Почему бы и нет?

Сергей Кулишев

История случайного бизнеса, изменившего целый сегмент рынка, не нова. Но здесь она рассказана так легко и весело, что кажется, будто это происходит прямо с вами, здесь и сейчас. Автор не претендует ни на маркетинговый анализ, ни даже на объективность. В книге полно сплетен, интриг, нелепых ситуаций, а ещё много иронии и чуть-чуть ностальгии. Здесь не происходит ничего особенного – однако, начав читать, вы уже не оторвётесь до самого конца.Валентина Кучина, директор и совладелица РА «Valencia» Книга содержит нецензурную брань.

На Север

В марте одновременно закончились и зима, и спрос на снегоходы. В лексиконе ещё не было слова «сток»: при нашем обороте никто не допускал, что техника может остаться непроданной.

В конце месяца меня позвали в кабинет. На фоне постоянных разговоров о «трудном материальном положении РОСАНа» таких приглашений я побаивался. Каждый раз мне казалось, что Роман, глядя вниз, объявит о моём увольнении, а Андрей, пожевав усы, смущённо разведёт руками: дескать, что поделаешь, старик — такие времена.

В кабинете сидела беременная баба и без перерыва о чём-то говорила. Как я понял, она приехала с Крайнего Севера и уговаривает нас отправить туда снегоходы.

— Вы ж поймите, у нас девять месяцев снег, снегоходов хороших нет. «Бураны» — а что «Бураны», разве ж это машина? Замучаисся с ремонтом… Что ни месяц — меняй гусянку, ремней этих не напасёсся… А сколько народу за этого помёрзло — у-у-у-!

Кушуль и Каневский молча переглядывались.

— А совхоз у нас богатый, деньги есть. Мы ж и рыбу, и олешков продаём. Только снегоходов хороших нет. Нам сейчас хотя бы штук пять, а на следующую зиму ещё двадцать купим!

В глазах «дольщиков» читалась борьба алчности и недоверия.

— Вы не думайте, меня все знают, — баба положила на стол ворох бумажек. — У меня детей шестеро, и муж в милиции работает. Наш директор говорит: «Ты, Матрёна, как будешь в Ленинграде, найди там кто снегоходы продаёт».

Кушуль брезгливо заглянул в бумажки. Каневский спросил:

— А он вообще знает, сколько стоит снегоход?

— Скоко?

— В среднем долларов…

— Мне в рублях!

— Ну, если самый дешёвый, то тысяч тридцать.

— И-и-и! — запела баба. — Да мы одних полутуш на три мильёна продаём! А рыбы скоко!

Лица учредителей смягчились. Я начал понимать смысл своего присутствия.

— Ну что, — сказал Каневский, закрыв за Матрёной дверь, — поедешь в Норильск?

— В Дудинку, — поправил Кушуль.

— Это рядом, — уточнил Каневский.

Он ткнул пальцем в какую-то точку у верхнего края карты. Даже на стене это место выглядело неуютным.

— А как же прокат? — для порядка спросил я.

— Да какой, нах… й, прокат! — закричали оба. — Скоро лето, куда мы эти снегоходы денем?

К началу апреля снег в Питере почти сошёл. В аэропорту гулял весенний ветер, на полях бурели клочья прошлогодней травы.

Нас погрузили в транспортный самолёт. Условия спартанские: мы с Матрёной сидим на железных ящиках, ближе к хвосту стоят три снегохода, из каких-то щелей дует ледяной ветер. Дублёнка не спасала, и скоро я продрог до костей. Через девять бесконечных часов самолёт приземлился на Таймыре. В иллюминаторы било низкое солнце.

Никогда не забуду, как я спускался по трапу. В день отлёта в Питере было шесть градусов тепла. В Норильске — минус двадцать восемь. Мои офисные брюки показались мне бумажными штанишками Буратино. Они даже шуршали, как фантики. «Пи… дец!» — заревел я про себя… но только крепче стиснул зубы, боясь застудить. Назад пути не было.

Утром меня разбудил знакомый треск двухтактных двигателей. «Не мои ли снегоходы?!». Прямо под окнами ехала вереница оранжевых «Буранов» с номерными знаками, как на автомобилях. Такого я ещё не видел.

