Железяка. Поворот судьбы. Книга первая

Саша Ольгин

Не пытайтесь загадывать на далёкое будущее, тем более что и близкое готово преподнести немало неожиданных сюрпризов, способных перевернуть всю вашу жизнь. Подтверждением тому является эта история, случившаяся с обыкновенным питерским парнем, волею обстоятельств попавшим в неизведанный мир, наполненный магией. Сможет ли он выжить, не имея никаких способностей к магии, со своим, порой, довольно скверным характером, со своеобразным чувством юмора, без друзей, без гроша в кармане?

3

Когда серебристое сияние, окружавшее меня, рассеялось, передо мной предстала картина полуразрушенного древнего города, на добрые две трети, засыпанного песком. Я стоял на площадке, в отличие от уже знакомых, она была меньше раза в два, и без бортика. Рядом лежал мой верный друг Пятница, озираясь вокруг, с ничего не понимающими глазами. Физически он был полностью здоров, даже врождённые болячки исчезли, если такие были, конечно. Что не говори, а дух полигона на совесть работал. Но сильный психологический стресс мой друг явно испытывал. Вспоминая своё первое воскрешение, я мог ему только посочувствовать.

— Ты полежи пока! Очухайся! — ласково потрепал я своего четвероногого спутника: — А я пока пробегусь по окрестностям, может, чего найду или увижу!

Не спеша, внимательно осматриваясь, я стал двигаться по спирали, вокруг нашего пятачка. Пятница предпочёл очухиваться рядом со мной, и ковылял чуть сзади, стараясь не обгонять. Весь осмотр занял у нас не более получаса и ничего нового или полезного не дал. Во все стороны, от нашего места, простирался песок, без всяких намёков на присутствие здесь жизни. Воды тоже нигде не наблюдалось, и даже мой усатый приятель, с его способностью чувствовать влагу за десятки километров, обречённо крутился на месте, ожидая от меня указаний. Солнце, похожее на земное, стало уже чувствительно припекать.

— Да что за чертовщина такая! Куда нас занесло? Вроде обещали заселённый мир, а тут кроме песка и развалин ничего нет! — вслух подумал я, теребя холку своему другу, ещё не пришедшему в себя.

Эйфория быстро прошла. С каждой минутой настроение стало быстро падать, и через час, было уже ниже плинтуса. Да и организму требовалась вода и пища, коих в ближайших окрестностях не наблюдалось и в помине. Пятница преданно смотрел мне в глаза, надеясь, что я приму какое ни будь решение в нашей дальнейшей судьбе. Но какое решение я мог принять. Я даже смутно не мог себе представить, где мы находимся и куда дальше идти. Но и оставаться на месте было смерти подобно, тем более духов, воскрешающих тебя, тут, по-видимому, не было. В, конце концов, решив, что утро вечера мудренее, пристроился у развалившейся стены, хоть немного прикрывающей от палящего солнца, и решил дождаться утра.

Ночь наступила быстро, и на небосклоне, на фоне мерцающих звёзд, появились две луны. По красоте, они может, и уступали зрелищу ночного неба в мире-полигоне, но, тем не менее, впечатляли своим великолепием. Одна — ослепительно белая, размером с нашу земную, вторая — рыжая и чуть крупнее. Сидя и любуясь, открывшимися пейзажами, подумал: «Почему такая несправедливость? Когда кругом так красиво и хорошо, то мне, обязательно, так хреново!».

Не сомкнув глаз, дождался наступления рассвета. За всю ночь, в голову так и не пришло не одной стоящей идеи, а плохонькие, типа, иди туда, не зная куда, оптимизма не внушали. Сколько мы сможем продержаться без воды, пять — шесть дней, максимум десять, с учётом выносливости наших организмов, и всё — финиш. Знать бы хотя бы направление, и можно было попытаться преодолеть эти пески, а так, бесполезная трата времени и сил. Хотя, глядя на лежавшего рядом Пятницу, в голове зародилась призрачная надежда, а не послать ли тебя дружок на дальнюю разведку. Скорость твоя нечета моей, да и выносливости в тебя побольше будет, так что, глядишь, и путное что получиться. Ещё немного поразмышляв, пытаясь найти альтернативу, пришёл к выводу, что ничего лучше уже не придумаю. И, нежно почёсывая за ушами моего четвероногого, глядя ему в глаза, начал тихонько объяснять ему суть предстоящей задачи. Не знаю, был ли он разумным, но через пару минут, радостно вильнув хвостом, встрепенулся и начал осматриваться.

— Ищи воду Пятница, ищи! — сказал я ему напоследок, и он, последний раз оглянувшись на меня, побежал в неизвестность.

Утро сменилось полуденной жарой. Находиться на открытом воздухе стало просто нестерпимо, а развалившиеся стены уже не давали желанной тени. Складывалось ощущение, что я попал с одного полигона на другой. Где он — мир зелени, чудесных рек и озёр, рыцарей и принцесс, о котором рассказывала моя любимая бабушка, и о котором я грезил в мечтах, в подростковом возрасте. Кругом безлюдная пустыня и не только принцесс — пингвина рядом не найдешь. Почему вспомнил пингвинов, сам не знаю, наверное, от жары размечтался о холодном снеге и воде. Проведя в таком состоянии ещё около часа, вдруг заметил на горизонте чёрную точку, двигавшуюся в моём направлении.

Прошло ещё не менее полутора часов, прежде чем смог различить, что маленькое пятно, не что иное, как караван, двигающийся мимо разрушенного города. Не помня себя от радости, я, насколько хватало сил, бросился ему навстречу. Не пробежав и трети пути, со стороны каравана, очевидно заметив меня, отделилась группа всадников и поскакала в мою сторону.

— Стой! Кто такой? И как здесь оказался? — спросил пышно одетый мужчина, не слезая с вороного скакуна, отбросив платок, закрывающий лицо от солнца и песчаного ветра, в одежде, напоминающей по стилю, одежду бедуинов, только немного побогаче.

Я, не понимая ни слова, что он говорит, с широкой улыбкой и радостью в глазах, произнёс первое, что пришло на ум:

— Здравствуйте! Меня зовут Андрей!

Все дружно рассмеялись. Оказывается на их языке, слово «зовуд» означает голову, а «андей» — больной. И всё, что они могли понять из моих слов, получалось — больной на голову. Да и судя по моей одёжке, состоящей из грубо выделанных шкур, а пошитой ещё хуже, выглядевшей в пустыне как роба чернорабочего на балу у президента, добавляла впечатление этим словам. Единственное, что привлекло их внимание, был клинок за моей спиной и кинжал, висевший на поясе. Что-то спросив, но видя мою улыбающуюся и ничего не понимающую физиономию, они просто забрали их себе.

