За секунду до выстрела

Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Книга написана на основе реальных документов из архивов КГБ. Во время визита в Москву президента США Рональда Рейгана ЦРУ планировало на него покушение, чтобы обострить международную ситуцию. Но покушение удалось предотвратить буквально за секунду до выстрела…

Глава первая

— Большинство людей в Америке почему-то считают, что достаточно убрать президента, чтобы в корне изменить ситуацию в стране, — заметил один из двух, сидевших возле полупотухшего камина, мужчин, поджарый, седовласый, с резкими волевыми чертами лица, и лениво отхлебнул из высокого стакана. — А ведь это полный абсурд.

— Почему же абсурд? — возразил его собеседник, тоже весьма импозантный мужчина, которого чуть-чуть портили излишняя суетливость и что-то в выражении лица, неуловимо напоминавшее крысу. — Убийство Кеннеди многое изменило, причем скорее к лучшему.

— Что же именно? Наши войска стали одерживать блистательные победы во Вьетнаме? Нефть подешевела? Безработных стало меньше? Преступность резко снизилась?

Собеседник промолчал, лишь недоуменно повел плечами, как бы желая сказать, что все-таки остается при своем мнении. Мужчина у камина снова сделал глоток из стакана и неторопливо продолжил:

— Дело в том, что люди ленивы и нелюбопытны. Плохо знают даже собственную историю, а уж мировые масштабы для них — тайна за семью печатями. Хотите небольшую лекцию по истории человечества?

— Вы же знаете, вас я всегда слушаю с интересом.

— Если бы другие проявляли хоть каплю этого интереса, — вздохнул седовласый мужчина, — история наверняка пошла бы другим путем. Впрочем, мы с вами оба занимаем достаточно высокое положение, чтобы располагать даже не секретной — сверхсекретной информацией и при этом не особенно беспокоиться за свою жизнь и здоровье, хотя все мы, конечно, под Богом ходим. Кое-чем новеньким я с вами сейчас поделюсь. Однако мы почти ничем не рискуем: заключительная фаза операции начнется через несколько недель, и предотвратить её не в силах ни один человек.

— Даже президент США?

— Не считайте Рейгана наместником Бога на земле, Джо, — впервые назвал мужчина своего собеседника по имени. — Тем более, что даже на Папу Римского совершалось покушение. А Рональд всего лишь пешка в руках тех, кто поставил его на это место.

— Себя вы, разумеется, тоже к ним причисляете? — не без ехидства осведомился тот, кого назвали Джозефом. — Я всегда думал, Боб, что скромность не является вашей основной добродетелью.

Роберт смерил своего собеседника тяжелым взглядом.

— До последней минуты я причислял к ним и вас, — сухо отпарировал он. — Но язвительность плохо сочетается с настоящей властью, заметьте это. Оставьте её дешевым политиканам, у них просто больше ничего за душой нет.

— Простите, босс, — кротко отозвался Джозеф. — У вас слишком хорошее виски, начинаешь терять над собой контроль. Впредь постараюсь воздерживаться.

— Ну, виски вы можете пить сколько угодно, — примирительно заметил Роберт, — вот остальное… Впрочем, к делу. Наберитесь терпения: история достаточно длинная. Думаю, она началась в то время, когда вы в лучшем случае посещали колледж и играли в регби и, конечно, тогда вам и в голову не приходило, что в один прекрасный день вы займете пост первого помощника главы ЦРУ. Хотя я об этом тоже не задумывался, если честно.

— Середина пятидесятых? — предположил Джозеф.

— Почти угадали. 1958 год. Россия. Если помните, мы тогда играли в замечательную игру под названием «холодная война», и весь мир с минуты на минуту ждал своей термоядерной кончины. Ну там ещё спутники, космос и прочая дребедень. И вот один никому не известный молодой человек принес в одно из московских издательств рукопись под названием «Третья мировая война». Огромная рукопись — страниц на четыреста…

Роберт замолчал и снова наполнил стакан, кивком пригласив своего собеседника сделать то же самое.

— Ее приняли? — с любопытством спросил Джозеф.

— Разумеется, нет, — усмехнулся Роберт. — В то время рукопись с таким названием не могли принять ни в одном издательстве СССР. Они же там всегда боролись за мир во всем мире.

— Параллельно помогая кубинским коммандос, — усмехнулся в ответ Джозеф. — И не только им. Так что же этот молодой человек?

— Парень оказался настырным и потребовал рецензию. Рецензию он получил, разумеется, разгромную, так что книга в СССР так никогда и не появилась. Зато копия рукописи таинственным образом оказалась на столе у одного из моих предшественников на этом посту, о чем автор, судя по всему, до сих пор не подозревает. Если ещё жив, конечно. Все-таки тридцать лет прошло… А рукопись любопытная. В ней детально описан план третьей мировой войны, развязанной, замечу, Советами, для которой требовалось шестьдесят тысяч танков…

— Всего-то? — снова иронично усмехнулся Джозеф.

