По ту сторону листа

Сергей Носачев, 2015

Сборник "По ту сторону листа" – это 20 историй. Рассказы написаны в разных жанрах: исповедь, мистический реализм, зарисовки, гротеск. Все они объединены одной общей задачей: показать и, по возможности, осмыслить отношения между людьми. "Сегодня многие молодые авторы пытаются представить себе будущее, но создать художественное произведение из своих фантазий получается далеко не у всех. Сергей Носачев умеет придумать интересный сюжет, его герои обладают индивидуальностью и оригинальными характерами" Юлия Нежная "Он пишет об одиночестве человека в современном мире, используя и гротеск (повесть "Мертвые педагоги") В реалистических рассказах передано щемящее чувство, тяга одного человека к другому…" Ольга Новикова Содержит нецензурную брань.

Повестка

Повестка пришла ему утром по электронной почте. Решив, что это спам, он автоматически перенаправил письмо сервисной службе. Письмо не отправилось. Удалить его тоже не получилось. Кира открыл его и прочел следующее:

«Гражданину Романову Кириллу Андреевичу, проживающему г.Москва, Сокольнический вал 24, корпус 2, квартира 103.

Повестка.

В соответствии с Федеральным законом, Вы обязаны 12.03.2038 к девяти часам утра явиться в Центр Медицинского Сертифицирования Населения города Москвы для проведения мероприятий по обновлению Вашего медицинского сертификата.

При себе иметь паспорт и старый медицинский сертификат».

Ему стало не по себе. Лицо побледнело чуть заметно, но сердце бешено билось, словно пытаясь спастись бегством; по спине пробежал неприятный холодок, ударил в затылок и разлился по телу лихорадочным жаром. Несмотря на то, что он ждал этого письма, рано или поздно, его получение ошеломило — ведь двадцать ему исполнилось только сегодня. Некоторые из его друзей уже прошли эту процедуру, но ни один из них практически ничего об этом не рассказывал.

Когда Кирилл вышел из ступора, компьютер уже записал поездку в ежедневник и завел будильник на восемь утра.

С улицы здание ЦМСН выглядело приятно: оно было облицовано стеклом и металлом, и приветливо сверкало на солнце. Но, войдя во внутренний дворик, он оказался в мрачном бетонном колодце с редкими узкими оконцами. Высота стен давила, каждый здесь чувствовал себя мелким и ничтожным.

Во внутреннем дворе толпилось несколько тысяч человек. Вокруг стояло оцепление.

Перед центральным входом за аляповатой тумбой стоял не менее геометрически правильный полковник медицинской службы. Форма на нем сидела как влитая, и издалека эта громадина в форме выглядела атлетом. Но присмотревшись, замечал огромные красные щеки и толстую шею, воротником лежавшую на широкой груди и мощных плечах. Полковник произнес речь о том, как важно беречь свое здоровье. Речь была короткой, но лицо вояки моментально стало багровым, широкий квадратный лоб заблестел крупными каплями пота. Тем не менее, полковник сиял, довольный тем, что ни разу не сбился, ничего не пропустил и правильно расставил интонации. Толпа его оптимизма не разделяла. Люди переминались с ноги на ногу, погруженные в собственные мысли, все больше распаляя свои страхи. Киру мутило от вязкого запаха сотен тел и нервных взглядов на часы. Он видел, что люди вокруг чувствуют то же самое. Страх порождал и множил себя. Тихо, без выкриков и обмороков, напряжение нарастало с каждой секундой. Толпа была на грани взрыва.

Скоро оцепление перестало быть недвижной рамой вокруг шелестящей толпы. У входа во двор солдаты противостояли нескольким десяткам человек, пытавшимся «уйти».

И вот толпа уже бушевала.

— Граждане, успокойтесь! Причин для паники нет! Это всего лишь сертификация. Бояться совершенно нечего! Нет причин для паники!.. — как можно более спокойно произносил полковник в микрофон. Но его никто не слушал.