— Иди за нами! — приказали они, вдоволь насмеявшись. И я, повинуясь их жестам, поскольку ничего не понимал в их словах, последовал за ними.

Караван, по меркам этого мира, был небольшой. Около тридцати верблюдов, навьюченных тюками и водой в больших бурдюках, с сидевшими на них людьми, да около пятнадцати всадников, видимо являющихся охраной. Богато одетый мужчина, который первый заговорил со мной при встрече, похоже, был хозяином. Обращались со мной вполне цивилизованно. Сперва напоили водой, причём, не жадничая, потом дали накинуть на себя накидку из грубой ткани с капюшоном, который, как нельзя лучше, скрывал голову от палящих лучей, и усадили на одного из верблюдов, идущего в конце вереницы. На привалах, устраиваемых два раза в день, и ночёвки, проходящей не ночью, а днём, в самый солнцепёк, я старался запоминать слова, из разговоров караванщиков, и улавливать их смысл. По истечению трёх дней, мы вышли к первому колодцу, повстречавшемуся на этом пути, и устроили полноценный отдых животным и себе. Я уже понимал смысл многих слов и выражений, правда, сам ещё не говорил, поскольку язык был для меня довольно трудным в произношении. Также я понял, что караван, помимо товаров, вёз и рабов, принятых мною за погонщиков. Нет, погонщики, конечно, там были, но где то около трети от общего состава людей, сидящих на верблюдах, и отличались добротной одеждой из тонко выделанной ткани. Поначалу меня ввело в заблуждение то, что рабов вполне пристойно кормили, правда, в отдалении от остальных, и никогда не связывали. Впрочем, чего связывать, если бежать некуда. Выделялся среди них только юноша, примерно моего возраста, с чувством безысходности на лице, его на стоянках связывали по рукам и ногам, предварительно накормив. Как выяснилось, он один пытался сбежать, и один раз даже чуть не придушил охранника.

В качестве кого находился я, было непонятно. Если не считать лёгких подзатыльников, отвешиваемых мне, когда я чего-либо не понимал, свободу передвижения мне не ограничивали, и я помогал таскать еду и воду всем присутствующим, да натягивать лёгкий тент, при остановке на ночлег. Вертелся я больше среди погонщиков и охранников, так как рабы, по большей части всегда молчали, и на мои попытки их разговорить, отвечали тоскливым взглядом и полным унынием. Охранники относились ко мне вполне дружелюбно, особенно после того, как маг, находившийся при владельце каравана, сказал, что у меня полностью отсутствует магическая аура, что было редко для здешнего мира, и в купе с вечной улыбкой на лице, меня посчитали блаженным. А так как считалось, что блаженные приносят удачу, то никто и не думал отгонять меня пинками. Отдохнув целые сутки у колодца, мы тронулись в дальнейший путь. Из разговоров я понял, что идти нам осталось около трёх дней, по истечению которых мы и прибыли в город, напоминавший мне Самарканд, в исторической её части.

В целом путешествие прошло спокойно, без приключений. И только мысли о моём четвероногом друге, иногда наводили на меня грусть. Где ты сейчас находишься и что делаешь, думал я. Ведь ближайшая вода была на расстоянии десятидневного перехода, и даже передвигаясь, в пять раз быстрее нас, тебе бы понадобилось четыре дня туда и обратно, при условии, что ты сразу бы её нашёл. И хоть ты и мог чувствовать меня в радиусе десяти километров, как пьяница бутылку, спрятанную в доме женой, но за четыре дня мы преодолели больше ста пятидесяти километров. И сможешь ли ты меня найти в дальнейшем, я не знал.

Пройдя немного по городу, мы вошли через ворота на довольно большую территорию, огороженную высоким глинобитным забором, с большим двухэтажным домом внутри и множеством мелких построек.

Судя по выбегающим домочадцам, плотным кольцом, окружившим хозяина каравана, это и была конечная цель нашего путешествия. Четверо детишек и две стройные девушки, бывшие ему жёнами, бойко расспрашивали его о чём то, краем глаза поглядывая на подарки, упакованные в тюки, и которые один из слуг затаскивал в дом. По традициям народа населявшего данный район, истинный мужчина должен иметь две жены, как и у солнца, которое всегда сопровождают две луны. Жёны даже красились, согласно традициям, старшая в рыжий цвет, а младшая в белый, причём случаев конфликтов между ними, не припомнят даже совсем древние старожилы. Да и дети для них были общими, независимо от того, кто их кормил грудью. Хотя правило двух жён преследовало ещё чисто бытовую цель, так как мужчины были воинами и часто гибли в конфликтах, и соотношение один к двум было оправдано, так как поддерживало численность населения на необходимом уровне.

Разгрузив верблюдов, нас проводили в довольно чистый и большой барак, в котором проживали и остальные слуги, тоже являющимися рабами. В отличие от книжных историй, здесь рабов не клеймили, а помечали трудно смываемой краской, сделанной из разновидности местного растения, которую обновляли каждые полгода. Да и кормили неплохо, хотя упитанными их назвать было нельзя, но и от голода никто не умирал. Да и в передвижении, в пределах владений, никто не ограничивал, а прослужившим более трёх лет, разрешался свободный выход в город. Так что рабовладение здесь напоминало Южные штаты Америки до начала известной войны севера и юга. Даже разрешалось заводить семьи, и хоть дети и становились рабами, но уровень их социального статуса был намного выше, чем купленных на торгах. Кстати рабов, прибывших вместе со мной, захватили дикие кочевники и Маргед, хозяин этого поместья, купил их на одном из невольничьих рынков. Так что разместили вновь прибывших, если учитывать наш статус, на пять баллов. Только юношу, о котором я говорил ранее, на всякий случай на ночь запирали в отдельной комнате, хотя и перестали сковывать руки. На сколько я смог выяснить за такое короткое время, он был младшим сыном небогатого барона. И чтобы хоть как то обеспечить его дальнейшую судьбу, отец отдал его в шестнадцать лет на воспитание в церковный орден, поскольку в армию, на командирские должности, брали уже обученных отпрысков дворянского рода, а денег на хороших учителей и наставников просто не хватало. В ордене же, представляли различных воспитателей, включая как учителей по слову божьему, так и инструкторов по воинскому искусству, в надежде воспитать воинов борющихся с иноверцами, во благо истинной веры. И хотя карьеру при дворе такие люди не делали, но, как рассудил старый барон, с голоду не помрёт и на шее сидеть не будет. Хочу заметить, что, здесь и в дальнейшем, все титулы, звания и ранги мною адаптированы к близким по смыслу и более привычными для нас. Поскольку, что бы самому разобраться в этом, мне потребовалось больше года, и озадачивать Вас хитросплетениями существующей градации не хочу.