Никогда не видел я и домов, занесённых снегом до второго этажа. Оказалось, что на самом деле это первые этажи, а сами дома стоят на сваях. Зимой чистят только проезжую часть, а тротуары от снега становятся всё выше и выше, поднимаясь до первого (второго?) этажа. К весне мостовая оказывается глубоко внизу, как железная дорога между перронами. Экзотика!

Я отправился в совхоз, по дороге забегая погреться в каждый магазин. Цены кусались. Зато от обилия фруктов разбегались глаза: в Питере ассортимент был скромнее. Я не удержался и купил банан.

— Эй… — послышался сиплый голос. — Дай рубль!

Ко мне придвинулась опухшая морда. Пока я шарил по карманам, морда исчезла, оставив влажный сивушный дух.

«Ну и ладно».

Я начал чистить банан и уронил перчатку. Нагнулся поднять… Что за чёрт? На полу её нет. Я оглянулся. Вокруг никого. Перчатка исчезла, не долетев до земли.

— Это бичи, — сказала продавщица. — Вы поосторожнее, их тут много.

Экзотика!

До совхоза я добрался рысцой.

— Дак он уехавши, — сказали про директора в бухгалтерии. — Будет дня через три. А вам что надо?

Я объяснил.

— Да вы чего, какие деньги! Нам зарплату полутушами выдают! Снегоходов тут только не хватало!

«Опять эти загадочные «полутуши», подумал я.

— Ну как же, Матрёна говорила, что директор сам обещал.

— Какая Матрёна? У которой муж китаец?

— Почему китаец? Он в милиции работает. А она — у вас в совхозе.

Бухгалтерия расхохоталась:

— Работает! Кто её сюда пустит, аферистку — на ей же клейма негде ставить, всему городу должна…

Назад я шёл мрачный. С почты позвонил в РОСАН.

— Вот сука, — озабоченно сказал Андрей. — Всё равно нужно поговорить с директором. Смотри, чтобы снегоходы не спиз… или.

Снегоходы стояли в гараже, ключ от которого мне был вручён в день приезда. «Надо бы их проверить, работают ли, — сказала Матрёна. — Скатайся с моим мужем, пусть попробует». Я простодушно согласился — уж больно полюбились мне снегоходные прогулки в прокате.

Муж привёл какого-то мужика, дал мне ватные штаны с перчатками, и мы втроём выехали в тундру. Было пасмурно, всё сливалось в одну белизну — и холмы, и сугробы, и горизонт. Я радостно мчался вперёд, пока не заметил, что рядом никого нет. Вокруг сгустился туман. Я остановился, слез со снегохода и прошёл немного вперёд. Сквозь белую пелену что-то затемнело. Еще пару метров… и обрыв. Внизу бесшумно катятся чёрные волны Енисея. Сам не свой, я выехал из тумана и по снегоходному следу вернулся к гаражам. С той поры я твёрдо поверил в ангела-хранителя.

Вечером мы ужинали в доме Матрёны. Стол ломился от копчёной, солёной, вяленой и ещё Бог знает какой рыбы. Напротив сидели золотозубые китайцы, улыбаясь мне сквозь трёхлитровые банки с пивом. Это были матрёнин муж и его братья.

Первый стакан выпили «за дорогого гостя». Второй — «за знакомство». Третий — «за хозяев»… После очередного тоста я заметил на столе полупустую бутылку водки. «Интересно, кто её пьёт? У всех же пиво».

— Дак в пиво и наливаем, — объяснили мне. — А как ещё?

— Не-е-ет, — проблеял я. — Так не положено…

И хотел встать. Но ноги уже не работали. Голова, как оказалось, тоже. В банках золотыми рыбками плавали китайские улыбки. «Откуда столько золота? Наверное, поддельное… Китайцы же…»

— Не боись, всё в порядке, — вальяжно говорила Матрёна. — Щас проветримся!

В углу двухлетний карапуз старательно давил босой ногой тараканов. Тараканы убегали под плинтус и шевелили оттуда усами. Меня замутило.

На улице я с удовольствием вдохнул сухого холода и вдруг с размаху прислонился к снежному тротуару, который почему-то стал вертикальным. Среди дальнейшего тумана я помню только, как меня били, потом поднимали, отряхивали и снова били. Время от времени кто-то спрашивал: «Ты понял? Щас понял?». Мне было не столько больно, сколько удивительно. Тем более, что я всё равно ничего не понимал.