Громко закричала какая-то женщина. В воздухе над головами замелькали дубинки. Тут же одна из боковых дверей выпустила паровозик из шести человек в белых халатах с тремя парами носилок. В голове шестерки встали трое солдат; они прокладывали путь к пострадавшей. Толпа замерла, и внимательно следила за происходящим. Через несколько минут санитары двинулись обратно. Теперь солдаты никого не расталкивали — люди расступались сами. На трех парах носилок неподвижно лежали люди, накрытые простынями. Изголовья аллели расползающимися пятнами крови.

Воспользовавшись этой заминкой, оцепление расступилось и сквозь образовавшуюся узкую брешь, в колонну по одному, людей стали запускать в здание. Ритм шагам задавала одышка полковника, еще долго усиливаемая микрофоном.

В мраморном фойе повсюду пестрели огромные плакаты, вторившие речи полковника.

«Контролируйте себя! Не будьте животными! Секс — наиболее опасный физический контакт! Берегите свое здоровье!»

«Спорт и правильное питание — залог крепкого здоровья».

«Заболел?! Не жди повестки! Обратись в ЦМСН. Помни, ты подвергаешь опасности других людей!»

С каждого транспаранта смотрели неизменно красивые мужчины и женщины, и каждый желал всем бесконечного здоровья и долголетия. Кирилл едва заметно улыбнулся. О всеобщем оздоровлении он не думал ничего хорошего. Отсутствие стариков и каждодневно растущее число пропавших без вести наводили на определенные мысли, приближая такое оздоровление к геноциду.

От всеобщего «добродушия» по спине бегали мурашки. Улыбавшееся сквозь стекла масок оцепление, вооруженное автоматами, полковник и его елейный бархатный голос…

— Сдайте ваш компьютер, — донеслось из динамика. Писк тоже был слишком ласковым, и Кира поежился. Он положил компьютер в выехавшую из стены ячейку.

— Возьмите номер, — из небольшой щели в стене выехала карточка. — Спасибо. Будьте здоровы!

Толпа змейкой двинулась по, казалось, бесконечным узким коридорам. Солдаты внутри колонн разделили людей на двадцатки. Вояка, возглавлявший «строй», постоянно сверялся с навигатором, что было вполне понятно — заблудиться здесь ничего не стоило. Здание было одним из первых «Муравейников», только без внутренней транспортной сети лифтов и монорельса. Этот чудовищных размеров лабиринт пугал каждой своей деталью — серость, холод и сырость бетона, слабое электрическое освещение, полное отсутствие окон и, как следствие, жутковатый полумрак; ноздри разъедал запах лекарств. Всю дорогу их сопровождало мистическое, грозное и непрерывное эхо, соединявшее в себе в какофонию отчаяния звук их собственных шагов — десятков шаркающих и топающих ног, — вздохов и шепота. Люди то и дело нервно оглядывались, вжимались в идущих рядом, не менее перепуганных попутчиков. Кто-то не выдержал. По коридору разнесся звук выворачивающегося нутра. Началась цепная реакция. Тех, кого не рвало, начало подташнивать. Коридор заполнился кислой вонью.

— Каждый раз одно и то же… А нам потом — ботинки отмывай, — пробубнил солдат, шедший перед Кириллом.

Лиц было практически не разглядеть. Кирилл подумал, что эта темень тоже своего рода мера безопасности. Глядя на испуганные лица, начинаешь бояться еще сильней, а значит, становишься послушнее. Правда, может начаться паника.

Повсюду в стенах темнели черные прямоугольники ниш. Перед некоторыми из них колонну останавливали, запуская внутрь партию на обследование. Потом колонна снова двигалась дальше.

— Стой, — в очередной раз крикнул головной.

Бесшумно спряталась в стене очередная дверь, приглашая Костину двадцатку в очередной коридор. В противоположном его конце виднелась еще одна дверь, слабо освещенная бледным красным светом информационного табло над ней. На табло горела надпись «Следующий». Вдоль стен стояли лавки. Между ними — вооруженные люди в химзащитных комбинезонах. Они вошли. Тут же, легко и бесшумно, дверь за ними закрылась, окончательно отрезав их от внешнего мира. Кирилл оглянулся. На уровне груди загорелась сенсорная мишень «Выход только по отпечаткам пальцев». Костя замешкался на входе, и вояка, замыкавший его двадцатку, толкнул его вперед.

