Ошибка профессора

Сандра Бушар, 2023

Он тиранил меня с первого учебного дня… Вот уже три курса длится персональный ад! Профессор Шлефов не подарок для всех, но именно меня мужчина почему-то выбрал главной жертвой.Все дошло до отчисления… Практически!Один очень конкретный надоедливый препод "удачно" ошибся номером и отправил дик-пик не тому человеку.Теперь бразды правления в моих руках и месть будет жестокой!

ГЛАВА 2

Никогда не думала, что я настолько злорадный и мстительный человек. Две недели я мурыжила профессора, всячески его игнорируя. Убегала, когда он поджидал меня в коридоре. Не реагировала на прямые приказы по громкой связи вуза явиться в кабинет. И даже во время пары, когда он обращался напрямую, делала вид, что занята чем-то более важным. Все это приносило мне неописуемый, почти оргазмический экстаз!

Мне нравилось наблюдать, как Шлефов из мстительного демона медленно превращается в помешанного и тревожного мученика. И когда на паре он вдруг посмотрел на меня не с ненавистью, а с потерянностью и беспокойством, я решила: «Пора его навестить! Клиент созрел для моих условий».

Ректор любил Шлефова. Пока все остальные руководители кафедр заседали прямо на кафедре, наш профессор считал это выше своего достоинства. Ему единственному выделили огромный отдельный кабинет в тихом крыле общего здания, окна которого выходили на внутренний сад.

Я постучала раз… Два… Три… Никакого ответа! Уже было решила уйти, но заметила щель в приёме. Там точно кто-то был. Поэтому, наплевав на правила, я толкнула дверь и ступила одной ногой внутрь, просовывая нос в кабинет.

Вадим Геннадьевич сидел в мягком кожаном кресле за огромным столом из красного дуба. Рукава его белой рубашки оказались закатаны до локтей, пиджак скинут на маленький гостевой диван. Зарывшись лицом в ладони, он тяжело дышал и неразборчиво шептал себе под нос ядовитым тоном:

— Вот же стерва… Тоже мне, шантажистка нашлась… Да я таких, как она, на завтрак ем! Отчислю! Засужу! По миру пущу! Решила, я ее испугался? Не на того напала!

«Думает обо мне, какая прелесть!», — подавив довольную улыбку, я сделала пару громких шагов и звонко постучала по двери. Убийственный и раздраженный взгляд Шлефова переместился на меня.

— Мне сейчас зайти или сразу после Белочки? — невинно поинтересовалась я, широко улыбаясь. Из ушей мужчины разве что пар от злости не пошел. — Вы так увлеченно с ней общаетесь, не хочу прерывать.

Сжимая зубы до хруста суставов, Вадим Геннадьевич кивнул мне подбородком на диван:

— Заходи. Рот прикрой и… Дверь заодно.

Никуда не торопясь, я медленно передвигалась семимильными шагами, и пронзительные глаза, желающие скрутить мне шею, совсем не смущали. Я еще не успела удобно устроиться, как он резко вскочил на ноги и ударил кулаками о свой стол:

— Что ты от меня хочешь, Василькова?!

Глядя на то, как разлетаются в разные стороны учебники и ручки, я театрально положила руку на сердце:

— Так сразу? Даже кофе не предложите?! А как же хваленое профессорское гостеприимство? Говорят, в приёмной ректора печенье предлагают, а у вас никакого сервиса…

— Могу предложить яд в бокале или печенье с мышьяком, — выдавив из себя подобие улыбки, он снова потребовал: — Говори!

Хмыкнув, я решила, что, наверное, вправду не стоит ходить вкруг да около и сразу выпалила главное требование:

— За нанесенный моральный вред от лицезрения вашего голого тела я хочу освобождения от высшей математики навсегда.

Он молчал, но бровь на замершем в недоумении лице поднималась все выше и выше:

— Зачёт тебе прямо сейчас поставить? В сентябре? Ну, давай.

