Хорошая сестра

Салли Хэпворс, 2021

Мировой бестселлер. Салли Хэпворс откровенно пишет о семейных секретах и хитросплетенных отношениях. Ее сюжеты наполнены дерзостью и очаровательно-мрачными красками. «Хорошая сестра» – это стильный покет с клапанами и дополнительными материалами к книге. Идеальный выбор, если вы не планируете спать до утра. «В героев Салли Хэпворс невозможно не влюбиться». – ЛИАНА МОРИАРТИ, автор бестселлера «Большая маленькая ложь» У каждого из нас есть темная сторона. Но мы никогда не знаем, кто включит в ней свет. Роуз и Ферн – сестры-близнецы, но их жизни сложились по-разному. У Роуз есть дом, муж и страстное желание стать матерью. Ферн работает в библиотеке, не любит яркий свет и боится громких звуков. Когда Роуз сообщает, что не может забеременеть, Ферн понимает, что должна помочь сестре. Даже если для этого придется родить самой… Она готова пойти на все, ведь много лет назад Ферн сделала кое-что очень-очень плохое, и все эти годы хорошая сестра надежно хранила ее секрет. Очень скоро Ферн начинает понимать, что совсем не знала свою сестру, и тогда причудливое сплетение их судеб превращается в петлю. «Мой психотерапевт прав. Если излить все мысли на бумаге, становится легче. Вот почему он дал мне этот дневник. Не уверена, что это поможет, но вот я уже пишу. Начать стоит с того вечера у реки…»

Ферн

Ребенком я любила ходить в школу, и тому было несколько причин.

Ежедневная рутина — ходить туда и обратно.

Расписание, благодаря которому я всегда знала, чего ожидать.

Учеба.

Чтение.

Конечно, в школе было и много неприятного. Люди, шум, свет, запахи. Тем не менее я приспособилась. Я старалась приходить в школу после звонка и таким образом избегала утренней толкотни в коридорах. Сидела в первом ряду, где болтовня сведена к минимуму. В обед съедала свой сэндвич на улице, а затем шла в библиотеку почитать. После школы шла домой длинным путем, чтобы не приходилось вести светские беседы с другими детьми. Но каждый год был один день, который мне было не обойти.

День соревнований по плаванию.

Для человека с нарушением обработки сенсорной информации соревнования по плаванию — это настоящий ад. Теплое и влажное замкнутое пространство, радостные возгласы и крики, пловцы в костюмах кричащих цветов, отвратительный запах хлорки. Я придумывала разные убедительные аргументы, чтобы мама позволила мне остаться дома, но она всегда отказывала. «Тебе нужно проявлять командный дух, — говорила она. — Очень важно поддерживать своих сверстников».

В первый год я держалась стойко. От меня хотя бы не требовали участвовать. (Один из плюсов школ, в которых занятия спортом не обязательны.) Все, что нужно было, — это стоять рядом и болеть. Я пришла с затычками для ушей, но меня смутил запах. Он был какой-то странный. Не просто соленая вода и хлорка, как в бассейне на заднем дворе. Воздух был теплым, сырым и затхлым. Как только я вошла, то почувствовала его каждой клеткой своего тела. Я словно пребывала под водой, только без волшебной тишины. Напротив, шум был такой сильный, что в голове гудело.

Когда мы вошли, Роуз взяла меня за руку, так что я поняла, что это жест утешения, но у меня мурашки пошли по всему телу от ее прикосновения. Будто меня покрывало что-то еще, требующее внимания. Она повела нас на самый верх, на предпоследний ряд, и усадила меня на пол. Все зрители стояли, так что оттуда нас видно не было, и учителя не заставили бы нас болеть. Не идеально, но лучшее, на что я могла рассчитывать. У меня было ощущение, будто я тону. Хлорка прилипала к коже, школьная форма на мне отсырела насквозь. Я терпела до тех пор, пока Роуз не ушла на свой заплыв (по какой-то невообразимой причине она записалась на пятидесятиметровую эстафету вольным стилем). «Просто не высовывайся, — велела она мне перед уходом. — Я вернусь, как только смогу».

