Найтись и потеряться

Светлана Черемухина

Как быть, если тело манит, а души нет вовсе? Она влюбилась в красивую звезду, которая светила, но не могла согреть. И упорно хваталась за нее, даже сознавая, что несчастлива. Ради этой любви она пошла на предательство, перечеркнув все хорошее, что было в ее жизни до встречи с красивым манекенщиком. Но однажды наступит расплата, ведь плотская любовь еще никого не сделала счастливой. Для нее все закончилось бы плохо, если бы не добрый фей, покровитель со странным чувством юмора и неуемной тягой перевоспитания.

ГЛАВА 2

В автобусе она удачно устроилась у окна и решила немного вздремнуть. Есть, по крайней мере, полчаса, раз дома под утро не нашлось ни минутки для того, чтобы сомкнуть глаза, но назойливый звонок мобильного телефона вывел ее из забытья. Инка. Подружка. Чего ей надо в такую рань? Она никогда не звонила в восемь утра.

— Дануль, это ты? — веселый звонкий голосок как всегда согрел душу. Жизнерадостная, светлая и красивая — она была совершенным антагонистом Дане, и этим всегда ее привлекала. Впрочем, как и всех, кто хоть раз пообщается с Инкой. Ее невозможно забыть, мимо нее трудно пройти и не оглянуться.

— Я, а это ты? — Дана усиленно моргала, чтобы прогнать сон.

— Данусь, я по поводу твоей новой работы.

— Чего-чего?

— Ну ты что, уже не ищешь?

— Ах, да, конечно, ищу. Но пока не нашла.

— Зато я нашла! У нас есть такая тетенька, Лариса Ивановна…

— Инк, меня к вам не возьмут, квалификация не та, — сразу перебила Дана, чтобы не мечтать впустую о несбыточном.

— Да я не про нас, не перебивай ты! У нее дочка работает в одной фирме, частной, но ужасно серьезной. И вот там начальник ищет себе личного помощника, секретаря-референта. Я сразу вспомнила о тебе, и даже телефончик взяла для тебя, ты понимаешь? Можешь позвонить и записаться на собеседование.

— Позвонить-то я могу, и даже, может, записаться, но что это изменит…

— Ну ты как всегда, оптимизм из тебя… выдавливать по капле приходится, — Инка рассмеялась. — Короче, пересылаю тебе номер телефона эсэмэской, а ты звони, прям сейчас, слышишь?

— Слышу, — буркнула Дана. — Я вообще-то в автобусе еду.

— И хорошо. Вот все за тебя и порадуются, — поддержала ее подруга.

— А вчера не могла мне позвонить?

— Не, вчера не могла, извини, — и тон такой странный, то ли она улыбается, то ли лениво потягивается.

— Ну понятно, причина столь уважительная, что не смею более упрекать, — хмыкнула Дана.

— Ладно-ладно, а сама-то! — засмеялась Инка.

— А я… одна, — неожиданно для самой себя призналась девушка.

— Вот! Я сразу сказала, что так и будет, этим все и закончится. Говорила я тебе, или нет? — возмущенно затараторила Инка.

Ей никогда не нравился этот денди. Слишком эгоистичен, самовлюблен и зациклен на одном себе, а из Данки веревки вьет.

— Инка, если делаешь доброе дело для меня, так и делай, а плохих не надо. Мне и так тошно, — пробормотала Дана.

— Ладно, все, умолкаю, самой пора на работу. Так что звони, вечером мне отчитаешься. Целую, удачи, пока! — и подруга отключилась.

Через минуту телефон ахнул, оповестив о пришедшем сообщении, но Дана решила дождаться, пока доедет до места и хотя бы выйдет на улицу.

* * *

В тепломй холле офисного здания она достала мобильный, набрала присланный подругой номер и замерла, слушая длинные гудки соединения. Десять раз хотелось сбросить вызов, но она просто зачарованно стояла и не двигалась, прижавшись к стене около входной двери. Возможно, оттого, что очень хотелось спать и лень было делать лишние движения. И движения мысли в том числе.

«Не съедят же меня, в конце концов!» — оптимистично подумала она, но ее чуть не съели.