Незаметно прошла первая неделя нашего пребывания, в качестве рабов, у Маргеда. Сказать, что меня устраивала такая участь, было нельзя. Но и бежать, смысла, не было ни какого. Не зная языков, не местных обычаев, ни устройства самого мира и без средств к существованию, убегать было себе дороже. Потому решил присмотреться, получить хотя бы минимум знаний и в дальнейшем попробовать выторговать свободу у Маргеда, в обмен на какое ни будь полезное знание из нашего мира, тем более человеком он казался разумным и не злобным, как обычно рисуют рабовладельцев. Правда, перебрав в уме, все свои знания, понял, что кроме атомного реактора, да бесполезных тут, тригонометрических функций, ничего и не знаю.

Так что предложить мне хозяину нечего. Вообще то, я хоть и называл Маргеда хозяином, но свой статус так и не понял. Вроде делаю всё как и рабы, выполняю приказания, работаю во дворе, таскаю товары, но в отличии от других, меня не помечали краской. Но и гостем я точно не был, поскольку жил с остальными рабами.

Ну да ладно. Будем решать все вопросы постепенно и не забивать голову всем сразу. Главное выучить язык, и узнать как можно больше обо всём, что здесь твориться. Но моим планам, как уже повелось, пришлось претерпеть кардинальные изменения.

Началось с того, что в один из дней, к хозяину пожаловала делегация местных представителей веры. В халатах, расписанных под солнце, с двумя полумесяцами на кушаках, и с надменным до предела видом, на их изрядно разжиревших мордах. Судя по виду Маргеда, радости этот визит ему тоже не доставлял, но тем не менее, вёл себя с ними он со всем почтением и угодливостью. Владея небольшим пока словарным запасом, но вполне достаточным, чтобы понять суть происходящего, я принялся внимательно прислушиваться к происходящему. Суть его сводилась к банальной проверке на чистоту веры, правильно ли живущие здесь люди исполняют молебны, и как часто, не употребляют ли в неразрешённое время, пищу неугодную всевышнему и так далее. В итоге, убедившись в правильности поведения, способствующего укреплению веры, и в регулярных молитвах о всевышнем, им захотелось посмотреть, как идут дела у новых рабов, на пути становления веры в великого Магала. Как они считали, единственного истинного бога этого мира. На слова Маргеда, что рабы находятся здесь всего неделю и не смогли ещё до конца проникнуться истинной верой во всевышнего, служители веры никак не отреагировали.

Проходя мимо выстроившихся рабов и проповедуя идеи великого Магала, служители заставили всех встать на колени, и помолиться о его величии. И всё бы прошло спокойно, если бы молодой представитель ордена единого, натасканный на борьбу с иноверцами, вдруг не плюнул в лицо старшему смотрителю дел веры, и с криком о возмездии, грозящем иноверцам, не кинулся с кулаками на служителей. Ударить, кого либо, он не сумел. Служители явно обладали навыками магии, и мигом скрутили неудавшегося покушителя.

После чего начали методично над ним издеваться, то влезая в мозги, активировали болевые точки, то выворачивая не мысленным образом конечности, то выпуская магических змей, терзавших укусами плоть глупого юноши. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил себя, мучавшегося в диких мучениях на полигоне. И видно воспоминания были такими яркими и ещё не стёртыми из моей памяти, что я словно на себе испытывал сейчас муки, предназначенные молодому барону. С диким криком «Не надо!» я кинулся в толпу и, раскидав избивавших, прикрыл собой окровавленное, но ещё живое тело. Мгновенно перенаправив на меня действие своей злобной магии, служители, заметив полное отсутствие какого-либо эффекта от их действий, замерли в недоумении, не понимая что происходит. Вопросительно взглянув на Маргеда и получив от него ответ, что я вроде как истинный блаженный, вытащили плети на короткой рукоятке, с вплетёнными в них металлическими шипами, и, забыв о своей первой жертве, переключились на меня. Я, безусловно, мог бы их не только раскидать, но и убить голыми руками, благо время, проведённое на полигоне, не прошло для меня бесследно. Но мысли о том, какого чёрта я второй раз влезаю в разборки, которые круто меняют мою жизнь, ввела меня в состояния ступора, от осознания своей дурости. И если в первый раз, когда я влез в драку в ночном клубе из-за девчонок, ещё можно найти разумное зерно, то в данном случае, кроме как полным идиотизмом, мои действия назвать было нельзя. Вступиться за молодого придурка, который, мало того что сам был виноват в случившемся, так ещё он тоже был религиозным фанатиком, ничуть не лучшим чем эти. Когда я прекратил размышлять об этом, служители веры уже закончили избиение. Только тут я начал ощущать, как исполосовано моё тело. Со стороны же, я выглядел полным трупом с угасающей искоркой жизни.

— Этого орденца на рудники! А блаженного, как сдохнет, выкиньте на съедение шакалам! — тоном, не принимающим возражения, приказали блюстители веры и покинули территорию владений.

Изрядно побитого и скулящего рыцаря ордена, отнесли в барак, приспособленный под лазарет. А меня, считая уже не способным оставаться в мире живых, отволокли к хозяйственной пристройке, с намерениями по утру выполнить волю всевышнего, переданную устами религиозных служителей. Да и не могли они, глядя на мои раны, от которых живой человек не протянет и получаса, думать о чём то другом. Рваные красные полосы сплошным пятном покрывали моё тело, и крови на земле натекло столько, что и половины потерянного хватило бы отправить здорового мужика на тот свет. Всё ночь я пролежал с адскими мучениями от боли, не имея сил даже застонать. Утром, подогнав арбу, с запряжённым в неё ослом, слуги хотели вывезти меня за территорию города, но увидев текущие по моим щекам слёзы, в ужасе отшатнулись. Подошедший Маргед долго меня рассматривал, после чего приказал отнести меня в лазарет и вызвать мага. Тот с изумлённым взглядом, осмотрев и ощупав меня с ног до головы, приказал обмазать тело какой-то мазью, с неприятным запахом, после чего подошёл к хозяину и что-то ему объяснял. К всеобщему изумлению окружающих, на второй день я мог самостоятельно пить и принимать жидкую пищу. А на пятый, попытался самостоятельно сесть, и хоть попытка не удалась, эффект на окружающих был сродни разорвавшейся бомбы.

— Ты как будто из железа сделан! — сказал изумлённый Маргед.

— А я и есть железяка! — с улыбкой отозвался я, хотя боль так и не отступила.

Проведя в лазарете в общей сложности около трёх недель, я смог уже самостоятельно передвигаться. И хотя сухая корка на ранах, покрывающая почти всё тело, ещё сильно болела и доставляла серьёзные неудобства, но к мертвецам меня никто больше не причислял. Всё-таки способности к регенерации, приобретённые на полигоне, были выше всяких похвал, и я впервые, за всё время, с благодарностью подумал о нём. Неловко повернувшись, опять ощутил резкую боль, и зло сплюнув, решил, что больше никогда и не кому не позволю над собой издеваться. Хватит, натерпелся, от ментов, от полигона, от религиозных фанатиков, я лучше их придушу, чем вновь буду терпеть боль и унижение.

