На два полушария. Повесть о первой любви

Светлана Сервилина

Пронзительная и трогательная история первой любви. Все началось как в волшебной сказке, она – принцесса, а он – принц. Но только на школьной сцене. Тихоня и скромница Соня не смогла бороться за свою любовь, разрушенную в один миг. Нелегкие жизненные испытания закалили её, а время проверило истинность чувств. Книга с неожиданным финалом и сладко-горьким вкусом Любви…

2. Кусочек свободы

Сонечке очень хотелось показать своим одноклассникам, а в первую очередь вредной Чуме, что она выше этого конфликта. Ей мечталось, что после зимних каникул она войдет в класс в новом платье или, хотя бы, в вязаной кофточке с норвежским орнаментом, как у Таньки Герко из седьмого «Б». Она небрежно бросит на сиденье парты не свой потертый портфель цвета детской неожиданности, а модную темно-синюю сумку на длинной ручке с многочисленными отделами по бокам. Именно такую она как-то видела у одной старшеклассницы. И тогда все бы посмотрели на нее с уважением, а противная Катька Чумакова даже с завистью. Соня тяжело вздохнула, натягивая на школьное платье старомодную жилетку грязно-зеленого цвета с розовой полоской вдоль v-образной горловины. Она знала, что обновки просить у родителей бесполезно, мама всегда отвечала одинаково:

— Пока мы не расплатимся за кооператив, будем на всем экономить! И ты, доченька, это должна понимать.

Это нескладное слово с двумя повторяющимися буквами «о» она ненавидела всей душой. Девочке казалось, что эта выплата никогда не закончится! И поэтому не стоит рассчитывать на новые туфли и блузки. В лучшем случае, мама отдаст знакомой портнихе свой поношенный шерстяной сарафан, чтобы та перешила его в юбку с помочами для Сони. На беду весной у форменного школьного платья протерлась ткань на локтях. Бабушка, недолго думая, взяла большущие портняжные ножницы и отрезала рукав вместе с дыркой.

— И с короткими неплохо, — пробормотала она, подшивая отрезанный край на швейной машинке, — уже тепло, не замерзнешь!

А осенью оказалось, что Софья за лето «вытянулась», и рукава зимнего пальто стали ей коротки. Поэтому их, наоборот, наставили цигейковыми манжетами. К каблукам неказистых черных сапог, у которых всегда заклинивал замок, папа прибил маленькими гвоздиками резиновые набойки и, возвращая дочери отремонтированную обувь, с довольным видом произнес:

— Еще на одну зиму хватит, если будешь аккуратно носить!

Сонечка очень смущалась своего внешнего вида. Она понимала, что триумфального входа в класс после каникул не будет, и эта серость и безысходность ее угнетали. Она мечтала быть принцессой, но не такой, как в сказке, а обычной модной девочкой, у которой будут новые красивые вещи и обувь, своя комната с раскладным диваном и современной мебелью. Как только начинался отопительный сезон, к ним приезжала жить бабушка из деревни, чтобы экономить на дровах. Вот и сейчас она спала с ней на неширокой тахте. Старушка по ночам постоянно храпела, и даже мечтать под ее монотонные хрюкающие звуки, вырывавшиеся из открытого рта, было неинтересно. Соня крепко сжимала веки и напряженно вспоминала прошлое лето и её поездку к бабуле в деревню. Не к этой, а к другой — папиной маме. Там было для неё никем не контролируемое раздолье. На подоконнике в летней кухне всегда валялись медные монеты по три и пять копеек. А много ли девчонке надо на каникулах? Билет в сельский клуб стоил пять копеек, мороженое — десять, а все остальное бабуля покупала для внучки сама. Или пекла. Сонечка даже слюну глотала, припоминая запахи пирогов, сдобников и булочек, которые бабуля доставала из печи. Перед обедом, туго затянув на голове платок, она садилась за сепаратор, чтобы взбить сливки и сделать из них масло. Сонечка часто наблюдала за работой любимой бабушки, а потом получала в награду детали сепаратора и миску. Не для мытья, а для облизывания. Процесс этот был долгий и очень приятный. Сливки напоминали крем, правда, со слегка соленым привкусом, потому что бабуля в них добавляла соль, чтобы продукт не портился. Девочка любила погулять по саду, срывая по ходу спелую грушу или яблоко. Плоды она тут же мыла холодной водой из шланга и кусала сочную мякоть. А в дальнем углу сада стояла деревянная постройка неизвестного архитектора в виде будки, которую со всех сторон оплетал виноград. Туалет использовался Соней не только по своему прямому предназначению. Во-первых, это был своеобразный наблюдательный пункт, через щели которого просматривался не только бабушкин, но даже соседский двор. Во-вторых, здесь можно было бесконечно рассматривать поздравительные открытки, которыми были оклеены стены, а в-третьих, — читать. В потрепанном школьном портфеле, прибитом к двери здоровенным ржавым гвоздем, лежали пожелтевшие газеты, журналы и даже тонкие детские книжонки. Они были изрисованы и перечеркнуты цветными карандашами не одним поколением выросших в этом доме детей. Соня могла просидеть на деревянном пьедестале целый час, уткнувшись в интересную статью в журнале и забыв, зачем она сюда пришла. Ей даже не мешало монотонное жужжание мухи, попавшейся в паутину коварного паука, медленно подбиравшегося к несчастной жертве.