— Смешного там было мало. Двадцать тысяч танков совершают бросок на запад и юго-запад Европы, с ходу форсируют Рейн, проходят через всю Францию, через Пиренеи, проникают в Испанию, далее — Гибралтар и — по стопам Роммеля…

— Роммель скверно кончил со своими танковыми армиями, — заметил Джозеф.

— Думаю, и тут дело обернулось бы не лучше, но подумайте, что стало бы с Европой? Она практически вся могла превратиться в Польшу сорокового года. А ведь по плану предполагалось ещё два танковых удара, чуть менее мощных: через Италию в Ливию и Северную Африку, а через Персию — в Сирию и Палестину.

— Классическая военная утопия. Они даже с Афганистаном не смогли справиться, хотя начало, должен признать, было блестящим. Танки — не просто военные машины, это — нефть, это — коммуникации, это — заводы для производства новых машин и запасных частей… Это, наконец, черт побери, огромные деньги!

Роберт молчал, задумчиво глядя на угасающее пламя в камине. Со стороны могло даже показаться, что он задремал. Но Джозеф слишком хорошо знал своего шефа, чтобы поверить в это, но он знал также, что прерывать молчание не стоит: чтобы не вызывать раздражения. Оставалось терпеливо ждать продолжения разговора, не сомневаясь в том, что оно последует.

— Безусловно, утопия, — внезапно нарушил молчание Роберт. — Но по ней можно со стопроцентной точностью определить военные амбиции Советов. Ведь их единственным уязвимым местом всегда была элементарная нехватка денег, тех денег, которые они могли потратить на гонку вооружений. И заметьте, победа в этой гонке давалась нам не без труда, хотя с каждого доллара национального дохода Америка тратила восемнадцать центов, а СССР — восемьдесят копеек с рубля. Мы просто могли играть в эту игру значительно дольше, вот и все. Наши центы должны были кончиться позже, чем их копейки.

— И все-таки они заставили нас потратить более чем достаточно, — заметил Джозеф.

— Хуже того, они нас перехитрили, — мрачно ответил Роберт. — Они чрезвычайно ловко обошли все расставленные ловушки и стали насаждать близкие им по духу режимы по всему миру. Вспомните Анголу, Джо. А Латинская Америка? Да, расстояния были колоссальными, и это во многом связывало Советам руки, но зато они вытряхивали из нас максимально возможное количество этих самых центов. И ещё эти «ястребы» в Пентагоне, которым все равно во что палить, лишь бы арсеналы ломились от боеприпасов…

В дверь чуть слышно постучали, глава ЦРУ не выносил резких звуков. Его помощники знали об этом, как знали и о том, что можно не дожидаться разрешения войти после стука: если Роберт не хотел, чтобы его тревожили, он просто запирал дверь. Поэтому через несколько секунд перед Робертом уже лежала папка с документами. Он бегло просмотрел их и тихонько рассмеялся.

— Ну вот и все. Теперь остается только ждать: управлять событиями мы больше не можем, они фактически вышли из-под нашего контроля. Нужный человек, в нужное время, в нужном месте… Так на чем я остановился, Джо?

— На «ястребах» из Пентагона.

— Да нет же! На том, что Советский Союз уже практически труп, с ним считаются только по инерции.

— По инерции там какой-нибудь дурак доберется до «чемоданчика с кнопкой», — мрачно ответил Джозеф, — и они здорово нагадят Америке напоследок.

— На это у них уже практически не осталось времени, — отозвался Роберт. — К тому же они делают все, чтобы себя погубить. Примеры? Пожалуйста. Оставим пока Горбачева, это отдельная тема для беседы, вернемся к ней позже. Тем более он не один там решает важные проблемы. Они зациклились на очередной утопической идее: директивным способом отучить русский народ от пьянства. Идиоты! «Сухой закон» в Америке в свое время породил мафию, а страна понесла колоссальный материальный ущерб. Финны держатся только потому, что им недалеко ехать до Ленинграда, где полно дешевой выпивки, и потому, что настоящим бандитам в их захолустье просто нечего делать. Россия же захлебнется в самогоне и связанным с ним криминальном бизнесе.

— Но есть же там и умные политики. Шеварднадзе, например.

— Во-первых, он грузин и, значит, никогда не получит ни высшего поста, ни реальной власти. Такое было под силу только Сталину. Во-вторых, он там — чужак. Европейски образованный человек, почти откровенно мечтающий о суверенной грузинской республике… На русских ему просто плевать. Помяните мое слово, через несколько лет он будет просить о приеме Грузии в НАТО. Я же говорю, что они сами себе выкопают могилу, эти перестроечники.

