Дай умереть другим

Сергей Донской

Майор ФСБ Громов страшен в гневе. Если приходится сражаться с врагами государства. Что уж говорить про его личных врагов! Тем более когда они посмели поднять руку на святое – маленькую внучку Громова! Какой-то Леха Каток, отъявленный беспредельщик, задумал захватить девочку в заложницы, чтобы срубить денег с фирмы ее матери, дочери майора. Зря он это сделал! Громов выходит на тропу войны. Он сам себе хозяин, сам себе начальник. В одиночку «русский 007» вступает в бой с бандитами. У него только один помощник – черный пистолет «хеххлер-кох универсал». В отличие от Громова, пистолет не имеет эмоций. И выполняет свою работу для хозяина без гнева и пристрастия…

В конечном итоге проигрывали все — Александр, и Тамерлан, и Наполеон. Разница между героями и так называемыми обычными людьми состоит лишь в том, что герои, прежде чем потерпеть сокрушительное поражение, одерживают множество блистательных побед.

Наблюдение автора

Глава 1

Белое и черное

1

— Мне нужны были деньги, — сказала Ленка. — Понимаешь? Очень!

Что можно ответить на такое заявление? Спросить с ехидцей: «Были? Значит, теперь уже не нужны, надо полагать?» Или бросить что-нибудь философское типа: «А кому они не нужны, деньги?» Но Громову было не до пустопорожней болтовни. Он смотрел на Ленку и видел вместо ее глаз обращенную к нему макушку, которую было так легко и приятно целовать, пока годы не превратили единственную дочь во взрослую, независимую и, в сущности, чужую женщину с крашеными волосами.

Впрочем, теперь от Ленкиной независимости мало что осталось. На протяжении разговора она почти не поднимала головы. Словно сил у нее не осталось даже на такое простое движение. Поглядывать на отца из-под спадавшей на глаза челки — вот и все, на что сейчас годилась майорская дочь.

— Понимаешь? — повторила она с надеждой. Будто ей требовалось отпущение грехов. И будто кто-то мог его дать.

— Не надо оправдываться, — попросил Громов, морщась. — Этим, которые требуют выкуп, твои переживания до… — Сунув в рот сигарету, он прикурил и закончил реплику не так резко, как собирался: — …до одного места.

— Анечке тоже без разницы, каким образом ее мама вляпалась в эту историю! — вмешался новый муж дочери.

Он носил звучное, романтическое имя — Алан, но мысленно Громов называл его исключительно по фамилии — Лепетуха. Благодаря этому человеку его родная дочь теперь тоже была Лепетухой. И даже пятилетняя внучка Анечка. Веселая семейка Лепетух. Хотя какое тут, к черту, веселье, когда девочку похитили!

— Помолчи! — Ленка вскинула голову, чтобы сверкнуть глазами в сторону супруга. — Без твоих поддевок тошно! И потом, может быть, у тебя имелись идеи получше? Может, ты нашел способ зарабатывать деньги и содержать семью, а?

Алан скрестил руки на груди и скорбно покачал головой:

— Неужели даже в такой момент ты не способна говорить о чем-нибудь, кроме денег?

— А о чем же, по-твоему, я должна говорить? — взвилась Ленка. — Эти уроды требуют за Анечку полтора миллиона долларов! Где их взять? Родить?!

— Если ввязываешься в темную историю, — наставительно сказал Алан, — нужно помнить о возможных последствиях.

Когда он знакомился с людьми и представлялся, многим, особенно женщинам, мерещилось в его имени что-то рыцарское. Это впечатление рассеивалось, как только он начинал говорить. Алан обожал поучать окружающих.

— Помолчи, — осадил его Громов и, взяв дочь за плечи, насильно усадил на стул. — Я хочу еще раз выслушать все с самого начала. Без лишних эмоций и лирических отступлений.

Спокойствие давалось ему нелегко. Но должен же хоть кто-то сохранять здравый рассудок и способность искать выход из создавшейся ситуации? Когда-то о людях его профессии говорили: «чистые руки, горячее сердце, холодная голова» — даже песня была такая. Громов не был склонен идеализировать свое комитетское прошлое, но соблюдать хладнокровие его обучили досконально, тут бывшие наставники постарались на славу. Случалось, руки приходилось пачкать в крови, а сердце рвалось из груди от перенапряжения, но это никак не отражалось на способности соображать, анализировать и просчитывать варианты. Имелась бы только информация для размышлений.