— Слушаю, — раздался в трубке неожиданно резкий и громкий мужской голос.

Дана растерялась. Не известно почему, но она полагала, что звонит в отдел кадров, какой-нибудь милой девушке, а тут такое энергичное и строгое «слушаю».

— Ээээ… ммм… — попыталась Дана объяснить ситуацию, не в силах собрать разбежавшиеся от окрика мысли, но ее грубым образом перебили.

— Вы корова? Тогда причем тут я? Мычите в другом месте.

Дана опешила.

— Але, у вас есть еще что сказать мне, но на человеческом языке? — решил дать ей еще один шанс неведомый мужчина.

— Вообще-то, есть. Вам на каком из человеческих сказать? На французском или английском? — девушке никогда не нравились натиск и насмешки, и реагировала она на подобное давление несколько иначе, чем от нее могли ожидать: начинала дерзить.

Теперь с той стороны произошла легкая заминка.

— А давайте первую часть вашего сообщения на французском, а закончите по-английски, — разрешили ей, и в голосе послышались ироничные ноты.

— А давайте я лучше уйду по-английски, — буркнула Дана, совсем приуныв. Вот и поговорили.

— Воля ваша, — разрешили ей. — Только один вопрос: откуда у вас этот номер телефона?

— Ну, мне его дали, одна моя подруга.

— А подруга у нас кто?

— А подруга у нас Инка, но вам это вряд ли о чем-то скажет.

— Вы правы, ни о чем не сказало. Но я так и не получил ответ на поставленный вопрос.

— Вы ищете помощника?

— Допустим, ищу.

— А мне передали этот номер, чтобы позвонить и записаться на собеседование, — Дана уже была не рада этому разговору, раздосадована, что вообще позвонила, но бросить трубку стыдилась. Почему-то это казалось жутко неприличным.

— Немного проясняется, но почему по-русски? — тон по-прежнему строгий.

— Что? А… как же… не поняла…

— Вы же собирались проворковать мне на языке любви первую часть вашего обращения ко мне, — напомнил ей злопамятный мужчина. Сердитый тон никак не вязался с содержанием его речи, и Дана вконец смутилась.

— Вообще-то, я не знаю других языков, — призналась она.

— Зачем же предложили мне выбор? Девушка, вы, я уверен, очень милая, и я согласен дать вам бесплатный совет: говорите и предлагайте только то, за что вы можете ответить, что в силах исполнить, доказать и аргументировать. В противном случае репутация пустышки вам обеспечена.

Вот так сразу! Дана не могла найти слов, держала трубку у красного от стыда уха и моргала в предрассветную муть за окном.

— Извините, но я не пустышка, даже если вам так хочется в это верить, — произнесла она тихо.

— Девушка, милая девушка, — мужчина устало вздохнул. — Если честно, меньше всего я интересуюсь вашим духовным содержанием. Это вы мне позвонили и до сих пор не сообщили ничего вразумительного, а я вас слушаю, а мое время, не постесняюсь заметить, деньги.

— И сколько же я вам должна за потраченное на мое оскорбление время? — все, ее понесло. Сейчас он первый бросит трубку, возмущенно чертыхнувшись, не иначе.

— Да бога ради, считайте, что вы попали на аттракцион моей неслыханной щедрости. Итак, вы — помощница?

— Уже не уверена в этом, — пробормотала Дана.

— И я, но стало интересно. Вы готовы пройти собеседование?

— Готова ли я? Не знаю. А что для этого нужно? Валерьянка, корвалол?

— Нет, всего лишь два купальника. Открытый и закрытый, — сообщил сухим деловым тоном мужчина.

— Что? Да вы в своем уме? — забывшись, вскричала Дана. Это уже не входит ни в какие ворота. Он что, издевается? Инка уверяла, что фирма серьезная, а тут, похоже, балаган какой-то с домом терпимости на пару.

Смех в трубке заставил ее захлебнуться своим возмущением.

— Девушка, вы умеете держать себя в руках?