Я коротала время, считая в обратном порядке от миллиона, вычитая по девять. Но время тянулось мучительно долго. Только я подумала, что не выдержу больше ни секунды, как мистер Малкэхи заметил, что я сижу на полу, и крикнул мне, чтобы я встала. (Мистер Малкэхи был учителем естественных наук; у него были желтые зубы, от него пахло луком и мятными леденцами.) В этот же момент наша команда, должно быть, выиграла, потому что спортзал взорвался жутким победным ревом. Мальчик в соседнем ряду, которого я не узнала, с длинными белокурыми волосами, подхватил меня и закружил, прыгая вверх-вниз и крича: «Да-а-а-а!» Мои чувства взорвались. Я будто попала в другое измерение.

Я не хотела причинить ему боль. Должно быть, это был рефлекс. Хорошо отработанный рефлекс, потому что сначала я надавила ему на глаза, затем ударила коленом в пах. Я начала успокаиваться, как вдруг почувствовала, как кто-то коснулся меня сзади. Удар локтем назад, и нос мистера Малкэхи сломан.

Во время последующей встречи директор нашей школы, мисс Найт, сказала, что «наибольшее беспокойство вызывает тот факт, что она не проявила никакого раскаяния». Я объяснила ей, что, напротив, испытала облегчение, потому что все могло быть гораздо хуже.

Я понимала, что в тот момент могла убить кого-то.

Я прихожу в Ботанический сад без четверти двенадцать, за пятнадцать минут до назначенного с Уолли свидания. Я планировала использовать это время, чтобы найти место в тени, расстелить покрывало, которое взяла из дома, и распаковать сэндвичи: себе я, как обычно, сделала с медом, а для Уолли — с медом и соленым соусом «Веджимайт». Но, войдя через восточные ворота парка, я с тревогой обнаруживаю, что Уолли уже здесь, сидит на покрывале, вытянув длинные ноги.

— А ты рано! — восклицаю я.

— Всегда стараюсь по возможности приходить на четверть часа раньше.

— Правда? — удивляюсь я. — Я тоже.

— Кто же не ценит пунктуальность? — пожимает Уолли плечами.

— Вообще-то многие, не поверишь.

Я устраиваюсь поудобнее на покрывале, которое принес Уолли. Оно достаточно просторное для нас двоих и совсем не колючее, как большинство покрывал для пикника. Наше свидание было довольно простым в организации, поскольку я объяснила Уолли, что такое свидание.

— Приглашаешь меня на свидание? — спросил он тогда в ответ на мое приглашение. Его вопрос меня удивил, так как он явно услышал, что я сказала, и я не могла понять, почему он ждал дальнейших разъяснений.

— Да, — ответила я, настолько медленно и четко, насколько могла.

Тем не менее он выглядел озадаченным. Настолько, что на кратчайшую долю секунды он посмотрел мне прямо в глаза и переспросил:

— Свидание?

В тот момент я начала сомневаться в его хваленом IQ. Уолли молчал так долго, что я уж начала думать, не случился ли с ним приступ. Я задумалась: с чего бы так? Бегло почитав в интернете, я убедилась, что в наше время девушки так делают — приглашают парней на свидания. И все же бедный парень выглядел совершенно озадаченным. Мне подумалось, его могло сбить с толку само слово «свидание».

— Согласно сленговому справочнику «Urban Dictionary», свидание — это когда два человека встречаются, чтобы вместе чем-нибудь заняться, и возможность возникновения романа между ними не исключена, — объяснила я.

