Кариатиды средней полосы

Светлана Зверева, 2021

В романе описывается история одной крестьянской семьи с 19 века по сегодняшний день. Личные переживания героев и трудности их судеб рассматриваются в призме монументальных исторических событий. Мистика и жестокая реальность переплетаются в повествовании. Читатель может наблюдать, как одна из героинь пересматривает отношение к своей семье. Её взгляд меняется, когда она узнает, сколько горя пришлось пережить её предкам. Ей придётся вырастить свои чувства: от обесценивания и презрения до восхищения и гордости.

Глава III

Татьяна

В начале 20 века молодая девчонка Верзнева Таня вошла в новый дом женой. Началась совсем другая жизнь. Привычная к труду, покладистая и неизбалованная, она прижилась. Дочки Фёдора приняли её и полюбили.

Фёдор всё больше молчал. Таня и Федя зажили тихо, что творилось в их душах, знали только они. Но Федя, познав горе, стал трепетней относиться к дочкам и новой жене, как будто всегда чувствовал тревогу за них.

Бабья крестьянская жизнь была не сладкой. Работы много, сна мало. Свободы — той вообще нет. Крутись, обслуживай свёкра и мужа, да стариков и детей. Таня, в младенчестве потерявшая мать, знала, что такое труд. Летом вставала в четыре, ложилась глубокой ночью. Зимой можно было поспать чуть дольше, а иногда и подремать у печки днём. Но это было привычно. Сравнить ей было не с чем. И она старалась угодить новой семье.

Хлеб и пироги её свёкор хвалил. Говорил, что вкуснее не ел. Да и правда: пироги со свежей снытью и яйцом ей всегда удавались и были в новинку купаловцам. Несмотря на то, что главной хозяйкой была свекровь, да и по традиции нерожавшие молодухи обычно не готовили, Тане был отдано место у печи.

Осенью мужики Купалова устраивали себе небольшой отдых от семьи. После жатвы и обмола зерно собирали в мешки, складывали на телеги и ехали обозом на мельницу. Хоть и была она недалеко, оставались там несколько дней — пока не перемолят всем. Брали, конечно, самогон и еду. Таня пекла свёкру и мужу пироги с грибами, луком, яйцом и капустой. Отдохнувшие от домашних, хозяева возвращались чаще всего довольные, отоспавшиеся. Но бывали случаи, когда двое соседей цепляли друг друга, выпив лишнего. И тогда могла возникнуть драка. Мужиков разнимали и зачастую связывали. Приезжали тогда притихшие и недовольные.

Бабы встречали мужиков, привычно обнюхивали, осматривали. Ругали за грязные и порванные вещи. Оценивали будущую свою работу: стирку, починку одежды.

В субботу был банный день. Мылись в печи. Устье русской печи было широким — по плечам хозяина. Хозяйка топила её с утра. Готовила хлеб, щи и кашу. Заваривала скотине очистки овощей, крапиву, крупу. К вечеру горячую печь мели веником, застилали доской и соломой. Залезали по очереди, подавали детей и стариков. И мылись, меняя ушаты с чистой и грязной водой. Пропаривались, скрючившись. Вылезали, перемазавшись сажей. Процесс долгий и трудоёмкий для хозяйки, как, впрочем, и вся бабья жизнь.

Потом садились пить чай. Самовар был огромный. Его надо было перетащить к печи, воткнув в печурку трубу. Натаскать воды, залить в самовар. Растопить его щепой и шишками. Пока он кипятил воду, накрыть стол в красном углу. И уже уставшая от стандартных дел, от субботней бани, Таня накрывала чайный стол. На обязательную выходную скатерть выставлялись чашки с блюдцами, пироги, сушеная малина, мед, поднос для самовара. Свекор Иван доставал сахарную голову, начинал колоть её щипцами, раскладывал на блюдца порционно по кусочку. Покупное богатство в виде сахара и пряников распределял он.

Дом пах мылом, печью, дровами, чистым бельем, малиной, пирогами. Он пах достатком.

Дед в чистой рубахе, босые ноги на половике, пил чай из блюдца вприкуску с сахаром. Была в нем та строгость и грозность, которая заставляла слушаться и подчиняться. Он ни разу никого не ударил, но домашние его побаивались. Таня помнила, как однажды он вышел из себя, разозлившись на Фёдора. Лицо его потемнело, поменялось так, что Таня не могла отвернуться, отвести глаз. Страх этот она запомнила навсегда. Угодливая Татьяна старалась держаться подальше от свёкра. И это субботнее чаепитие было редким совместным времяпровождением.