— Я только это и делаю, — проворчала Дана. — И я хочу понять: нам стоит дальше продолжать этот странный разговор, или все же я по-английски, как бы…

— Хорошо, уговорили, приходите в платье, или в чем вы там ходите, — соблаговолил согласиться мужчина. — Сегодня у нас какой день недели?

— Вторник.

— Отлично, вторник… Давайте, скажем так… в пятницу! Вам подойдет?

— Да, конечно.

— Время? Как вам удобно?

— Лучше вы назовите удобное для вас время, а я подстроюсь. Это, все же, в моих интересах.

— Вот это разговор, — усмехнулся мужчина. — Вы работаете?

— Да.

— Как насчет вашего обеденного перерыва? Готовы рискнуть потратить его на беседу со мной?

— А готова. Кто не рискует, тот не пьет…

— Помилуйте, вы еще и пьете?

На этот раз Дану не смутил строгий тон мужчины. Она уже понимала, что это очередная попытка задеть ее и посмеяться.

— Боюсь, что после разговора с вами начну.

— Ну полно, не такой уж я и ужасный, — усмехнулся таинственный абонент. — Или все же ужасный?

— Нет, конечно, — беспечно отмахнулась девушка, — а просто очень ужасный!

— Вот спасибо! Тогда в пятницу в обед.

— С двенадцати до тринадцати? — рискнула угадать время Дана.

— Отлично, — похвалил ее мужчина. — Вместе и пообедаем. Итак, жду вас в моем офисе.

— Ой, а это где? — Дана растерялась. Она же понятия не имела, куда надо ехать.

— А вот кто дал вам мой личный номер телефона, пусть и сообщит, где меня искать в пятницу. До встречи, девушка, — и мужчина отключился.

Разговорчик, однако, получился. Это как же она с таким начальником работать будет?

Но придя в офис и включив компьютер, Дана обо всем забыла, переключившись мыслями на своего любимого человека. Он улыбался ей с экрана компьютера, никогда не давая забыть о себе надолго.

Дана на автомате принялась печатать сводные таблицы и как-то умудрялась отвечать на телефонные звонки, но все ее мысли были заняты Андерсоном. Она не решилась позвонить ему с утра, прекрасно сознавая, что богемные люди, вернувшись с вечеринки под утро, обычно спят в то время, когда простые смертные трудятся или бездельничают в своих офисах. Она все надеялась, что он сам наберет ее, как только раскроет свои прекрасные глаза, и снова и снова представляла его сонного, как он мило щурится и моргает. Вот он трет свое лицо, пытаясь прогнать остатки сонливости, встречается с ней взглядом и улыбается своей волшебной фирменной улыбкой, сияющей с многочисленных плакатов, городских баннеров и модных журналов. Вот он тянет к ней руки, но целует осторожно, почти не разжимая губ. «Извини, — говорит он, — мне срочно нужно умыться». И уносится в ванную комнату, где долго плещется, принимает душ, и выходит преображенный, благоухающий ароматами свежего тела, геля для душа, лосьона, молочка, дезодоранта и одеколона.

Если при Романе Дана считала, что очень много мужской парфюмерии в ее доме, то с появлением Андерсона ее ванная комната стала напоминать модный магазин элитного парфюма. Плеяда разномастных флаконов, бутылочек и баночек разных форм и цветов, ароматов и консистенций расположилась и в зеркальном шкафу, и на стеклянной полке над раковиной, и на металлической полке, где раньше сиротливо ютилась лишь пара флаконов самой девушки.

Она обожала все это рассматривать, нюхать, вдыхать. Так она ощущала его присутствие, когда он вынужден был оставлять ее, отправляясь на очередную фотосессию в Вену, или на дефиле в Рим, или куда-то еще.

Наступил обед, а звонка так и не последовало. Часы показывали половину первого, и Дана рискнула нарушить покой своего мужчины. С замирающим сердцем набрала его номер, слушая долгие гудки, с нетерпением ожидая соединения, когда услышит такой родное и дорогое «Да?». Чуда не произошло. Ни сейчас, ни полчаса спустя. Дана дала ему еще минут пятнадцать, потом еще двадцать, потом набирала его каждые десять минут. Безуспешно. Андерсон не брал трубку. Дана уверяла себя, что нет причин для волнений: или он до сих пор спит, или не слышит звонок.