— Давай, — велел Громов дочери, заменив докуренную сигарету новой, — излагай.

Ленка уставилась на свои переплетенные пальцы и заговорила:

— В общем, три месяца назад я учредила собственную фирму. Наняла альпинистов, занялась размещением рекламных щитов на высотных зданиях, мостах, башнях. Дело для нашего города абсолютно новое. Я первая его начала. Как говорят коммерсанты, заняла свою нишу.

— Вся административная и оформительская работа легла на мои плечи, — вставил Алан.

Плечи у него, кстати, были широкие, литые, но и зад по своим габаритам тоже не подкачал, что мешало назвать его фигуру атлетической.

Сложенный подобным образом человек способен крепко врезать противнику. А вот если тот вздумает дать сдачи, то беда. Комплекция Алана вряд ли позволяла ему бегать с достаточным проворством. Поэтому он принадлежал к той степенной категории мужчин, которые в критических ситуациях не кулаки сжимают, а скрещивают руки на груди.

— Заказов было меньше, чем я ожидала, — монотонно продолжала Ленка, не удостоившая супруга вниманием. — Честно говоря, мы просто сводили концы с концами, не более того. И вдруг появляется этот тип, Зинчук, один из самых богатых людей нашего города.

— Возможно, самый богатый, — не удержался от реплики Алан.

— Возможно, — согласилась Ленка. Прежде чем продолжить, она судорожно сглотнула, словно ей мешал говорить ком, вставший поперек горла. — Вместо того чтобы просто разместить заказ, — ее голос сделался звенящим, — Зинчук предложил совершенно фантастическую сделку. Его фирма перечисляет мне рубли, которые я конвертирую и превращаю в полтора миллиона долларов. Якобы это предоплата за рекламную кампанию за рубежом. Кто проверит, публиковалась ли реклама в действительности? — Ленка с вызовом посмотрела на отца. — Кто станет шерстить иностранные издания, которых видимо-невидимо?

— Наверное, никто, — согласился Громов. Почти остывший чай вдруг показался ему слишком горьким, чтобы неспешно попивать его в ожидании развязки.

— Вот видишь! — обрадовалась Ленка, как будто она явилась в отцовский дом не за помощью, а за одобрением своих действий. — Говорю же тебе: отличная сделка!

— Махинация, — произнес Громов.

— Что?

— Ладно, сейчас это не важно. Продолжай.

Дочь нахмурилась:

— Короче, я оставила на своем счету пять процентов за услуги, а все остальное перечислила в названный мне кипрский банк. Даже если теперь честно уплатить налоги, мне останется вполне достаточно, чтобы не думать о завтрашнем дне.

— Вот-вот, «не думать»! — съязвил Алан. — Жизненный принцип всех женщин!

— Даже если честно уплатить налоги, — повторил Громов вслед за дочерью. — А что, имеются другие варианты?

Ленка передернула плечами:

— Ну, фирму можно обанкротить… ликвидировать, в конце концов. Это же семьдесят пять тысяч долларов, как ты не понимаешь, папа? Есть, за что побороться.

— Да, солидная сумма, — подтвердил Громов. — Но теперь у тебя требуют полтора миллиона, которых у тебя нет. И на карту поставлена Анечкина жизнь.

Алан шумно втянул в себя чай. Даже в этот простой звук он умудрился вложить толику своего невысказанного негодования.

Покосившись на него, Ленка опять позволила волосам упасть на поникшее лицо. Они служили ей своеобразной ширмой.

— Я пыталась объяснить этим ублюдкам, что деньги были чужие, — сказала она с надрывом. — Но они ничего не хотят слушать. Вбили себе в голову, что я миллионерша, и точка.

— Насколько я понял, операцию ты провернула еще три дня назад, — медленно произнес Громов. — А вымогатели позвонили вчера ночью. Это плохо.

— Куда уж хуже! — у дочери вырвался нервный смешок.