Я растерялась: «А что, так можно?». Желая поскорее со всем разобраться, я суетливо достала из сумочки зачетку и положила ему на стол. Даже заботливо открыла на нужной страничке, ручку подала с пола и улыбнулась:

— Прошу, Вадим Геннадьевич. Это в наших общих интересах.

Он усмехнулся, присел, почесал затылок, а потом взял и расписался в зачетке. Я с трудом сдерживалась от победного танца. Неужели это конец?! Никакого отчисления? Никакого Шлефова до конца моей жизни? Победа!

— Так пойдет? — громко захлопнув зачетку, он швырнул ею мне в лицо. Я была настолько счастлива, что этот жест меня нисколько не взбесил. — Так пойдет, шантажистка?

Не веря своему счастью, я дрожащими руками открыла книжечку и… Обомлела. Напротив высшей математики стояло лишь одно слово размашистым почерком: «Сволочь».

Резкий вдох… С трудом удалось сдержать невозмутимый вид:

— Профессор Шлефов, все прекрасно, но… Вы тут расписались, а оценку не поставили.

Забыв о всех нормах морали, я буквально запулила в него зачеткой в ответ. Тот пригнулся. Книжка ударилась о стекло за спиной и отпружинила в мусорный бак. Пусть так. После художеств ей только там и место. Придется в деканате врать, мол потеряла, и сделайте новую.

— Слушай ты, Василькова, — прищурившись, он деловито сложил руки на груди и пытался говорить максимально уничижительно. Но скорость фраз говорила о том, что мужчина все же нервничает. — Ты вообще забыла, с кем разговариваешь, а? Может, я прямо сейчас записываю наш разговор на диктофон, а завтра напишу на тебя заявление в полицию о шантаже.

— Пусть так, — я блефовала. Новые проблемы с полицией мне были точно не нужны, только вот Шлефову об этом знать не обязательно. — Но тогда всплывет и ваше «селфи». Сядем вместе. Возможно, в одну камеру. Представьте, как весело будет учить только меня одну ближайшие лет пять?

— Пять лет? — он оскалился, а черные глаза блеснули знакомой ненавистью. — С чего бы?

— Так я немного приукрашу. Скажу, что вы до меня все три года учебы страшно домогались. Склоняли, так сказать, к интиму, — я коварно подмигнула пышущему яростью мужчине. — А то, что вы меня на парах гнобили, так это для отвода глаз… Чтобы в совращениях не заподозрили.

Я заигралась, причем давно. Но скажи я что-то поистине нереальное, Шлефов уже давно бы поставил меня на место, выгнал вон и окончательно добился отчисления. Но он этого не делал. Значит, мои бредни были не так далеки от правды… Карьера мужчины, а главное — повышение, висели на волоске и зависели (как он сам выразился) от какой-то сволочи. То бишь меня.

Видимо устав испепелять меня взглядом, он тяжело вздохнул и зарылся лицом в ладони:

— С тобой так сложно, Василькова…

Похлопав мягкие черные подушки вокруг себя, я пожала плечами:

— Хотела бы быть удобной, родилась диваном.

— Ты и есть диван, — выпалил он, явно пытаясь донести, что я для него не существую. Нечто невзрачное, максимально безразличное. Буквально пустое место.

Почему-то это задело мою самооценку. Глупости какие… Кто он вообще такой? Тридцатилетний заносчивый препод. Неженатый, по понятным причинам. Кто такого вообще выдержит? Только больная на всю голову… А у меня вот все еще впереди в двадцать с небольшим…

Никак внешне этого не показав, я гордо вскинула подбородок:

— Тогда… Вадим Геннадьевич, у вас большие проблемы: с мебелью разговариваете. Может, все же к врачу?

И снова психи. Зарычав что-то нечленораздельное, он скомкал лист бумаги и швырнул его в сторону, сбивая с книжной полки томик Достоевского. Понимая, что сегодня диалога не получится, я устало вздохнула, встала и быстро направилась к выходу.

— Стой, — вдруг проговорил он мне в спину. На удивление, совершенно спокойно. — Что ты намерена делать… с фото?