В восемь вечера девушка была сражена наповал: Андерсон выключил телефон! Он не только не позвонил ей, но вообще отключился!

Через полчаса до нее достучалась здравая мысль, что аппарат мог разрядиться, а он так его и не нашел, и не услышал ни одного входящего звонка.

Она решила ехать к нему, но не радость наполняла ее в предвкушении встречи, а страх. Откуда он взялся, неужели так подействовал сон? Это все ерунда, надо выбросить из головы и не вспоминать.

Она уныло смотрела на его окна, замерев в салоне такси, прижавшись к стеклу, и слезы закипали на глазах. Два окна его однокомнатной квартиры-студии были черны как ночь. Цвета ее отчаяния и тоски.

— Девушка, что делать будем? Вы выходите, или еще куда-то поедете? — поторопил ее шофер.

— Да, я выхожу, спасибо, — Дана расплатилась с водителем и вышла во двор.

Она понимала, что нет смысла подниматься в квартиру, но, может, он все еще спит? Или в темноте смотрит телевизор, задернув шторы так плотно, что синий свет от экрана не пробивается на улицу?

Медленно ступая вмиг отяжелевшими ногами, девушка поднялась на второй этаж и замерла перед дверью. До нее не доносилось ни звука. Абсолютная тишина. Вот у соседей справа прошаркали шлепанцы, хлопнула дверь. Вот слева возится ребятня. Бренчит посуда, бурчит телевизор. А из-за его двери не доносится ни звука.

Дана положила руки на холодный металл и прижалась к нему разгоряченной щекой, закрыв глаза. «Милый, где ты?».

— Его нет, — вывел ее из задумчивости мужской голос. Сосед Андерсона вышел на лестничную площадку в одних тренировочных штанах, с голым торсом. — И не было сегодня, по-моему. Я весь день дома. Обычно он появляется под смех и крики девчонок и парней, которых притаскивает с собой, но сегодня ничего такого не было, — и он закурил.

Не говоря ни слова, Дана побежала по ступеням вниз, выскочила во двор, подставила лицо прохладному воздуху, мельчайшим снежинкам, решившим опуститься на темную землю.

Ребятня носилась по двору с клюшками наперевес, лаяли выгуливаемые псы, шла обычная жизнь, и только она выпала из нее, погрязнув в своих страхах и одиночестве.

Знакомый голос окликнул ее. Дана хотела улыбнуться, но не смогла. Так и обернулась, с болью в глазах, с выражением безысходности на белом, как снег, лице. Роман в волнении смотрел на нее. По иронии судьбы он жил в соседнем дворе, по соседству с ее любовником.

— Привет, — также безуспешно попытался улыбнуться молодой человек.

На плече спортивная сумка, черные брюки заправлены в высокие шнурованные ботинки, короткая куртка, знаменитая шапка-маска, закатанная почти в маленькую тюбетейку.

— А я вот, с тренировки возвращаюсь, — Роман решил заполнить паузу, понимая, что Дана в данную минуту говорить не может. Он видел ее глаза и понимал, откуда в них такое страдание.

Такая родная, такая близкая, и… такая несчастная. Ненависть к смазливому подонку, уведшему у него его Дану, привычно захлестнула его. Сволочь, что же он с ней делает! Как он ее ломает! Она создана петь и порхать, а вместо этого он втаптывает ее в грязь! А она молчит и даже не сопротивляется.

— Ты прекрасно выглядишь, несмотря ни на что, — сказал он чистую правду.

Для него давно уже не существовало никого прекраснее и желаннее этой девушки с немного неуверенной улыбкой в глубоких грустных глазах. В его сердце живут только она и боль. Боль отверженности. И та страшная картина с того проклятого вечера. Уж лучше бы он не выламывал ту дверь. Все бы отдал за то, чтобы никогда не знать, что там происходило.

— Ром, я пойду, — ожила, наконец, Дана. — Извини, мне пора.

Молодой человек встал у нее на пути.

