Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

Светлана Гребенникова

Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.

Глава 11. Постоялый двор

Ко мне приближались чьи-то голоса. От страха я забилась меж двух домов и увидела калитку, под которой можно было пролезть. Так я оказалась внутри двора, где было довольно грязно, ходили свиньи. Брезгливо подхватив юбки и перепрыгивая через лужи, я пробежала мимо них и заскочила в дом.

Оглядевшись, поняла, что это либо кабак, либо постоялый двор. Пьяные мужики громко разговаривали за столом. Мерзкий, резкий запах затхлости и какой-то еды — то ли щей, то ли потрохов — шибал в нос. Ко мне подошла полная женщина невысокого роста с голыми толстыми руками. Поверх не очень чистой одежды на ней был холщовый передник.

— Девочка, кто ты? Как ты сюда попала?

— Я… Наталья Дмитриевна Ярышева… Я потерялась, упала и порвала платье.

Женщина с нескрываемым удивлением рассматривала меня. Уж больно я не вписывалась в их убогий интерьер.

— Ну что ж, заходи. В городе по ночам гулять опасно, особенно столь юной барышне.

— Я заблудилась и не знаю дороги домой… — это всё, что я смогла выдавить, прежде чем горько-горько заплакала. Мне стало очень жаль себя в этот миг, я почувствовала себя самой несчастной на всём белом свете.

Женщина взяла меня за руку и повела наверх, приговаривая:

— Пойдем… пойдем, я уложу тебя. Раз такая барышня потерялась, ее непременно будут искать, уже точно ищут. Подожди до утра, найдут. Не плачь, сыщут тебя, обязательно! Я ужо похлопочу, пошлю мужиков, авось встретят кого, кто тебя разыскивает… — и тихонько буркнула: — За такую-то барышню наградят — не поскупятся. Ужо я похлопочу… постараюсь, чтобы нашли тебя.

Она привела меня в комнату, где пахло так же мерзко, как и внизу. Показала, где я буду спать. Потом вышла и принесла какой-то еды. Я села на кровать, поджав под себя ноги, обхватила колени руками и, мерно раскачиваясь, постаралась успокоиться. Даже попыталась что-то съесть, но похлебка была невкусной. Попробовав, я резко отодвинула миску — так, что содержимое расплескалось по столу.

Чтобы хоть чем-то себя занять, чтобы ожидание в этом неприятном месте не было таким невыносимым, я стала вспоминать, что произошло со мной за этот такой длинный и, как мне тогда казалось, самый несчастный день в моей жизни.

«Отец сказал, что мы едем в гости к очень важным людям… Да… Хороши «важные люди». Эта Марина Осиповна верещала как резаная… За прыщавого заступалась… А-а-а, — осенило меня, — так это, наверное, их сын! Вон оно в чём дело! Как его там звали… Александр. Нарышкин? Ну да… Я что-то слышала, это какая-то известная семья… Нет! Нет! Всё равно не хочу замуж за урода прыщавого!

Но самое обидное было, как захихикали сидящие там девицы, эти курицы высокородные, когда я плюхнулась на пол… Да они не знают ничего, не понимают! Что я не простушка какая-то! Я графская дочка — даже княжеская! Я намного лучше их, и красивее, и богаче одета! Мой папа, мой настоящий папа, который воспитывал меня…»

И от этих воспоминаний вдруг очень больно закололо внутри, словно тысяча отравленных иголок вонзилась в сердце. Я в ужасе прошептала:

— А ведь он не пошел за мной… Он остался там, с ними… Они заодно! Он предал меня так же, как предал граф…

Я горько заплакала и упала на подушку. Я лежала, свернувшись в калачик, глаза мои стали слипаться, я засыпала… Мысли путались: «Что?.. Что же мне теперь делать? Меня точно потеряли… и никогда уже не найдут. Я навсегда останусь жить тут… со свиньями…»

Проснувшись, я сразу поняла, где нахожусь, и от этого опять заныло сердце. Значит, то был не сон! Все это происходит наяву!

— Боже! — взмолилась я, подняв глаза к грязному потолку. — Господи, ну почему я такая несчастная?

Тут дверь в комнату отворилась, вошла давешняя женщина в переднике, в руках у нее были кружка молока и кусок хлеба.

— Вот, детка, поешь.

Поставив кружку на стол, она всплеснула руками, увидев разлитую похлебку. Покачав головой, недовольно спросила:

— Ничего не ела? Не по вкусу наша еда? Чего же ты, как свинья какая, разлила-то всё?

Я сидела на кровати и злилась.

— Уйдите! И еду свою унесите, я ничего не хочу!

— Вздорная девчонка! — зло сверкнула глазами женщина и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Я опять заревела.

— Ну почему, Господи, все называют меня плохой и вздорной? Никто, никто на белом свете меня не любит… Папочка, папа, — причитала я, — я простила тебя! Найди меня, папа. Я очень хочу домой, я боюсь здесь оставаться. Ну найди меня, папочка! А если ты не найдешь меня? — слезы с новой силой покатились из глаз, и я решительно заявила:

— Тогда я здесь ничего не буду есть, ослабею и умру! И пусть он потом мучается, что предал меня и я умерла, несчастная, в этом грязном месте. Или… Я сбегу в лес… и буду там бродить… пока меня не растерзают дикие звери.

Дверь в комнату вновь отворилась — заглянул незнакомый бородач. Я даже вздрогнула от неожиданности: так сильно увлеклась я своим горем, прокручивая в голове, как меня будут драть дикие звери и как потом найдут мое бездыханное тело.

— Пойдем, за тобой пришли!

Я встала и пошла за мужчиной.

Сходя по ступенькам, я увидела своего отца. Не знаю, что творилось в моей голове, но, завидев его, я резко развернулась и попыталась удрать. Дорогу преградил косматый мужик, что пришел за мной. Я в растерянности оглянулась: отец упал на колени и полз к лестнице, на которой я стояла.

— Доченька, Наташенька, прости меня, дурака старого… — он тянул ко мне руки и плакал. — Наташенька…

Я подбежала, пытаясь поднять его с колен, но он никак не хотел вставать, обхватил меня и плакал, уткнувшись в подол моего истерзанного платья. Я гладила его по голове.

— Папочка, милый, вставай, пойдем домой, идем отсюда скорее, папа…

Я обнимала и целовала его… Отец, попытавшись встать, вдруг резко схватился за сердце.

— Папа, папа, тебе плохо? — я упала на колени рядом с ним, смертельно испугавшись, что он сейчас не выдержит и умрет, и вдруг поняла, как сильно его люблю! Ведь я не смогу без него жить…

— Вставай, папочка, тебе больно?

Он улыбнулся.

— Нет, радость моя, доченька моя дорогая. Всё хорошо… Уже всё хорошо, я нашел тебя, а это самое главное. Пойдем, моя милая!