— Зачем ты это сделал? — спросил Маргед, присев возле меня в один из дней.

— Что сделал? — не понял я.

— Бросился на помощь тупому идиоту. Или ты тоже блюститель чужой веры?

— Нет! Вера у меня одна, и зовётся жизнь! А почему бросился — дурак, наверное! Сам не понимаю, что произошло!

— Раз ты живой, значит, так захотел всевышний! И великий Магал покровительствует тебе! Но, ты понимаешь, я не могу оставить тебя здесь, не вызвав гнев хранителей его веры!

— Ну, так отпусти с миром! — попробовал я закинуть удочку по поводу своей свободы.

— Это для меня будет ещё хуже, чем оставить тебя рядом с собой! — с сожалением ответил он.

— Так что? Убьёшь меня что ли, после того как приказал слугам ухаживать за мной?

— Нет, не убью! Но и здесь не оставлю! Придётся отправить тебя, вместе с фанатичным рыцарем, на розовые рудники. И если на то будет воля Магала, ты сможешь выжить! — сказал он, и тихо добавил: — Какое-то время, во всяком случае!

— Знаешь Маргед, выживать, в последнее время, стало моим хобби! — ответил я, вымученно улыбаясь. Не знаю почему, но мне нравился этот рассудительный и спокойный человек, хоть и был он рабовладельцем.

На розовых рудниках мы, с молодым фанатиком, которого звали Виктоор, в дальнейшем переименованного мною в Виктора, оказались через пять дней после этого разговора. Рудники назывались розовыми, благодаря добыче розовых алмазов, которые по легендам добывались тут раньше в больших количествах. А сейчас, всё что могли здесь найти, была порошкообразная субстанция, из которой вырастали эти алмазы. Но и она считалась очень ценным ингредиентом при создании магических амулетов, и стоила безумно дорого, так как добыча её была сопряжена с большим риском и затратами. Как гласит та же легенда, много веков назад, произошёл катаклизм, и часть демонического мира хлынула на планету. И только совместные усилия самых могучих и опытных магов, смогли остановить это продвижение. Правда платой за это была их жизнь, а на земле, до сих пор остались следы той битвы, в виде аномальных мест, с обитающими там тварями. Таких мест было с десяток, причём крупных только два, а остальные мелочь, на подобии розового рудника.

Располагались мы в небольшой пещере, служащей укрытием от непогоды и от ветра, единственный выход из которой, охранял отряд, состоящий из десятка хорошо вооружённых воинов. Причём, они следили не только за нами, но и охраняли выход от тварей, обитающих в катакомбах и изредка пытающихся вырваться на открытый воздух, к счастью происходило это достаточно редко. Пещера была оборудована многоярусными нарами, на подобии полок в вагонах поездов, с лежащими на них подстилками из высушенной травы и куска грубой ткани, служащей для нас одеялом, подушек естественно не прилагалось. Да и зачем они смертникам, которые протягивали здесь пол года, максимум год. На два часа в день нам разрешали выходить на солнце, обычно в обед, когда давали овощную похлёбку и лепёшку из муки грубого помола, половину от которой обычно оставляли на завтрак и ужин. Правда, с водой проблем не было, поскольку прямо у входа протекал небольшой ручей. Раз в неделю приезжал управляющий и забирал то, что удавалось добыть за это время, хотя часто он уезжал с пустыми руками, на что был очень зол и перед уходом, всыпал всем плетей, для профилактики. Если же, добыча была достойна его внимания, мог и поощрить куском мяса, в дополнении к причитающемуся обеду, но уже никто не помнил, когда такое было. Случайно или нет, но одним из главных совладельцев рудника был наш бывший хозяин, хотя в этом нет ничего удивительного, учитывая деятельную натуру Маргеда в сочетании с расчётливыми решениями, принимаемых в силу обладания им не дюжего ума и таланта. Он не только разводил верблюдов, получая от них шерсть и молоко, но и снаряжал торговые караваны, в которых сам часто принимал участие, и содержал небольшое производство по изготовлению шерстяных тканей, продаваемых им, и уже получивших известность во многих странах. Они так и назывались — ткани от Маргеда, и покупались знатью почти во всех уголках этого мира.

В пещере, помимо нас с Виктором, находилось ещё девятнадцать человек, причём только половина из них была более-менее трудоспособна. Хотя и нас нельзя было назвать здоровыми людьми. У Виктора было несколько незаживших переломов, перетянутых лубком. А у меня, один только вид кровавой засохшей корки на теле, после чудовищных плетей, вызывал ужас у окружающих. Но на самом деле чувствовал я себя значительно лучше. Раны уже не болели, а скорее постоянно ныли, и я уже мог спокойно спать, не испытывая чудовищной боли, а только сильный зуд. Коротко перезнакомившись со всеми, мы улеглись на выделенных нам нарах, надо было отдохнуть перед завтрашним рабочим днём. Когда представлялись, я по привычке назвался Андрей. Опять все немного рассмеялись и пояснили, что на «й» обычно заканчиваются негативные понятия, например — больной, мёртвый, хромой, изгой и так далее. Отмечу, что такие слова как прекрасный и здоровый, звучали в этом мире по другому. Теперь я понял, почему при встрече с гуардами, меня называли Андрэ, упорно пропуская окончание. Поэтому, в камере, после смешков, представился как Железяка. Во первых — не вызывало смех, а во вторых — было уже почти родным для меня, так как к Андрэ, никак не мог привыкнуть, хотя это имя и имело древние аристократические корни. О том, что я из другого мира, я, по многим причинам, умолчал, сказав, что не помню ничего до того как оказался в пустыне в разрушенном городе. Поскольку меня считали блаженным, это легко прокатило.

Работа, после посвящения нас в детали, сводилась к следующему. Одного человека обвязывали длинной веревкой, и он бегом проходил в одно из многочисленных ответвлений внутри пещеры. Быстро отбивал куски скальной породы, и если попадались куски с розовыми вкраплениями или проходило больше десяти минут, также бегом возвращался назад. Связано это было с тем, что порода обладала излучением, влияющем на мозг человека, и после десяти-пятнадцати минут, человек попадавший под него, просто терял сознание. Для этого случая и была предназначена верёвка, его просто вытаскивали остальные участники. И так постоянно меняясь, один добывает, остальные на подстраховке, и проходил весь рабочий день. Поскольку максимум на который продвигались участники составлял около двухсот пятидесяти метров, соответственно и улов был мизерный, так как всё что можно было выбрать, уже выбрали, оставались жалкие крохи. Но и эти крохи ценились дороже золота. Более глубокое продвижение ограничивало не только время и длина веревки, но и то, что чем глубже, тем сильнее было излучение. Естественно, что при такой нагрузке, человек выдерживал, в лучшем случае год, после чего организм обессилив, просто медленно умирал. Плюс к этому, ещё одним фактором риска, являлись твари, изредка появляющиеся из недр катакомб. Схватив зазевавшегося человека, они бежали вглубь шахты, и никто ещё ни разу не возвращался. Противостоять ей, не было возможности, поскольку её шкура, от носа до кончика хвоста, была покрыта чешуйками, по прочности не уступающую хорошей броне, и не одно оружие её не брало, а держать постоянного мага не имело смысла.