Их рассадили по трое на лавку. Молодого парня двое военных под руки подвели к двери в другом конце коридора: парень не сопротивлялся, но сам идти, как будто, не мог. Втолкнув его в открывшийся проем, солдаты по стойке смирно замерли по обе стороны от двери. Надпись над дверью изменилась на «Ожидайте».

В тусклом, будто больном, электрическом освещении тишина стала почти осязаемой, и каждый, не в силах справиться с внезапной плотностью пространства, невольно сливался с ним, и старался не издавать ни звука. Кириллу захотелось как-нибудь, расшевелить эту толпу, скорчившуюся на холодных лавках, а вместе с ними и себя. Но он молчал. Сосредоточенно глядя на дверь, Кирилл и сам нехотя впускал в себя нечто, накрепко спеленавшее каждого из сидящих здесь людей.

— Только две двери. И нет окон. Да еще эти болваны с автоматами… Жутко угнетает и раздражает! — соседка ткнула Кирилла в бок. — Как ты считаешь?

Девушка выглядела не старше его самого. Приятное молодое лицо, большие, как ему показалось, карие глаза и тонкие резко очерченные губы. Ее слова непривычно громко зазвучали в плотной тишине. В одно мгновенье все обернулись на них. Кирилл смутился. Она же, не замечая обрушившихся на нее взглядов, продолжала невозмутимо смотреть на него. Он кивнул.

— В первый раз здесь?!. — она понимающе улыбнулась. Он снова кивнул.

— А вы нет?! — он удивился усилию, с которым произнес эти слова — остатки молчания склеили глотку и звуки прорывались кашлем.

— Нет, — снова улыбнулась она, обнажив красивые белоснежные зубы.

«Значит, она как минимум вдвое старше меня, — подумал Кирилл. — Чертовы нанотехнологии… А ведь когда-то люди старели, их волосы белели, на лицах чернели морщины, глаза выцветали. С одной стороны, глупо грустить об изношенном теле, но с другой — это естественно. Быть старым. И грустить о том, чего нет. Старение давало лицо, которое ты «нажил». Каждая гадливая мерзость или улыбка — все навсегда остается на лице. Оставалось. А сейчас не поймешь, кто перед тобой — то ли бабушка 120 лет, то ли двадцатилетняя девчонка. Теперь пожилое лицо можно увидеть разве что на фото. Хоть кто-то все помнит…»

Открылась дверь. Оттуда медленно вышел паренек. Его потряхивало. Он словно не мог поверить, что все кончилось. Сперва он неровно преодолевал коридор, едва ли не опираясь на стены, и с дебильной улыбкой вглядывался в лица, но чем ближе был выход, тем увереннее и стремительнее были его шаги, из бессильного шарканья превращаясь в походку. Он ускорил шаг, стараясь больше не смотреть в лица ожидающих; здесь он стыдился своего везения. Парень приложил ладонь к мишени. Дверь с небольшой задержкой открылась и выпустила его наружу. В коридор влетел легкий сквозняк с привкусом рвоты. Теперь в этом запахе не было мерзости, только жизнь.

Все сидящие вздохнули. Каждый на секунду поверил, что выйдет отсюда так же легко и непринужденно, заново подчинив себе непослушные руки и ноги, распрямив спину и широко расправив плечи. Этот фантом надежды был почти реален. Прислушавшись, можно было различить стук его каблуков и шелест одежды, когда он проходил мимо, направляясь к заветной двери. Его провожали десятки глаз; даже соседка чуть подалась вперед, кольнув подбородком плечо Киры. Но фантом быстро рассеялся, ткнувшись в закрытую металлическую дверь. Вновь воцарилась тишина и полумрак, разъедаемый неприятным свечением таблички «Следующий».

В дверь вошла женщина то ли от возраста, то ли от страха, трясущаяся и медлительная.

— Аня, — представилась соседка.

— Кирилл, — он пожал протянутую руку.