Лицо Уолли по-прежнему ничего не выражало. Я вздохнула. Именно по этой причине я предпочитала четкое планирование, а не спонтанность. Обычно, когда намечалось что-то выходящее за рамки обыденной рутины, — например, посещение стоматолога или гинеколога или участие в съезде библиотекарей в государственной библиотеке, — я тратила много времени на планирование всего этого. Узнавала оптимальный маршрут, проверяла расписание поездов, следила, чтобы медицинское учреждение работало по графику. Но в тот день я будто сбилась с пути. Прежде чем сдаться, я решила предоставить ему еще одно объяснение, взятое из того же словаря.

— Это физическая активность между двумя людьми, которых влечет друг к другу и в результате которой один или оба партнера зачастую испытывают половое влечение.

Наконец, как ни странно, он засмеялся. Этаким полусмехом, будто сам не понимал, смеется он или горло прочищает. Затем он вскинул руки и сказал:

— А знаете… конечно! Я свободен в субботу. Чем хотели бы заняться?

После того как мы обменялись несколькими идеями, я поняла, что пикник — единственный реальный вариант, учитывая, что я не хожу в рестораны или торговые центры, а в кинотеатрах звук слишком громкий и там пахнет попкорном. Уолли натянуто согласился, и тут словно небеса улыбнулись нам (нелепое выражение, поскольку у небес нет ни лица, ни тем более рта, чтобы улыбаться), принтер ожил и начал работать, так что, извинившись, я быстро убежала, пока кто-то еще не попросил о помощи.

И вот мы тут. На пятнадцать минут раньше назначенного.

Я отмечаю про себя, что на Уолли те же очки в черной оправе, фланелевая рубашка с джинсами и, конечно же, нелепая шапка. Должна признаться, это однообразие в его внешности меня успокаивает. Меня всегда настораживает, когда люди меняют имидж. Например, Линда из библиотеки меняет прическу с пугающей частотой. Не только цвет, но и стиль: то прямые, то завитые, то зачесанные назад и блестящие, будто мокрые. Она, конечно, яркий пример, но все же большинство людей склонно менять ежедневно как минимум одежду. То новые серьги, то помада поярче. Пословица гласит, что перемены так же полезны, как отдых и праздники, но мне никогда не нравились ни перемены, ни праздники. По этой причине я надела любимую солнечно-желтую юбку, радужную футболку и удобные кроссовки. Единственный дискомфорт мне доставляют влажные губы — утром я прочла в интернете, что к свиданию нужно подготовиться, и нанесла блеск. С радостью бы от него избавилась, но у меня с собой ни салфетки, ни платка.

— В чем дело? — спрашивает Уолли.

— В каком смысле?

— Ты странно на меня смотришь.

— Правда? — С мгновение я размышляю над этим, а потом задаюсь вопросом: как он вообще это заметил, ведь его взгляд направлен куда-то мимо моего левого плеча? — Кто кого переглядит? — рискую я предложить. Это, как ничто другое, должно помочь растопить лед, на мой взгляд. Начало казалось многообещающим, когда глаза Уолли слегка расширились, но затем его взгляд снова скользнул вдаль, через мое плечо. Может, у него проблемы с глазами?

— Я выиграла! — радостно восклицаю я.

Лицо Уолли становится по-доброму хмурым.

— Совсем не умеешь играть в гляделки, — отмечаю я, доставая из сумки сэндвичи, и пока я протягиваю Уолли его кусок, который приготовила специально для него, он открывает сумку и достает оттуда целый кладезь еды: буханку свежего хлеба, головку сыра «Бри», пакет винограда и даже плитку темного шоколада.

— Бог ты мой!

— Что?

— Да это же настоящий пир! Где ты все это взял?

— Все это? — переспрашивает Уолли, указывая на еду. — Украл.

— Украл?! — разинула я рот.

Уолли фыркает.

— Ну конечно, нет. За кого ты меня принимаешь? Купил в супермаркете.

— Зачем ты потратил столько денег, — спрашиваю я скептически, — если даже не можешь позволить себе жить в доме или квартире?

— Дело не в том, что я не могу позволить себе дом… Жить в фургоне — это как бы…

— Образ жизни?

— Да!