— Но если им действительно удастся перестроить экономику страны по западному образцу…

— Им это не удастся! — категорически отрезал Роберт. — Вы не изучали историю России так тщательно, как я, Джо. Это не упрек, это констатация. У вас и так хватает важных дел. А для меня российская история своего рода хобби. Так вот, если вам интересно, сейчас Советы начинают шестую по счету перестройку.

— Какую? — ошарашенно переспросил Джозеф, искренне считая, что ослышался.

— Шестую, Джо, шестую. К 1921 году большевики, хотя и получили политическую власть, своими экономическими экспериментами настроили против себя чуть ли не всю страну. Пришлось давать полный назад и восстанавливать по сути старый порядок, только с новыми чиновниками…

— Про НЭП я слышал, — заметил Джозеф. — Точнее, читал. Но не думал, что эта политика была перестройкой.

— А НЭП и не являлся перестройкой, это, повторяю, был откат назад. Первая настоящая перестройка началась тогда, когда окончательную победу в политической грызне одержал Сталин и фактически стал диктатором в России. А продолжение «новой экономической политики» грозило смести с политической арены — за ненадобностью — новый правящий класс, партийную номенклатуру, несколько сотен тысяч человек. Для того, чтобы удержаться у кормушки, требовалось срочно что-то предпринять. И Сталин изобрел гениальный стратегический ход: принудительно увеличил вдвое скупку зерна у крестьян и соответственно его экспорт. Вырученные же деньги предполагалось пустить на ускоренную индустриализацию страны и за четыре года — к 1932 году, если точно следовать партийным документам того времени, — построить коммунизм: бесплатное питание, одежда, жилье и шестичасовой рабочий день. Если бы эта авантюра удалась…

— Сталин оказался бы более велик, чем Ленин? — предположил Джозеф.

— Совершенно верно. Но крестьяне отказались продавать зерно за бесценок. Можно было снова прибегнуть к силе и просто отобрать хлеб, но это уже было опасно для самого диктатора. И Сталин пошел другим путем, путем коллективизации. Недовольных и наиболее зажиточных выселяли в глухие районы Сибири, обрекая их на смерть от голода и холода. Было репрессировано около двенадцати миллионов человек. Дети, старики, женщины… А когда у крестьян отобрали ещё и семенной хлеб, от голода погибло ещё около восьми миллионов.

— Они столько же потеряли во второй мировой, — потрясенно выдохнул Джозеф.

— Возможно. Это же Азия, человеческая жизнь там ничего не стоит. В общем, первая перестройка бесславно провалилась.

— Насколько мне известно, хлеб с тех пор Россия уже никогда не экспортировала, — блеснул эрудицией Джозеф.

— Совершенно верно. Удар по сельскому хозяйству оказался таким разрушительным, что его не восстановили до сих пор — шестьдесят с лишним лет спустя. И нет ни малейшей уверенности в том, что восстановят в обозримом будущем. Потому что опять идут только разговоры — на сей раз о каком-то ускорении научно-технического прогресса. Конкретных способов никто, естественно, не предлагает. Но мы отвлеклись. К сегодняшней России мы ещё вернемся.

Вторая перестройка началась с приходом к власти Хрущева — в середине пятидесятых годов — и длилась неполных восемь лет. Начал её новый советский лидер с закрытого доклада о разоблачении культа личности Сталина. Придя к власти, Хрущев и не помышлял о какой-то перестройке, возможно, он даже слова такого не слышал. Ему просто нужно было обойти более сильных политических соперников, поэтому он и решился на такой отчаянный шаг. Отчаянный, поскольку результатом стал не столько сильный шок в самой России, сколько антикоммунистическое восстание в Венгрии в 1956 году, куда более мощное, чем аналогичное выступление в ГДР в 1953 году. После этого все оставшиеся годы своего нахождения у власти Хрущев занимался в основном тем, что пытался загнать джинна вольнодумства обратно в бутылку. Но процесс оказался необратимым.

— При чем же тут перестройка? — наморщил лоб Джозеф. — Я что-то не пойму.

— А при том, что Хрущев вновь обещал советскому народу коммунизм, причем даже назвал конкретную дату его наступления: 1980 год. Выдвинув этот лозунг, он организовал разработку новой программы партии и начал её интенсивную пропаганду. Кроме того, объявил, что за семь ближайших лет СССР окончательно перейдет в разряд развитых стран мира, и в связи с этим выдал крестьянам паспорта, которые у них отобрали при Сталине. Поверив пропаганде, крестьяне в массовом порядке стали переселяться в города, которые совершенно не были готовы к такому наплыву новых жителей, — кстати, последствия этой стихийной миграции ощущаются до сих пор, — традиционный сельский уклад жизни был окончательно разрушен. Что, как вы понимаете, не пошло на пользу ни сельскому хозяйству, ни промышленности. А тут ещё осложнения во внешней политике…

— Если не ошибаюсь, Карибский кризис произошел именно при Хрущеве?