Громов продолжал размышлять вслух, не отвлекаясь на эмоции:

— Это означает, что у вымогателей больше нет доступа к информации о состоянии твоего счета. Кто-то случайно пронюхал про перечисленные тебе полтора миллиона и решил прибрать их к рукам. Осведомитель рэкетиров не банковский служащий, иначе сумма выкупа была бы реальной — семьдесят пять тысяч, ну, сто, от силы. А наводку дал посторонний человек…

— Зинчук? — предположил Алан. — Отвратный мужик, между прочим. Он Елену в ночной клуб приглашал, как бы для того, чтобы закрепить деловые отношения… Знаем мы эти деловые отношения!

Со своими широкими плечами и не менее широким тазом Алан выглядел внушительно и непоколебимо. Таких людей трудно убедить в чем-либо, а уж переубедить — и вовсе невозможно. Поэтому Громов обращался в основном к Ленке:

— Зинчуку лучше всех известно, что его полтора миллиона отправились по назначению… Или нет? — Он внимательно посмотрел на дочь.

— Да что ты, папа! — встрепенулась она. — Я же не кидальщица какая-нибудь, не воровка!

— Уже легче, — констатировал Громов. — Итак, наводку дал человек, мало сведущий в банковских операциях. Чей-нибудь знакомый, родственник… С кем ты имела дело в своем «Интервест-банке?»

Прежде чем ответить, Ленка зачем-то заглянула в свою чашку:

— Меня обслуживала оператор Рая Светлицкая… Или Светличная?

— Ты меня спрашиваешь? — поинтересовался Громов.

— Нет, все-таки Светлицкая, — пробормотала Ленка. — Светличная — это актриса из «Бриллиантовой руки».

— Светличная, Светлицкая! — занервничал Алан. — Какая разница?! Мало ли кто имеет доступ к компьютерной сети банка?! Сейчас столько разных хакеров-шмакеров развелось, что просто жуть! — Он шумно засопел. — В первую очередь следует позаботиться о спасении Анечки, а уж потом искать виноватых, правильно? — Дождавшись от тестя кивка, который легко было принять за согласие, Алан сменил возмущенный тон на доверительный: — Собственно, мы, Олег Николаевич, пришли, чтобы посоветоваться с вами, куда лучше обратиться с нашей проблемой. Вы все-таки в ФСБ столько лет проработали, должны знать эту кухню…

— Советы дают глупцы, а следуют им и вовсе круглые идиоты. — Громов смотрел прямо перед собой на оконное стекло, покрытое оплывающими каплями дождя. — Лично я предпочитаю делиться информацией или давать инструкции.

— Да, уж будьте так любезны, просветите нас, темных. — Собственная улыбка, наверное, представлялась Алану саркастической. Но со стороны он выглядел так, будто только что хватил стакан уксусу.

— Вашим делом будет заниматься УВД, то бишь милиция, — сухо пояснил Громов. — Более неповоротливый механизм трудно себе представить. Для того чтобы поставить ваш телефон на прослушивание, следователю придется завести дело, получить соответствующую санкцию в прокуратуре и так далее и тому подобное. Только это не главная беда. — Громов раздавил окурок в пепельнице. — Хуже всего, что к операции будет подключен СОБР или ОМОН. Служат там ребята бравые, спору нет. Автоматы, маски, специальное снаряжение. Но…

— Что «но»? — Ленка вскинула на отца лихорадочно заблестевшие глаза.

Он заметил это, однако продолжал смотреть в окно.

— Полагаю, вымогатели вас предупреждали, чтобы вы не обращались в милицию?

— Ну да. Угрожали, что в противном случае Анечку…

— Я понял, — перебил Громов, не желая слышать продолжения. — Теперь представьте себе, — предложил он, — сколько людей будет в курсе событий, после того как вы напишете заявление. А еще представьте, что вымогатели установили за вами наблюдение. Или прослушивают ваш телефон.

Алан вскочил и заметался по кухне:

— Я не раз видел телевизионные репортажи об освобождении заложников! — гудел он, неодобрительно косясь на тестя. — Как правило, все подобные операции проходят успешно. Ведь действуют специалисты своего дела, настоящие профи.

— Телевизионные репортажи. — Громов покачал головой. — Если бы кому-то вздумалось показывать зрителям провалившиеся операции, то для этого пришлось бы организовать специальную еженедельную передачу под девизом: «Хотели, как лучше, да не получилось, приносим свои соболезнования».