— Постой, — он посмотрел на нее почти с мольбой, но под пристальным взглядом опустил глаза. — Дана… я хочу сказать…

— Ром, прости, но не надо ничего говорить. Я все понимаю, — она сделала шаг в сторону от него. — Не надо.

— Даночка, — он почти шептал.

— Ты добрый, честный, порядочный… — девушка нервно сглотнула. — Я вообще не стою тебя, — в глазах заблестели слезы, сердце разрывалось на части. — Прости меня, — и, опустив голову, она прошла рядом с ним, торопясь покинуть двор.

Она не ожидала столкнуться с ним, совсем забыв, что это возможно. Они давно не виделись. Девушка вспомнила, как они сидели в кафе несколько месяцев назад.

…Вокруг шумели радостные люди, туда-сюда сновали озабоченные официанты, бурлила жизнь. Роман не сводил взгляда с ее лица, она не отрывала глаз от своей чашки с остывшим кофе.

— Как ты живешь? — спросил мужчина после долгого молчания.

Дана только пожала плечами. Разве она живет? Разве можно назвать жизнью ее состояние между отчаянием и сумасшествием. Разве можно назвать любовью то, что с ней происходит?

— Ты похудела, — констатировал факт Роман.

— Да, аппетита совсем нет, — кивнула Дана, по-прежнему рассматривая содержимое своей чашки.

— Он тебя изводит, ты стала другой. Часто ли ты улыбаешься? — с каждым новым вопросом Роман все больше бледнел. Его сердце разбивалось вдребезги вновь и вновь. Разве этот моральный урод ее любит? Он мучает ее. Сколько еще времени пройдет, прежде чем он выпьет ее до дна и отбросит в сторону, чтобы навсегда забыть?

— Роман, я ни за что не променяю эту свою жизнь на что-то другое, — тихо сказала тогда девушка.

— Да, я понимаю… — Роман вымученно улыбнулся. — Я просто хочу, чтобы ты знала, что если ты останешься одна…

Дана вспыхнула от этих слов, шумно втянула воздух и дернулась, но Роман настойчиво продолжил, чуть повысив голос.

— Даночка, родная, ты всегда можешь вернуться ко мне. Какая угодно, израненная, или счастливая, потерянная, или самодостаточная, любая. Ты просто приди ко мне, если захочешь. Потому что я все равно буду тебя ждать. Иначе… иначе зачем это все? — Роман отвернулся, сильно заморгав. Зачем ему жизнь без этой девушки? Просто теряется смысл, смывается яркость, забывается вкус. Не остается причин дорожить ею, и появляется опасность сложить голову на поле боя…

— Дана, — голос Романа заставил её вздрогнуть. — Я провожу тебя.

Опять этот умоляющий взгляд, будто она чего-то стоит, что-то значит после всего, что сделала с ним.

О, нет! Этого она не выдержит. Когда же он оставит ее в покое! Прошло столько времени, а он по-прежнему на что-то надеется.

— Рома, я сама, — сказала она четко и твердо, поднимая воротник куртки и натягивая на замерзшие руки перчатки.

Он услышал и понял. Ему не надо повторять дважды.

— Дана, — крикнул ей вслед Роман достаточно громко. Что поделать, с годами у него выработался командный голос. — Дана, я буду ждать, когда ты вернешься ко мне. В любое время дня и ночи. Или позвони, и я сам примчусь за тобой. Слышишь?

Девушка неслась прочь. От этого всепрощения, от милосердия, от несчастной ненужной любви, которую она в любом случае не заслужила.

Ее знакомство с Романом было абсолютно случайным, но этот человек знал, чего хочет, и получил это, благодаря своей настойчивости и упорству.

Тем зимним утром Дана стояла на обочине дороги, ожидая неизвестный микроавтобус с неизвестным водителем по имени Вячеслав. Накануне вечером директор позвонил ей из аэропорта, сообщив, что в офис она поедет с этим человеком, чтобы передать ему деньги и ключи от его загородного дома. Почему она не могла отправиться на работу как обычно, на рейсовом автобусе, она не понимала, но уточнять не решилась. Вероятно, директор счел ее доставку личным транспортом своего подрядчика более удобной и быстрой. На деле же все вышло иначе. Вячеслав задерживался уже на двадцать минут, а учитывая, что Дана пришла в назначенное место еще раньше, боясь опоздать и не имея привычки заставлять кого бы то ни было себя ждать, то уже изрядно замерзла на пронзительном ветру, стоя в осенних сапогах по щиколотку в снегу, медленно покрываясь снегом из-за легкой, но продолжительной метели.

