Пряничный домик детства

Саша Карасёва, 2022

"Пряничный домик детства" – это сборник совсем коротких рассказов или новелл о первой любви или первой встрече с нею. Это разные истории о том, "как из детей вылупляются взрослые". Кого-то из них первая встреча коснётся лёгким крылом бабочки, едва заметным, а для кого-то она становится роковым событием. Но всегда это истории о грусти и одиночестве, потому что нет ничего сложнее взросления, и путь этот бесконечно одинок, и каждому из нас суждено было пройти этой тропою, чтобы дойти до другого берега.

КИНО

Надя была разочарована: она долго ехала в душном и скрипучем автобусе с гармошкой на другой конец города, за реку, и теперь мальчика, с которым она познакомилась летом на турбазе, не было дома. Ей было четырнадцать лет и наплевать на мальчика, но такое долгое путешествие должно было чем-то закончиться, а теперь она медленно шла к остановке, не зная, чем себя занять.

Летний день был в зените, и дома пока ее никто не ждал. Почти весь июль Наде пришлось провести в деревне среди кур и двоюродных сестер. Она злилась на родителей, которые испугались стремительного взросления дочери и предпочли держать ее все лето на огороде и парном молоке, вдали от городских соблазнов и парней. Надю раздражало, что ей не доверяют, и ей приходится возиться с сестрами, всего на пару лет ее младше, но все еще играющими с пупсиками. Ей и самой в прошлом году подарили Барби — настоящую чудо-женщину с грудью и каучуковыми ногами, которая стала настоящим предметом зависти к накачанным икрам и лучезарной улыбке. Но теперь кукла сидела на книжной полке, а Надя заканчивала девятый том «Анжелики», представляя себя гуляющей по коридорам Лувра и Версаля, Маркизой ангелов и королевой пиратов. Но лето так и катилось мимо, отражаясь в реке, горы обступали долину, а Надя сидела с книжкой на нагретом крыльце и придумывала вескую причину, чтобы вырваться в город.

И вот она в городе, но в нем было жарко, пустынно и абсолютно нечего делать. Оказывается, все подруги разъехались по дачам и домам отдыха, по телевизору крутили однообразную муть, на девятом этаже их панельного дома было нечем дышать, и только стрижи с громким щебетом рассекали воздух.

Мальчик с турбазы был единственным оправданием этой бессмысленной поездки в город. Он был круглолиц, конопат и смешон, зато травил смешные анекдоты и был хоть каким-то кавалером.

— Девушка! — услышала Надя за спиной. Она обернулась: к ней приближался парень. Настоящий парень. Высокий, черноволосый и совершенно взрослый.

«Наверное, лет восемнадцать», — подумала Надя и улыбнулась ему.

— Девушка, подождите! Я за вами уже полчаса иду.

— Я тороплюсь, — кокетливо сказала Надя, уверенная, что именно так и нужно отвечать на приглашение к знакомству, но стала ждать.

— Девушка, а вы же на остановку идете, да? Я ведь сюда с вами на одном автобусе ехал. — Парень уже подошел к ней и загородил собой солнце — таким высоким и классным он ей показался. — На самом деле мне совсем не нужно было ехать в эту часть города, просто я увидел тебя и решил познакомиться.

— Откуда мне знать, что ты не маньяк? — все так же приветливо спросила Надя, ощущая в себе настоящую женщину, способную заинтересовать такого красивого и взрослого парня. — Я не знакомлюсь на улицах.

— Меня зовут Вася, да, правда, Вася, — ответил он на ее недоверчивую улыбку. Достал пачку (о, надо же!) “Davidoff”, протянул ей, она отказалась, прикурил сигарету. — А тебя?

— Надя.

— Надя не курила, но твердо знала, что никогда не будет курить и делать минет. Курить — потому что это вульгарно и «целоваться с курящей девушкой, все равно что целоваться с пепельницей», а делать минет — потому что уважающая себя девушка никогда этого не сделает, а уважающий ее мужчина никогда не попросит об этом. Надя знала, что “Davidoff” — это высший класс сигарет, так же как и «Мадам Клико» — самое лучшее и дорогое шампанское.

Она медленно пошла в сторону остановки, а Вася — рядом, Надя делала вид, что ей все равно, но ее переполняло чувство гордости за то, что рядом с ней идет такой мужчина, в таких остроносых и начищенных черных ботинках, в таких модных черных брюках в тоненькую полоску и совершенно шикарной шелковой переливающейся рубашке с длинным рукавом. Она незаметно вдыхала дым его сигарет и чувствовала запах какой-то обалденной туалетной воды.

— А ты хорошо город знаешь? Я просто здесь в первый раз, только из армии вернулся.