Во-первых — очень дорого, и во-вторых за те мгновения, что она атаковала, он просто не успевал что либо предпринять. Человек даже не всегда успевал крикнуть, из-за того, что при укусе в кровь попадал яд, мгновенно парализующий жертву.

Работали обычно тремя бригадами по десять человек, но так как в наличии было всего двадцать два, из них четверо лежащих, то разбились по шесть человек. В нашей шестёрке, помимо меня и Виктора, были, хороший в бывшем плотник, средней руки купец, бывший воин, и странный тип, по повадкам напоминающий уголовника. Все они попали сюда разными путями. Купец и плотник за многочисленные побеги, воин за пьяную драку с жителями города, где только вина нашёл будучи рабом непонятно, а за что здесь находился тип, уголовной наружности, не знал никто.

В свой первый рабочий день, когда выпала моя очередь откалывать породу, я узнал, что излучение, так пагубно влияющее на остальных, на меня не действует абсолютно. Говорить об этом я не стал, а только намекнул, что могу находиться в штреках немного дольше остальных. Это обстоятельство все восприняли спокойно, объясняя тем, что я блаженный, да в шутку посмеялись над моей кличкой, мол, железяка, чего ей будет. Убедив свою бригаду, чтобы пройти чуть дальше, мотивируя это тем, что если я там достану больше розового порошка, то им меньше надо будет лазить, я углубился больше чем на 300 метров. Осветив стены светом от факела, заметил, что внешне, ни какой разницы не вижу, а ковырять стены киркой было лень. Развязал верёвку и пошёл дальше вглубь. Достигнув отметки, где то около пятисот метров, мне стали попадаться на глаза, куски, сплошь покрытые мелкими розовыми вкраплениями. Быстро отколов пару штук, кинулся назад, успев как раз во время, разволновавшиеся товарищи уже начали тянуть верёвку, думая, что я отключился. Мой улов вызвал большой ажиотаж, оказывается, чтобы добыть столько розового порошка, трём бригадам требовалось больше месяца кропотливого труда. И посовещавшись в узком коллективе, решили выдавать всё мелкими частями, уделяя больше времени отдыху, что благотворно повлияет на самочувствие моих товарищей по несчастью. Но даже первый маленький кусочек, получившийся в результате дробления найденных, вызвал прилив радости у управляющего рудником, и соответственно обернулся солидной добавкой к обеду. В течение недели я натаскал розовых полуфабрикатов столько, что хватило бы на год ничегонеделания. Потому наша бригада больше имитировала кипучую деятельность, чем работала, соответственно появилось больше времени для душевных разговоров и сбором мною, так необходимой для меня, информации. Убежать я мог в любой момент, но не делал этого как раз по причине, что ничего не знал об этом мире. В течение месяца, что я находился здесь, произошло ещё одно знаменательное событие.

Началось с того, что охранники стали, в виде исключения, отпускать меня на пару часов погулять за пределы охраняемой зоны. Справедливо полагая, что я приношу удачу, и со мной полезно иметь хорошие отношения, так как считался блаженным, чем я, без зазрения совести, и пользовался. Да и убегать, по большому счёту, мне было некуда и на данный момент незачем. Так вот, однажды прогуливаясь среди редкого, низкорослого лесочка находившегося в предгорье, я вдруг почувствовал резкий удар в грудь чем-то мягким, и, упав от неожиданности на спину, ощутил на своём лице прикосновения влажного и шершавого языка. Сначала опешив, а затем узнав, что это может быть, заорал диким от счастья голосом:

— Пятница! Дружище! Где тебя столько носило, «стелз» ты мой ходячий?!

Обняв за шею, возникшего словно из воздуха старого друга, я рыдая от радости, долго теребил ему загривок, попутно целуя его в нос. Я действительно был по-настоящему счастлив, и даже этот мир стал мне более симпатичен, и верилось, что всё у нас с ним будет хорошо. Рассказывать о своём друге, а тем более показывать его, я не собирался не кому. Не хотел лишних вопросов, на которые не знал что ответить. Задумавшись над тем, как объяснить своему питомцу, что нельзя попадаться на глаза охране и моим товарищам, решил сделать попытку подрессировать его на предмет скрытности. На удивление, это получилось довольно легко. То ли он был намного умнее и разумнее, чем я думал, то ли я был хорошим дрессировщиком, что было весьма сомнительно, но в течение получаса, на команду «Прячься», он стал моментально исчезать. Вопрос с проживанием, моего, уже довольно крупного друга, решился ещё проще. На ночь, перед сном, я давал команду «гулять», и он с большим удовольствием убегал до утра в лес, попутно решая проблемы со своим пропитанием, мелкой дичи там гуляло в изобилии.

С появлением моего старого четвероногого друга, обследование катакомб значительно увеличилось.

Причин, для моих расширенных поисков, было несколько. Это и чистое любопытство, и способ убить скуку, и самое главное, я хотел найти другой выход, который судя по колебаниям горящего факела, точно присутствовал в данной системе, да и хорошая вентиляция внутри штреков, говорила об этом. Чем дальше, тем более разветвлённая сеть из коридоров и всевозможных проходов, попадалась на пути, потому, Пятница, стал незаменимым помощником, легко находившим обратный путь. В одной из таких вылазок, мы попали в небольшую пещеру, стены которой, от света, испускаемого факелом, в некоторых местах искрились. Подойдя поближе и внимательно рассмотрев сверкающие точки, понял, что мы наткнулись на целую россыпь розовых алмазов. Вдоволь полюбовавшись ими, я отковырял с десяток и положил в карман.

— Эй, Пятница! Ты место запомнил, сможешь потом найти? — обратился я к своему спутнику.

На что он демонстративно повернулся ко мне задом и недовольно фыркнул, мол, чего зря ерунду спрашивать. Да и действительно, природное чутьё у него было выше всяких похвал, одно только то, что он смог отыскать меня в неизвестном мире, говорило о многом.

— Ладно, не обижайся! Лучше дорогу назад показывай! Возвращаться пора! — примирительно потрепал я его по шее.