— Я собственными ушами слышал, что в девяноста случаях из ста…

— Даже в девяноста девяти случаях, — оборвал Громов зятя. — Но только не из ста, а из тысячи. Просто обнародование подобных данных вызвало бы всплеск преступлений подобного рода.

— И что вы предлагаете? — желчно поинтересовался Алан. — Мы должны сидеть и ждать сложа руки?

— Именно, — подтвердил Громов. — Во всяком случае, пока. Во сколько вам обещали позвонить?

— Между десятью и полуночью, — ответила Ленка совершенно упавшим голосом.

— Вполне достаточно времени, чтобы повидаться с Раей Светлицкой. — Громов встал. — Если она замешана в этой истории, то я выйду на ее сообщников и все улажу.

— А если нет? — прищурился Алан. — Если у вас ничего не получится?

— Тогда и решим, что делать дальше, — просто сказал Громов. — Лена, у тебя есть пропуск в банк?

— Конечно, но он выписан на мою фамилию. И фотография на нем тоже моя. — Перехватив укоризненный отцовский взгляд, Ленка слабо улыбнулась: — Ах да, я же забыла, что ты у нас боец невидимого фронта и подделать документ тебе раз плюнуть.

— Бывший боец, — поправил ее Громов.

Хотя он смотрел не в окно, а прямо на дочь, его глаза сохраняли оттенок предрассветного неба. Ровный серый свет, лучшее определение которому: пасмурный.

2

Когда тебе за сорок и все твои лучшие воспоминания умещаются в сплющенной пуле, которую ты носишь на кованой стальной цепочке, каждая осень невольно кажется тебе последней, как в бессмертном хите старины Шевчука.

С каждым годом небо опускается все ниже над твоей головой, а рваные тучи несутся по нему все быстрее, как время, отпущенное тебе для того, чтобы успеть что-нибудь сделать в этой жизни. Ненастных дней почему-то становится больше, погожих — меньше. А дождевые капли с каждым годом кажутся все холоднее и холоднее…

Зябко подняв воротник куртки, Громов выбрался из своей «семерки» на тротуар, вымощенный кремово-розовой фигурной плиткой. В окружении надменных иномарок, сгрудившихся у входа в «Интервест-банк», его машина выглядела бедной родственницей, затесавшейся в богатое общество. Прохожие, не имевшие счастья являться клиентами банка, сутулились и ускоряли шаг, проходя мимо. Фасад здания был специально обустроен таким образом, чтобы неудачникам становилось стыдно за свою несостоятельность. Нет у тебя сбережений, которые хранятся в банке? Тогда проваливай, не путайся под ногами у владельцев заводов, газет, пароходов.

В мраморном вестибюле банка за столом восседал охранник, похожий на Тарзана, впервые обрядившегося в приличный костюм. Неприветливо хмурясь, он проверил у Громова наспех переправленный пропуск и зафиксировал его визит в специальном журнале, прошитом суровой нитью. Второй секьюрити, который топтался на месте так, словно ему жмут туфли, просто проводил Громова бдительным взглядом. Других развлечений у него на службе не было, вот он и старался вовсю.

Отворился, мелодично звякнув, лифт. В его кабине легко было представить себя запертым, как в огромном платяном шкафу из красного дерева. Или даже заживо погребенным в гробу — благодаря мертвенному освещению внутри. Покосившись на свое бледное отражение в зеркальной стене, Громов отвел глаза. Примерно так он выглядел в девяносто втором, после того как схлопотал пулю в предгорьях Карабахского хребта. Во всяком случае, когда добрался до своих, потеряв по дороге не менее трех литров крови.

На третьем этаже, едва створки лифта гостеприимно разошлись в стороны, Громов с облегчением шагнул в просторный коридор, просматриваемый всевидящими глазками видеокамер. За стеклянной дверью размещался операционный зал, напичканный компьютерами, оргтехникой и элегантной мебелью из прессованных опилок. Здесь царили девицы, одетые в почти идентичные костюмчики нейтральных цветов. От посетителей их отделяла стойка и завеса сильных парфюмерных ароматов. Запах цитрусовых, яблок, арбузных корок. Словно в фруктовую лавку попал по недоразумению.