— Кирилл, — с нарочитым официозом и чуть смеясь повторила она. — Поговорите со мной, Кирилл! — и уже тише добавила, — Это успокаивает.

Она все время улыбалась; улыбалась искренне. Что-то в этой улыбке смущало и заставляло юношу отводить взгляд.

— Вам совсем не страшно? — спросил он.

— Нет, — ответила Аня, и, добавила, отвечая на вопросительный взгляд Кирилла, — Да и с чего? Потому, что все боятся?

— Ну, хотя бы поэтому, — Кирилла задело ее безразличие.

— Предпочитаю не нервничать раньше времени. Скажу по секрету: рано или поздно каждый приходит сюда в последний раз, — она подмигнула. — Просто расслабься.

— Каким образом?! — резко и с какой-то неосознанной злобой спросил Кирилл. Аня, словно не заметив его грубости, все так же спокойно, весело улыбаясь, разглядывала окружавших их людей.

— Представь, что ты где-то далеко отсюда, в другом месте, красивом и спокойном. Например, в парке. Конец осени. Свежий прохладный ветер, сладкие запахи прелой листвы. По дорожкам гуляют причудливые тени. Вокруг все желтое и оранжевое! И весь парк пылает в закатном солнце. А эти болванчики, — она кивнула на солдата за ее плечом, — стройные, яркие клены и осины.

Над дверью загорелась надпись «Следующий». Пожилая дама не вышла. Никто не поднимался, наоборот, все с удвоенной силой вжали свои ягодицы в лавки. Один из военных вальяжно двинулся по коридору. Его грудь пестрела огромным количеством наклеек-дубликатов наград. Судя по погонам — капитан. Смакуя каждый шаг, он поочередно останавливался у каждой лавки, скалился, переводя пьяный от самодовольства взгляд с одного лица на другое. Пол гремел под его тяжелыми ботинками. Он дошел до конца коридора.

— Что, никто не хочет? — и капитан мерзко рассмеялся, — Тогда я сам…

Он грубо выдернул с лавки парня, вдвое больше себя. Парень мог бы одним ударом выбить дух из этого, в сравнении с ним, карлика, мерзкого и наглого; многие были бы ему за это благодарны. Но этого не случилось. Парень послушно зашагал к двери. Когда он проходил мимо, Кирилл поймал его взгляд: обреченность и бессилие. «Потасовки не будет».

— Как думаешь, много людей надо убить, чтобы получить хоть половину тех значков, что есть у этого павлина? — спросила Аня, когда дверь за парнем затворилась.

— Не думаю, что он убивает людей… — ответил Кирилл.

— А что же он делает? — почти крикнула Аня. Теперь она не улыбалась.

— Следит за соблюдением Закона, — не очень уверенно ответил Кирилл. Аня поморщилась, но промолчала.

На противоположной лавке закашлялась женщина. В то же мгновение, как по волшебству, в ее груди расцвел красным оперением дротик. Ее глаза остекленели, тело обмякло, приоткрытый рот изогнулся в отвратительном подобии ухмылки. Мужчина, сидевший рядом, вскочил со своего места и бросился на капитана.

— Что ты творишь, ублюдок?! Она же просто поперхнулась!

— Сядьте на свое место, — спокойно сказал капитан и направил на мужчину автомат. Мужчина с секунду стоял, злобно глядя в лицо офицера, но затем покорно вернулся на лавку.

Из двери вышла женщина. Быстрым шагом она направилась к противоположному шлюзу, стирая на ходу слезы со щек, одновременно прячась от завистливых взглядов и молчаливых проклятий; на волю — к семье, к солнцу и рутинной работе, прочь из катакомб ЦМСН. Она невозмутимо переступила через труп и несколько секунд спустя исчезла за дверью. О ней тут же забыли.

Распростертую на полу женщину двое охранников за руки оттащили к двери, над которой вновь загорелась надпись «Следующий». Когда дверь открылась, втащили ее внутрь, и видимо бросили где-то там, на полу — голова гулко ударилась о кафель. Кирилла начал бить озноб.