Обратно мы добрались минут за сорок, по давно отработанной схеме, Пятница чуть впереди, безошибочно угадывая направление и отпугивая тварей, обитающих здесь, я мелкой трусцой позади него.

С тварями, кстати, я так ни разу и не столкнулся, только пару раз видел издалека, убегающих от грозного рыка моего охранника. Правда успел заметить, что похожих на них, только крупнее, я пачками валил на полигоне.

Как и в случае с розовым порошком, находка вызвала неподдельный ажиотаж среди моих товарищей.

Вернее сказать, уже друзей. За то время, что мы провели вместе, я много узнал о них, да и об этом мире. Выучил язык их соплеменников, к которым они, исходя из внешнего вида, зачислили и меня, узнал наличие и расположение стран и народов, населяющих эту планету, их обычаи и законы. И поскольку знакомых, кроме них у меня здесь не было, а очень хотелось иметь друзей, помимо Пятницы, то я и зачислил их в таковые. И как показало будущее, не ошибся. Один из них, как я уже говорил, был купцом средней руки, звали его Валерт. В рабство попал, когда возвращался домой из приграничного района, после удачной распродажи своего товара. Умудрились нарваться на набег кочевников. Попал, кстати, вместе с Никоном, вторым моим приятелем, работающим в этом районе плотником, и возвращавшимся домой, в том же караване, после трёх месячного отсутствия, связанного с наймом на постройку новых казарм. У обоих дома оставались дети и жёны, что и послужило причиной предпринимаемых ими побегов, после которых они оказались на руднике. Следующим был воин, с именем Родерик, попавший в плен после ранения, получившего в стычке со степняками, и оставленным отступившим отрядом, посчитавшим его мёртвым. За что оказался с нами, я уже рассказывал, пьяные драки ещё никого до добра не доводили. И, самый молчаливый из нас, имел кличку Спица, и хотя и имел вид уголовника, но в жизни был добрым малым, всегда помогал, не задавая лишних вопросов. Но как здесь оказался и чем занимался раньше, так никому и не рассказывал. Пятым, в нашей компании был Виктор, но его я, пока, к числу своих друзей не относил, хотя и разговаривал с ним как с остальными. Даже когда предложил организовать побег, он входил в число получивших это предложение. На которое, кстати, все ответили отказом, мотивируя тем, что даже если перебить охрану, что само по себе абсурдно, убежать всё равно не удастся, поскольку устроят массовую облаву, с собаками и, по печальному опыту Никона с Валертом, поймают в течении часа, и на этот раз уже точно убьют. То, что мне удастся убежать, да ещё с таким помощником как Пятница, я не сомневался, но бросать, ставших уже друзьями, людей, я не хотел. Мысли о побеге меня начали посещать недели через три, после попадания на каторгу. За это время однообразная, далеко не шикарная жизнь в пещере, изрядно надоела, да и свободолюбивая душа требовала изменение статуса. Правда конкретного плана пока не было, потому всё продолжалось своим чередом.

Возвращаясь к алмазам, принесённых мною, выяснилось, что последний из них находили здесь больше тридцати лет назад. И что стоимость их была неимоверно высока.

— А может подкупить ими охранников? Пусть скажут, что мы погибли в руднике, тогда и погони не будет! — предложил я ребятам.

— Нет Железяка! Не получиться! Слишком приметный товар, да и охранникам своя жизнь дороже! — после недолгого раздумья ответили они.

Немного посовещавшись, решили один, самый маленький камушек, отдать управляющему, а оставшиеся спрятать неподалёку, вместе с остальной добычей.

Отдать один алмаз стоило хотя бы ради того, чтобы увидеть лицо служаки, приехавшего в очередной раз за порошком. С глазами, величиной с блюдце, он чуть не задохнулся от волнения. Промычав, что то нечленораздельное, видимо потеряв дар речи, он бросился обратно в город, даже не удосужившись посмотреть и оценить добытый розовый порошок. На следующий день приехал сам владелец рудника, уже знакомый нам Маргед. Зайдя к нам в помещение, и распорядившись, чтобы нам выдали положенную премию, в виде дополнительного питания, кивнул в мою сторону и подозвал к себе.

— Ну, здравствуй Железяка! — сказал он, жестом приглашая отойти в сторону.

— И Вам, уважаемый Маргед, здравствуйте! Что за судьба привела столь влиятельного и успешного господина, к таким недостойным созданиям как мы? И кого мы должны благодарить, за доставленную радость лицезреть Вас? — включив дурачка, ответил я на приветствие.

— Просто поговорить! Потому перестань паясничать, тебе не идёт!

— И о чём же вы хотели поговорить, если для этого вам пришлось отправиться в эту дыру?

— Да о тебе! Я много людей повидал на своём веку, хороших и плохих, богатых и бедных, умных и дурачков, но ты для меня остаёшься загадкой. Не могу понять, то ли ты умный, то ли дурак, влезающий не в своё дело, то ли ты беспомощный, то ли способен скрутить в бараний рог любого. Но одно знаю точно, великий Магал тебе благоволит, а значит ты не враг нашей веры.

— Я действительно не враг вашей веры, хотя и не поклоняюсь великому Магалу! Я просто не люблю фанатиков, говорящих от лица богов! — проговорил я, не понимая, к чему клонит Маргед.

— Ты нравишься мне Железяка! И мне не хочется, что бы человек, приносящий удачу, а она тебе, безусловно, сопутствует, окончил свою жизнь на каторге!

— Я тоже не хочу провести свою жизнь в рабстве! И у меня есть для Вас интересное предложение. Думаю оно Вас заинтересует! — и глядя на изумление отразившееся на лице Маргеда, тут же продолжил — Я хочу купить свободу для себя и моих друзей.

— И как ты собираешься это сделать?

Вместо ответа, я вложил ему в ладонь с десяток розовых алмазов, добытых мною ранее, пообещав, что он получит столько же за каждого моего друга, отпущенного вместе со мной. Маргед надолго задумался, медленно перебирая камни, и судя по времени его молчания, вопрос был гораздо сложнее, чем мне поначалу казалось. Наконец, видимо что то, решив для себя, он произнёс:

— Извини! Я не смогу этого сделать!

— Но почему? Разве камни не окупят потерю пяти человек, тем более что они и так скоро умрут, если останутся здесь! — не понимая его решения, воскликнул я.

— Камни здесь не причём! Все попавшие сюда, были приговорены служителями веры! И пойдя им наперекор, я навсегда обреку свою семью на проклятье, а меня самого, отправят на рудники вместо вас! — и глядя на мои потухшие глаза добавил: — Всё, что я могу сделать, это облегчить жизнь твоих друзей здесь! Исчезновение одного тебя, я ещё смогу как-то объяснить, а шести человек сразу — точно не получится!

После отъезда Маргеда, я долго размышлял, как мне поступить. Оставаться здесь я точно был не намерен.