И еще один малоприятный сюрприз ожидал Громова. Отыскав взглядом нужную табличку, он обнаружил, что место Раисы Светлицкой, которая, по описанию дочери, являлась коротко стриженной блондинкой, занято девицей с иссиня-черными волосами и нездоровым цветом лица. Приблизившись к ней, Громов осведомился:

— Могу я увидеть Светлицкую?

— На самом деле Рая на больничном, — откликнулась из-за стойки брюнетка. Ее глаза за стеклами очков походили на совиные.

— Ай-яй-яй, какое несчастье! — воскликнул Громов.

— Ничего страшного. — Очки сочувственно сверкнули. — Самый обыкновенный грипп.

— Да я не о болезни… Мне срочно нужны копии всех платежек за октябрь. Бухгалтер в отпуске, а тут бац! — Громов пристукнул ладонью по пластиковой стойке. — Внеплановая проверка, будь она неладна.

— Налоговики? — спросила девица со все возрастающим участием.

— Они, родимые. Налетели и роют, роют… Выручайте, милая.

Всякий раз, когда Громову приходилось выдавать себя за кого-нибудь другого, он перевоплощался в знакомых ему людей, так получалось достовернее. Очутившись в банке, он копировал своего соседа, дельца среднего пошиба, который заставил все окрестные дворы своими фурами, груженными мелкой, рябой картошкой сомнительного происхождения. Поскольку Громову сделалось тошно, едва он представил себя в шкуре коммерсанта, отчаявшегося сбыть подгнивший товар, страдальческие интонации давались ему без особого труда.

— Выручайте, а? — просительно повторил он.

— Вообще-то я временно подменяю Раю, — неохотно призналась брюнетка. — Но на самом деле у меня полным-полно своих собственных клиентов, так что вам, извините, придется подождать… — Увидев сотню, плавно спланировавшую на ее стол, она закончила фразу с неожиданным подъемом: — …буквально пару минут.

Брюнетка уже перепорхнула за соседний компьютер и вопросительно глядела оттуда на Громова. Жест, которым она поправила очки, был полон решимости.

— Как называется ваша фирма? — спросила она.

— «Эверест», — ответил Громов.

— Кто учредитель?

— Громова… Тьфу ты, Лепетуха Елена Олеговна.

— Я распечатаю вам выписки за последние две недели, — пропела девица, проворно бегая пальчиками по клавиатуре. Ее поиски завершились изумленным восклицанием: — Упс!

— В чем дело? — насторожился Громов.

— Да тут как бы не значится такая фирма.

— Как бы? — Громова раздражало это присловье, которое он слышал на каждом шагу, пока работал в Москве. Сплошные «как бы» и «на самом деле». Он не ожидал, что модные веяния так быстро достигнут провинции.

Брюнетка опять пощелкала клавишами, уткнувшись носом в экран монитора.

— «Эверест» в Раиной базе данных отсутствует, — твердо заявила она. — Вы ничего не напутали?

— Нет. — Взгляд Громова застыл. Новость подтверждала, что он находится на верном пути. Но, как правило, за первыми маленькими успехами следуют самые неожиданные препятствия. Это как ловить за хвост мышь, успевшую юркнуть в норку. Многое зависит не столько от расторопности, сколько от везения.

— Извините. — Брюнетка развела руками. — Ничем не могу помочь. На самом деле вам следует обратиться к начальнику операционного отдела. Возможно, произошел какой-то сбой в программе. Я как бы за это не отвечаю.

— На самом деле это «как бы» не так уж важно, — машинально пробормотал Громов.

— Что вы сказали?

— Говорю, мне нужно срочно связаться с вашей Раей. Как мне ее найти?

— Подобных сведений мы не выдаем. — Лицо у девицы окаменело, словно она приготовилась сниматься на паспорт. В следующее мгновение ее очки опасно накренились, отслеживая порхание уже пятисотрублевой купюры.

— Это вопрос жизни и смерти, — проникновенно произнес Громов. Он нисколько не кривил душой, и это сработало. Собеседница заколебалась. Оставалось лишь аккуратно подталкивать ее в нужном направлении.

— Вы просто обязаны мне помочь, — усилил натиск Громов.

— Но вы понимаете, что, нарушая инструкцию, я рискую потерять место…

— Вы ничем не рискуете, уверяю вас.