Обернувшись, я так же честно ответила:

— Пока не знаю. Но так просто вы не отделаетесь, профессор. После того, что вы заставили меня пережить эти три года, я просто не могу поступить иначе… — не знаю, как так вышло, но память огромным снежным комом пригвоздила меня к полу воспоминаниями о пережитом. В ярких деталях, словно наяву, я видела все издевательства, унижения и насмешки. Непрошенные слезы встали перед глазами комом. Бессмысленно пытаясь сглотнуть ком в горле, я тихо шепнула: — У вас скрытый талант доводить меня до суицидальных мыслей. Так вот, впредь скрывайте его тщательней.

Шлефов молчал. Даже сквозь непрошенную пелену слез я видела новую эмоцию на его лице: растерянность. Он буквально потерялся, не зная, куда себя деть.

Не давая ему очередную возможность втоптать меня в грязь, я быстро покинула кабинет.

В тот день мы ни о чем так и не договорились.

****

— Диана, — ладонь Саши аккуратно упала на мое колено. Я поймала на себе ее встревоженный взгляд, — может, ты все же поделишься с нами?

— Чем именно? — пытаясь казаться расслабленной, я слишком импульсивно пожала плечами. — У меня ведь все отлично!

— Ага, — Рита с подозрительным прищуром изучала мои бегающие из стороны в сторону глаза. — Мы все видим, подруга. Колись уже.

С каждым днем все тяжелее становилось скрывать тайну Шлефова от подруг. Которым, к слову, я раньше все рассказывала. Сейчас же казалось, словно телефон с пресловутым дик-пиком прожигал мне карман… Хранить настолько большой секрет для меня оказалось в новинку. Словно кто-то привязал огромный камень к шее! Попробуй удержи. Да еще и сама не утони…

— Хватит уже! Все правда нормально, — деланно психанув, я отложила конспект по международному праву на деревянную скамью и приступила к агрессивному вгрызанию в зеленое яблоко. На нем я отыгралась по полной!

Девочки, устроившиеся прямо передо мной на все еще теплом газоне внутреннего дворика, в который раз переглянулись. Я вздрогнула. Казалось, они вот-вот откуда-то обо всем догадаются! Проникнут в мысли и увидят то самое интимное фото…

— Я ведь говорила, — деловита заявила Рита Саше, — у нее просто появился мужчина!

— Что?! — я опешила от такой догадки и почти уронила целое яблоко. То покатилось прямо к центральным воротам. — Откуда такие выводы, Штирлиц?

— Похоже на то… Но зачем скрывать… Мы ведь не Настенька Петрова и осуждать не станем! — Саша задумчиво принялась грызть ногти, а после с ужасом перевела взгляд на меня. — Он что, старый? И, еще хуже, женат?

Сглотнув тяжелый ком, я положила руку на колотящееся сердце. Лишь немного придя в себя, я постаралась их убедить:

— Нет. Это все бред сивой кобылы. Как вообще мои лучшие подруги могли ТАКОЕ обо мне подумать?

Они мне не поверили. Я видела это по глазам и косой улыбочке. И когда я, оскорбленная до глубины души, уже готова была с пеной у рта доказывать свою правоту, позади послышался обманчиво спокойный хриплый бас:

— Кажется, это вы яблоко обронили, Василькова. Что, руки уже не держат? Или это первые признаки Альцгеймера?

— Код красный! — одними губами прошептала побелевшая Саша. Рита же просто сверлила профессора за мной пронзительным взглядом. — Повторяю, это не учебная тревога! Код красный! Красный!

Бежать было поздно, да и куда? Мы посреди огромной площадки, предназначенной для отдыха студентов. Нехотя обернувшись, я увидела направляющегося к нам Шлефова, держащего в руке откусанное мною яблоко. С коварной улыбкой он смотрел только на меня. Не моргая. Аж жуть брала.

— Мне оно больше не нужно. Дарю, — за неестественной улыбкой я пыталась спрятать презрение и злость. Выходило плохо. Мужчина фыркнул и кратко закатил глаза.

«Как я тебя ненавижу!», — без слов шептал профессор.