— Понятно. — Разворачивая свой сэндвич, я чувствую на себе его взгляд и обнаруживаю, что он смотрит на меня, лениво улыбаясь.

— Можешь не верить, но мне нравится простота фургона. И на еду деньги у меня есть. Я внештатный программист, помнишь? — Уолли достает из сумки нож для хлеба и начинает нарезать буханку, усмехаясь.

— Почему фриланс? Ты наверняка можешь найти себе постоянную работу.

— Могу. — Уолли продолжает нарезать хлеб.

— Но не хочешь?

Он опускает нож.

— Нет.

— Сам выбрал такой образ жизни?

Уолли ухмыляется.

— Именно!

Странный выбор, но я восхищаюсь им. Я часто задумывалась над тем, как слепо люди идут по стопам своих предков: устраиваются на работу, покупают дом, усердно работают, а потом умирают.

— Что ж, — говорю я, — очень смело с твоей стороны, Уолли.

— Благодарю, — отвечает Уолли. — Хотя меня зовут Рокко.

— Ты не похож на Рокко.

Он снова фыркает.

— Тем не менее так меня зовут.

Уолли искусно готовит свой сэндвич: с сыром, нарезанной ветчиной и помидором, — пока я уплетаю свой с медом. Свидание пока проходит неплохо. Мы завязали разговор, едим. Согласно моим исследованиям, все идет как надо. Я отбросила возможность забеременеть сегодня по очевидным причинам. Помимо того что заниматься сексом в парке было бы неловко и, возможно, незаконно, сегодня у меня нет овуляции. Я знаю это наверняка, потому что купила в аптеке несколько тестов на овуляцию, которые скажут мне, когда она наступит (в крошечном окошке теста появится смайлик). В инструкции сказано, что тест необходимо провести на десятый день цикла, с тем, что овуляция должна произойти на четырнадцатый день, и, согласно моим подсчетам, это означает, что второе свидание должно состояться чуть меньше чем через неделю, чтобы я могла выполнить основную часть плана.

— Расскажи мне о жизни в фургоне, — прошу я, проглатывая полный рот сэндвича. Вопросы я подготовила заранее. Я использую тактику задавать вопросы, когда требуется вести непринужденный разговор — так в глазах собеседника вы выглядите заинтересованным и одновременно перекладываете все усилия по ведению беседы на него же. — Что тебе в этом так нравится?

Уолли лежит на покрывале, опираясь на один локоть.

— Мне многое нравится, — отвечает он. — Небольшое пространство для жизни кажется мне уютным, будто спишь в маленьком коконе. Когда идет дождь, я слышу, как он барабанит по крыше; в ветреную погоду чувствую, как фургон качается. Будто я на улице… но защищен. Что еще? Нравится, что вещей много быть не может, поэтому, когда что-то покупаю, задаюсь вопросом — а действительно ли мне это нужно? В итоге у меня только по-настоящему полезные и очень ценные вещи. Нравится, что я ничем не ограничен. Долги, погода, вредные соседи. Мой дом там, где я.

— А где он сейчас?

— Недалеко, в миле отсюда есть парковка, первые четыре часа бесплатно.

— Тебя не напрягает постоянно вот так передвигаться?

— Немного, — признает Уолли, — но в этом есть что-то классное.

Я размышляю над сказанным им.

— Когда я была маленькой, мы часто переезжали. Но не в фургоне. Не могу сказать, что это было… классно.

Уолли приподнялся на локте, устраиваясь поудобнее.

— Почему вы часто переезжали? Родители военные?

Я качаю головой.