— Не ошибаетесь. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения советской партийной элиты. И Хрущева быстро заменили на Брежнева, который в 1966 году без особого шума начал перестройку номер три. Собственно, начал не он, а глава тогдашнего правительства Косыгин. Не посягая на основы просталинского по своей сути режима, то есть с жесткой цензурой, но без массовых репрессий, предполагалось дать большую самостоятельность предприятиям, учреждениям, организациям и тем самым повысить эффективность экономики, низкий уровень развития которой был уже угрожающим.

— Получилось?

— Нет, помешала «пражская весна» 1968 года, после чего быстро произошел «откат на исходные позиции». Ознаменовалось это тотальным разгромом общественных наук, литературы, искусства вообще, жесткими гонениями против горстки диссидентов и окончательным коллапсом экономики. А в 1972 году выяснилось, что «холодную войну» Советы нам проиграли, и дальнейшая гонка вооружений стала бессмысленной. Попытались помириться…

— Встреча Брежнева и Форда в начале семидесятых, — быстро вставил Джозеф.

Роберт кивнул:

— Совершенно верно. Одновременно был подготовлен пакет документов, предполагавший четвертую перестройку. Подробности мало кто знает, но говорят, что Брежнев, ознакомившись с этими документами, заявил: «Дайте умереть спокойно».

— Похоже на анекдот.

— В каждой шутке есть доля истины. Так или иначе, очередная перестройка завершилась, не начавшись. Тем более что в 1979 году Советы сделали роковой шаг: ввели войска в Афганистан. Они не учли наш военный вьетнамский опыт, и результаты оказались столь же плачевными. В политическом же аспекте афганская война стала началом конца, хотя многие отказываются в это верить.

— Согласитесь, Роберт, поверить действительно трудно. Огромная, практически несокрушимая империя…

— А разве мало было в истории человечества таких империй? Не зря китайцы желают своим врагам жить в эпоху перемен. Русским в этом смысле фатально не везло: после Брежнева к власти пришел Андропов, который, казалось бы, мог остановить процесс распада, но… Но судьба отпустила ему всего лишь год с небольшим…

— Судьба? Я слышал, что этой судьбе чуть-чуть помогли…

— Возможно. У этой милой дамы всегда находятся те или иные помощники. Как бы то ни было, начатая Андроповым перестройка номер пять скончалась вместе с ним. Так что наш друг Горби затеял шестую по счету перестройку, и я готов спорить на что угодно — она тоже провалится.

— Почему вы в этом так уверены?

— Потому что он решил выпустить на простор так называемую предпринимательскую инициативу. Джо, при их политическом строе, при их менталитете это — самоубийство. Через несколько лет Россия окажется в руках мафии, и то, что творилось у нас во времена «сухого закона», покажется просто школьным пикником. Я достаточно хорошо осведомлен о том, что происходит в Советском Союзе. Джо, это — агония, но она может продолжаться неопределенно долго, общество слишком запугано, и многие помнят сталинские времена. Но если чуть-чуть подтолкнуть события…

— Каким образом? — с жадным любопытством спросил Джозеф.

— Убить президента, — безмятежно отозвался Роберт. — Или хотя бы попытаться убить.

— Убить Горбачева?

— Нет. Нашего старого, доброго Ронни, когда он поедет с дружественным визитом в Москву.

Джозеф ошарашенно уставился на своего начальника, за мыслями которого часто не поспевал.

— Зачем, во имя всего святого, вам это понадобилось? — наконец спросил он. — То есть я, конечно, догадываюсь, зачем. Но почему в Москве?

— Простите за каламбур, дружище, но мы таким образом сможем убить сразу двух зайцев. Даже трех. Ублажить «ястребов», произвести кое-какие политические перестановки и, главное, сделать Россию ещё одной страной международного терроризма. Как вы думаете, сядет кто-нибудь после этого с русскими за стол переговоров?

— Думаю, что нет, — пробормотал Джозеф, все ещё осмысливая услышанное.

— А я так просто в этом уверен. Теперь — более чем уверен. Нужный человек найден, проинструктирован, и нам осталось, как я уже говорил, ждать естественного развития событий. Даже если он промахнется, — скандал будет громким. А он не должен промахнуться. Во всяком случае, насколько мне известно, до сих пор он этого не делал.