В первые дни осени, соскучившиеся друг по другу одноклассники, делились впечатлениями о летних каникулах. Большинство отдыхали на даче, у бабушки в деревне или пионерском лагере. Но были и такие, которые с родителями посетили Ленинград или Москву. Они взахлеб хвастались о том, что видели и где побывали. «Счастливые, — патриотично думала Соня, — это же мечта — своими глазами увидеть Смольный или Красную площадь — сердце нашей Родины!» Именно так было написано в учебнике по истории про сердце, и Софье очень нравилось это выражение. Но Валюшке Кузькиной повезло больше всех — её положили в больницу в самом начале учебного года. Если бы она заболела летом, никто бы и не узнал о её аппендиците. А теперь операция Валентины стал самой главной новостью для школьников, и весь класс ходил навещать девочку, сбрасываясь по десять копеек ей на гостинцы. Через приемный покой Кузькиной передавали не только фрукты и сладости, но и учебники с домашним заданием. Валя, в простенькой полосатой пижамке, смотрела со второго этажа через окно на своих товарищей, и вяло им махала рукой. Она была такая худенькая и бледненькая, что некоторые посетительницы всхлипывали от жалости.

— Мы должны поддержать Валю, — участливо сказала на уроке Лариса Васильевна, — чтобы она выздоровела и не отстала от школьной программы.

После уроков классный руководитель распределяла, кто идет навещать одноклассницу, все ей сочувствовали, а учителя беспокоились о здоровье девочки.

Валентина, которая училась на четыре с минусом, вдруг стала, по мнению педагогов, «умной и талантливой». Софья никогда не лежала в больнице, и для неё это было самое обидное. Всю зиму она измеряла температуру, но градусник никак не реагировал на старания девочки. И только тогда, когда у подъезда зацвела вишня, и детвора, сбросив с себя теплые вещи, стала играть на спортивной площадке в волейбол, на Сонином носу неожиданно появился некрасиво-синюшный бугор. Нарыв на самом видном месте быстро стал увеличиваться в размерах и болеть. Мама, приложив к язвочке кусок листа алое и закрыв платочком, отвела дочь к доктору. Диагноз был поставлен немедленно. Прищурив глаза, женщина-врач минуту рассматривала Сонин нос, потом перевела участливый взгляд на Тамару Тимофеевну.

— Фурункул, — грустно сказала она, — и очень на опасном месте, близко к мозгу. Придется девочку госпитализировать.

Из поликлиники Софья, забыв про боль и некоторую уродливость на своем лице, шла счастливая, мысленно составляя список, кому сообщить о своей серьезной и очень опасной болезни. Она попросила маму позвонить в школу, Людке, Нинке, еще нескольким родственникам, и дрогнувшим голосом назвать номер больницы, куда направили её дочь.

— Почему же дрогнувшим? — поинтересовалась мама с улыбкой.

