Икигай. Записки «вчерашнего» журналиста

Сергей Авдеев

Воспоминания российского журналиста Сергея Авдеева, работавшего в трёх главных газетах страны – «Комсомольская правда», «Известия» и «Российская газета». Книга о журналистике, которую мы потеряли…

Ты знаешь, всё ещё будет…

Свердловск 1977—82 гг. УрГУ, факультет журналистики

Так вот — о профессии.

В журналистику я попал по спору. В школе собирался поступать в Новосибирский политехнический институт на факультет «Строительство мостов и гидросооружений». Но на выпускном вечере нам подвернулся под руку «Справочник для поступающих в вузы», и кто-то случайно развернул его на страничке с Уральским государственным университетом. На строчке «Факультет журналистики» все почему-то поглядели на меня.

Это был реальный пацанский вызов.

И уже назавтра вечером весь класс шумно провожал меня на вокзале нашего небольшого городка под Омском в Свердловск, совсем в другую сторону от Новосибирска, от моих мостов и гидросооружений. Я поехал всем доказать, что мне «не слабо».

Правда, уже в приёмной комиссии выяснилось, что на журфак поступают через творческий конкурс. А для этого нужны публикации, которых у меня, разумеется, не было. Пришлось вернуться. За две недели я опубликовал в местной районной газете четыре заметки — и снова приехал в Свердловск. Сдал экзамены — и поступил.

А через месяц написал заявление в деканат с просьбой отчислить меня. К тому времени я уже договорился со случайными геологами, которые на полгода, до моего призыва в армию, готовы были взять меня с собой в геологоразведочную партию.

Пока ждал декана, сидел на полу возле его кабинета нашего четвёртого этажа. По коридору шёл однокурсник-рабфаковец Азамат Саитов, бывший экскаваторщик. Он увидел в моих руках заявление, взял, прочитал, сматерился — и потащил меня, разумеется, в пивную на Пушкинской.

Там он, пуская профессионально клубы сигаретного дыма мне в лицо, орал:

— А ты знаешь, кто из-за тебя не поступил на журфак?! Конкурс — семь человек на место! Вот они мечтали об этой профессии, готовились, но их не приняли, потому что приняли тебя, говнюк!

Это был второй крупный вызов.

Я проучился ещё полгода, познав сразу все прелести сессий, «хвостов» и безобщежитья. В те годы мест в общежитиях всем иногородним студентам не хватало. Из-за высоких, как оказалось, заработков наших родителей, нам с Женькой Тарасовым пришлось первое время снимать жилой подвал в Цыганском посёлке (где хозяином дома был, кстати, грек).

Тогда же я впервые безответно влюбился…

А потом снова влюбился — теперь уже в ССО, — и именно стройотряды круто изменили вектор моей судьбы.

На журфаке своего стройотряда не было, потому что летом студентам надо было проходить практику в газетах, а осенью весь факультет, кроме четвёртого и пятого курсов, выезжал на трудовой семестр в Красноуфимский район убирать картошку. В «колхоз».

Но ещё зимой я случайно подружился со студентами-физиками, бойцами ССО «Оптимист». Пообщался с другими парнями в «целинках», которые гордо выделялись из всех, как аисты среди цапель. Я, начитавшийся в детстве романтических книжек, сходу понял: это точно моё, никаких сомнений! Меня сразил наповал этот яростный коктейль из трудовой романтики и патриотизма.

«Оптимисты» готовы были взять меня в отряд, мне надо было только договориться с деканатом, чтобы меня отпустили. Я убедил декана, что пройду газетную практику прямо в отряде. Кроме того, пообещал, что после стройотряда поеду ещё и в «колхоз» — и меня отпустили. Летом 1978 года с патриотическими песнями под развевающимися знамёнами мы рванули с отрядом на мою первую Целину — за романтикой, даже без мысли о «длинном рубле».

То лето мы ударно отработали на Богдановичском фарфоровом заводе — строили какие-то служебные помещения. Я все два месяца с удовольствием помогал комиссару отряда в организации наших праздников и выступлений агитбригады перед местными жителями.

А вечерами, уставшие, но неугомонные, мы ходили в гости к девушкам из соседних стройотрядов. Кстати, мы с ними вовсе даже не целовались, а дружно пели до полуночи целинные песни под гитару у костра. Готовились к легендарному фестивалю «Знаменка».

Приходилось иногда жёстко конфликтовать с местными парнями, которые считали: раз женский отряд стоит в их посёлке, значит, и девушки «ихние». Но я, как назначенный переговорщик, популярно объяснял им, что «по-ихнему» не будет, потому что нет такого слова. Обходилось, как правило, без кровопролития.

Мы рвали и метали на объектах, не щадя своих молодых сил. С песнями шли на работу, падали от усталости, а назавтра снова на флагшток взлетал отрядный флаг, лучшему бойцу дня торжественно вручались на линейке алые вышитые рукавицы, — «…И снова отряды дорогами пыльными уходят, чтоб встретить рассвет».

Закончилась та Целина неожиданно: бойцы-физики единодушно избрали меня, студента-журналиста, своим комиссаром. Вот этого в нашем деканате уж точно не ожидали…

Однако же я, как обещал, сразу после той Целины поехал к своим в «колхоз» на второй трудовой семестр. И практику в богдановичской городской газете «Знамя коммуны» параллельно прошёл-таки. Всё это наш декан Вадим Николаевич Фоминых зачёл мне в плюс и разрешил дальше заниматься комиссарской работой (только чтобы не вредило учёбе!).

Как в воду глядел добрейший Вадим Николаевич.

Стихия стройотрядовского движения захватила меня полностью. Что было неудивительно: Свердловский областной студенческий строительный отряд гремел тогда на весть Союз, мы были безусловными лидерами и запевалами. Как сильнейших, нас направляли в самые разные точки страны, на главные стройки: БАМ, КамАЗ, Колыма, БАЭС.

Отрядные субботники, зональные фестивали и конкурсы проходили и зимой непрерывно. Кроме того, была ещё учёба молодых бойцов по профессиям и подбор новых целинников взамен уходящим «старикам». Конкурс в отряды был тогда сравним с конкурсом на поступление в Универ. А в некоторые отряды и больше.

Я, уже как комиссар, беззастенчиво считал, что мой отряд должен быть во всём первым. Снова рвал и метал. Над моей кроватью в общежитии висел флаг моего ССО и портрет Че Гевары. Я носил свою «целинку», практически не снимая, и за это меня друзья прозвали апологетом и Корчагиным. На третьем курсе меня избрали в комитет ВЛКСМ университета, где я стал курировать все стройотряды УрГУ. Учиться было, действительно, некогда.

Однако мне как-то удавалось всё же сдавать зачёты и сессии. Не скажу, что преподаватели были ко мне снисходительны. Нет, скорее, они верили в нас всех и знали: если заложен в молодом человеке толк, то он и позже, в зрелости наверстает всё, чему не доучился в университете.

Главное, что нам внушали, — что мы учимся на факультете идеологическом, но творческом. Мы — четвёртая власть и опора партии. Какой партии, надеюсь, говорить не надо? КПСС, естественно. Других партий в Советском Союзе не было.