Брюнетка поерзала, оправляя пиджачок тесноватого делового покроя, и нерешительно сказала:

— Если бы у Раи был домашний телефон или хотя бы пейджер…

— Мне нужен адрес и ничего, кроме адреса. — Громов сунул руку в тот самый карман, откуда с видом фокусника извлекал все новые денежные призы. Его жест не остался незамеченным.

— Улица Терешковой, 97, — негромко произнесла собеседница, совершенно не двигая губами. — Квартира 43.

— Огромное спасибо. — Громов достал из кармана пачку сигарет и, повертев ее в пальцах, сунул обратно. Отметив, что на лице брюнетки появилось кислое выражение, он перегнулся через стойку и шепнул: — Обещаю, что ваш начальник службы безопасности ничего не узнает о нашем разговоре. Главное, чтобы вы сами случайно не проболтались про свое должностное преступление. Я имею в виду получение взятки. — Он красноречиво потер палец о палец.

Девица вздрогнула и начала бледнеть, отчего цвет ее лица испортился окончательно. Очевидно, не получив очередной подачки, она посчитала себя обманутой и действительно замыслила пожаловаться на странного клиента, представляющего несуществующую фирму.

Громов просто предостерег ее от неверного шага, но вместо благодарности заслужил полный ненависти взгляд. Обычное дело. Когда людям чего-нибудь не додаешь, они ведут себя так, будто их обобрали.

3

Улица Терешковой представляла собой хаотичное нагромождение девятиэтажных коробок, развернутых друг к другу под самыми неожиданными углами. Маленький ребенок, играющий в кубики, и тот не допустил бы такого вопиющего беспорядка. Заплутать здесь было так же легко, как вляпаться в грязь, а грязи хватало с избытком. Казалось, этому бурому месиву не будет ни края, ни конца. Его чавканье звучало омерзительно.

Дом № 97 походил на фрагмент Великой китайской стены, облицованной рыжим кафелем. Архитектору не хватило фантазии снабдить свое детище проходными арками, поэтому Громову, опрометчиво выбравшемуся из машины, пришлось огибать здание пешком. Бросив взгляд на часы, он отметил, что до телефонных переговоров с похитителями осталось около двенадцати часов, и ускорил шаг.

В подъезде воняло то ли прокисшим борщом, то ли свежей помойкой. Взбежав на второй этаж, Громов подошел к двери сорок третьей квартиры и тронул кнопку звонка. Никакой реакции, хотя грохочущая за дверью музыка свидетельствовала о том, что дома кто-то есть и этот кто-то предпочитает всем видам искусства рэп.

«Нам мешают жить, нам мешают спать, нам ломают кайф, только нам насрать…»

Этот словесный понос мог продолжаться до бесконечности, если вовремя не остановить рэперскую шарманку. Громов отступил назад и обернулся.

Электросчетчики всех четырех квартир, выходящих на лестничную площадку, скрывались в нише за металлической дверцей, оснащенной навесным замком. Вооружившись перочинным ножом, Громов вытащил подходящее лезвие, похожее на расплющенный тигровый коготь. В умелых руках оно запросто заменяло ключ.

«Нас калечат и лечат, — горланили за дверью, — нас учат умирать, но мы здесь, мы есть, и…»

«И вам опять насрать?» — мысленно предположил Громов, размыкая поддавшуюся дужку.

«…мы умеем мечтать», — возразили звезды хорового речитатива.

«Вот это похвально. Да только мечтаете вы, ребятишки, как минимум о продвинутом пиве «Клинское», а по большому счету о том, чтобы наркота в карманах никогда не переводилась».

Сделав такой вывод, Громов определил местонахождение нужного счетчика и вывинтил фарфоровую пробку. Музыка в сорок третьей квартире захлебнулась. Когда дверь открылась, осталось лишь придержать ее за ручку со своей стороны и шагнуть навстречу почитателю рэпа, встревоженному отключением электричества.

— Добрый день, — поздоровался Громов, тесня в прихожую молодого человека с отбеленными волосами и серьгой в ухе. Густая поросль на его щуплом тинейджерском торсе казалась декоративной.

— Вали отсюда, урод! — агрессивно прошипел ненатуральный блондин, отступая тем не менее с завидным проворством.