— Потому что близко к мозгу, — коротко, но убедительно ответила Соня.

В больничной палате она быстро освоилась, по-хозяйски разложив на полочках тумбочки свои вещи и гигиенические средства. Она познакомилась с соседками, оценила столовую и даже побывала в процедурной, где ей наложили на больное место повязку с ихтиоловой мазью. Соня стоически переносила невыносимый запах лекарства, накапливая впечатления, которыми она будет делиться с подругами. Она ждала делегацию из класса, надеясь, что среди посетителей будет и Денис. Мама, навестившая её на следующий день, сообщила, что ребята придут к ней через два дня. Сонечка мысленно отрепетировала «свой выход» к одноклассникам. Она даже договорилась с молоденькой медсестрой, чтобы та перебинтовала ей лицо, оставив только глаза. Девочка представила, как таинственно и эффектно она будет выглядеть с этой повязкой, словно восточная принцесса из сказки про Аладдина. Но на третий день пребывания в хирургическом отделении её выписали, как раз перед долгожданной встречей. Несчастная жертва гнойно-воспалительного заболевания попыталась доказать, что она нездорова, и что ей необходимо лечиться в стационаре еще неделю, как минимум. Однако седой доктор, пряча улыбку в своих густых усах, строго сказал:

— Лисицкая, идите домой и больше не болейте.

Расстроенная девочка собрала свои вещи и, попрощавшись с другими пациентами, покинула негостеприимную больницу.

В конце августа перед самым началом учебы в восьмом классе, школьников собрали в вестибюле и объявили, что первого сентября они отправляются в трудовой лагерь, помогать колхозу «Путь к коммунизму» в уборке урожая. Поездка эта носила добровольно-принудительный характер, однако пропустить эту неизбежную трудовую повинность без уважительной причины было нельзя. Но старшеклассники и не пыталась отлынивать от этого мероприятия. Для них это было невероятно интересное и экзотическое приключение. «Колхоз» для четырнадцатилетних подростков ассоциировался не с каторжной работой на полях, как, наверное, предполагали педагоги и родители. Нет, это была капелька свободы для советских детей, воспитанных на принципах, уничтожающих стремление к индивидуальности. А здесь, среди бескрайних полей овощных культур ученики ненадолго обретали ее, эту свободу. Свободу от уроков, ежедневных домашних заданий, наконец, от родительской опеки. Они ощущали себя взрослыми и независимыми людьми, которые способны сами принимать решения. Для большинства эта поездка в колхоз стала первым опытом самостоятельной жизни вне семьи на столь длительный промежуток времени. А еще это была возможность заработать, пусть мизерные, но деньги. Свои.

Школьный лагерь представлял собой длинный деревянный барак с нарами, на которых размещались полосатые ватные матрацы. Они служили спальными местами для сотни ребят старших классов. Сверху это «ложе» закрывал марлевый полог, спасающий от назойливых крылатых насекомых, в огромных количествах кишащих в летнее время года, особенно за городом. Причем один полог был на два матраца, по-видимому, из экономии. Зато школьницам это было на руку. Спрятавшись под белым балдахином, словно в домике, они тихо секретничали перед сном, чтобы не услышала классная руководительница Лидия Николаевна, кровать которой стояла у входа в барак. Она зорко наблюдала сквозь тонкий слой марли за своими подопечными, казалась, и днем и ночью.

Столовая с длинными самодельными столами и «красный уголок» — вот и весь быт на целый месяц! Зато никаких уроков, а каждый вечер танцы или просмотр фильмов прямо под открытым небом. Одним словом — свобода! Софья была разочарована лишь одним обстоятельством — красавчик Денис Романов в колхоз не приехал. На поле ребят возили в грузовых машинах, которые подскакивали на колдобинах, вызывая всеобщее веселье у подростков.

Осень была теплая, урожай — богатый, а работали только полдня. Что еще нужно для счастья? Кроме быстро надоевших помидор можно было поживиться кукурузой, метелки которой плавно покачивались на соседнем поле. Правда, учителя нещадно ругали тех, кто занимался «хищением социалистической собственности», однако никого это особо не останавливало.