Утро было хмурым. Болело всё. От мыслей про снегоходы тошнило. Китайцев я больше не видел, Матрёна держалась как ни в чём ни бывало, и я списал эту «акцию устрашения» на национальный алкоголизм. Говорили, что местные китайцы пить не умеют, но любят.

На следующей неделе я расспрашивал владельцев «Буранов», заводил разговоры с механиками в мастерских и время от времени наведывался к гаражу. Снегоходы стояли на месте.

«МАРКЕТИНГ»

От местных я узнал такую историю.

В начале девяностых Правительство России решило компенсировать народам Крайнего Севера ущерб, который советская промышленность нанесла местной природе. Компенсировали оригинально: закупили двести или триста снегоходов Lynx и раздали коренному населению.

Население радовалось недолго — скоро почти вся техника сломалась.

«Вот вам и фирма! — говорили мне. — То ли дело наш „Буран“. На коленке починишь!». (Каждый гараж здесь набит бурановскими запчастями). Бесславный конец «Линксов» объяснялся просто: вместо положенного 95-ого бензина люди ездили на плохом 92-м, а вместо фирменного масла лили всякую дрянь.

Народный вердикт: «Нам бы чего попроще…».

Наконец, приехал директор совхоза и расставил всё по местам: Матрёна у него не работает, о снегоходах он слышит впервые, а у совхоза денег нет. Хотя снегоходы, в принципе, нужны…

— А вы знаете, — почесал он голову, — возьмите у нас рыбу. Или оленину. Она у нас в полутушах. Видели, на улице лежат?

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Несколько дней учредители пытались пристроить в Питере рыбу и мясо. Каневский даже подумывал об открытии собственного ресторана — к счастью, безрезультатно. Зато я узнал, что такое «полутуша». Это разрубленная поперёк туша оленя.

Прошла ещё неделя, и на гараже появился новый замок. От ворот тянулся след снегохода.

— Ну и что? Мужики на охоту поехали. Мне детей кормить надо! — грубо сказала Матрёна. — А ты чего тут высиживаешь? Едь домой, мы вам деньги потом вышлем.

Узнав об этом, Кушуль вздохнул:

— Ладно, уезжай. И снегоходы забери, нах… й!

Но не тут-то было.

— Это мои снегоходы, — заявила Матрена. — Я вон сколько денег на дорогу потратила. И вообще, захочу — сожгу их, ничего вы мне не сделаете.

Я так разволновался, что не спал до утра. Потом весь день звонил в РОСАН. Наконец, Кушуль неуверенно обнадёжил:

— Тут у нас появилась зацепка… Замначальника порта. Попробуй сходить к нему.

В порту было ещё холоднее. От вида окоченевших контейнеров и скрюченных кранов сам собой ускорялся шаг. К заместителю начальника вела железная корабельная лестница. Боясь коснуться перил, я поднялся, не вынимая рук из карманов. В кабинете приятно пахло валенками.

— Михаил Моисеевич, — представился хозяин. — Как Ботвинник!

На диване лежала шахматная доска.

— Ну, что там в Питере?

— Да в Питере-то, — говорю, — нормально…

Михаил Моисеевич понял всё с полуслова.

— У нас тут только одна власть: милиция.

Одной рукой он набирал номер, другой наливал чай.

— Ало, Семёныч? Ты говорил, вам снегоходы нужны. Так они уже здесь!

В милицию я почти бежал.

— «Линксы»? Это хорошо! — громко встретил меня майор. — У нас в гараже тоже есть парочка. На ходу! Присаживайтесь… Мы бы ещё взяли, да сейчас денег нет.

Я покосился в тёмное окно и развёл руками:

— Ну не везти же их назад…

Майор постучал карандашом по столу, вздохнул и посмотрел в календарь:

— Разве что по гарантийному письму… Недельки через три оплатим. Можете оставить?

— Оставим!!! — я чуть не добавил «родненький». — Только их не отдают.

— В каком смысле?

— Да тут один… У вас служит. Китаец.

— Как фамилия?! — рявкнул майор, повернувшись к помощнику. — Быстро его ко мне!

Почти тут же в дверь просунулась Матренина голова, кивая и делая мне страшные глаза. Я вышел в коридор.

— Миленький, — брызгая слюной, зашипела Матрёна, — я всё отдам, только не говори про меня ничего…

На следующий день я был дома. А ещё через месяц милиция Дудинки перечислила нам деньги за снегоходы.