Аня зло смотрела на капитана, насвистывающего что-то себе под нос. Кирилл молчал. По закону необходимо было обследовать человека; только после полноценной медицинской комиссии в редких случаях могла быть вынесена смертная казнь. Бедную женщину никто и не думал осматривать.

— Это было незаконно, — сказал он Ане.

В злополучную дверь вошел очередной пациент.

— Неужели?!

— Да! — не заметил иронии Кирилл. — Необходимо сообщить об этом!

Аня звонко расхохоталась. Она хлопала себя ладонями по ляжкам, то и дело громко набирая воздух в легкие. Кирилл тихонько тыкал ее в бок, не выдерживая напора острых холодных взглядов, но она и не думала останавливаться.

— Прекратите смеяться! — громыхнуло за Аниным плечом.

— Чего ради? — не столько нагло, сколько удивленно спросила она.

Солдат растерялся и не смог ответить ничего внятного, и, чтобы не потерять авторитет, зыркнул на нее взглядом «Еще раз — и узнаешь», на что в ответ тут же получил недвусмысленный жест.

Следующим пошел мужчина, вступившийся за убитую. По пути он крепко задел плечом капитана, который тут же вскинул автомат и направил в спину удаляющегося мужчины; целясь, он ломал голову, вернется ли он еще в этот коридор или стоит пристрелить его сейчас, пока еще можно списать на то, что он угрожал здоровью остальных. Закрывшаяся дверь сама сняла все вопросы. Капитан опустил автомат и негодующе сплюнул.

— Моя прабабка померла в 107 лет. Мать рассказывала. Думаю, не раз болела старуха-то… Сейчас не встретишь никого старше 60. Всех… да… чего ради… — говоривший был вторым соседом Кирилла. Старик ни к кому не обращался.

— Не обращай внимания, — шепнула ему Аня.

— Смешно… Научились лечить все болезни, все! А зачем?! Боролись с естественным отбором, чтобы теперь его переплюнуть! — продолжал мужчина. Он взмок, в уголках губ собралась слюна, взгляд беспокойно бегал, ни на чем не задерживаясь. — А эти дома… Ужас! Ужас… думаете раньше кто-нибудь смог бы себе такое представить? Полторы минуты на скоростном лифте, три на монорельсе только чтобы выйти из дома. На всем экономят. Места на планете не хватает. 370 этажей. Сто гектаров. 370 этажей. Страшно. Квартиры без окон. Живем в гробах. Хуже, чем смерть. Моя прабабка… Машина сбила. Царствие небесное. Мать рассказывала. Была здорова, как девчонка. Машина сбила… Представляете? — он дернул Кирилла за плечо. На секунду взгляд мужчины перестал бегать по лицу Кирилла, и он посмотрел ему прямо в глаза.

— Простите, — Кирилл поспешил отвернуться: «Совершенно сумасшедший». Но мужчина снова окунулся в свое безумие и уже не обращал на Кирилла никакого внимания.

— Они ведь там не больных выбирают, а здоровых. Да-да! Именно здоровых, — после этих слов никто уже не скрывал, что слушает мужчину. Он был в центре внимания. Военные бездействовали. Только капитан подошел к солдату, что был ближе остальных к помешавшемуся, и шепнул: «Начнет буйствовать — ничего не предпринимать. Я сам».

«Следующий». Мужчина не вышел.

–… сливают кровь, выковыривают глаза, вырезают все, что только можно и хранят для себя. Двадцать лет, как приняли Закон, а президент и правительство все те же. Те же! Не стареют, хотя давно уже должны помереть! Ну, ничего. Меня вам так просто не взять… не дамся я! — он бросился к выходу. Никто его не останавливал. Уже у самой двери, отказывавшейся открываться, он рухнул замертво. В спине торчали три дротика.

— Который час? — нарочито вежливо спросила Аня у «своего» солдата.

— Тринадцать сорок, — рявкнул тот.

— Какая ирония. Из пятидесяти трех вышло только тринадцать. Ребята трудятся, как говорится, в ногу со временем, — она рассмеялась, но теперь иначе. Как-то неестественно. Видимо, страх добрался и до нее — коридор заметно опустел.