Его пришлось перехватить за предплечье, чтобы он не улепетнул в глубь квартиры и не забаррикадировался в каком-нибудь чулане. Притянув к себе парня, Громов обнаружил, что на левой ноздре у того не созревший прыщ и не бородавка, а что-то вроде металлической заклепки. Так называемый пирсинг. Утыкиваешь кожу всякими финтифлюшками и притворяешься, что испытываешь от этого невыразимый кайф. Дешево и сердито.

— Уродом сделаешься ты, если будешь хамить, — заметил Громов мимоходом. — Полным.

— Ты кто такой? — ошеломленный таким напором парень несколько сбавил обороты, но хвататься за предметы обстановки не перестал.

— Я знакомый Раи, — туманно представился Громов. — А вот ты что за птица?

— Я ее брат, — признался блондин, вцепившись мертвой хваткой в боковину стенного шкафа.

Его предплечье умещалось в громовском кулаке почти целиком — много ли навоюешь с такими бицепсами? Стоило чуть поднажать, и он вновь пошел на попятный, волоча за собой оторванную рейку. Наступив на нее, Громов осведомился:

— Имя у тебя есть?

— Допустим, — проскулил парень. — Сэм.

— Семен? — предположил Громов, стискивая пальцы сильнее.

— Ну, Семен. И что из того?

— Кто еще находится дома, Семен?

— Пока никого.

— Тогда садись, у нас с тобой будет серьезный разговор. С глазу на глаз.

Они прошли в захламленную комнату, выглядевшую именно так, как должно выглядеть жилище двадцатипятилетнего парня, решившего навсегда остаться подростком, вечно молодым, вечно пьяным. Какие-то пестрые плакаты на стенах, грязные носки и кроссовки на полу, повсюду крошки от чипсов или орешков. Жить в таком кавардаке не слишком уютно, «но нам насрать». Из песни, как говорится, слов не выбросишь.

Не слишком деликатничая, Громов подтолкнул Семена к дивану, вынуждая его сесть, и поинтересовался:

— Давно сестра болеет?

— Чем болеет? — спросил, в свою очередь, Раисин брат.

Он выставил перед собой музыкальный журнал, словно тот мог послужить ему щитом. С обложки на Громова уставился обморочного вида юнец, обвешанный неопрятными косицами. Набранная желтым надпись гласила: «ПРИ ВИДЕ БУМЦАЛА ФАНАТКИ ПИСАЮТ КИПЯТКОМ!» Как будто послание на стене общественного туалета читаешь. Пришлось отобрать у Семена журнал и зашвырнуть его подальше.

— В банке сказали, что Рая слегла с гриппом, — пояснил Громов, прохаживаясь перед диваном. — Вот я и решил ее проведать. Надеюсь, ты не в обиде на меня?

— Вламываются тут всякие кретины, — пробурчал Семен. Убедившись, что перед ним не грабитель и не рэкетир, он приободрился настолько, что забросил ногу за ногу.

— Где твоя сестра? Она мне срочно нужна.

— Да пошел ты!..

Громов покачал головой. В принципе он ничего не имел против современной молодежи, особенно когда она не мозолила ему глаза. Но сейчас было некогда искать ключик к душе этого шалопая. Анечка находилась в руках похитителей, и каждая минута была дорога.

— Повторить вопрос? — Громов приподнял бровь.

— Заведи себе попугая типа какаду и задавай ему свои вопросы, — высокомерно бросил Семен.

— Значит, доверительная беседа не состоится?

— Фак ю! — В воздух были выброшены сразу два оттопыренных средних пальца.

Один из них Громов тотчас перехватил и рванул на себя, вынуждая собеседника подняться на ноги, а в следующее мгновение аккуратно съездил локтем по выпяченному подбородку. Удар был нанесен вполсилы, но теперь строптивому молодому человеку предстояло позабыть о чипсах и жевательной резинке как минимум на неделю.

С глазами, полными слез и укора, Семен рухнул на диван, а Громов, прихватив с тумбы моток скотча, пристроился рядом.

— Если я наклею пару полос этой липучки на твою волосатую грудь, а потом одновременно оторву их, тебе придется очень и очень худо. Ты можешь даже потерять сознание. Болевой шок. Приходилось тебе когда-нибудь его испытывать?