Но и бросить своих друзей, отправившись в неизвестность, искать лучшей жизни, тоже не мог, хотя и понимал, что другого выхода нет, и рано или поздно, но мне придётся это сделать. И чтобы отсрочить время принятия решения, я продолжал исследовать рудники. В конечном итоге я всё-таки нашёл другой выход, и даже два. Точнее нашёл Пятница, а я только держался его. Один из выходов, более короткий, находился в пяти километрах от нашего нынешнего жилища. И выходил у реки, протекающей по другую сторону небольшого горного хребта, в недрах которого мы занимались добычей. Прикинув, что это оптимальный путь для побега, стал потихоньку к нему готовиться, жалея, что моим друзьям пройти его невозможно. Для начала запасся самыми крупными алмазами, полагая, что деньги в дальнейшем мне точно понадобятся.

Вопрос с оружием надеялся решить с Маргедом, подарив ему несколько крупных камней в обмен на мой клинок с кинжалом, считая, что он не откажет мне в такой мелочи. А если откажет, то выкраду, уж больно я с ними сроднился на полигоне, к тому же это был подарок на память.

Маргед приехал на рудники недели через две. Взяв с собой старшего сына, полагая, что приобщать к делам будущего наследника надо с раннего возраста. Приказав выдать нам новую одежду и добавить паёк, он, вместе с сыном, спустился к нам, вроде как забрать добытое за неделю, хотя больше для того, чтобы поговорить без охранников. Мальчишка, как и любой другой пацан его возраста, пытался сунуть нос везде где мог. И прикрикнув на него, чтоб не заходил в штреки, мы присели на скамью. Изложив свою просьбу по поводу своего оружия, я вопросительно взглянул ему в глаза. Маргед ответил что подумает, тем более что никаких серьёзных препятствий для этого не было. В этот момент наш разговор был прерван диким криком.

Обернувшись, мы увидели тварь, тащившую его сына вглубь катакомб. Откуда она взялась, не знал никто, за более чем двухмесячное нахождение здесь, такого никогда не было. С криком: «Пятница помоги!», я кинулся за ними. Убежать тварь далеко не успела. Максимум через сто метров я увидел её, прижатую к стене моим четвероногим созданием и мальчишку, лежащего рядом. Прекрасно зная, что надо делать, спасибо полигону, я, виртуозно прыгнув на чешуйчатую спину, зажал ей нос, перекрывая дыхание, и через несколько минут на земле осталось только бездыханное тело. Вернувшись к ошарашенному от случившегося отцу, с его сыном на руках, я, передав его, присел рядом с ними.

— Не переживай ты так! Он жив и здоров! Парализован чуток, но через часик будет как огурчик, а пару царапин твой маг легко подлечит! — сказал я, успокаивая Маргеда.

От пережитого он смог только кивнуть головой и с трудом выдавить из себя спасибо.

Появился он через два дня. Не обращая ни на кого внимания, достал кувшин с вином и присел рядом со мной. Недалеко от нас лежала туша твари, вытащенная нами сегодняшним утором наружу, вокруг которой копошились охранники, пытаясь снять чешуйчатую броню, которая была довольно большой редкостью и потому высоко ценилась.

— Как ты её убил? — с удивлением в голосе спросил Маргед.

— Да так, придушил легонько!

— До тебя мало кому удавалось её убить, даже вооружённому отряду, а тут голыми руками без магии!?

— Да чего там её убивать! Безобидная зверюшка! Даже птичьего помёта боится! — ответил я, не зная, откуда с меня, попёрло хвастливое чувство, в принципе не свойственное мне.

— Какого помёта? — абсолютно ничего не понял он.

— Простого такого, который иногда на голову падает с неба! — и, видя его недоумение, добавил: — Они, почему-то, запах его не переносят. Поверь, я правду говорю!

Маргед опять надолго замолчал, очевидно, серьёзно задумавшись над чем то, известному только ему. При этом он не забывал периодически подливать нам обоим вина, обладающего приятным терпким вкусом, и видимо стоившего весьма не дёшево. Подолгу и основательно думать, в отличие от меня, было отличительной чертой его характера, может поэтому, он и был весьма богатым и уважаемым человеком в округе.

— Я теперь твой кровный должник! — неожиданно для меня, после затянувшейся паузы, произнёс он.

— Да перестань, ничего ты мне не должен! — Я даже смутился от его признания, а он, будто не слыша меня продолжил:

— Помочь тебе теперь мой родовой долг! И если забрать тебя с рудника и переправить через границу нашего государства, для меня не составит особого труда, то, как помочь твоим друзьям я пока не знаю. Но сделаю всё возможное для этого, хотя обещать ничего не буду!

— Но ты же можешь поставить под удар свою семью?

— Зато над моим родом не будет висеть проклятье, если человек, спасший моего сына, погибнет у меня на глазах, и я не попытаюсь помочь ему!

Сказать, что я был потрясён, значит не сказать ничего. Конечно, мне нравился Маргед, но то, что честь и свой долг, он ставил выше богатства и благополучия, и чувство порядочности у него не стояло на последнем месте, было для меня откровением. Тем более что, начитавшись в детстве книг о южных рабовладельцах, я представлял их монстрами, не достойными существования. Под воздействием чувств, возникших к нему, я рассказал и о том, что нашёл выход на другую сторону, и что могу им воспользоваться в любой момент и о желании иметь к своему уходу оружие, и о том, что сдерживало меня пока только невозможность помочь своим друзьям. Он внимательно меня выслушал, а затем неожиданно спросил перед уходом:

— Слушай Железяка! А что это за бог такой — Пятница, которого ты молил о помощи, кинувшись в погоню!

У меня даже челюсть отвисла, пробормотав что-то несвязное о покровителе и охраннике одиноких путников, я с ним попрощался и ушёл к своим приятелям.

Спустя некоторое время, чтобы поднять настроение своим друзьям и возродить в них надежду на будущее, я сказал, что возможно у нас появиться влиятельный покровитель и если немного подождать, то может и удастся осуществить план нашего возвращения. Хоть и со скрипом, но всё же они немного воспрянули духом, теша себя надеждой, что я действительно приношу окружающим удачу. А Валерт сказал:

«Железяка! Если я действительно смогу увидеть свою жену и детей, то буду молиться тебе всю свою жизнь, как богу, поскольку мои боги не могут мне помочь». На что Никон, утвердительно кивнул головой, полностью с ним соглашаясь. Но, впрочем, как и обычно, в нашу жизнь вмешался случай, и дальнейшие события стали развиваться по незапланированному сценарию.