Здесь не было «двоечников» и «отличников». Здесь у всех были равные права, и авторитет можно было заслужить среди ровесников не ответом у доски, а реальным поступком. Как это случилось с Карасевым. Отстающий по многим предметам Володька, каждый раз собрав свою норму ящиков спелых томатов, спешил помочь девчонкам на поле, таская их полные ведра и подсаживая уставших одноклассниц в машину.

Суровая Лидия Николаевна, которую за глаза ученики называли просто Лидия, бдительно следила за моральным обликом своих воспитанников. Она с таким воодушевлением громко делала замечания девочкам, что часто из её рта вылетали капельки слюны. По мнению Лидии, приличным школьницам нельзя громко хохотать, надевать слишком короткие юбки и прозрачные блузки, а главное — «прижиматься» во время медленного танца к мальчикам. Она скрупулезно проверяла туалеты и душевые, на предмет запаха табака, повторяя, что курить категорически нельзя. Она грозила указательным пальцем подопечными и строго предупреждала: если узнает, что кто-то курил, то провинившийся ученик вылетит из школы в два счёта. Но, как говорится, запретный плод всегда сладок. Именно в тот приезд в колхоз, Софья попробовала и сигарету, и наркотики. Наташа Кожина шепнула ей однажды перед танцами, что у неё есть «наркотик».

— У мамы стащила, — прошептала она и разжала кулак, показав две белые таблетки, — хочешь попробовать?

Соня знала, что мама Наташи работает медсестрой в больнице, поэтому, отбросив все сомнения, сразу согласилась. «Наркотиками» оказались элементарные таблетки димедрола. Школьницы геройски глотнули по таблетке, запили стаканом воды и, усевшись у радиолы в красном уголке, стали ждать «кайфа». Приятный мужской голос пел любимую песню о клёне, который шумел над речной волной, а пары топтались на месте, изображая медленный танец. Подруги заснули прямо на стульях, крепко прижавшись друг к другу.

Спустя годы, девчонки часто вспоминали свой первый опыт с седативным препаратом и весело хохотали над своим простодушием и наивностью.

Несмотря на мелкие шалости, весь сентябрь Соня вместе с другими школьниками отчаянно собирала спелые помидоры на колхозных полях, и в итоге она оказалась в пятерке самых результативных работников. На итоговом мероприятии ее наградили почетной грамотой, да еще и выдали зарплату — целых сорок два рубля! Девочка бережно принесла свой первый в жизни заработок домой. Половину она отдала маме, а на оставшиеся деньги купила ткань на блузку и юбку. Она уже рисовала модели своего наряда для сентябрьского первого урока в этом году, когда к ней примчалась запыхавшаяся Людка и сообщила, что нашла портниху, которая сошьет им новую школьную форму.

— Мама с ней уже договорилась, — выпалила Субботина, — она нам сделает одинаковые кофточки и юбки практически за «копейки».

Софья, не раздумывая, свернула в газету куски новой ткани и поспешила за подругой к мастеру. На пороге их встретила немолодая женщина в переднике и желтой лентой закройщика вокруг шеи. Она пригласила гостей в небольшую светлую комнату. У окна стояла ножная швейная машина, рядом с которой прямо на полу валялись кусочки разных тканей и ниток. Соня покосилась на большое зеркало и подала портнихе сверток с тканью. Женщина разложила материал на столе, сантиметром измерила сначала Соню, потом белую ткань.

— Милая, здесь на погончики не хватит, — сообщила она, покачав головой.

Девочка была в отчаянии и готова разреветься.

— Ведь это было самое главное на рубашке, — проговорила она, всхлипывая, — острые погончики, крепящиеся на плечах у воротника на стойке!

— Ладно, — махнула рукой портниха, — как-нибудь выкрутимся! Если что, из твоего куска возьму, — сказала она, глянув на Людку.

— Да, пожалуйста, — согласилась Субботина.

— Ты только пуговицы принеси к примерке, — кивнула женщина Соне.