— Если честно, сама не знаю. Наверное, хотелось бы жить в одном месте, но… постоянно что-то случалось. Мама теряла работу или домовладелец просил нас съехать. — Уолли смотрит на меня внимательно, и мне становится неловко, но в то же время приятно. Может, именно поэтому я добавляю: — Не лучшая мама на свете, наверно…

Звучит как предательство, не люблю плохо говорить о маме. Это как-то неправильно. Вот Роуз может спокойно так о ней отзываться. Они с мамой никогда не ладили, даже когда мы были детьми. Помню, когда нам было десять, мы с Роуз прятались в шкафу после того, как они с мамой поругались. «Ферн, знаю, ты не понимаешь, — сказала сестра, — но мама у нас не очень хорошая. Ты должна делать, что я говорю, иначе я не смогу тебя защитить. Она плохая мама, понимаешь?» И я ее послушалась.

— Мне жаль, — говорит Уолли.

— У нее была передозировка, когда мне было двенадцать, и нас с сестрой отдали в приемную семью.

Уолли садится.

— Ого! Ферн, это ужасно.

Я сосредоточиваюсь на остатках еды, виноградинах, валяющихся на разделочной доске.

— Мне повезло, что у меня была Роуз. Мы с ней близнецы.

Я ожидаю, как на это отреагирует Уолли. Необъяснимо, но люди удивляются каждый раз, когда слышат, что у меня есть сестра-близнец. На различных мероприятиях и встречах стоит мне упомянуть об этом, и разговор тут же заходит о близнецах в семье того или иного человека, неважно, зачатых естественным или искусственным путем, или что у чьей-то бабушки Маргарет тоже был брат-близнец, но умер при родах. Мне это нравится, потому что только и нужно что кивать да улыбаться, а это намного легче, чем самому рассказывать и отвечать на их вопросы. Но Уолли, что удивительно, похоже, один из немногих людей на земле, которому нечего добавить к разговору о близнецах.

— Роуз — моя половинка, — объясняю я.

Уолли смотрит на меня недоуменно.

— Половинка?

— Ну, ты знаешь. Половинка. Как жена, или муж, или ребенок. Парень или лучший друг. Кого ты укажешь как контакт на экстренный случай, с кем можно поделиться сокровенным. Тот, на кого можно положиться.

Уолли откручивает крышку и делает глоток воды.

— Интересно, — размышляет он.

Разговор начинает сходить на нет, и я решаю, что пора переходить к следующей стадии свидания. Удивительно, но я знаю, что должно произойти. Вчера вечером, готовясь к свиданию, я устроила себе марафон романтических комедий, чтобы научиться, как должно протекать свидание. Применив научный подход, я сделала множество заметок к каждому фильму и, сравнив их, обнаружила много общего. Первый этап каждого свидания был либо немного скучным, либо полной катастрофой, например если человек опаздывал или одевался совершенно неуместно. На следующем этапе каждый участник делился чем-то личным, а на заключительном неизменно происходил какой-нибудь странный инцидент. Например, птица прилетела полакомиться едой влюбленных или кто-то случайно пролил напиток на собеседника, что вызывало у героев бурю смеха, и неизбежно к концу фильма их отношения переходили в романтические. Таким образом, я пришла к выводу, что этап со странным инцидентом — самый важный.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках того, что могло бы послужить поводом для сумасбродного недоразумения, и, так и не дождавшись ничего подходящего, открываю бутылку с водой и выливаю ее содержимое на оставшуюся еду. В растерянности, не зная, что делать дальше, я откидываю голову назад и громко смеюсь. Уолли бросается спасать еду.

— Какого?.. Ферн, ты в порядке?

Его произношение становится особенно совершенным из-за звучащего в голосе недоумения.

Мой смех затихает до неуверенного хихиканья.

— Я… я не знаю.

— Знаешь, кажется, ты самый странный человек из всех, кого я встречал, — говорит Уолли, качая головой. И в тот момент, когда я уже подумала, что все пошло наперекосяк, он смеется. — Поверить не могу, что говорю это, но… мне нравится!

Час спустя, когда мы с Уолли уже собираем вещи, меня вдруг охватывает раздражение. Я пытаюсь понять почему, ведь свидание — по крайней мере, по сравнению с катастрофическими свиданиями из пересмотренных мною комедий, — однозначно было успешным, как вдруг Уолли начинает размахивать руками у меня перед лицом.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

Он протягивает мне телефон.