— Где служил? — безразлично-насмешливым тоном спросила Надя, потому что именно таким тоном надо разговаривать с мужчинами. Ей было на самом деле все равно, где он служил, но ему уже двадцать! Он такой взрослый и настоящий, что захватывало дух от страха, что его не интересуют такие малолетки, как она.

— На Кубе.

— На Кубе?! — он так вырос в ее глазах, что насмешливый тон сохранять уже было невозможно. Куба была другой планетой и другой жизнью, непонятнее Америки и Парижа! Это уже спустя пятнадцать лет Надя сидела на пляже отеля «все включено» в Варадеро и сравнивала его с Доминиканой, где она бывала пару раз до этого. Но в то лето, когда она была ребенком, Куба была зарослями сахарного тростника среди пальм, где лоснящиеся от солнца черные тела рубили мачете.

В автобусе не было мест, и Надя вызывающе сидела на железной перекладине у гармошки, а Вася стоял совсем вплотную. Надины коленки почти упирались ему в грудь, а она делала вид, что так и должно быть. Он рассказывал про Кубу, и что от влажности там можно задохнуться, а Надя задыхалась от духоты автобуса и этой близости. Они шли по улице, и Вася сказал, что ему все завидуют, потому что рядом с ним идет такая девушка, и Надя уже задыхалась от счастья, потому что хотя ей и говорили комплименты раньше, они все были ненастоящими мужчинами.

Наде было легко, потому что было совсем рано, и комендантский час у нее начинался еще только часов через шесть, а за шесть часов можно было бы прожить целую жизнь.

— А все-таки, сколько тебе лет?

— А сколько ты дашь? — Надя была хорошей девочкой, и знала, что врать плохо, пожалуй, даже хуже, чем делать минет. Как ни странно, проституция отсутствовала в странном списке Надиных запретов, по-видимому, потому что представлялась ей занятием хоть и постыдным, но в определенных обстоятельствах благородным. Тем более, ее любимая Анжелика не брезговала использовать свое тело в качестве разменной монеты, жертвуя им ради высших целей.

— Ну, восемнадцать?

— Нет, четырнадцать! — выпалила Надя, безумно жалея себя за это.

Вася удивился и начал прикидывать в уме последствия. Он все-таки был благородным разбойником.

— Надо же, как рано стали развиваться девушки, — пробормотал он, хотя и в его время они развивались и росли не менее бурно. — Ты знаешь, мне надо на стрелку сегодня попасть в шесть вечера, — прикинул он на часах. Надя была такая загорелая, с такими длинными и худыми ногами и выгоревшими волосами, что ему захотелось хотя бы еще немного пройтись с ней рядом по улице.

— Ну да, мне тоже надо к шести по делам, — равнодушно ответила Надя, испытывая в душе такое унижение, которого, пожалуй, не испытает от мужчины больше уже никогда. Ее отвергли как ненужного пупсика, хотя она была начитанной девочкой и отличницей. Мир был устроен несправедливо в четырнадцать лет, потому что не позволял взрослеть раньше.

Они проходили мимо кинотеатра, наверное, он назывался «Аврора» или «Победа».

— Может, в кино зайдем?

— Пошли. — В девяносто втором было все равно, на какой фильм идти: фильмы были одни и те же, и показывали их с заданной периодичностью.

Кондиционеров в кинотеатрах тоже не было, но толстые кирпичные стены старинных домов хранили прохладу. На экране какая-то истеричная тощая женщина бегала голышом по лестничной клетке — возможно, это был один из фильмов постперестроечной эмансипированной волны, Надя не могла сконцентрироваться на сюжете и картинке. Вася гордился своим благородством и сдержанно прикасался к Наде своим локтем, а она понимала всю ответственность и романтичность момента, и это жгло ее.

— Пойдем отсюда, — Вася так близко, так тихо прошептал ей это на ухо, что ему самому с трудом удалось сдержать свое дыхание. От нее пахло нагретой солнцем кожей и морской солью, она молча кивнула, он взял ее за руку и повел к выходу, как только мужчина может властно и просто повести женщину за собой.

Они стали спускаться по темной лестнице, медленно, вдоль шершавой стены. У Нади дрожали ноги, Вася остановился и прижал её к стене. Он сделал это так осторожно и с такой нежностью, как больше никто не прикасался к ней после. Его руки скользнули к подолу ее короткого платья, туда, где она уже ждала его, такая же жаркая, и такая же влажная, как Куба, на которой он никогда не был. Она посмотрела на него и улыбнулась по-детски искренней улыбкой, и он так и не стал расстегивать ширинку, а отвернулся и зашагал вниз.

Когда Надя вышла на улицу, лето обдало ее солнечным светом. Вася курил. Потом он сел на автобус и уехал, а Надя еще очень долго с тайной надеждой его увидеть проходила мимо того места, где он назначил ей следующее свидание, но на которое так и не пришел.

Москва, 2009 г.