Семен помотал головой, жалобно мыча. Выбитая из суставов нижняя челюсть придавала ему некоторое сходство со смышленым шимпанзе, силящимся произнести нечто членораздельное. Вздохнув, Громов извлек из кармана ручку, блокнот и протянул их парню со словами:

— Думаю, тебе будет удобнее писать свои ответы, чем произносить их вслух. Грамотой владеешь?

— Угу.

— Отрадно. В таком случае открой последнюю страничку и напиши, где находится твоя сестра и когда она должна вернуться. Коротко и ясно.

Через минуту перед его взором возникли две корявые строчки:

РАЯ ПО-ЗАВЧЕРА ПОЗВОНИЛА С СОЧИ. СКАЗАЛА, ЧТО БУДЕТ ЧЕРЕС НЕДЕЛЮ.

— С кем она отправилась на курорт? — спросил Громов, заподозрив неладное.

Телефонный звонок мог быть сделан откуда угодно. А внезапное исчезновение Светлицкой работало на его версию. Девушка из банка проболталась кому-то о внушительной сумме, поступившей на счет Ленкиной фирмы. Судя по тому, что после этого Рая уничтожила данные по «Эвересту» и больше не появилась на рабочем месте, она действовала по наущению похитителей. В качестве сообщницы или жертвы? В данный момент это волновало Громова не так сильно, как судьба Анечки.

Пока он бегло складывал факты воедино, Семен успел нацарапать новое послание, такое же малограмотное, как и первое:

НЕЗНАЮ. НА ВЕРНОЕ С ДЭНОМ.

— Денис? — уточнил Громов. — Даниил?

ДЭН ОН И ЕСТЬ ДЭН. НЕГАТИВ.

— У меня нет настроения разгадывать твои загадки, парень!

Примерившись, Громов двинул открытой ладонью по обращенной к нему челюсти, вставляя ее на место. Семен охнул и сделал несколько пробных жевательных движений, но на «спасибо» не расщедрился. Вот и рассчитывай после этого на людскую благодарность.

— Уточни, — потребовал Громов. — Что еще за негатив?

— Дэн — черномазый, — пояснил Семен, болезненно морщась. — Из Нигерии, что ли.

— Студент?

— Ну да, в нашем универе учится. Райка только с ним в последнее время тусовалась. Они вроде как окольцеваться решили.

— Где обитает этот Дэн?

— В четвертой общаге, где же еще! Там все иностранцы живут.

— В лицо его знаешь? — спросил Громов.

— Знаю, — неохотно подтвердил Семен.

— Поехали, покажешь.

— Говорю же, Дэн и Райка в Сочи! Она не могла умотать туда одна. Любовь у них. Парная гребля с утра до ночи.

— Вот и проверим, — сказал Громов. — Одевайся.

— Никуда я не поеду! — заверещал Семен, предусмотрительно прикрывая лицо обеими руками. — Вон на столе фотография. Любуйтесь на здоровье своим негритосом.

Громов взял в руки цветной снимок, обрамленный золотистой рамочкой, и поднес его к глазам. Рая выглядела в объятиях своего черного друга такой счастливой, словно он только что сообщил ей, что в Нигерии у него имеется персональный гарем, в котором новой подружке будет отведено место любимой жены. Сам Дэн походил сложением на боксера, хотя, судя по фотографии, ростом вышел не очень. Серо-коричневый, как застоявшийся кофейный напиток, обритый наголо, зато с бородкой, подчеркивающей квадратные очертания лица. Колоритный тип, запоминающийся. Такого не спутаешь ни с кем другим даже в толпе его чернокожих собратьев.

— Сейчас ты расскажешь мне все, что знаешь о Раином женихе, — строго сказал Громов. — Если информация покажется мне скудной, мы вновь займемся твоей челюстью. Ну как? Тебе есть чем со мной поделиться?

— Да, — поспешно кивнул Семен. — Я знаю этого ниггера как облупленного.

— Излагай. — Громов закурил сам и угостил сигаретой собеседника.

Выражение его лица сделалось заведомо пасмурным, словно он не надеялся узнать ничего хорошего об иностранном студенте из далекой Нигерии, который решил обзавестись в России не только высшим образованием, но и белокожей женой.