— Тебе звонят.

— О! — Это объясняет мое раздражение. Звук телефонного звонка — один из самый противных в мире, такой резкий, повторяющийся, сопровождающийся вибрацией. К счастью, мой телефон звонит редко. Роуз отправляет мне текстовые сообщения только в экстренных случаях, а если звонит кто-то другой, я отправляю его на голосовую почту. Но, взглянув на экран и увидев, что звонит Роуз, я чувствую, как сердцебиение мое участилось. Она звонит. Значит, это срочно. Я прижимаю телефон к уху.

— Что такое, Роуз?

— Боже, наконец-то! Надеюсь, я тебя не напугала тем, что звоню? Просто я только что говорила с нашей соседкой, и она сказала, что Альфи много лает.

Я перебираю в голове причины, по которым Роуз стала бы звонить аж из Европы, чтобы сообщить мне о таком.

— Утром, когда ты его кормила, с ним все было хорошо?

Меня охватывает дурное предчувствие.

— Я не кормила его сегодня утром.

— Не кормила?! — недоумевает Роуз. — Почему?

— Почему? — повторяю я, пытаясь понять смысл вопроса, но безуспешно.

— Ферн, — говорит Роуз, — скажи мне, что ты кормила и выгуливала Альфи?

— Я… я не понимаю, — отвечаю я. — Почему ты хочешь, чтобы я это сказала?

Наступает долгое молчание, за которым следуют длинные, но тихие ругательства. Я жду, внезапно почувствовав себя нехорошо.

— Ферн! Я же хотела отдать его в питомник! — говорит Роуз прерывающимся и взволнованным голосом — таким голосом она разговаривает с людьми, когда ей не доставляют какую-нибудь посылку или когда ей выставляют завышенный счет за электричество. Со мной она практически никогда так не говорит. — Но ты настояла! Сказала, что будешь присматривать за Альфи!

Я ничего такого не помню. Но если Роуз говорит, что я так сказала, значит, так и было. На мгновение я задумываюсь о последствиях. С тех пор как она уехала, прошло четыре дня. Четыре дня Альфи без еды и выгула. Я рыщу в чертогах своей памяти информацию о том, как долго собаки могут жить без еды и воды. Тщетно. Мне становится нехорошо.

Роуз щелкает языком, как она обычно делает, когда нервничает.

— Что же теперь делать? — спрашивает она.

Я смотрю на Уолли, он пристально за мной наблюдает.

— Ты сказал, что твой фургон недалеко?

Он кивает.

— Роуз, — говорю я в трубку, — я еду к тебе домой.

Как выяснилось, Уолли очень эффективен в планировании и управлении временем. Когда я объяснила ему, что произошло, он предложил сбегать за фургоном (он в прямом смысле побежал), пока я соберу покрывала и еду. К тому времени, когда я распихиваю все по сумкам и выхожу к воротам парка, Уолли уже ожидает меня в своем оранжевом, винтажного вида фургоне «Комби». Он открывает пассажирскую дверь изнутри.

— Куда ехать? — спрашивает он, и я показываю ему дорогу к дому Роуз, что в пятнадцати минутах езды от Ботанического сада. Он не включает радио и, к моему облегчению, молчит всю дорогу, за что я ему очень благодарна, поскольку мне нужно сохранять ум ясным и сосредоточиться на собаке. Не то чтобы я была сейчас способна много думать. От волнения мне становится дурно. Я обхватываю себя руками, пытаясь сохранить спокойствие. От меня не будет никакого толку для Альфи, если я не возьму себя в руки.

Мы подъезжаем к дому Роуз и Оуэна, все выглядит как прежде. Должно быть, кто-то забирал почту, потому что из почтового ящика ничего не торчит. Интересно, почему Роуз не попросила того, кто забирает почту, кормить и выгуливать собаку? Тогда бы с Альфи все было хорошо. Уолли выходит из машины первым.