«Взаимно!», — отвечала ему я.

— Ректор Игнатьев просил обсудить с вами тему грядущей научной работы, — холодно заявил он, обведя нас с девочками полным призрения взглядом, словно оценивал падших глупых проституток на паперти. Я бы обиделась, но профессор так на всех смотрел — свысока и презрительно. — Жду после учебы в «Глобусе». Пройдемся по деталям.

Не давая мне возможности возразить, Шлефов быстро развернулся и потопал обратно в здание университета.

— Он что, — Саша опешила, — будет твоим куратором? Жесть, не повезло… Бедная моя!

Я тяжело задышала. Казалось, почва ушла из-под ног, а мир стал плоским.

— Странно все это… Зачем зовет тебя в забегаловку у вуза, а не в свой кабинет? — Рита задумчиво уставилась вслед преподу. — Как-то Шлефов изменился за последние дни… Только я заметила? Что-то с ним не то…

— Ничего странного! При свидетелях он побоится меня прибить. Посадят. А в «Глобусе» студентов полно, придется сдерживать внутреннего монстра, — ляпнула я, а потом собрала волю в кулак и бросилась за мужчиной. — Стойте, профессор Шлефов!

Он как раз выбрасывал огрызок яблока в урну. Да еще с таким видом, словно это чужой использованный презерватив. Скривился, поморщился, руку антисептиком протер… Разве что не перекрестился!

— Что тебе, Василькова? Хочешь доесть? Поздно. Хотя, это же ты… — он облил меня новой порцией пренебрежения и закатил глаза. — Можешь достать. Приятного аппетита!

Я тяжело задышала, пытаясь мысленно успокоиться. Шлефов, конечно, был еще тем козлом, но… Нет! Он был просто козлом. Точка. Никакого продолжения.

— Вы — мой новый куратор по научной работе? — говорила я спокойно, пока внутри все переворачивалось. Пару пар в неделю с этим человеком давались с трудом. Выносить его чаще? Жизнь к такому не готовила…

Он видел, что внутри я умираю. Упивался страхом студентки. Улыбался, не скрывая радостные искры в глазах. Долго держал паузу… Меня чуть не вывернуло от тошноты и головокружения, когда Шлефов наконец сжалился и ответил:

— Только через мой труп! Окстись! Просто хочу с тобой обсудить… Эм… Сложившуюся ситуацию.

Облегченно выдохнув, я смогла вернуться к сарказму:

— Вы имеете в виду ваш голый половой?..

Резко достав из кармана жвачку, он на удивление быстро и ловко закинул мне её в рот. Я чуть не подавилась! Но Шлефову было плевать… В панике обернувшись по сторонам, мужчина торопливо убедился, что нас никто не слышал. Только после этого расслабился. Даже мои подруги оживленно о чем-то болтали и совершенно за нами не следили.

— В общем, — снова заговорил он, — у меня для тебя выгодное тебе предложение. Жду в восемь в «Глобусе». Все поняла, Василькова? Или тебе по буквам повторить? Ты же у нас подтормаживаешь…

И тут я поняла кое-что удивительно: несмотря на все грубости и сарказм, профессор Шлефов шел у меня на поводу и был готов выполнить любое условие, лишь бы о его конфузе никто не узнал. Я была так счастлива, что не сдержала коварной улыбки. Моя взяла.

— Не забывай, — сверкая праведным гневом, процедил он по слогам, — лебедь свинье не товарищ! Все будет по-моему!

Он пытался запугать меня многообещающим взглядом, только вот впредь это не работало. Самодовольно подмигнув, я нагнулась к его уху и шепнула:

— Правда, профессор Шлефов? Тогда я полетела! А вы не слишком там увлекайтесь яблочками из мусорки…

Развернулась и ушла к подругам не оглядываясь. Но взгляд голубых глаз, прожигающих во мне дыру, ощущала еще очень долго. Слишком долго…

****

В назначенное время я пришла в «Глобус», но почему-то долго не решалась войти. Нервозность во мне никуда не девалась. Одно дело общаться со Шлефовым при огромном потоке студентом на паре, а другое — сидеть один на один в кафешке. Да, заведение людное, но столики расположены очень обособленно, с высокими перегородками. При большом желании профессор и пришить меня там может так, чтобы никто не заметил…

— Что ты такое несешь? — успокаивала я себя дрожащим голосом. — Саша и Рита знают, что ты со Шлефовым. Если что — его посадят.