— А если русские его обезвредят? — поинтересовался Джозеф.

— Для того чтобы кого-то обезвредить, его нужно сначала вычислить. — усмехнулся Роберт. — А информацией располагает такое ограниченное число людей, что утечка практически невозможна. То есть я её просто не допускаю.

— Но если…

— Если у русских есть собственный Джеймс Бонд или князь Малко, то мы, безусловно, проиграем, и мне придется в лучшем случае подавать в отставку. В лучшем случае. Но таких людей там нет. Их там никогда не было. Русские не приучены думать самостоятельно, у них все подчинено распоряжениям вышестоящих, как они говорят, товарищей. И не нужно снова задавать вопрос «А если?». Даже если произойдет утечка, русские обязаны будут поставить нас в известность о том, что на Рейгана готовится покушение. Мы же предупредили их, когда в прошлом году такое планировалось по отношению к Горбачеву во время его визита к нам. Это — неписаные правила охраны любой страны, Джо, и нарушать их никто никогда не будет. Ситуация беспроигрышная на… девяносто девять процентов.

— Почему же не на все сто, босс? — не без ехидства осведомился Джозеф.

— Потому что один процент всегда следует оставлять на непредвиденные обстоятельства, но в данном случае я говорю это из чистого суеверия. Я ведь чертовски суеверен, Джо, наверное, поэтому так долго продержался на своем посту. Хотя… никто ещё не отменял постулата о том, что в нашем деле успех от катастрофы отделяет лишь тонкий волосок.

— В прошлом году ребята из охраны Горбачева произвели на меня скорее благоприятное впечатление. Они не выглядят зашоренными идиотами, Боб. А их начальник — тем более. Мне показалось, что он даже чересчур осторожен и умен, хотя всячески пытался это скрыть и уходил от любого серьезного разговора. Этот человек может поломать всю вашу игру. Он отвечает за безопасность Горби, значит, малейшая опасность его насторожит. И вообще, если русские что-то заподозрят…

— То сообщат нам! — с нескрываемым раздражением отрезал Роберт, громыхнув стаканом по столу. — Понятно? А уж я постараюсь, чтобы они никого не обнаружили. Да, вы правы, они не идиоты, но и не супермены. К сожалению, я лично не общался с начальником охраны Горби, но вряд ли он чем-то отличается от всех остальных. В общем, хотите пари? Мне давно нравится ваш портсигар.

— А мне — ваше кресло, босс, — шутливо отозвался Джозеф. — Раз вы так уверены в успехе, то давайте заключим пари. Мой портсигар против вашего кресла. Я не слишком много запрашиваю?

Роберт немного отпил из своего стакана и слегка покачал головой:

— Нет, Джо, не слишком. Но вряд ли вы и это получите.

* * * * *

Собеседники и представить себе не могли, что за две недели до заключенного ими пари в одном из ресторанов Нью-Йорка ужинали двое: Руководитель международной террористической организации и его финансовый Советник. Такие ужины давно стали традиционными, между сменой блюд происходил обмен важнейшей информацией, подписывались документы, решавшие судьбу целой страны или нации, не говоря уже об отдельных политических деятелях. Но иногда это были просто приятные совместные трапезы с ни к чему не обязывающими светскими беседами. Руководитель ценил своего Советника за безупречное прошлое (его руки совершенно не были запятнаны чьей бы то ни было кровью), высокую компетентность в его сфере, наконец, за молчаливость. Советника же искренне восхищал тот блеск, с которым Руководитель проводил самые головоломные операции, запутывая службы безопасности и ловко обходя хитроумно расставленные ловушки. Иногда, правда, казалось, что Руководитель внушает Советнику что-то вроде страха — слишком много человеческих жизней было у того на совести и слишком легко он к этому относился, — но это Руководителю было только лестно: он всегда считал, что обладает почти феноменальной силой внушения и может напугать кого угодно одним лишь взглядом.

В тот вечер они встретились за обычным ужином. Разумеется, затрагивались и деловые вопросы, но вскользь, как бы предварительно, примеривающе. На сей раз речь зашла о предстоящем визите Рональда Рейгана в Москву.

— Потепление в отношениях? — равнодушно осведомился Советник. — Надо поинтересоваться, нет ли там каких-нибудь стоящих совместных проектов. Можно было бы выгодно поместить часть денег…

— Даже и не думайте, старина, — хохотнул Руководитель. — Гораздо выгоднее просто раздать эти деньги на благотворительные цели. Или выбросить с крыши небоскреба. По крайней мере сейчас, конечно.

— Вы так полагаете? — чуть более заинтересованно осведомился Советник. — Я считал, что для вложения капиталов русские все-таки перспективны. Там начинается какая-то перестройка…

— Она скоро закончится, — безапелляционно отозвался Руководитель. — И не без нашей с вами помощи.