Она вдруг стала маленькой, милой и беззащитной. Кириллу захотелось защитить ее ото всего этого, и он аккуратно обнял девушку. Аня вжалась в него, крепко обвив руками его шею, и заплакала. Он гладил ее волосы и спину, вздрагивающую от всхлипываний.

— Поцелуй меня.

— Зачем?!

— Тебе не хочется?!

Испуганный взгляд, подсыхающие на раскрасневшихся щеках слезы, маленький, чуть приоткрытый рот — она очень красива, слишком красива для этого темного подвала, для комнаты, поглощающей людей без счета, для этих жестких лавок, холодных стен, запаха плесени… Ее глаза и впрямь могли перенести их обоих отсюда, в золотые парки, на зеленые лужайки, на теплоход, покачивающийся за много тысяч километров отсюда на высоких, сверкающих и кипящих волнах, на далекие песчаные пляжи к зеленому зеркалу моря, под палящее белое солнце; туда, где нечего бояться, где нет людей с автоматами, где нет этой проклятой двери, ненавистной таблички и мерзкой, отвратительной, жуткой безысходности. Кирилл зажмурился и, отогнав от себя спасительные грезы, вернулся на лавку, к Ане.

— Здесь не место, — отрезал Кира, ласково посмотрев на Аню. Она медленно кивнула и уставилась в пол. Он наклонился к ее уху и зашептал. — Послушай, рано или поздно нам все равно придется войти. Так что хватит нервы себе мотать. Сейчас пойду я, а следом ты. Мы молоды и здоровы, все будет хорошо. Нужно быстрее убираться отсюда.

— Ты прав. Иди. А я следом. Все будет хорошо… — неуверенно повторила она. Когда он ушел, Аня расплакалась.

Кирилл вошел в темный проем. Дверь за ним закрылась. В ту же секунду включился свет, больно резанув по глазам после долгих часов темноты.

— Рады вас приветствовать, — пропел мелодичный женский голос. — Пожалуйста, разденьтесь и встаньте в центр круга. Вещи положите на пол.

Он аккуратно сложил вещи и шагнул вперед. Перед ним был узкий проем, по бокам полукруглые стены, за спиной — дверь. Вокруг что-то защелкало и загудело.

— Полное сканирование тела завершено. Пожалуйста, проходите дальше.

Протиснувшись сквозь узкую щель в стене, он очутился в просторной комнате. Пол и стены были выложены белым кафелем. Здесь свет был еще ярче, и у него заслезились глаза.

За столом в углу сидел мужчина в комбинезоне, таком же, что и у военных в коридоре, только белом. Он изучал результаты сканирования Кирилла.

— Добрый день, — поздоровался мужчина, не отрываясь от бумаг. — Присаживайтесь.

Его «усадили» в почти горизонтальное кресло. Ноги и руки зафиксировали ремнями. Двое непонятно откуда взявшихся санитара по частям засовывали его под микроскопы и сканеры, изучали, как подопытную крысу. В него втыкали десятки игл, поочередно и одновременно. Ни одно из отверстий в теле не оставили в девственной неприкосновенности, загоняя туда зонды, трубки, беря мазки и соскобы. Он глотал пилюлю с камерой, в глаза капали какую-то едкую дрянь и минисканером высвечивали их внутри и снаружи, проверили рефлексы, осмотрели зубы, поскоблили ногти; обвешав кучей датчиков, его усадили на велотренажер. Половину этих малоприятных опытов он предпочел бы забыть навсегда.

Он был здоров.

Все это время Аня безотрывно смотрела на дверь. Когда Кирилл вышел, она едва не подпрыгнула от радости! Аня бросилась ему на шею и поцеловала. Они оба улыбались.

— Половина дела сделана! Моя очередь, — весело сказала Аня, и решительно направилась к двери.

— Я буду ждать тебя снаружи, — сказал Кира, когда дверь за ней уже закрылась.

Он простоял у входа в ЦМСН несколько часов, пока не вышел один из тех, кто сидел с ним в очереди.