Слабое утешение, но на время это сработало. Приняв облик равнодушной хладнокровной студентки, я вошла внутрь кафе на полчаса позже. Шлефов злился и нервничал. Уже подходя к мужчине я четко видела: сейчас в мой адрес прилетит очередная колкость. Она прямо на языке у него крутилась. Что-то типа: «Что, Василькова, в трех соснах заблудилась?» или «Забыла, что значат стрелочки на циферблате? Ты ясельки с университетом мирового уровня перепутала?».

Морально к грубому сарказму я уже была готова. Сжимая руки в кулак, топая ногой по полу, кусая губы, он стрелял в меня хитрыми глазами.

— Василькова, ты… — начал он и… Осекся. Впервые в жизни сам себя одёрнул. Показательно спокойно указал мне рукой на место напротив и процедил. — Нет времени! Хочу, чтобы это быстрее кончилось. К делу.

Это казалось странным. Подозрительным. И, черт его дери, непривычным! Я была заинтригована, но все равно задумалась и вдруг решила, что не хочу прямо сейчас отпускать поводок. То есть, Шлефов три года меня тиранил, а я его должна за пару встреч помиловать? Нет уж!

Прекрасно видя, как тяжело ему дается мое общество, я улыбнулась:

— Что же вы так… Прямо с порога… Хоть бы какой-то комплимент даме сделали, профессор. Не хотите сгладить углы? Так сказать, расположить меня к себе и задобрить.

— Комплимент захотела? Хм… — он замер, удивленно бровь поползла ко лбу. Сжав губы в трубочку, он скривился: — Говорят, нельзя делать ДАМЕ комплимент по поводу усов, как бы хороши они не были. Так что нет, и я не стану.

Я тяжело задышала от нового прилива злости. Маска равнодушия была повержена и наружу вышло мое истинное лицо — полное ненависти к мужчине.

— Что, — я перестала быть вежливой, — даже ДАМУ ужином не угостите?

— А надо? — он тяжело вздохнул, нервно глянул на часы. — Дама сама дома не поест?

— Нет. Если дама будет есть сама дома, то может чисто «случайно» скинуть одно интимное фото всем своим знакомым… — демонстративно уставившись в меню, я старательно делала вид, что увлечена. — На голодный желудок я злая и к переговорам не расположена. Оно вам надо?

Махнув рукой, он откинулся на стул и закрыл лицо руками:

— Угощаю, Василькова. Бери все, что хочешь! Только быстрее, умоляю. Секунда с тобой рядом, как год на каторге.

Ну, а я что? Бедный студент, привыкший питаться одними макаронами да яблоками. От счастья перед глазами все померкло, а желудок победно заурчал, приготовившись к пиру.

— Мне, пожалуйста, три шаурмы, салат «Цезарь», картошку фри, сырные палочки, колу, молочный коктейль и… — я взглянула на удивленного Шлефова. Он не мог поверить, что такая хрупкая девушка, как я, способна столько съесть? Что же, этот мужчина просто не сидел на общажной диете три года… — Самый большой кусочек любого торта! Нет… Давайте два!

Шлефов нервно топал ногой по полу, пока я тщательно и долго жевала три шаурмы. Надо было видеть лицо мужчины, когда он понял, что для меня это никакая не проблема. И лишь когда перешла к картошке, он не выдержал и воскликнул:

— Кто бы мог подумать, что в тебя столько вмещается! Даже жутко немного… Бездонная какая-то.

— Хороший аппетит приходит во время еды, а отличный — во время диеты! А мне ее по долгу студента приходится вот уже четвертый год соблюдать. Вы-то страхом людей питаетесь, вам не понять.