— Мы не единственные, кто может вкладывать деньги в их бизнес, — пожал плечами Советник.

— Вы не поняли, старина. После того, что скоро произойдет, никто не станет вкладывать деньги в русских. Вот тогда придет наш черед. Но только тогда.

Советник чуть приподнял брови и знаком приказал крутившемуся поблизости официанту принести ещё выпивки. Это качество — полное отсутствие любопытства, ну, разве что чуть-чуть обозначенное, из чистой вежливости по отношению к собеседнику, — особенно высоко ценил Руководитель. Людей такого склада он мог пересчитать по пальцам на одной руке.

— Чтобы вы не забивали себе голову, старина, скажу вам: в Москве на Ронни будет покушение. А с террористами, как мы знаем, в переговоры не вступают. Во всяком случае в цивилизованном обществе.

— Они сошли с ума, — отозвался Советник. — Зачем им нужен новый международный скандал? Мало Афганистана?

— Они не сошли с ума. Они ни о чем не знают. Покушение совершит человек, которого я нашел. По просьбе некоторых заинтересованных лиц.

— Я никогда не сомневался в ваших талантах, сэр, но как-то не улавливаю сути в этой интриге. Впрочем, мое дело — финансы, в политике я полный ноль.

На сей раз знак официанту сделал Руководитель. Ужин явно удался, собеседник был идеален, и можно было позволить себе чуть-чуть расслабиться, что происходило крайне редко, точнее — никогда.

— Это правда, старина, не обижайтесь, в политике вы ни черта не смыслите. Да и зачем вам? Достаточно того, что вы — финансовый гений.

— Вы мне льстите, сэр. Если бы я был гением, то мгновенно просчитал бы финансовые выгоды от вашего предприятия.

— Для этого ещё вполне достаточно времени. Я вас проинформировал. Рейган — уже труп, Москву в качестве делового партнера можете забыть навсегда. Стопроцентная гарантия. Я сам подбирал человека, утечка информации исключена — у меня работают только профессионалы, вы же знаете.

— Снова комплимент, хотя и косвенный, — краешком губ усмехнулся Советник. — Но я свято верю в силу денег и совершенно не верю людям. Особенно с оружием в руках. Рано или поздно даже ас промахивается…

— Этот не промахнется. В заложниках — его девка, а страх — великая сила. Смешно, право! Бывший спортсмен, кажется, баскетболист, отличный стрелок, ныне преуспевающий европейский журналист — боится…

— Баскетбол не та игра, которая лишает человека чувства страха.

— Я не об этом, — отмахнулся слегка захмелевший Руководитель. — Парень ростом метр девяносто, с великолепной реакцией, отменной физической подготовкой боится моих мальчиков, каждого из которых он мог бы сшибить одним щелчком. Все-таки страх — это двигатель прогресса.

— В какую сторону, сэр? — снова чуть усмехнулся Советник.

— В любую, старина, в любую. А этот журналист, помимо всего прочего, боится, что всплывет его прошлое. А оно, мягко говоря, небезупречно.

— У кого из нас оно безупречно? — равнодушно осведомился Советник, отпивая глоток джина из тяжелого стакана.

— Вы чертовски правы, старина, но ни вы, ни я непосредственно людей не убивали. Вы-то уж точно.

— Он что же — уголовник? Это скользкая публика.

— Он не уголовник, он — бывший террорист. Молодость, романтика, студенческие волнения во Франции, потом — Италия, всякие там бригады, громкое убийство миллиардера-революционера… Да-да, бывают и такие. От правосудия он как-то ушел, но от меня уйти невозможно, вы же знаете. Бедняга, мне даже на долю секунды стало его жалко.

— Простите, сэр, но я в это не верю.

— И правильно делаете старина, правильно делаете. Я не пожалел бы даже собственных детей, если бы они у меня были. Конечно, к счастью, я одинок. К счастью для моих не родившихся детей, разумеется.

Руководитель раскатисто рассмеялся. Советник же позволил себе лишь короткий, сухой смешок.

— Вы сегодня в отличном настроении, сэр.

— У вас оно тоже поднимется, когда мы получим гонорар. Таких денег вы в руках до сих пор не держали… Ага, вот и вас зацепило! Я же говорю: у каждого человека есть свое слабое место. Вы любите деньги, нет?

Советник действительно несколько оживился, глаза его заблестели. Впрочем, причиной этого был алкоголь, а не тема беседы.

— Да, я люблю деньги, сэр, — кротко ответил он. — Но согласитесь, они отвечают мне взаимностью. Точнее, нам.