О них школьница как-то не подумала, да и денег уже не оставалось. Дома она порылась в старых маминых вещах и нашла заношенную румынскую кофточку с чудесными перламутровыми пуговицами. Не раздумывая, она срезала их все до одной, сложила в газетный кулечек и отнесла мастеру. На обратном пути она забежала к своей подруге Людке, которая жила на первом этаже пятиэтажного дома рядом со школой.

— Лимонад холодный будешь? — Субботина распахнула дверцу холодильника, который стоял у них в коридоре.

— А то, — обрадовано ответила Соня, — пить ужасно хочется!

— И мне. Жалко, что его нет, — подруга хихикнула и закрыла холодильник.

Гостья шутливо показала подруге кулак, понимая, что она опять попалась на Людкину подколку. Они уселись, по обыкновению за кухонный стол у окна и, попивая чай с конфетами, комментировали все происходящее за окном.

— Слушай, а Левин бросил Ленку Малышкину, представляешь?

— Нет, я вчера их вместе видела!

— Значит, помирились. А вон видишь, старший Ивановский идет?

— Где-где?

— Да вон, в фирменных джинсах! Нос к верху задрал, никого не видит, — Людка усмехнулась, рассматривая парня.

Про братьев Ивановских в их школе ходили легенды. Правда старший — Виталий уже учился в институте, да и младший Вадим в этом году заканчивал среднее обучение. Оба были высокие, спортивные, красивые, да еще и модно одетые. Девчонки вились вокруг них, будто мотыльки у яркого огня. Людка знала про любовные похождения этих родственничков, потому что жила с ними в одном подъезде с самого рождения.

— Говорят, из-за Виталика одна девушка себе вены на руках порезала, представляешь? — сообщила она с таинственным видом.

— Вот это любовь, — вздохнула Соня.

— Это не любовь, а дурость, — совершенно прагматично изрекла подруга, используя фразу, явно услышанную из взрослого разговора, — у нее таких Виталиков еще десяток был бы!

— Она умерла? — испуганно спросила собеседница.

— А ты думала?

— Какой ужас! А вот в тридцать третьей школе одна девочка выбросилась из окна пятого этажа. Тоже из-за несчастной любви.

— Вот сумасшедшая!

— Её спасли.

— Повезло.

— Как сказать, — Софья покачала головой, — мало везения, если останется на всю жизнь инвалидом.

— Ну, сама виновата, — пожала плечами Субботина, — любовь приходит и уходит, — добавила она философски.

— Ну, бывает же одна-единственная! Помнишь у Николая Доризо:

Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?

— Ой, Лиса, какая ты глупая!

— Ничего я не глупая, просто верю в настоящую любовь! — обиженно проговорила Софочка.

— Ладно, не глупая, — Людка обняла подругу, — просто очень романтичная.

— А ты разве не романтичная?

— Я — не романтичная, — твердо заявила девушка и, прищелкнув языком, добавила, — а прагматичная.

— Ой, ни за что не поверю, что ты не хочешь, чтобы в тебя влюбился какой-нибудь парень, — покачала головой гостья.

— Чтобы какой-нибудь? — Субботина изобразила пренебрежение на своем лице и даже передернула плечами. — Не хочу!

— Ну, хорошо! Пусть не какой-нибудь, а красивый, умный, порядочный, — улыбнулась Сонечка.

— Ха, — хмыкнула собеседница, — а откуда же он возьмётся? Вокруг сплошные недоноски!

— Нет, есть и хорошие ребята.

— Например, Романов, да?

— Ну, причём здесь Романов, — смущаясь по обыкновению, когда речь заходила о Денисе, отвечала Софья.

Такие разговоры могли идти бесконечно, пока не приходил Людкин папа с работы и командным тоном не произносил, взяв газету, словно рупор:

— Молодежь, расходись!

Подруги резко вскакивали с мест, Соня направлялась в коридор, на ходу надевая босоножки, и застегивая на лодыжках непослушные хлястики, а Люда, умаляя отца разрешить проводить подругу «хотя бы до угла», суетливо протискивала пальцы в безразмерные шлепанцы. На углу дома Субботиной они по обыкновению стояли еще около часа, поминутно отвечая на приветствия проходящих мимо знакомых.