Он молчал, но злился. Внимательно следил за тем, как тикала стрелка на ручных часах. Иногда издавал протяжные изнывающие рыки и бросал в мою сторону взгляды, пропитанные чем-то кислотным и ядовитым. Наконец, перейдя к десерту, я по-барски кивнула:

— Вроде перекусила… Готова слушать.

Он мгновенно посерьезнел:

— Снова спрашиваю, Василькова: чего ты хочешь?

Я расплылась в сытой улыбке и мечтательно прикрыла глаза:

— Чего хочу? Хмм… Простого человеческого перевода на карту с подписью: «Ни в чем себе не отказывай!». Тысяч сто сейчас бы решили все мои проблемы! А вам зачем? Решили пофилософствовать?

Конечно, я пошутила. Это было очевидным. Но вот Шлефов вдруг зарылся в телефоне. Сперва я решила, что он в наглую переписывается с кем-то, игнорируя при этом меня. Только вот спустя минуту мой сотовый завибрировал и… Я подавилась молочным коктейлем.

— Сто тысяч?! Вы так просто перевели мне такие огромные деньги? — я снова и снова обновляла приложение банка, не в силах поверить своим глазам. Шлефов даже подпись сделал, как я озвучила. С недоумением посмотрев на застывшего профессора, я растеряно вскинула руками: — Что? Зачем? Не понимаю…

— Не «просто так», Василькова. Я даю тебе фору в три желания, — выпалил он, пока я пыталась вспомнить, видела ли моя карта когда-то такие огромные поступления. Нет… Не видела… — Перевод на карту — первое. Считай, уже потраченное. Осталось еще два.

— Два желания? — ситуация становилась все более запутанная и непонятная.

— Да. Два, — кивнул тот серьезно в подтверждение. — Я выполняю, и ты забываешь о фото. А точнее, подписываешь официальный документ при моем юристе. Мол, никогда и никому его не покажешь.

Дыхание ускорилось. Мир вокруг перестал казаться реальностью. Крепко обхватив руками стол до побеления костяшек, я окончательно растерялась:

— Но… Мне нужен только зачет… Чтобы никогда вас больше не видеть! Зачем такие сложности?

— А вот это — нет, — вдруг строго отмахнулся тот. — Я оценки за красивые глазки никому не ставлю, поняла? Это мой принцип. И даже наша ситуация ничего не поменяет!

«Он считает мои глазки красивыми? Интересно, давно?», — почему-то подумала я и тут же отмахнулась. Какая кому разница, что он там считает?!

— Но…

— Учить будешь, как все. Это не обсуждается, — чеканя слова, он не давал мне возможности апеллировать. Явно к разговору давно готовился и все для себя решил. — В общем, думай, Василькова. Два желания еще есть. В пределах моих возможностей, естественно. И, как ты уже поняла, незаслуженные оценки я ставить не буду.

В тот момент ответить что-то разумное и взвешенное я была не готова, уж слишком шокировало «предложение». Поэтому Шлефов снова поставил меня перед фактом:

— Думай. Только недолго. Как что-то решишь, пиши по СМС. Номер ты, как я понимаю, знаешь.

Вышла из «Глобуса» я потерянная и дезориентированная. В задумчивости даже пропустила свою остановку и двадцать минут потом шла пешком до общежития. Не сомкнув в ночи глаз, я пришла к двум неутешительным выводам. Во-первых, знай я, что Шлефов реально переведет мне деньги, просила бы больше. Что для него эти сто тысяч? Ездит на «Ягуаре», а одевается только в «Армани»… И, во-вторых, что-то в его предложении казалось нечистым, подставным… Ну, не верила я в покладистого и идущего на уступки профессора. Говнюки не меняются!

Но, на рассвете, махнув рукой, я-таки задремала. Как говорила моя мудрая бабушка: не важно, плывешь ты по течению или против, главное, чтобы на яхте. Моя яхта — припрятанный в надежном месте дик-пик. И как бы Шлефов не пытался извернуться, туз все же в моем рукаве, а не его!