— Поправку принимаю, старина, она вполне уместна. Короче, через несколько дней наш друг улетает в Европу, инструктаж закончен. А уже оттуда, на самых законных основаниях — в Москву… В каком-то смысле эта поездка доставит ему удовольствие. Должна доставить.

— Ради удовольствия едут в более цивилизованные места, сэр.

— Трудно с вами не согласиться, но тут особый случай. Наш друг по крови — славянин. Пусть не стопроцентный, но на три четверти — безусловно. Его предки бежали от большевиков…

— Славянская кровь, как правило, предполагает непредсказуемость, сэр. Чем больше этой крови…

— О боже, старина, избавьте меня от всей этой зауми! Люди отличаются друг от друга оттенком кожи, кровь у всех одного цвета. Впрочем, славяне действительно крайне сентиментальны, потому и удалось заловить на девке нашего друга. В культурных нациях женщинам не придают такого значения, это сугубо декоративный пол…

— Слышали бы вас феминистки, сэр!

— Им это было бы только полезно, старина, только полезно. Впрочем, к черту баб, вернемся к делу. Вы получили информацию, причем даже сверх необходимого объема. Можете теперь прокручивать ваши финансовые комбинации, надеюсь, они будут не менее удачны, чем обычно.

— Думаю, вы правы, сэр, — отозвался Советник. — Информации вполне достаточно, чтобы начать действовать немедленно.

* * * * *

Будучи человеком слова, Советник начал действовать тем же вечером, точнее, ночью. Опытный разведчик, кадровый сотрудник Корпуса национальной безопасности ЧССР, давным-давно успешно внедренный в террористическую среду, на сей раз он сознательно нарушил все правила конспирации и воспользовался тем каналом связи, который существовал для единственного случая — провала.

Пока провала не было. Но не было и времени на то, чтобы дожидаться очередного сеанса. Информация должна была уйти в Центр немедленно, а сам он после этого должен был исчезнуть. То есть исчезнуть должен был Советник, а это означало, что десятилетия его кропотливой и сложной работы по проникновению в Организацию можно было считать перечеркнутыми.

Он стоял перед выбором: продолжение прежней работы или передача информации чрезвычайной важности. На компромисс времени не было.

«А если я преувеличиваю важность информации? Если все это — застольный треп, или, ещё более вероятно — очередная проверка на лояльность? Сколько я уже их прошел, этих проверок… Нет, не похоже. Слишком серьезные фигуры замешаны. Да и операция в Советском Союзе тоже проводится впервые. Черт с ним, с президентом, пусть в него стреляют, ему, кстати, не привыкать, но не в Москве. Иначе будет катастрофа. Какие там приметы у этого террориста?»

Хуже всего было то, что на сей раз Руководитель подобрал исполнителя лично. Значит, ни по какой, даже самой сверхсекретной картотеке ничего установить не удастся. А для того, чтобы вычислить кого-то давно бездействовавшего, нужны даже не недели — месяцы сверхтщательной и сверхосторожной работы с людьми и документами. Этих месяцев, естественно, не было. Была только чрезвычайно скупая, к тому же непроверенная информация: участник студенческих волнений во Франции в1968 году, замешан в убийстве итальянского миллиардера в начале семидесятых годов. Журналист, законопослушный гражданин, отличный стрелок. Есть невеста или просто любимая девушка, ставшая заложницей Организации. И — единственная на данный момент зацепка — не просто высокого, а очень высокого роста.

«Тут Руководитель чуть-чуть просчитался. У террориста не должно быть особых примет. Во всяком случае таких, которые нельзя было бы замаскировать. Блондин, брюнет — это все изменяемо, даже глаза теперь «перекрасить» не проблема, были бы под рукой соответствующие контактные линзы. А рост — это серьезно. Вот от этого и нужно отталкиваться, благо искать «клиента» будут среди журналистов, а не в сборной по баскетболу.

Второй пункт — знание французского языка. Опять-таки не слишком много людей в мире на нем говорит, большинство предпочитает английский. И третье — способ проведения операции. Снайпера не станут использовать для того, чтобы подложить взрывчатку. И оружие он должен везти с собой. А оружие обычно бывает металлическим… Каким образом они надеются проскочить через проверку в аэропорту? Можно, конечно, спрятать пистолет в самолете, вариант обкатанный в бесчисленных случаях попытки угона. Но ведь тут пистолет придется из самолета выносить.