Как бы ни был Иван строг — за столом говорили и даже смеялись иногда. Особенно маленькие девчонки, тихонькие и миленькие, они переглядывались и хихикали, но границу не переходили, знали, что ложкой по лбу получат за шум.

Вдруг Таня почувствовала шевеление в животе: «Ах!» Она догадывалась, что беременна, но точно не знала. Все повернулись на её тихое аханье. Она покраснела, вскочила и стала убирать посуду со стола. Дед с бабкой переглянулись и посмотрели с улыбкой на Федю. Жизнь налаживалась.

Таня стала улыбчивей, изменилась в лице, округлилась. Фёдор прикипел к своей тихой жене, смотрел на неё долгим нежным взглядом. Свёкор и свекровь стали оберегать её, не давали носить тяжести. И эта непривычная забота Тане очень нравилась.

Поздней осенью Иван один уехал на работы, оставив сына за главного. Живот Тани стал расти. Зима выдалась холодная и снежная, домашние почти не вылезали на улицу. У Татьяны было больше времени на отдых. Все было непривычно для неё: приятная забота семьи, нежность мужа, но самое главное — всепоглощающая любовь к этому существу внутри неё. И так было странно хорошо, что она плакала иногда в закутке за печкой без всхлипов. Потом вытирала слезы и принималась за повседневные труды.

В конце лета Таня родила девочку. Рожала недолго, но больно, покричала маленько. Девочка маленькая, красивая, сразу всем приглянулась. Похожа на неё. Спросила у свёкра и мужа разрешения назвать её Олей. Позволили. Девочка чмокала беззубым ртом, и Таня расплывалась в улыбке. Она полюбила эту девочку еще внутри себя. Малышка наполнила её жизнь светом, теплом. Новое ощущение, какая-то осмысленность появилась в жизни, тихая радость. Она схватилась за это своё неожиданное ранее неведомое счастье, и не отпускала никогда. Эту любовь к своему первенцу женщина пронесла через всю жизнь. Она не смогла полюбить так сильно больше никого, ни детей мужа от первого брака, ни вторую свою дочь.

По традиции родившая женщина должна была пролежать три дня дома. Незаменимая работница — молодая баба — должна была быть здорова. В три дня повитуха приходила и смотрела за самочувствием её и ребёнка.

Хлопотала по хозяйству свекровь, приходили помогать сноха и тётушка. На второй день дед зашел в избу к вечеру, усталый, сел на табурет и крикнул: «Самовар ставь. Чаю пить будем». Таня привычно подскочила от его окрика. Уже успела пробежать до самовара и схватить его за ручки. Свёкор привстал и, грозно сверкнув глазами, зарычал: «Ну! Куда встала!» Испуганная Таня нырнула обратно на застеленную лавку рядом с люлькой её девочки. И правильно — живот тут же заныл. Свекровь наладила чаю, напоила и Таню.

После трёх дней Таня поднялась и постепенно вошла в привычный ритм. Олечку она не отпускала — держала её недалеко от себя, даже работая в поле, зачастую клала прямо на траву замотанный кулёк. Только иногда приходилось оставлять её старенькой бабушке — матери Ивана, когда на огороде стало холодно. Но старалась с ней надолго не разлучаться. Через год старики и вовсе умерли, так Таня всё время девчонку с собой таскать стала.

Когда Оле стукнуло два года, Татьяна родила еще девочку. Девчонка была бойкая с рождения. Мучила Таню и родных криком. Дед сразу определил — в него, боевая. Приказал назвать её Марией. И полюбил свою Манечку последней нежной дедовской любовью.

Когда девочки выросли из младенчества, родители оба уже стали выезжать зимой на заработки, оставляя четырех детей бабушке Пелагее и дедушке Ивану на попечение. Таня работала кухаркой на мануфактуре, Фёдор — приказчиком. Жили рядом с фабрикой в бараке, занимая в нем один «угол» за занавеской. Иван приезжал, осматривал угол, хозяйски проходился по бараку, здоровался со всеми. Его уважали, кланялись и скидывали шапки молодые рабочие. Дед приезжал за деньгами, забирал все заработанные без счёта. Говорил: «Мне на хозяйство нужно. А вы еще заработаете». Сын и сноха не смели перечить: на нём и дети, и хозяйство.

Таня ночью брала работу: шила, вышивала, штопала, чинила белье. Она, как все девушки-крестьянки того времени, владела основами рукоделия. Её наволочки и накидки были украшены вышивкой. Спала привычно мало.

В один год, приехав домой весной, Татьяна обнаружила подарок: новенькая швейная машинка. Свёкор был практичен, чувствовал выгоду всюду. И тут не ошибся: сноха быстро освоила технику, обеспечила семью бельем, рубахами и штанами. А зимой брала с собой машинку и шила на продажу.