случилось?! — обеспокоился я, немедленно принявшись разбираться в потоках чувств и информации, продолжающих проникать в мою сущность.

— Всегда что-то случается, — весьма спокойно произнёс хранитель. — На то оно и Сущее, чтобы в нём что-то случалось. Но вот, что именно, я пока не знаю. А может, что-нибудь теперь случится, когда ты вернулся, — многозначительно заключил он и поменял одну немыслимую позу на другую, не менее сложную.

При помощи этих поз хранитель подстраивался под потоки сил, которые постоянно меняли своё направление, и тем самым пытался проникнуть разумом во все глубины Сущего. Сейчас я это видел отчётливо, и даже чувствовал, как бьётся драконье сердце, пропуская через себя дыхание бытия, чтобы существовать с ним в унисон. Хранитель мысленно позвал меня с собой заглянуть в будущее Сущего, и я потянулся за его разумом.

Мы мгновенно оказались перед столь дорогим для меня, прекрасным голубым вместилищем жизни, который я закрыл от остального бытия. Вокруг Мира Богов продолжало плавно вращаться небесное тело, ставшее клеткой для Люцифера. Но разум дракона даже не обратил внимания ни на сферу, ни на бывшего ангела Света, а устремился с потоками чёрной реки, пронизывающими этот мир, далеко в глубь времён, где в недалёком будущем пересекались судьбы двух людей.

Один мнил себя Светом, второй Тьмой, и каждый из них заблуждался в своём предназначении. Ослеплённые своими же убеждениями, оба человека действительно превращались в исключительных представителей столпов, но извращали суть бытия, отвергая в своих душах противоположные составляющие сущностей и потому, прекращали быть людьми. А значит, в будущем окажутся отвергнутыми миром, прекратив свой путь в жутких страданиях. И причиной этих мук являлось не что иное, как моё решение — закрыть Мир Богов защитной сферой.

— Это не первый случай, когда люди делают выбор в пользу одного из столпов в своей душе, и затем, испытывают неимоверные страдания, — мысленно произнёс дракон. — Защитная сфера нарушает закон неприкосновенности воли. Вместо того чтобы покинуть мир и сгинуть в выбранных столпах, люди отправляются в Пекло, где за отказ от своей человеческой природы остаются на вечные муки. Тем самым нарушается закон равновесия, так как они должны раствориться в Сущем, а не сотрясать его своими страданиями, пусть даже и заслуженными. Это не правильно. И рано или поздно, если не убрать сферу, Мир Богов погибнет, потому что находится в центре нарушения закона бытия.

— Думаешь, поэтому Сущее вернуло меня обратно? — спросил я хранителя.

— Скорее всего. Ты это устроил, тебе и исправлять.

— Но я не чувствую боли мира или Сущего. Страдают только люди и, как ты правильно подметил — заслуженно.

— Я тоже не чувствую, но разумом понимаю, что это не правильно. Боли людей ещё не достаточно, чтобы она отражалась на мире, тем более на Сущем. Но когда её будет в избытке, не станет ли поздно что-то исправлять? — многозначительно спросил дракон.

— Возможно, ты прав, но я торопиться, пока не буду.

— Твоё право, — спокойно ответил он и мгновенно разумом вернулся в Хаос.

Более не задерживаясь в компании дракона, чтобы не отвлекать его от наблюдения за Сущим, я медленно вернулся в реку и, как только подумал о Тьме, сразу же оказался в её владениях. Перемещение было настолько стремительным и необычайно чувствительным, что на миг потерял над собой контроль. Ощущение от моментального скольжения сквозь тёмные воды сотрясло мою сущность, но и привело в полный восторг. Безграничность, которую дарила новая ипостась, ошеломляла, предоставляя возможность очутиться в любом месте со скоростью мысли. Душа захлёбывалась от бурных впечатлений, полученных за невероятно короткое мгновение, а разум слегка вибрировал, словно превратился в струну. Пришлось некоторое время приходить в себя, возвращая контроль над своим восприятием окружающей среды и новой бессмертной оболочкой для разума.

Встряхнув разумом, будто головой, всё ещё слегка качаясь в пространстве, я попытался сориентироваться и обнаружил, что нахожусь над тем самым плато, где оставила меня Тьма после прошлого рождения и, где впервые встретил Вельзевула.

Те же самые скалы, обрамлённые красным свечением, и полчища бесов, без устали снующих по всей округе, являли собой полное отсутствие каких-либо изменений местного ландшафта и обстановки. Вечно-голодные до слабых душ твари Тьмы меня не видели и не чувствовали, потому продолжали заниматься своим хаотичным перемещением с одной скалы на другую без всякой видимой причины, словно пытались найти некий покой на новом месте. Иногда среди них возникали короткие, но весьма жестокие стычки, после которых подножие скал покрывалось телами поверженных бесов. Трупы детей Тьмы долго не залёживались. Они немедленно отправлялись на съедение жутковатого вида ползающим гадам, которые жадно набрасывались на свежее мясо, разрывая его мощными челюстями, усыпанными иглообразными зубами. В прошлый раз я даже не заметил этих бесшумных падальщиков, совершенно неразличимых во Тьме. И только сейчас, не имея телесной оболочки, чувствовал и замечал каждое живое существо, независимо от его размеров и способности скрываться. Эти прожорливые змеи набрасывались на умерщвлённое тело и, не подозревая, что помогают друг другу, так как конечностей у них не было, довольно быстро расчленяли труп и поедали останки.

Я окинул взглядом округу и обнаружил: плато, окруженное скалами — всего лишь огромный кусок материи, которая в своё время не стала миром. То ли, как неудавшееся творение Тьмы, то ли, наоборот — по её оригинальному замыслу, этот островок, оторванный и отличающийся от многочисленных миров Сущего, приютил бесов с пожирающими их после смерти падальщиками, продолжая своё вечное и бесцельное блуждание по просторам столпа. Это показалось несколько знакомым и, наверное, поэтому весьма печальным. Исковерканный мирок, скрашивающий унылое одиночество присутствием ненасытных тварей, которым он был безмерно за это благодарен, конечно же, походил на меня — на самоубийцу, потерявшего жизнь и приговорившего самого себя на подобное одиночество, только без малейшей возможности прикоснуться к жизни, пусть даже такой, как паразиты. Может, Сущее намекало сейчас, что одиночество не цель жизни, а всего лишь лекарство от самого же себя. И действие этого лекарства категорично — или сгинешь, или исцелишься.

Так я впал в некое забытьё, погрузившись в раздумье и прислушиваясь к новым ощущениям души, которая подобно упырю неустанно впитывала из Сущего потоки переживаний, эмоций, а также силы столпов, что, переплетаясь между собой, служили невидимым остовом бытия.

Витая над тускло светящимся островом, я верил, что переместился сюда не случайно, так как снова начинал свой путь во Тьме, с той же самой точки в Сущем. И как в прошлый раз чего-то не знал. Не знал, чем обязан вручению новой бессмертной души. Но точно чувствовал: моё место здесь, и только здесь, с этой стороны кромки… Иначе продолжал бы бессмысленно блуждать в Пустоте, подобно этому оторванному от других миров плато.