«Значительная примесь славянской крови. Какой именно? По внешнему виду это не определить, а в Европе, тем более в Америке, все славяне — русские, будь он хоть чехом, хоть евреем. Предки бежали от большевиков? Допустим. Это не значит, что их потомок знает русский язык, предки с одинаковым успехом могли быть поляками или украинцами… То есть, кроме роста и профессии, все предположительно. Профессии? Тут можно поставить вопросительный знак: никто не даст гарантии, что этот тип не явится в страну под видом туриста. Хотя такой способ передвижения ограничивает возможность осуществления его миссии, но тем не менее… Тем не менее времени у меня практически нет. Осталось ровно столько, сколько необходимо для действий, а не для аналитических размышлений».

Советник просидел несколько часов, спрессовывая и без того не слишком обширную информацию, которую можно было бы уместить на крышке спичечного коробка. А потом вышел из дома и сел в машину, чтобы добраться до неприметного бара на окраине Нью-Йорка. Никогда и ни при каких обстоятельствах он не смог бы объяснить Руководителю, зачем ему понадобилось тащиться в это захолустье. Впрочем, он и не собирался ничего объяснять. Если информация дойдет по назначению, товарищи в Москве обязаны будут поделиться ею с коллегами из американской Службы безопасности президента, а это в считанные часы станет известно Руководителю. Но выбора все равно не было.

В баре — малолюдном и тем не менее основательно прокуренном, Советник сел к стойке и заказал виски. Достал сигареты и зажигалку, но та никак не хотела срабатывать.

— У вас есть спички? — раздраженно спросил он у бармена, флегматичного негра средних лет. — Есть или нет?

— Прошу вас, сэр, — протянул ему коробок бармен.

Советник прикурил и глубоко затянулся. Потом щелчком переправил спичечный коробок обратно, к подхватившему его на лету бармену. Сценка заняла несколько секунд, никто из немногих ночных посетителей заведения на неё и внимания не обратил.

А между тем передача срочной информации состоялась. Теперь нужно было уходить — не из бара, а вообще. Искать надежное укрытие, связываться с коллегами, выбираться из страны. Оставалось только одно — обрубить все концы, оборвать нити, которые могут навести Руководителя на источник утечки информации. А когда утечка обнаружится, будет уже поздно что-либо предпринимать. И тем более — кого-то допрашивать и наказывать.

Советник не знал, кто конкретно воспользуется его информацией — очень давно не был на Родине. Но верил в то, что из неё не пропадет ни крупицы, коллеги и в Праге, и в Москве сделают все возможное и невозможное, чтобы предотвратить трагедию. Ему же следовало как можно быстрее добраться до дома и завершить начатое — исчезнуть.

Он уже почти доехал до поворота на свою улицу, когда его внезапно ослепили фары встречной автомашины. Секунда — и мчавшийся на немыслимой скорости спортивный автомобиль врезался в «Шевроле» Советника. Грохот, скрежет металла, вспышка невыносимо яркого пламени…

Когда Руководителю на следующий день доложили, что Советник ночью погиб в автокатастрофе, он сначала не поверил своим ушам.

— Черт побери, вчера за ужином он не говорил, что куда-то собирается ехать! На него это вообще не похоже. Правда, мы выпили немного больше, чем обычно, но не настолько же. Выяснили, куда его носило? Покушение исключено?

— Абсолютно, сэр. Чистая случайность. За рулем другой машины сидел какой-то обкурившийся юнец. И потом нужно было знать, что Советник куда-то поедет ночью. А этого никто не мог предположить.

— Квартиру осмотрели? Заметили что-нибудь необычное?

— Совершенно ничего, сэр. Но, судя по всему, Советник не ложился спать. И много курил.

— Он всегда много курил, — мрачно пробормотал Руководитель. — Наверняка таскался к девкам, я подозревал, что такой сухарь и аскет должен исподтишка к ним шастать. Вызывал бы на дом, я сам мог бы порекомендовать. Черт, как досадно! Из-за ерунды теряю лучших людей. Позаботьтесь о достойных похоронах. Я лично буду присутствовать. И дайте некролог в газеты, как обычно. Что-то мне это не нравится…

Центр получил информацию о смерти своего резидента значительно позднее. В чешских газетах, в отличие от нью-йоркских, некролога не было. Был издан только внутренний приказ о посмертном присвоении очередного звания и награждении орденом подполковника Ладека, погибшего при исполнении служебных обязанностей. Переданная им информация через несколько часов была переслана из Праги в Москву специальным курьером, которого прямо с аэродрома доставили в «лес». Не в избушку, затаившуюся в глухой чащобе, а в огромное современное здание, высившееся в нескольких сотнях метрах от Кольцевой дороги к юго-западу от Москвы, где спустя какое-то время человек в звании генерал-полковника снял трубку прямого правительственного телефона, в просторечье «вертушки», и соединился с председателем организации, обеспечивающей безопасность первого в мире государства рабочих и крестьян. Организации, чья аббревиатура — КГБ — внушала невольный трепет не только врагам…