— Где он может быть?

— В саду, — отвечаю я.

Уолли бежит к дому, распахивает калитку. Я же с трудом шагаю вслед за ним, по-прежнему обнимая себя за плечи. Я захожу на задний двор и обнаруживаю Альфи лежащим на своей собачьей подстилке на веранде. Он абсолютно неподвижен. Я пытаюсь сделать шаг к нему, но застываю на месте.

Он не двигается, совсем. Я вижу его. Чувствую его волосы и кожу на своих руках. Влажная мертвая плоть.

Я сделала это снова.

Уолли опускается на колени рядом с Альфи.

— Он жив. Все в порядке, Ферн, он жив.

Я киваю, но облегчения особого нет. Альфи жив. Не всем так везет.

— Миска из-под воды сухая, — продолжает Уолли. — Где здесь шланг?

Я не отвечаю. Уолли осматривается и сам его находит.

— Нужно отвезти его к ветеринару, — говорит мне Уолли, наполняя миску водой. Я по-прежнему не могу произнести ни слова, и тогда он говорит: — Ферн? Ферн, послушай меня!

Его голос наконец выводит меня из оцепенения.

— Да, хорошо. К ветеринару.

Уолли ставит перед Альфи наполненную миску с водой. Пес не пьет, и тогда Уолли набирает воду в ладони и подносит к морде пса. Альфи немного пьет, и тогда мой спутник берет его на руки, будто новорожденного младенца.

— Ферн, — обращается он ко мне, — можешь открыть дверь фургона?

Я открываю. Когда я пристегиваюсь на пассажирском сиденье, Уолли протягивает мне Альфи, укладывая так, чтобы голова его покоилась на моем локте. Весь процесс означает, что Уолли должен прикоснуться ко мне по меньшей мере несколько раз, но тем не менее я от него не отшатываюсь.

У ветеринара густые седые брови. Я наблюдаю за ними, пока он говорит, как сильно Альфи повезло. Очевидно, что он обезвожен (пес, не ветеринар), но спустя несколько часов под капельницей ему намного лучше. На самом деле ветеринар больше обеспокоен тем, как вообще такая путаница произошла. Говорит, что в таких случаях обычно звонит в Королевское общество защиты животных, а там уж проверят, адекватные ли у него хозяева, но Уолли удается уверить его, что с нами Альфи в безопасности и что мы о нем позаботимся. Он на удивление убедителен. Под конец я сама ему почти поверила.

— Уверяю вас, — говорит он, — это все ужасное недоразумение. Альфи в отличных руках.

Я смотрю на свои руки. Когда я снова поднимаю глаза, ветеринар смотрит на меня.

— Вы работаете, мисс Касл?

— Да, — отвечаю я. — Я библиотекарь.

— Значит, большую часть дня вас нет дома?

— Да, но…

— Я побуду с Альфи, пока она на работе, — встревает Уолли. — Я догситтер. Глаз с него не спущу.

Я смотрю на него удивленно, но он старательно не смотрит в мою сторону. Ветеринар переводит взгляд с Уолли на меня и обратно. Наконец, выдохнув, он соглашается:

— Ему нужно давать воду маленькими глотками каждый час на протяжении нескольких дней. Я дам вам электролитный порошок. Если не будет пить, дайте ему полизать кубик льда. Привезите его ко мне через пару дней, я бы хотел убедиться, что о нем заботятся. Договорились?

— Хорошо, — отвечаем мы с Уолли в унисон.

— Запишитесь на прием на регистратуре. Жду вас через два дня.

Мы оба киваем, и через несколько минут ветеринар отдает Альфи нам на попечение.