Рядом затормозил автомобиль, но, увы, не микроавтобус, а значит, это не за ней. Дана никогда не рассматривала в упор людей, не разглядывала машины, не интересовалась тем, что происходит вокруг. Всегда погруженная в свои мысли, в свой мир, наполненный впечатлениями от прочитанных книг, отголосками романтических песен, аурой лирических фильмов, девушка никогда не скучала наедине с собой. И если бы не эта промозглость и сырость, она долго могла бы наслаждаться своими ощущениями и душевным покоем, который уже начинал испаряться по мере продолжительности ожидания.

Автомобиль сдал чуть назад, поравнявшись с ней. Водитель наклонился через пассажирское сиденье к опущенному стеклу.

— Девушка, доброе утро, не меня ли вы ждете? — спросил улыбчивый парень. Короткая стрижка, светлые волосы, прямые черты, открытое лицо, такое правильное и чистое.

— Нет, — Дана отвернулась, давая понять, что разговор продолжать не будет.

— Ну, видимо, тот, кого вы ждете, задерживается, — продолжил парень разговор с ее спиной.

Дана промолчала, лишь подняла воротник пальто. Да, она не была готова к такой встрече рассвета. Давно бы уже ехала в теплом автобусе, подъезжая к офису. И главное, некуда позвонить: не беспокоить же директора, жалуясь на необязательного подрядчика.

— А не хотите подождать того, кем бы он ни был, в моей машине? — продолжал парень.

— Нет, — снова буркнула девушка. Назойливость стала ее раздражать.

— А у меня тепло. Я вам и печку включу, погреете свои бедные ножки, — соблазнял ее парень, улыбаясь во весь рот.

Дана резко обернулась.

— Послушайте, — произнесла она решительно, сдерживая раздражение, на что парень насмешливо зацокал языком. — Я не буду к вам садиться, а вы не будете дразнить меня своей печкой, хорошо? Это… не красиво, — она снова отвернулась.

— Не красиво? Не красиво что? Пытаться спасти человека от неминуемой простуды? Девушка, я просто желаю вам добра, — парень веселился. — Вы заболеете, будете пить лекарства, а они горькие. Я не могу с этим смириться. Как офицер, и в душе — честный порядочный человек, я просто обязан вас спасти, — говорил он весело. Его забавлял этот разговор. Он и сам не знал, почему остановился, но теперь ни за что бы уже не уехал.

Слова о том, что он офицер, вдруг зацепили Дану, она обернулась.

— Ну вот, совсем другой разговор, — обрадовался молодой человек.

Он вышел из машины и подошел к Дане.

— Вот мое удостоверение, — он протянул ей жетон офицера. — Я не маньяк, не грабитель и очень даже неплохой человек.

— Специальный батальон особого реагирования, — прочитала Дана, с трудом разбирая буквы в скудном свете тусклого фонаря. — Ого! Какая честь для меня быть обогретой офицером-СБОРовцем, — она впервые улыбнулась за это утро.

— Ну, я не позволю этой улыбке пропасть, — ответил молодой офицер, распахивая перед ней дверцу. — Садитесь! — он подал ей руку, усадил в машину и помог пристегнуть ремень, после чего захлопнул дверь, позволив насладиться покоем и теплом, разлитым по салону.

— Хотите, ждите того, кто вас тут мучает на холоде, а хотите — я отвезу вас, куда прикажете, — предложил он, садясь за руль. — Итак, что скажете? — он повернулся к ней.

— Ну, я бы сказала вам: «Везите меня на край света», но… позволю себе лишь попросить довезти меня до офиса, и черт с ним, с этим человеком, который все никак не может приехать, — вздохнула Дана.

Молодой человек тихо рассмеялся приятным смехом и включил зажигание.