Наступившее утро не предвещало ничего не обычного. Как всегда проснувшись, я проделал утренние гигиенические процедуры, благо ручей рядом. Охранники этому не препятствовали, тем более, что после добычи первых розовых алмазов, они получили значительное поощрение, как хорошо выполнившим работу. Да и слух, о случившейся удаче, быстро распространился по окраинам, превращая их в главных героев во всех тавернах и забегаловках. Именно слухи и предопределили дальнейшие события. Как известно, где слухи и удача, всегда появляется начальство и церковь.

Вот и сейчас, прибывшая делегация, состоящая в основном из служителей веры и блюстителей её чистоты, в обязательном сопровождении владельцами рудника, основным из которых был Маргед, решила проверить, как ревностно соблюдаются каноны поклонения Великому Магалу. Памятуя события, произошедшие во дворе Маргеда с Виктором, повлекшие за собой отправку на рудники, я попросил Родерика присмотреть за ним. А его самого пригрозил задушить собственными руками, в случае повторения прошлых ошибок. Как обычно, пройдя мимо стоящих людей, и неся ахинею по поводу беззаветной любви к великому Магалу, и того, что только усиленный труд в его благо может смыть грехи наши, религиозные служители заставили всех встать на колени, дабы воспеть хвалу великому. Подойдя к нашей группе, одному из них видимо не понравилось то, как быстро я упал на колени, и то, что не увидел в моих глазах раболепия и ужаса, который они вызывали у окружающих только одним своим взглядом. Взмахнув плетью, с намерением наказать непокорного раба, он вдруг свалился на землю, придавленный Виктором, а Родерик, вместо того что бы сдержать Виктора, встал в стойку, загородив меня своим телом от подходивших охранников. К нему присоединился и Спица. Идиоты! Ну, кто их просил влезать в это дело. Ну, полоснули бы меня разок плетью, тем более пара ударов для меня, что слону дробина. Ладно, Виктор — он фанатик, так прибили бы его, и чёрт с ним. А для чего влезли Родерик со Спицей непонятно. И что теперь прикажешь делать? Хорошо, хоть Пятница не влез, видно был умнее их, и видел, что хозяину ничего серьёзного не грозит, да и тренировал я его, чтобы без команды не встревал. Между тем, глядя на неповиновение рабов, служители Магула, отдали приказ охране убить нас, в назидание другим. И уже приготовившись дать команду «фас» своему питомцу, и подороже продать свою жизнь, я услышал громкий крик Маргеда.

— Стойте! — и уловив на себе удивлённые взгляды присутствующих, он добавил: — Смерть от меча, слишком лёгкая участь, для свершивших преступление против нашей веры! Позволят ли достойные служители Магула, казнить этих неверных так, как они того заслуживают, вероломно напав на одного из Вас?

— И как ты хочешь их убить? — спросил старший из них.

— Медленно и в страшных мучениях примут смерть они! — с пафосом и с огнём в глазах пояснил Маргед.

При этом взгляд Маргеда излучал такую злобу и ненависть, что фанатики отдыхают. Даже я испугался не на шутку, не говоря об остальных приговорённых. Как я мог так ошибаться в отношении его, неужели под маской доброго и рассудительного человека, скрывался злобный и коварный тип. А ведь я его почти полюбил, сына спас, и вот его благодарность. Нет, правы были люди, написавшие умные книжки, которые я читал на земле, там ясно говорилось, не может рабовладелец быть хорошим человеком. Маргед, между тем, продолжал говорить, с фанатизмом в глазах.

— Пусть их замуруют на веки вечные в одном из штреков! Мало того, перед этим пусть вымажут их, с ног до головы, птичьим дерьмом! Пусть дадут бурдюк с водой, что бы, если их не сожрут твари дьявольские, они смогли протянуть лишних пару дней, в страшных мучениях осознавая кару нашу праведную!

Многие рабы упали в обморок, после его речи. Даже охранники стояли бледными. По местным обычаям, вымазать человека в птичьем помёте, считалось самой страшным наказанием после смерти, хуже, чем отрубание конечностей. Поскольку, его в таком виде ставили у стен города и закидывали камнями, а все родственники, имеющиеся у него, становились по статусу ниже раба. Тех хоть кормили, а им было, под страхом смерти, запрещено даже подаяние, не говоря о какой либо помощи. И обычно весь род, за очень короткое время, вымирал полностью, включая малолетних детей. Да ещё пещеры с тварями, которыми пугали детей, дополняли жуткую картину. Даже сам факт, заживо замуровать, вызывал ужас.

— Не слишком ли ты суров, уважаемы Маргед, тем более что наш брат живой и здоровый? — поинтересовался главный блюститель веры: — Может, просто отрубим голову?

— Нет! Нельзя прощать человека, поднявшего руку, на святых братьев нашей веры! Пусть другим будет в назидание! — безапелляционно ответил он.

— Ну что ж, пусть будет так, как ты говоришь! Я не забуду, как ты заботишься о братьях наших! И ты можешь всегда рассчитывать на нашу помощь, пусть великий Магал продлит твои годы!

После того как нас, вымазав в помёте, завели в один из штреков, и рабы с дрожащими руками стали подносить камни, для закладки прохода, Маргед громко произнёс:

— А ты Железяка, раз смог сбить с истинного пути своих соплеменников, сумевших поднять руку на братьев наших святых, защищая тебя, червя недостойного, то можешь поносить их на руках перед смертью! А если в тебе проснётся совесть, то вот тебе клинок с кинжалом, чтобы прекратить их страдания, и своей рукой убить их! — и он бросил мне, так мною любимое оружие.

И уже обращаясь к служителям спросил: — Надеюсь, смерть от руки друга, является не менее суровым наказанием?

На руках. Маргед сказал на руках. Боже, какой-же я идиот. Ведь правда, если мои друзья не могут сами дойти до выхода, я могу отнести их на руках. Ай да Маргед, ай да артист, Станиславский бы аплодировал.

Всё-таки он сдержал своё слово, и сделал всё возможное для меня и моих друзей. Вот умница. За секунды нашёл единственный выход из тупиковой ситуации. Да ещё умудрился при этом заработать себе авторитет среди верующих фанатиков. Вот жучара, везде выгоду найдет, да продлит великий Магул его годы.

Друзья моего оптимизма явно не разделяли. Кончилась твоя удача Железяка, говорили они. Страшной смертью погибнем теперь. И стали открывать бурдюк с водой, что бы смыть с себя птичий помёт.

— Хоть умрём чистыми! — вздохнули они с тоской.

— Стойте! Не смывайте! Это от тварей! — успел прокричать я, и, присев, рассказал им всю подоплёку этого непростого дела.

Как я перетаскал всех к выходу, рассказывать не буду. Только отмечу, что было нелегко. Пять человек, пять километров до выхода, по десять километров туда-обратно, хорошо, что Маргед догадался воды оставить. Но к исходу второго дня, мы все сидели на берегу реки, согреваясь у потрескивающего рядом костра.