По дороге домой мы заезжаем к Роуз, чтобы взять корм для Альфи, поводок и миску для воды, после чего я звоню сестре. Все прошло лучше, чем я ожидала. Роуз успокаивается, узнав, что с Альфи все хорошо. Она извиняется за то, что рассердилась, и корит себя — нужно было отдать пса в питомник, как она и планировала. Я отвечаю ей, что забираю Альфи к себе, он поживет у меня до тех пор, пока она не вернется. Не знаю, почему не предложила это сразу, когда Роуз просила присмотреть за ним. Жаль, я не помню.

— Как Оуэн? — спрашиваю я.

— Отлично. Передает тебе привет.

— Передай ему тоже.

— Хорошо.

— Хорошо проводишь время?

— Да, все прекрасно. Но я скучаю по тебе.

— Я тоже по тебе скучаю.

Я быстро завершаю разговор, отчасти потому, что Роуз занята с Оуэном, а также кажется невежливым болтать по телефону, пока Уолли сидит рядом. Я поговорила с сестрой, но душа все равно болит от всего, что произошло. Все могло быть гораздо хуже. Еще несколько часов — и…

— Перестань об этом думать, — говорит Уолли.

— Не могу.

— Главное, с Альфи все в порядке, так?

— Пока, — отвечаю я.

— Пока? — смеется Уолли. — Планируешь навредить ему?

Такое необязательно планировать, я думаю.

— Не помню, чтобы Роуз просила меня. Ничего такого, и это больше всего меня пугает.

— Ну, может, она забыла попросить? — предполагает Уолли. — Она готовилась ехать за границу — наверняка у нее на уме был миллион дел. Может, просто вылетело из головы?

Я качаю головой.

— Роуз ничего не забывает.

— А ты забываешь?

— Да. Регулярно.

— А вот это удивляет.

Да уж, меня тоже, причем всегда.

— Временами это утомительно, — признаю я. — Все время беспокоиться, что я могу что-то забыть или что могу сделать что-то не так, если оставить все на меня. — Обычно я не веду таких эмоциональных бесед и сейчас чувствую себя немного некомфортно. Может, это побочный эффект от свидания?

— Почему ты думаешь, что можешь что-то сделать не так? — спрашивает Уолли.

— Опыт прошлого, — отвечаю я, когда мы сворачиваем на мою улицу. Я указываю на свой дом. — Я живу вот здесь.

Уолли останавливается перед домом. Он поднимает ручной тормоз, а затем одним ловким движением водружает очки обратно на нос — жест, успевший стать его визитной карточкой.

— Как же ты живешь с этим страхом?

На такой вопрос хорошего ответа не существует.

— Просто… живу. А какой у меня выбор?

— Ого, — говорит Уолли, — это смело.

Я не знаю, что на это ответить. Кажется, самое время сменить тему.

— Ты это серьезно говорил, что присмотришь за Альфи, пока я буду на работе? — спрашиваю я.

— Я не говорю того, чего не собираюсь делать.

— Что ж, тогда… увидимся в понедельник утром? В девять?

Уолли согласно кивает, и я осторожно выскальзываю из фургона, держа Альфи на руках. Наблюдая, как он уезжает, я ловлю себя на мысли, что испытываю некое удовлетворение. Что же с этим миром не так, если кто-то вроде меня может остаться довольным после того, что сделал?

Я засыпаю быстро, но просыпаюсь резко, ловя ртом воздух.

Мгновенно ориентируюсь, где я. Ни долгого пробуждения, ни замешательства. Я знаю, где нахожусь. Знаю, что это был сон, хотя по-прежнему ощущаю холодное влажное тело в своих руках, брыкающееся и извивающееся, а я все сжимаю его до дрожи в пальцах. И знаю, что это был не просто сон. Это воспоминание. Предупреждение. Большей частью это напоминание. Не беги впереди паровоза, Ферн. Помни, на что ты способна.

Будто я смогу забыть.

На часах 3:43 утра. До рассвета еще несколько часов. Если я сейчас лягу на другой бок и быстро засну, то, может, удастся еще немного поспать. Видит бог, мне нужно поспать. Еще три недели без Роуз. Как мне это пережить?