Дана все же заболела, причем сильно. Вечером, выходя из офиса, уже едва держась на ногах из-за высокой температуры, она увидела знакомую машину. Роман вышел к ней навстречу. Его улыбка погасла, как только он понял, как ей плохо. Без слов усадил в машину и повез в больницу. Дана пролежала в центральном военном госпитале десять дней с воспалением легких, и ее персональный рыцарь навещал ее каждый день.

Вся палата угощалась сладостями и фруктами, которые Роман не уставал таскать ей каждый день в больших количествах. Он развлекал ее забавными историями, не сводя улыбчивых добрых глаз с бледного лица, и Дана грелась в лучах его заботы, пробуждаясь от многолетней душевной спячки.

В день выписки Роман взял на работе выходной, чтобы лично отвезти девушку домой, и был отпущен под дружное улюлюканье коллег-бойцов, с хлопками по спине и плечам, с двусмысленными пожеланиями силы и выносливости. В тот вечер он впервые остался у Даны на ночь.

Все было красиво, романтично, мило. Розы, свечи, вино, нежность, шепот невпопад, сбивчивое дыхание, сумасшедшие объятия, неожиданное падение с кровати под общий хохот, совместный душ, кофе утром в постель, долгие поцелуи у двери перед расставанием.

Так вскоре в ванной прописались новая зубная щетка, бритва и лосьон для бритья. В шкафу прибавилось одежды, для чего были куплены новые плечики, а в прихожей поселились мужские тапки сорок третьего размера.

Иногда Дана ходила по квартире, раздвигая панель шкафа, чтобы провести рукой по пиджакам и рубашкам, хранящим легкий нежный аромат одеколона, заглядывала в ванную, чтобы вдохнуть смешение запахов и ароматов, влезала в большие тапки или с трепетом прикасалась к его расческе, и никак не могла поверить, что теперь не одинока.

Роман поразил ее своей добротой и заботой. Все в нем казалось правильным и единственно верным. С ним было спокойно и легко.

Сейчас она думала, что ей просто льстило то, что этот глубокий честный человек так дорожил ею. Впечатляло его особенное отношение к ней и повышенное внимание. И она видела, как у него кружилась голова от одной ее улыбки.

Каждый раз после опасных заданий с риском для жизни, он возвращался к Дане, такой теплой и уютной, и чувствовал себя счастливым. У него появилась тихая гавань. Появился повод задержаться в этом мире, и он перестал безрассудно геройствовать, почувствовав ответственность за человека, который однажды доверился ему, стал нуждаться в нем, в какой-то мере стал зависим от него.

Может, она и не любила Романа, просто принимая обожание, наслаждаясь светом его чувства, когда и не требовалось ее участие. Одно ее присутствие делало его счастливым, таким образом, ее собственные чувства оставались невостребованными. Тогда это как-то не замечалось, но, как оказалось, сердце оставалось свободным.

А разве Андерсону дороги ее чувства? Если Роман наслаждался своей любовью к ней, то Андерсон упивался ее любовью к себе. Все, что ему было нужно — это ее преклонение, и он сполна его получал. Взамен ей позволялось прикасаться к его божественному телу, вдыхать его аромат и умирать от его магнетизма, растворяться в жгучей страсти, так до конца никогда и не утоленной.

Дана легко и не раздумывая променяла Романа на этого мужчину. Несколько месяцев с Андерсоном пролетели как одна длинная ночь, с болью и счастьем, со слезами и рваным дыханием. Дана не помнила себя, отдаваясь новому чувству, посвящая себя своему кумиру, отдавая всю себя до капли, до вздоха, до стона.

Но то же самое одиночество занозой сидело в сердце, и время от времени саднило, когда что-то задевало ее по неосторожности. Какая-то фраза, небрежно оброненная, какой-то жест, без почтения и уважения, странный взгляд, пробирающий до дрожи.

Насколько нежным и внимательным был Роман, прикасаясь к ней, наслаждаясь ее близостью, настолько небрежным был Андерсон. Дана часто ловила себя на мысли, что ей хочется сжаться, словно она оказалась на легком сквозняке, и чем-то прикрыться.